Веня подошел к окошку консьержки и поздоровался. Ухоженная, хорошо одетая дама, больше похожая на учительницу-ветерана, глянула на гостя сквозь очки с толстыми стеклами и спросила:
— Вы к кому?
— К Оксане Мартынчук.
— Сожалею, но она уехала.
— Давно?
— В воскресенье рано утром. Часов в шесть утра.
— Куда?
— Не знаю. Она позвонила мне сверху и сказала, что уезжает. Попросила, когда приедет такси, сказать шоферу, чтобы поднялся в ее квартиру, помог с багажом. Машина приехала, и шофер поднялся наверх. Минут через десять они спустились с двумя огромными чемоданами и собакой. Я только успела крикнуть ей вслед: «Надолго?» Она ответила на ходу: «В отпуск». Вот и все.
— Какая у нее квартира?
— Шестая, на третьем этаже.
— Странно. Уехала в отпуск, а балконную дверь не закрыла.
Женщина встревожилась:
— Не может быть.
Она встала, вышла из своей уютной комнатки, где даже диван стоял. Дом относился к категории помпезных сталинских построек и имел огромные балконы с широкими перилами из камня. Чтобы разглядеть двери балконов третьего этажа, пришлось перейти на другую сторону улицы.
— Ну что вы мне говорите. Закрыт у нее балкон.
Женщина указала ему точное направление.
— Этот? А я думал, соседний.
— Соседний относится к пятой квартире. Той, что напротив.
— Теперь понял. Странно, что она уехала. Я же звонил ей и предупреждал о своем приезде. Я из Одессы. Друг семьи.
— Семьи? Она же сирота. В отпуск ездит к своим подружкам. Полные чемоданы нарядов им возит, купленных на Черкизовском рынке.
— В Одессе своя толкучка есть, лучше нашей.
— Не знаю, не была. К Оксане никто никогда не приезжал. Даже друзья не приходили. Тихоня.
— Могу с вами согласиться. И работала тихо.
Скуратов направился к своей машине.
6
Стоя у окна своего шикарного кабинета, владелец отеля Рашид Мамедов смотрел на мир с высоты четырнадцатого этажа, держа руки в карманах, и рассуждал:
— Вся система службы безопасности ни к черту не годилась. Обвинять я никого не могу, мы сами во всем виноваты. Поторопились. По графику отель должен открываться на Рождество. Мы планировали устроить грандиозную встречу Нового года, но совет директоров пересмотрел сроки. Испугались. Думали, ну кто поедет в чужую страну, где, рассказывают, по улицам бродят медведи? Новый год встречают в проверенных местах. Мы решили запустить пробный шар, показать себя в полном блеске. И это получилось. Клиенты в восторге и можно со спокойной душой готовиться к новогодним каникулам, не беспокоясь, что деньги будут пущены на ветер. Презентация — праздник на один день. Мы не собирались открывать отель завтра же, недоделок еще хватает. В идеальное состояние приведены только шесть этажей, которые мы заселили гостями. Нагнали четыреста человек прислуги. Я говорю обо всем обслуживающем персонале. И надо понимать, что в коллектив попали случайные люди. Мы ни с кем не заключали долгосрочных контрактов. Какие претензии можно предъявлять службе безопасности, когда никто никого никогда не видел в лицо. Бирки на груди — не гарантия. Личный персонал проверяется не одним днем. Годами. Лет через пять я вам смогу сказать, какой портье или горничная чего стоит. За первый, второй год работы обслуга может поменяться на сто процентов, и не однажды. Мы же открылись на неделю. Неделя шика и роскоши. Я до сих пор уверен, что мы сделали правильный маркетинговый ход. Конечно, от неожиданностей никто не был застрахован. Но больше всего мы боялись пожара. Умышленного поджога, взрыва, любой пакости, на которую способны конкуренты. Но на двойное ограбление никто не рассчитывал. На гостей и постояльцев я грешить не могу. Значит, персонал.
Полковники Кулешов и Федоров терпеливо выслушивали долгую песню генерального директора, который разговаривал, скорее сам с собой, успокаивая свою нервозную натуру.
— Расскажите о ваших договоренностях с галереей, — попросил Кулешов. — Как вам удалось уговорить Баскакова доверить свои шедевры отелю. Вы же не выставку устраивали, а повесили картины в апартаментах.
