Папка выглядел очень серьёзным и даже обеспокоенным, и у меня на душе все-таки поселилась тревога. Вспомнила Генкины слова о том, что если отец о нас с ним узнает, точно будет много шума. И скорее всего, не только шума. Такую ложь он даже мне не скоро простит, что уж говорить о Завьялове, который, вообще-то, защищать меня должен от всяческих напастей.
Я всё утро, на занятиях, об этом думала, никак не могла успокоиться и оправдание достойное себе найти, как обычно поступала, когда была неправа, но мне чего-то очень хотелось. И отвлеклась от неприятных мыслей только когда приехала к Завьялову, и пришлось руководить сборкой мебели. Как раз привезли кровать, и я очень беспокоилась, не повредили ли грузчики мягкую спинку, которая должна будет крепиться к стене. Всё то время, что сборщики кровать собирали, я стояла у них над душой и следила зорким взглядом за их работой. И поэтому не сразу заметила появившуюся в квартире гостью. Она вошла через распахнутую настежь входную дверь, и принялась с интересом осматриваться. Я поначалу не придала значения её появлению, решила, что она декоратор или ещё какой работник, но уж слишком заинтересованно она по сторонам поглядывала. И всё чаще в мою сторону косилась, чем, по сути, моё внимание и привлекла. Я настороженно сузила глаза, наблюдая за ней, окинула оценивающим взглядом. Так, ничего особенного, разве что взгляд чересчур вызывающий, внимание к её лицу приковывает.
— Вы кого-то ищете? — поинтересовалась я чуть свысока.
Девушка снова в мою сторону повернулась.
— Гены нет?
Я сложила руки на груди, и повторила за ней, подтверждая:
— Гены нет. А вы по какому вопросу?
Она странно усмехнулась и уселась в новое кресло, стоявшее посреди гостиной.
— Я его подожду.
Такой наглости я, признаться, не ожидала. И пока раздумывала, что предпринять, Завьялов появился. Кинул взгляд на работающих сборщиков, и тут же к девушке повернулся, меня даже взглядом не удостоив.
— Ты уже приехала? — И руку ей протянул. — Пойдём на кухню.
Я, с открытым от удивления ртом, наблюдала за тем, как он уводит девушку с моих глаз, да ещё и за плечи её приобнимает. Я пребывала в полной растерянности. Это что такое происходит? Ни секунды больше не сомневаясь, я направилась в сторону кухни, вслед за удалившейся парочкой. Правда, заходить в кухню не стала, остановилась в дверях, наблюдая. Генка с девушкой о чём-то негромко беседовал, стоя у окна, слов я не слышала, но зато прекрасно видела, как он достал из кармана пачку денег и гостье отдал. Я брови вздёрнула, а Завьялов девушке сказал:
— Всё, иди.
Гостья спорить не стала, направилась к выходу, а проходя мимо меня, чуть замешкалась и даже улыбнулась, чересчур приторно.
— До свидания.
Я ей не ответила, лишь сильнее нахмурилась.
— Я забыл, что ты тут мебельный салон устроила, — сказал мне Генка вместо объяснений и извинений. А я в свою очередь решила поинтересоваться:
— Завьялов, ты не обнаглел, нет?
— Вась.
— Прекрати "васькать". Я, как последняя дура, кровати ему покупаю, а он каких-то баб за деньги водит! И ещё за какие деньги!..
Он подошёл ко мне, в глаза заглянул, а потом, совершенно неожиданно для меня, обхватил пальцами мой подбородок.
— Уймись, сказал. Это моя сестра.
— Сестра? — удивлённо повторила я, а Генка меня уже отпустил и из кухни вышел. Я направилась следом за ним в прихожую. — У тебя есть сестра?
Завьялов обернулся и уже не таким напряжённым тоном, сказал:
— Представь себе. Ещё вопросы будут?
Мне очень хотелось ответить, что, конечно, будут, но что-то меня удержало от подобной наглости. Промолчала, а Генка довольно кивнул, добавил:
— Я ушёл, — и вышел за дверь. А я осталась, обескураженная.
Все последующие дни я ждала, что он мне про сестру расскажет. Хоть эта девушка мне и не слишком с первого взгляда понравилась, о чём я, конечно, благоразумно умолчала, но мне всё равно хотелось знать всё о Генкиной семье. А он молчал. Делал вид, что ничего не было и никто не приходил. А если я принималась осторожно его расспрашивать, сразу переводил разговор на купленную мною мебель, на покупки, лишь бы на мои вопросы не отвечать. Я терпела, во-первых, мне ничего другого не оставалось, а во-вторых, интуитивно чувствовала, что что-то здесь не так, и старалась искренне радоваться, когда Генка говорил, что доволен моими стараниями. Меня же новая мебель уже не так сильно интересовала, что в ней особенного? Стоит себе и стоит. А вот то, что у Завьялова в голове и на сердце, очень меня интересовало. И единственное, что запомнила, в какой тревоге заметался Генкин взгляд по обновлённой гостиной, когда он только зашёл туда, чтобы оценить результат. Я заметила беспокойство в его глазах, когда он не увидел своего дивана, и у меня само вырвалось:
— Стол у окна поставили, просто скатертью накрыли. И стулья новые к нему подобрали.
