- Китнисс взорвала его, Пит, - сказал Цезарь. - Ты видел пленку.
- Она не знала, что делала. Никто из нас в точности не мог следовать плану Бити. Вы можете увидеть как она пыталась понять, что делать с этой проволокой, - парировал Пит.
- Хорошо. Только все это выглядит слишком подозрительно, - сказал Цезарь. - Так, будто бы она была частью плана повстацев все это время.
Пит стоял на своем, изучая лицо Цезаря, он положил руки на спинку кресла ведущего.
- В самом деле? А было ли частью её плана, чтобы Джоанна почти убила её? Чтобы этот электрический шок парализовал её? Спровоцировать бомбардировку? - он начал кричать. - Она не знала, Цезарь! Никто из нас не думал ни о чем кроме того, чтобы попытатся оставить друг друга в живых!
Цезарь кладет руку на грудь Пита, это жест самозащиты и примирения.
- Хорошо, Пит, я верю тебе.
- Хорошо.
Пит отстраняется от Цезаря, оттягивает руки, пропускает их сквозь волосы, путая тщательно уложенные светлые локоны. Он тяжело опускается на спинку стула, потеряв самообладание.
Цезарь выдерживает момент, изучая Пита.
- Что относительно вашего ментора, Хеймитча Эбернети?
Лицо Пита каменеет.
- Я не знаю того, что знал Хеймитч.
- Он мог быть частью заговора?, - спрашивает Цезарь.
- Он никогда не упоминал об этом, - говорит Пит.
Цезарь продолжает давить.
- А что говорит тебе твое сердце?
- Только то, что я не должен был доверять ему, - отвечает Пит. - И это все.
Я не видела Хеймитча с того момента, как атаковала его в планолете, оставив длинную отметину от ногтя на его лице. Я знаю, что ему здесь плохо. В Дискрите 13 строго запрещено любое производство и потребление алкоголя, и даже медицинский спирт в госпитале хранится под замком.
В итоге, Хеймитч находится в вынужденном воздержании, без тайных притонов или сваренных дома смесей, которые облегчили бы его переезд.
Они держат его в уединении, пока он не протрезвеет, поскольку он считается не пригодным для публичного показа.
Меня должна мучить совесть, но я потеряла все
сочувствие к Хэймитчу, когда поняла, как он обманул нас. Я надеюсь, он смотрит передачу Капитолия теперь и видит, что Пит тоже отверг его.
Цезарь гладит плечо Пита.
- Мы можем остановиться прямо сейчас, если ты хочешь.
- Есть что еще обсудить? - сухим тоном спросил Пит.
- Я хотел спросить, что ты думаешь о войне, но если ты слишком расстроен..., - начал Цезарь.
- О, я не слишком расстроен, чтобы ответить на это. Пит глубоко вздыхает, и затем смотрит прямо в камеру.
- Я хочу попросить всех - независимо от того за Капитолий ли вы или на стороне мятежников - остановитесь на мгновение и подумайте о том, что эта война может значить. Для людей.
Мы и так почти вымерли, сражаясь друг с другом.
Теперь наша численность еще меньше. Наши обстоятельства более сложные. Это действительно то, что мы хотим сделать? Полностью истребить себя? На что мы надеемся? На то, что некий скромный род унаследует дымящиеся остатки нашей земли?
- Я действительно не думаю... Я не уверен, что следует..., - говорит Цезарь.
- Мы не можем сражаться друг с другом, Цезарь, - объясняет Пит. - В итоге останется слишком мало людей, чтобы продолжить жить. Если все не отложат свое оружие (я имею в виду ближайшее время), все так или иначе будет кончено.
- Так...ты призываешь к перемирию? - спрашивает Цезарь.
- Да. Я призываю к перемирию, - устало говорит Пит. - Теперь, почему мы не просим охранников забрать меня назад в моё жилище, чтобы я мог строить другую сотню карточных домиков?
Цезарь поворачивается к камере.
- Хорошо, думаю нам пора закругляться. Так что вернемся к нашему постоянному расписанию программ.
Играет завершающая музыка, и затем появляется женщина, читающая список ожидаемых нехваток в Капитолии – свежие фрукты, солнечные батареи, мыло. Я наблюдаю за ней с нетипичным вниманием, потому что я знаю, что каждый будет ожидать мою реакцию на интервью.
Но нет способа пережить все это так быстро - радость от того, что увидела Пита живым, отстаивание моей непричастности к сотрудничеству с мятежниками, и его, теперь бесспорное, сочувствие Капитолию после того, как он призвал к перемирию.
О, он сделал так, будто он осуждал обе воюющие стороны. Но с этой точки зрения, с незначительными победами мятежников, перемирие могло означать только возврат к нашему прежнему состоянию. Или к худшему.