— Это объяснимо. — Рашид вернулся к столу и сел в свое удобное кресло. — Баскаков один из самых крупных галерейщиков России. Я говорю о частных коллекциях. Третьяковка мне ничего не даст и Пушкинский музей тоже. Баскаков в свое время выступал в качестве эксперта русской живописи в США и Франции, назвав сотни картин и икон известных галерей подделками. И он прав. Это долгая история. Сталин продавал подделки американцам, начиная с тридцатых годов. На него работали специальные мастерские копиистов, расположенных на территории Кремля. На эти копии ставили штампы Третьяковки и Эрмитажа, выдавали сертификаты подлинности. Так что наш «отец всех народов» тоже дорожил достоянием отечества. Теперь выяснилось, будто в Метрополитене висит туфта. На Баскакова очень обозлены западные коллекционеры. Он сделал их нищими. И я предложил ему компромиссное решение. Раз он не хочет продать нам свои картины, то пусть даст их напрокат. А мы пригласим на презентацию самых лучших экспертов по русской живописи и повесим подлинники в их номерах. Пусть удостоверятся в том, что Баскаков не хранит у себя дерьмо. Для собственного престижа мы объявили гостям, что все картины мы выкупили у галереи. Так был найден компромисс.
— И поэтому вы отключили сигнализацию, когда французские эксперты сняли картину со стены? — спросил Кулешов.
— Вы правильно поняли. Но сигнализация была тут же включена, как только постояльцев известили о начале вечера. У лифта восьмого этажа дежурили двое охранников, на первом этаже еще двое и два десятка в холле. Разумеется, обслуживающий персонал они пропускали. Я говорю о девушке и парне, отравленных шампанским в электричке. И если, как вы предполагаете, в деле замешан двойник, то он тоже мог пройти в номер.
— Но Константинес уже находился в номере, — поправил Мамедова Федоров. — Охранники знали об этом, так же как дежурная по этажу. И вдруг появляется дубликат знаменитого грека.
— Нечаев допрашивал ребят, дежуривших у лифта. В три часа дня все гости были приглашены на обед. После обеда разошлись по номерам на отдых. Так вот. После обеда жильцы восьмого этажа вернулись в двух лифтах. Гурьбой. Следом приехало еще два лифта, и опять полные. Был ли среди общей группы Константинес, никто не запомнил. Он мог пойти погулять по городу, а потом вернулся один. Вот тогда его заметили, но кто же мог знать, что это двойник?
— Вы говорили, будто швейцар вызвал лимузин к подъезду, когда вечером двойник вышел из отеля? Так? — попытался уточнить Кулешов.
— Нет. Машина подъехала без всякого вызова, как только двойник вышел на улицу. За настоящим Констан-тинесем был закреплен «Мерседес» представительского класса, его никто не вызывал. Машина стояла на нашей парковке, как и все остальные, а шофер «Мерседеса» дремал за рулем. Зачем греку понадобилось выходить на улицу, объезжать отель и заходить обратно через гостевой вход? Для постояльцев есть специальный лифт из холла отеля, ведущий в фойе перед концертным залом, где собирались гости. Там не было ни одного иностранца. Все вместе собрались после вступительной части и показа мод на банкете.
— Двойник вынес картины и оставил их в лимузине, а в отель вернулся пустым, — пояснил Федоров.
— Зачем? — удивился директор. — Он же украл картины. Ему надо смываться, а он возвращается.
— Возможно, двойник был замешан и во втором ограблении. Только он мог беспрепятственно вынести бриллианты. Какое-то время он тусовался среди гостей, а потом бесследно исчез. Как? — задал вопрос Кулешов.
— Поднялся на лифте в холле отеля и опять вышел на улицу.
— Это мог сделать любой? — спросил Федоров.
— Нет. Охрана не впустит в лифт человека, если у него нет электронного ключа от номера, в котором он остановился. Гости не могли пройти в апартаменты. Лифты обслуживали только постояльцев, — разжевывал ситуацию Мамедов. — Но мы знаем, что ключ из номера Константинеса пропал. Значит, украл его двойник, открыв себе доступ в любое место. Мы не ограничивали иностранцев в передвижении. Они должны были видеть грандиозность нашего творения — холлы, бары, рестораны, тренажерные залы, казино. Люди с улицы в эти места не допускались. Любопытных слишком много, мы не хотели устраивать толчею. Иностранные журналисты приехали за день до почетных гостей, для них была организована экскурсия под присмотром.
— Они видели картины? — спросил Федоров.
— И даже фотографировали их. Но в пятницу сигнализация не отключалась.
В кабинет вошел Эдди Нечаев с листком бумаги в руках.
— Кажется, в нашем деле появился просвет, — сказал он взволнованным голосом и, подойдя к столу, положил документ перед директором.
В кабинет вошел Эдди Нечаев с листком бумаги в руках.
— Кажется, в нашем деле появился просвет, — сказал он взволнованным голосом и, подойдя к столу, положил документ перед директором.
— Что это? — спросил Мамедов, надевая очки.
— Письмо. Пришло по электронной почте. Его отправили из интернет-кафе. Концов мы не найдем.