Генкины плечи тут же расслабились, и он коротко кивнул.
— А откуда у тебя этот стол? — не утерпела я.
— Бабушкин, из её квартиры.
— А-а, — протянула я, хотя этот ответ мало что для меня прояснил. — А бабушка…
— Умерла.
Иногда Завьялов становился невозможным, невыносимым человеком, так и хотелось разбить что-нибудь о его голову. Если он не хотел говорить, из него лишнего слова было не вытянуть. Скажет полслова и замолчит, а ты об остальном сама, как хочешь, догадывайся. Но не мытьём, так катаньем, постепенно, но я всё из него вытянула. Присматривалась, прислушивалась, и в итоге о многом сама догадалась, и Завьялову ничего не оставалось, как объясниться, чтобы я себе лишних небылиц не напридумывала. Но видит Бог, он сопротивлялся, как мог. Но так случилось, что я познакомилась не только с его сестрой, но и с младшим братом. Неприятный тип, от общения с которым у меня мурашки величиной с кошку, честно. Ещё неприятнее, чем его востроносая хитрющая сестрица, которая каждый месяц за деньгами к старшему брату приезжает. Стас — нахальный, беспардонный тип, залюбленный своими родителями просто до безобразия, так я считаю. И если я избалованная и испорченная, как некоторые считают, то в случае Стасика — это просто клиника. К тому же, у него жуткая манера ввязываться во всякие дурные компании и неприятности, из которых его вытаскивать приходится Генке. Порой звонки его родственников меня просто до бешенства доводили. Так и хотелось сказать ему: "Сядь рядом со мной и сиди, пусть сами со своими проблемами разбираются!". Лично мне, никого из них жалко не было. Я всегда на своих биологических родителей поражалась, но родня Завьялова — это полное безобразие. Во-первых, Генка их практически содержал, хотя все его родственники были людьми взрослыми и работоспособными, но средств к существованию им вечно не хватало. Оксана, Генкина сестра, год назад замуж вышла, но всё равно к брату за деньгами приходила, как по расписанию. Запросы у неё, видите ли!.. Я вот искренне считаю, что запросы должны быть обращены к тому, кто содержать тебя обязан. К отцу, ладно, пусть к брату, но если у тебя есть муж, то пусть он зарабатывает и жену балует. И жить тогда нужно по его заработкам, раз мужа себе сама выбрала. Я даже Завьялову это объяснить попыталась, но он, кажется, всерьёз мои слова не воспринял. И тогда я ещё до конца не понимала истинную причину.
Во-вторых, Стасик. Это отдельная головная боль. Такое чувство, что мозгов у парня не было совсем. Что он только не творит! Кажется, всерьёз верит, что ему в этом городе можно всё. Тоже мне, принц… Это мне всё можно, а он кто такой? Да, каждый раз, когда он влипает в неприятности, спасать его приезжает Завьялов, и все знают, кто он такой и чего стоит ждать, если Генку рассердить. Но всё равно, что это за самоуправство? Это я про Стасика. Он постоянно ввязывается в драки, он зависает в клубах, деньгами швыряется, словно они у него есть или он хоть что-то зарабатывает. А однажды, как я выяснила, Генке даже пришлось его от суда и тюрьмы отмазывать, когда этот недоумок, в компании пьяных дружков, отправился магазин грабить. Видите ли, денег у них не хватило расплатиться на кассе, и они решили взять своё бесплатно. Даже удивительно, как в таком тщедушном, хрупком тельце, столько дури и пакости уместиться может. Генке ничего не стоило братца одним ударом кулака, размером с его голову, пришибить, а он вместо этого с ним возится и лишнюю головную боль себе наживает. А все его родственники относятся к нему так, словно он обязан им помогать — и деньгами, и делами. И я очень долго думала, что Генка всё делает из любви к семье, что его так воспитали, вот и мается мужик. А когда правду узнала, долго в себя прийти не могла от шока.
Оказывается, он с ними даже никогда не жил! И с матерью со своей не жил. Она родила его в семнадцать лет, непонятно от кого, и отдала на воспитание своей матери, за ненадобностью. Это Генка произнёс это слово, произнёс абсолютно будничным тоном, а у меня сердце ёкнуло и почти остановилось в тот момент. Как это — за ненадобностью? Он же был младенцем, и ещё не успел ей надоесть, не успел вырасти и её обидеть хоть чем-то, а он уже стал не нужен?