Позади себя, я могла услышать кучу обвинений в адрес Пита. Предатель, лгун и потерпевший неудачу вражеский лазутчик. Так как я не могла ни участвовать в произволе мятежников, ни противостоять ему, я решила, что лучшее, что могу сделать это уйти.
Только я достигла двери, как голос Коин выделился среди других.
-Я вас не отпускала, солдат Эвердин.
Один из людей Коин кладет свою руку на мою. Это не было жестом агрессии, правда, но после арены я противодействую любому незнакомому прикосновению. Я резким движением освобождаю свою руку и выхожу в коридор. Позади себя слышу звуки борьбы, но я не оборачиваюсь.
Мой мозг быстро перебирает мои незанятые маленькие потайные места, и я оказываюсь в чулане с припасами, свернувшись напротив корзины мела.
- Ты жив, - шепчу я, нажимая ладонями на щеки, и чувствуя улыбку, настолько широкую, что она должна напоминать гримасу. Пит жив. И предатель. Но сейчас меня это не заботит. Ничего из того, что он говорил или то, для кого он это говорил, только то, что он все еще способен к речи.
Спустя некоторое время, дверь открылась и кто-то проскользнул внутрь. Гейл сползает позади меня, из его носа капает кровь.
- Что случилось? -спрашиваю я.
- Я встал на пути у Боггса, - ответил он, пожимая плечами.
Своим рукавом я вытираю его нос.
- Будь осторожным! - я стараюсь быть нежнее. Поглаживание, а не вытирание. - Которого из них?
- О, ты знаешь. Правая рука Коин. Тот, кто пробовал остановить тебя.
Он отталкивает мою руку прочь.
- Хватит! Ты только делаешь хуже.
Струйка превратилась в непрерывный поток. Я разочаровалась в попытках оказать первую помощь.
- Ты боролся с Боггсом?
- Нет, только блокировал дверной проем, когда он попробовал последовать за тобой. Он ударил меня локтем по носу, - сказал Гейл.
- Они наверно накажут тебя, - сказала я.
- Уже.
Он держится за запястье. Я уставилась на него с непониманием.
- Коин забрала мой коммуникатор.
Я прикусила свою губу, пытаясь остаться серьезной. Но это кажется настолько смешным.
- Я сожалею, солдат Гейл Хоторн.
- Не надо, солдат Китнисс Эвердин, - усмехается он. - Я думаю, это было, к чему бы мы пришли так или иначе.
Мы начинаем смеяться.
-Думаю, это было настоящее понижение в должности.
Это одно из немногих хороших событий в Тринадцатом. Гейл вернулся.
С начала давления Капитолия на устройство свадьбы между Питом и мной, мы пытались управлять нашей дружбой. Он не продвинул это дальше попыток поцеловать меня или разговоров о любви. Или я была слишком больна, или он был готов дать мне пространство, или он знает, что это слишком жестоко, что Пит в руках Капитолия. Я могу снова кому-нибудь рассказать все свои секреты.
- Кто эти люди? - говорю я.
- Они - такие же как мы. Если бы мы имели ядерное оружие, вместо нескольких глыб угля, - ответил он.
- Мне нравится думать, что Двенадцатый не отказался бы от остальных мятежников тогда, в Темные Времена, - говорю я.
- Мы могли бы. Если бы пришлось выбирать сдаться или начать ядерную войну, - говорит Гейл. - В некотором смысле, замечательно, что они вообще пережили это.
Может быть потому, что на моей обуви все еще сохранился пепел моего дистрикта, но впервые я плачу людям из Тринадцатого что-то, в чем им отказывала: долг.
Остаться в живых не смотря ни на что. Их первые годы, должно быть, были ужасны, толпиться в камерах под землей после бомбардировки, превратившей их город в прах.
Население уничтожено, и нет никакой возможности получить помощь от союзников.
За прошедшие семьдесят пять лет они научились быть самостоятельными, превратили граждан в армию, и создали новое общество без какой-либо помощи.
Они были бы еще более сильными, если бы не та эпидемия сифилиса, которая снизила их рождаемость и сделала их отчаянно нуждающимися в новом генофонде и производителях.
Возможно, они воинственны, чрезмерно запрограммированы, и им в некотором смысле не хватает юмора. Они здесь. И хотят взять Капитолий.
- Однако, потребовалось достаточно времени прежде, чем их обнаружили, - говорю я.
- Это было не просто. Они должны были создать базу мятежников в Капитолии, организовать своего рода подполье
в Дистриктах, - сказал он. - Потом им нужен был кто-то, способный привести это в движение. Им нужна ты.
- В Пите они нуждаются тоже, но они, кажется, забыли об этом, - говорю я.
- В Пите они нуждаются тоже, но они, кажется, забыли об этом, - говорю я.