Мамедов уткнулся в бумагу, пробежал глазами, потом начал читать вслух:
— «Хотите получить свои картины назад, готовьте пятьдесят миллионов долларов. Заплатите бриллиантами весом по пять карат. Свяжетесь с ментами — сделка не состоится. Если согласны, то дайте в газете "Из рук в руки" объявление следующего содержания: "Продается уникальный столовый сервиз из серебра на пять персон". И помните, картины предложены не только вам. Я объявил конкурс. Кто первый подсуетится, тот их и получит. Всем известно, что я прошу полцены».
Директор отбросил бумагу и ударил кулаком по столу:
— Мерзавцы! Наглецы!
— А по-моему, достаточно разумные люди, — прокомментировал Нечаев. — Нам предлагают заплатить пятьдесят, чтобы мы вернули себе сто.
— Почему сто? — спросил Кулешов.
— Залог, выданный Баскакову, — пояснил Нечаев. — Грабитель в курсе событий. Мне непонятно, как он собирается произвести обмен. Что касается его предупреждения о ментах, то это стандартное условие, обычная приписка. Он не дурак и знает о следствии, о том, что все, кому надо, письмо прочтут и на него выставят капканы. Я не понимаю, на что он рассчитывает.
— А что вас так удивляет? — спросил Федоров.
— Пятьдесят миллионов в карман не положишь. И наличность в таких размерах не так просто найти. Проще всего предоставить нам счет в оффшорной зоне и потребовать перевести деньги туда. Счет может быть номерным. Деньги переведут ну, скажем, на Филиппины, он их тут же перебросит на Гаваи, а потом на Кипр. Они будут гулять по свету, пока в один прекрасный момент не превратятся в ценные бумаги. Могут на первой же стадии деньги разделить на части и раскидать по разным странам. Это я называю деловым подходом.
— А если у вора нет возможности мотаться по свету? — ухмыльнулся Федоров.
— Если у него нет такой возможности, — вступил в разговор Кулешов, — то бриллианты ему не нужны. Что он будет с ними делать в России? Расплачиваться камешками в супермаркете? Я прошу прощения за свое невежество, господа миллионеры, мы люди далекие от денег. Здесь звучат какие-то заоблачные цифры. По мне, что тысяча долларов, что миллиард — одно и то же. Я не понимаю, что можно делать с такими деньгами и что можно на них купить…
— Не так много, — сказал Мамедов. — Мы ведем переговоры о покупке ресторана «Прага». Вы знаете, что это такое. Хозяин хочет получить за него триста восемьдесят миллионов, а престижная квартира в Москве может стоить десять миллионов. По сути, вор сможет купить себе пять хороших квартир на Тверской за эти деньги или три. особняка на Рублевке. Примерно так. Но Эдди прав. С бриллиантами связываться очень опасно.
— Какое количество бриллиантов можно купить на пятьдесят миллионов? — полюбопытствовал Федоров.
— Бриллиант бриллианту рознь, — с деловым видом начал объяснять Нечаев. — Не буду вдаваться в подробности, возьмем средний вариант. Обычный камень оценивается приблизительно в пять тысяч долларов за карат. Бриллиант в пять карат может стоить двадцать пять тысяч. На пятьдесят миллионов можно купить две тысячи стандартных пятикаратных бриллиантов. Но если мы будем говорить о камнях высшей пробы, чистой воды, особой огранки, то и тысячи не купишь. Я вот о чем подумал. Бриллианты нужны ювелирам. Они не станут их продавать и найдут применение. У Печерникова украли «Око света». На восстановление шедевра денег у него нет, да и сроки не позволяют. Они в цейтноте.
— Мы с вами отлично друг друга понимаем, Эдди, — кивнул Кулешов. — И кандидатура Печерникова меня устраивает. Но есть одна нестыковка. Зачем Печерникову понадобилось воровать картины?
— У него же украли бриллианты. Хочет возместить ущерб.
— Вы забываете, что картины и «Око света» были украдены в одно и то же время. В тот вечер он ни о какой компенсации не думал. А ограбление продумывалось и просчитывалось загодя. Вы думаете, так просто найди двойника Константинеса? Во-первых, организаторы ограбления должны были видеть Константинеса раньше или иметь его фотографии в значительном количестве в разных ракурсах. Во-вторых, они должны были знать, что его пригласят на открытие отеля. Его пригласили с вашей подачи, вы участвовали в составлении списков. И третье. Кто мог знать, где его поселят? Почему самые дорогие картины оказались в его номере?
— Этого никто не мог знать, — нахмурившись, ответил Нечаев. — Номера разыгрывались по жеребьевке.
Кулешов махнул рукой:
— Жеребьевку можно подтасовать. Те же карты. Кто ее проводил?