Воспитывала Генку бабушка, и лет до пяти он свою мать вообще не видел, только на фотографиях. Она была занята тем, что устраивала свою жизнь, даже в Москве несколько лет жила, потом вернулась, вышла замуж и родила других, нужных ей детей. А про старшего сына не помнила или не хотела вспоминать, даже мать навещала очень редко. Генка мне сказал, что не помнит, чтобы в детстве особо страдал без матери, ему вполне хватало бабушки, это уже когда постарше стал, в школу пошёл, начал задумываться, почему он ей неинтересен. Но бабушка обсуждать с ним его родную мать отказывалась, и ему ничего не оставалось, как свыкнуться с мыслью, что родителей у него нет, есть только бабушка, и думать надо только о ней. Жили они хорошо, Генка с некоторой гордостью говорил, что был неконфликтным ребёнком, бабушке старался помогать, благо физические возможности позволяли, правда, денег всегда не хватало, помощи со стороны не было, но и к этому, в конце концов, привыкли, экономия стала нормой жизни. Хоть Генка и говорил про безденежье с лёгкостью, но я, уже неплохо его зная, догадывалась, что ему, наверняка, хотелось всё изменить. И если посмотреть на него теперешнего, уверенного в себе и в своём завтрашнем дне, понимаешь, что цели своей он, в конце концов, добился: у него есть деньги, квартира, машина, он многое может себе позволить, но что со всем этим дальше делать, он, кажется, придумать не смог. Вот и раздавал деньги направо и налево, выручая дорогих, в прямом смысле этого слова, родственников.
С матерью общаться начал только после смерти бабушки. Генку должны были забрать в армию, и на кого-то нужно было оставить квартиру и заботы об установке памятника на бабушкиной могиле. Генка мне сказал, что в то время он сам себе напоминал бедного родственника, и мать относилась к нему, скорее, с сожалением и снисходительностью, как к чужому, а не к сыну. Они не знали, не умели общаться, всё было непривычно и неловко. Он даже рад был уйти в армию, чтобы сбежать от свалившихся на него родственных отношений, которые его жутко смущали. Но и спустя два года, когда он вернулся, легче и проще не стало. Никто не поинтересовался, не нужно ли ему что, помощь или просто поддержка, и Завьялов сам навязываться семье матери не стал. Знал, что мать его стесняется. Она была ещё достаточно молодой женщиной, и он, на роль её сына, совсем не подходил. Вот Стасик — да. Худенький, белокурый мальчик с ясными глазами, очень воспитанный, занимающийся в музыкальной школе. А когда Генка появлялся в их доме, к своим годам вытянувшийся до сто девяносто двух сантиметров, с пудовыми кулаками, стриженным по военному затылком и громовым голосом, все начинали нервничать, даже муж матери. Никак он не вписывался в их семью, а когда говорил: "Мама", та неизменно вздрагивала. А в итоге всё получалось не так, как должно было случиться по всем законам справедливости. Через несколько лет лучистые глаза Стасика потухли из-за его неуёмной любви к выпивке и гулянкам, Оксана превратилась в отъявленную лентяйку, а единственный, кто добился достатка и благополучия — это Генка. Всё наоборот, и его мать это, наверняка, злит. Именно у её старшего, такого ненужного сына, с мозгами оказалось всё в порядке, и ему вменили в обязанность — заботиться обо всех остальных. Уж не знаю как, но его заставили, ему внушили ответственность за семью, к которой он, по сути, никогда и не принадлежал, и Завьялов послушно взвалил на себя эту ношу и теперь тянет на себе родственников в светлое будущее. И я прекрасно понимаю, что всё это из-за его матери. Он всё ещё пытается доказать ей, что заслуживает её одобрения, не смотря ни на что.
Может, поэтому он и ко мне так относится? У меня тоже сложности с родителями, разве что моя мать не отдала меня сразу после рождения, не спихнула ответственность за меня на кого-то другого. Правда, ей самой очень быстро наскучили пелёнки и детские проблемы, и я заняла лишь небольшую часть её жизни, и точно не стала чем-то важным и необходимым. Обо мне вспоминали и любили в перерывах между новой любовью и очередным замужеством, когда маме требовалась доля неподкупной детской любви. Но мне повезло, мама вышла замуж за Кирилла Филина, и тот, неожиданно для всех, прикипел ко мне душой, и все заботы обо мне взял на себя. А вот у Генки такого в жизни не случилось, но он радовался за меня и, как и папка, принимал меня такой, какая я есть — с капризами, амбициями и, порой, странными желаниями. За это я их обоих и люблю.
И уже не сомневаюсь в этом. В смысле, в том, что люблю… обоих.