Гейл мрачнеет.
-Пит, вероятно, нанес большой ущерб сегодня вечером. Большинство мятежников, конечно, сразу отклонят то, что он сказал. Но есть дистрикты, где сопротивление более шатко. Ясно, что перемирие идея президента Сноу. Но из уст Пита это кажется разумным.
Я боюсь ответа Гейла, но все же спрашиваю:
- Как ты думаешь, почему он сказал это?
- Его могли пытать. Или убеждать. Думаю, он ввязался в это, чтобы защитить тебя.
Он выдвинул бы идею перемирия, если Сноу позволил представить тебя как смущенную беременную девочку, которая понятия не имела что происходит, когда была взята в плен мятежниками. Так что, если дистрикты проиграют, все еще есть шанс для тебя. Если ты будешь играть по правилам.
Должно быть, я все еще выглядела растерянной, потому что следующую фразу Гейл произносил очень медленно.
- Китнис...он все еще пытается сохранить тебе жизнь.
Сохранить мне жизнь? И тогда я поняла. Игра продолжается. Мы покинули арену, но с тех пор, как Пит и я не были убиты, его последнее желание сохранить мне жизнь остается в силе. По его идее, я должна притаиться, оставаться в безопасности, заключенная в тюрьму, пока война не закончится.
Тогда ни у одной из сторон не будет каких-либо причин убить меня. И Пит? Если мятежники победят, то это будет губительно для него. Если выйграет Капитолий, кто знает? Может быть, нам обоим разрешат жить - если я буду играть правильно - чтобы смотреть Игры дальше...
Картинки проносятся в голове: копье, пронзившее тело Руты на арене, Гейл, висящий без сознания на столбе для порки, засеянная трупами пустошь, оставшаяся от моего дома. И зачем? Зачем? Так как моя кровь разгорячилась, я вспоминаю и другие вещи. Мой первый проблеск восстания в Дистрикте 8. Победители, взявшиеся за руки в ночь перед Двадцатипятилетием Подавления. И как бы случайно это не было, моя стрельба в сторону силового поля на арене.
Как нуждалась я быть поселенной глубоко в сердце моего врага.
Я вскакиваю, опрокидывая коробку с сотней карандашей, которые рассыпались по полу.
- Что это? - спросил Гейл.
- Перемирию не бывать.
Я опускаюсь, возясь, поскольку пихаю простые карандаши обратно в коробку. - Обратного пути нет.
- Знаю.
Гейл подбирает горсть карандашей и, стуча ими по полу, выравнивает их.
- Какова бы не была причина, заставившая Пита сказать такое, он неправ.
Глупые карандаши не хотят засовываться в коробку, и от расстройства я ломаю несколько из них.
- Я знаю. Дай. Ты ломаешь их.
Он забирает у меня коробку и снова наполняет ее быстрыми, стремительными движениями.
- Он не знает, что они сделали с Двенадцатым. Если бы он смог увидеть, что от него осталось..." - начинаю я.
- Китнисс, я не спорю. Если бы я мог нажать на кнопку и так убить всех, кто работает на Капитолий, я бы сделал это
Без колебаний.
Он опускает последний карандаш в коробку и закрывает крышку. - Вопрос в том, что собираешься делать ты?
Оказывается вопрос, снедающий меня изнутри, всегда имел один возможный ответ. Но понадобилась
уловка Пита, чтобы я поняла это.
Что я собираюсь делать?
Я делаю глубокий вдох. Мои руки взлетают вверх, как будто вспоминая черно- белые крылья моего платья, данного мне Цинной. Покой настигает меня.
- Я собираюсь стать Сойкой-пересмешницей.
.
3
Глаза Лютика, отражали слабое свечение безопасного светильника за дверью, так как он лежал в изгибе рук Прим, ушедшей, отгородившись от всего, в работу с самого вечера, да так и уснувшей .Она близко прижалась к матери.
Спящие, они выглядели в точности так же, как в утро жатвы, когда меня отобрали на мои первые Голодные Игры. У меня есть собственная кровать, потому что я отдыхаю и потому что никто не сможет спать со мной из-за моих кошмаров и метаний во сне. Проворочавшись несколько часов, я, наконец-то, признала, что это будет бессонная ночь. Под внимательным взглядом Лютика, я на цыпочках прошла по холодному полу к комоду.
В среднем ящике была моя казенная одежда. Все носили серые брюки и рубашки, рубашку заправляли на талии. Под одеждой у меня были некоторые вещи, которые я забрала с арены. Моя брошка с сойкой-пересмешницей. Подарок Пита, золотой медальон с фотографиями мамы, Прим и Гейла внутри. Серебряный парашют с втулкой для нарезания деревьев и жемчужина, которую Пит дал мне за несколько часов до того, как я разрушила силовое поле.