— Я, — ответил Мамедов. — Но зачем мне что-то подтасовывать? Все гости имели высокий статус, мы никому не отдавали предпочтение. Каждый подходил к барабану и вытаскивав из него ключ от номера. Кстати, грек вытаскивал последним. Ему достался номер с картинами Кандинского. Вот и все.
— Намудрили, не расхлебаешь! — раздраженно воскликнул Кулешов. — Как вы будете реагировать на письмо?
— Сегодня же соберем совет директоров. Такие вопросы я не могу решать в одиночку, — ответил Мамедов.
— Что ж, держите нас в курсе дел.
Ничего нового из этого визита полковники не почерпнули. Ни один вор не рискнет пойти на прямой обмен: он может не вернуть картины, а ему вместо бриллиантов подсунут хорошо выполненную подделку. Риск себя не оправдывает. Все слишком примитивно для человека, устроившего безукоризненное ограбление. А скорее всего не одно, а два. И Кулешов, и Федоров не сомневались в том, что дело о краже картин и бриллиантов совершила одна группа, и это высококвалифицированные аферисты. Вряд ли на такие тонкости способны примитивные уголовники. Да и зачем им нужны уникальные драгоценные камни и произведения искусства?
Опыта работы со светскими авантюристами ни у Кулешова, ни у Федорова не было за всю их многолетнюю практику.
7
Банковский менеджер ввел данные девушки в компьютер и подал ей ключ с брелоком, на котором стоял номер 839.
— Теперь вы можете пользоваться своей ячейкой.
— И что я должна делать? — наивно взглянула на служащего Дина.
Молодой человек улыбнулся. Девушка ему очень понравилась. Впрочем, ничего удивительного, Дина покоряла сердца многих мужчин. Она знала о своей привлекательности и умела ею пользоваться. Но ее запоминающаяся внешность была и недостатком, Дина не могла остаться незамеченной, даже если этого хотела.
— А дальше, — молодой человек едва не высунул голову из окошка, — вы пересечете операционный зал, спуститесь по той лестнице вниз и упретесь в решетчатую дверь. За дверью сидит дежурный. Покажете ему ключ, дверь откроется. Зайдете в хранилище, назовете свой номер ячейки. Вам дадут карточку, на которой вы распишетесь. Вашу подпись сравнят с электронным образцом, и вы пройдете к своей ячейке. Ничего сложного.
— Моему преподавателю по электромеханике тоже все было понятно, и он всегда удивлялся, почему у него такие тупые студенты.
— А вы веселая! — еще шире улыбнулся молодой человек.
— С чего бы мне плакать? Я в полном порядке. Чао! Еще увидимся.
Это прозвучало как обещание. Дина всегда оставляла надежду мужчинам. Никогда не знаешь, кто тебе будет полезен в будущем, жизнь такая непредсказуемая штука.
Глотая слюнки, парень смотрел вслед высокой красавице, виляющей округлой попкой, он не мог оторваться, пока девушка не скрылась, начав спускаться вниз.
Дина подошла к решетке, постучала ключиком по стальному пруту. Дежурный, сидевший за столом, взглянул на нее, решетчатая дверь уползла в потолок.
Показав брелок с номером, новая клиентка получила бланк, расписалась на нем. Пока клерк сравнивал ее подпись, девушка осмотрелась. Никелированные стены со множеством проходов, словно улицы в новом районе, где стоят типовые дома. Никаких ориентиров. Пол выложен плиткой из толстого матового стекла с медными прожилками, разделяющими плитку на квадраты. Он выглядел очень хрупким, Дине показалось, что она расколет стекло своими каблучками-шпильками.
— Можете проходить, — сказал клерк, возвращая ключ.
— Куда?
Это был не вопрос, а возмущение.
Клерк набрал на клавиатуре номер ее ячейки, и под плиткой загорелись лампочки. Высветилась дорожка.
— Идите по светящемуся кафелю, он приведет вас к вашему сейфу.
Дина взяла ключ и пошла. Веня просил ее запомнить дорогу. Девушка обладала хорошей зрительной памятью, но тут нечего запоминать, кроме поворотов. В дремучем лесу легче сориентироваться, все деревья разные, можно зарубки оставить, а тут?… Светящаяся дорожка все время петляла. Дина была уверена, что есть прямой путь или более легкий, что ее специально запутывают. Она прошла коридор с ячейками, номера которых начинались с тройки, а в соседнем переулке они начинались с семерки. Нумерация была сбита умышленно и носила хаотический характер. Номера ячеек не могли стать ориентиром. Дорожка сделала восемь поворотов налево и пять направо. Ее гоняли по кругу, но по разным переулками, и она ни разу не попадала в одно и то же место. Если светящиеся плитки погаснут, самостоятельно человек из лабиринта не выберется.