Я Генку обняла, руками широкие плечи обхватила и, дразня, грудью к его спине прижалась. Поразглядывала немного его профиль и покрывшийся лёгкой щетиной подбородок. А Генка независимо повёл плечами.
— Вась, мне в ресторан надо.
— Правда, надо? — усомнилась я, а он улыбнулся.
— Правда.
Я руки убрала, и он поднялся.
— А ты домой поезжай, ладно?
Я на подушки откинулась.
— Ты надолго, да?
— Да. Да и тебе не мешает дома появляться почаще. Ты за последний месяц у меня сколько раз ночевала?
— Не так уж и много, — заверила я его.
— Лично я не спорю. — Он кинул на меня весёлый взгляд. — Но Кириллу об этом совсем не нужно лишний раз задумываться.
Я усмехнулась.
— Да, если так пойдёт и дальше, он заставит Прохорова на мне жениться. А тот ведь ни сном, ни духом.
— Вот и не подводи парня под монастырь.
— Какой ещё монастырь? — решила возмутиться я. — Я буду прекрасной женой, самой лучшей!
Генка рассмеялся. Стоял перед зеркалом и пуговицы на белоснежной рубашке застёгивал, а я внимательно за ним наблюдала. Потом позвала:
— Гена.
— Что? — Он даже не обернулся. А я на локтях приподнялась, не спуская с него напряжённого взгляда, но постаралась, чтобы мой голос прозвучал немного игриво:
— А может, ты на мне женишься?
Завьялов оглянулся через плечо, посмотрел изумлённо, но заметив на моих губах улыбку, лишь хмыкнул. Головой покачал. Я же, под его взглядом, легко пожала плечами, хотя сердце, как сумасшедшее стучало. Вот если бы Генка услышал…
— А что? Верка вон вышла замуж, а я что, хуже?
Он пиджак взял и к постели подошёл на минуту. Наклонился ко мне и в нос поцеловал. Как маленькую.
— У тебя ещё нос не дорос.
— А у Верки дорос?
— И у неё не дорос, просто у неё мозгов нет совсем, и она этого не понимает.
— То есть, до того, чтобы с тобой спать, у меня нос дорос, а…
— Вась, хватит. — Он не слишком любезно меня перебил, потом притянул меня к себе, не смотря на лёгкое сопротивление с моей стороны, и поцеловал. И ещё раз наказал: — Поезжай домой.
Я ему вслед подушку кинула, и тут же в этом раскаялась. Сейчас точно не время выказывать свою строптивость, это лишь лишний раз докажет правоту Завьялова. А я не маленькая, и даже не девочка, его усилиями, и чувствую я себя вполне уверенно. И за свои слова отвечу, если потребуется… Да, я уже готова к тому, чтобы рассказать папке правду. И к последствиям готова. Даже замуж… Ещё совсем недавно удивлялась сумасшествию Верки, когда той замуж приспичило, а сейчас сама многое бы отдала, лишь бы больше не прятаться и ничего не скрывать.
Через несколько дней, воспользовавшись тем, что папка с Никой в Москву уехали на выходные, я решила в "Три пескаря" приехать. Вечерами я здесь не часто появлялась, это ни Филину, ни Генке не нравилось, в основном я днём приезжала, пообедать, например. А вечерами редко и ненадолго. Пару коктейлей выпить и шоу-программу посмотреть, когда желание такое возникало. Сидела в баре и за Завьяловым украдкой наблюдала. Как он по ресторану расхаживает, распоряжения раздаёт, а иногда в мою сторону укоризненные взгляды кидает, видимо, чувствует моё внимание и оно ему нервы щекочет. По крайней мере, мне приятно так думать. А сегодня, не успев войти в ресторан, я услышала, как меня окликнули.
— Василиса.
Я обернулась и едва заметно вздёрнула одну бровь, глядя на Генкину сестру. Она, видимо, уже некоторое время прохаживалась по дорожке, от ресторана до крыльца музея и обратно, и высматривала кого-то. То ли брата, то ли меня. Кого она ещё здесь знает?
Я спустилась со ступенек, готовая её выслушать.
— Привет.
Я кивнула в ответ на её приветствие. Как-то мне не очень хотелось с Оксаной общаться. Мы виделись уже несколько раз, но напрямую никогда не разговаривали, рядом всегда был Генка, и он всегда торопился сестру от меня увести, видимо, боялся, что той откроется правда о наших отношениях. Завьялов же очень старался их скрыть, делал вид, что настолько рьяно меня защищает, что лучше мне от него дальше, чем на десять шагов, не отдаляться.
Оксана посмотрела на охранника у дверей ресторана.
— Ты не знаешь, Генка здесь? Я его уже пару дней выловить пытаюсь.
— Вообще-то, его не было в городе, — пояснила я.
— А, вот в чём дело.
— Тебе нужно с ним поговорить?