Дистрикт 13 конфисковал мой тюбик с кожной мазью для использования в больнице и мои лук и стрелы, потому что только охрана имеет разрешение на оружие. Они в полной сохранности в оружейной.
Я чувствую, как мои пальцы смыкаются на парашюте и скользят внутрь, смыкаясь на жемчужине.
Я сажусь на кровать, поджав под себя ноги, и снова и снова касаюсь гладкой радужной поверхностью жемчужины о мои губы. По некоторым причинам меня это успокаивает. Прохладный поцелуй от самого дарителя.
- Китнисс? - прошептала Прим. Она проснулась и глядела на меня сквозь тьму. - Что случилось?
- Ничего. Просто плохой сон. Иди спать.
Это получается автоматически. Держать Прим и мою мать в неведении о некоторых вещах ради
их защиты. Осторожно, чтобы не разбудить мать, Прим встает с постели, берет Лютика, и садится рядом со
мной.
Она касается своей рукой моей руки, которая все еще сжимает жемчужину.
- Ты холодная.
Беря запасное одеяло перед кроватью, она обертывает им нас троих, окутывая меня своим теплом, а также жаром шерсти Лютика.
- Ты могла бы сказать мне, знаешь ли. Я умею хранить секреты. Даже от мамы.
Она действительно изменилась за это время. Маленькая девочка, с блузкой,торчащей сзади как утиный хвостик, та,кому
необходима была помощь, чтобы достать тарелки, и та кто умоляла сходить посмотреть на глазированные торты в окне пекарни.
Время и горе заставило ее подрасти слишком быстро, как мне кажется, превратится в молодую женщину, которая сшивает кровоточащие раны и знает, что наша мама может слышать слишком много.
- Завтра утром я собираюсь согласиться стать Сойкой-пересмешницей, - говорю я ей.
- Потому что ты хочешь или потому что тебя вынуждают? - спрашивает она.
Я легко рассмеялась.
- Думаю, и то, и другое. Нет, я хочу. Я должна, если это поможет мятежникам победить Сноу.
Я сжимаю жемчужину в своем кулаке ещё сильнее.
- Это просто... Пит.
Я боюсь, что, если мы выиграем, мятежники казнят его, как предателя.
Прим думает над этим.
- Китнисс, я не думаю,что ты понимаешь, насколько важна для дела. Важные люди обычно всегда получают то, что хотят. Если ты хочешь не дать повстанцам казнить Пита, то ты можешь это сделать. Думаю, я важна. Они многим пожертвовали, чтобы спасти меня. Они даже отпустили меня в Двенадцатый.
-Ты хочешь сказать... Я могу потребовать, чтоб они дали Питу неприкосновенность? И они должны будут согласиться с этим?
- Я думаю, ты можешь потребовать у них почти все, и они должны согласиться с этим.
Прим морщит лоб.
- Только как ты узнаешь, сдержат ли они свое слово?
Я вспомнила обо всей лжи, которую Хеймитч сказал Питу и мне, чтобы заставить нас делать то, что он хочет.
Что должно удержать мятежника от нарушения своего слова в сделке? Устное обещание за закрытыми дверями, даже утверждение, записанное на бумаге - это все может испариться после войны. Их существование или законность будет опровергнуто. Любые свидетели в Команде ничего не будут стоить. В действительности, наиболее вероятно что именно они будут теми, кто напишет удостоверение о смерти Пита. Мне понадобится значительно более широкий круг
свидетелей. Мне понадобятся все, кого я только смогу получить.
- Это должно произойти публично,-говорю я.
Лютик машет хвостом в знак согласия.
- Я заставлю Коин объявить об этом перед всем населением Тринадцатого.
Прим улыбнулась.
- О, это хорошая идея.
Она не дает гарантий, но им будет гораздо труднее отказаться от обещания. Я чувствую некоторое облегчение от принятого решения. Мне следует будить тебя чаще,маленькая уточка.
- Хотелось бы, - говорит Прим.
Она целует меня.
- Постарайся теперь заснуть, хорошо? Я тоже постараюсь.
Утром я вижу, что в 7:00 - Завтрак, непосредственно после, в 7:30 - Командный сбор, и это хорошо, поскольку, я готова начать свое дело.
В обеденном зале я проверила свой график, который включал в себя некоторые виды ID номеров, напротив датчика. Когда я двигаю свой поднос вдоль металлической полки перед чаном еды, я вижу, что завтрак это миска горячего зерна, чашка молока и немного фруктов или овощей. Сегодня, репное пюре. Все это собрано на подземных фермах Дистрикта 13. Я сижу за столом, определенным для Эвердинов, Хоторнов и других беженцев, ковыряюсь в своей еде, надеясь на секунды, но здесь никогда нет лишнего времени. Их питание согласовано с наукой.