"Доброе утро, мы ищем..." - Начинает Плутарх.
"Вы ошиблись этажом" - резко говорит охранник.
"Правда?" - Плутарх дважды проверяет свои записи.
"У меня тут написано 3908"
"Может вы просто можете позвонить..."
"Боюсь я должен попросить вас покинуть этаж"
Назначение может быть дано на уровне глав Управления" - говорит охранник.Комната прямо напротив нас. Отделение 3908. Всего в нескольких шагах. Дверь - на самом деле, все двери - кажутся неполными. Нет ручек. Должно быть они свободно раздвигаются если охранник появился тут.
"Где это, еще раз?"-спрашивает Фульвия.
"Вы найдете Главный Офис на седьмом уровне ", - говорит охранник, протягивая руки и провожая нас обратно к лифту. Из-за 3908 двери идет звук. Просто крошечное хныканье. Как- будто запуганная собака, которая пытается избежать удара, только все это, кажется, слишком человечно и знакомо. Мои глаза встречаются с глазами Гейла всего на мгновение, но это достаточно долго для людей, которые делают то, что делаем мы. Я позволяю альбому Цинны упасть на ноги охранника очень громко. Спустя секунду после того, как он склоняется, чтобы поднять альбом, Гейл наклоняется так же, преднамеренно ударяя их головы.
"О, я сожалею,"- говорит он с легким смехом, цепляясь за оружие охраны, как будто пытаясь удержать равновесие, при этом отталкивая его на небольшое расстояние. Это мой шанс. Я бросаюсь вокруг отвлеченного охранника, нажимаю на кнопку открытия двери 3908 и нахожу их. Полуголые, избитые и прикованные к стене. Моя подготовительная команда.
4
Вонь немытых тел, застоявшей мочи и инфекции, прорывалось через облако антисептика. Три силуэта, едва узнаваемые по поразитльно ярким образам: Вения с золотыми татуировками на лице. Топорщашиеся рыжие локоны Флавия. Вечнозеленый цвет кожи Октавии, которая сейчас висела, напоминая сдувшийся шар. Заметив меня Флавий и Октавия отшатнулись от стены, будто ожидая нападения, хотя я ни разу не причинила им вреда. Недобрые мысли были моим худшим проступком против них и те я держала при себе, тогда почему они отшатнулись? Охранник выкинет меня вон, но по доносящемуся шарканью, я знаю, что Гейл как-то его задержит. За ответом я направилась к Вении, которая всегда была сильнее.
Я присела и взяла ее ледяные ладони, которые тисками сжали мои.
"Что произошло, Вения?" спросила я.
"Что вы здесь делаете?"
"Они забрали нас. Из Капитолия," хрипло произнесла она.
Позади меня вошел Плутарх.
"Что же происходит?"
"Кто привез вас?" надавила на нее я.
"Люди," прозрачно сказала она.
"В ту ночь, когда тебя забрали."
"Мы посчитали тебе будет удобно иметь при себе свою обычную команду," произнес Плутарх позади меня.
"Цинна попросил."
"Цинна просил об этом?" прорычала я.
Если и есть единственная вещь которую я точно знаю, так это то, что Цинна никогда бы не утвердил злоупотребления этими тремя, к которым он относился с терпением и кроткостью.
"Почему с ними обращаются как с преступниками?"
"Честно говоря я незнаю."
Было что-то в его голосе, что заставило меня поверить ему и бледное лицо Флавии подтверждало это. Плуарх обернулся к стражнику, который появился вместе с Гелом в дверном проеме позади.
"Я только попросил немного их ограничить. Почему они несут наказание?"
"За воровство еды.Мы должны были задержать их из-за происшествия с хлебом." сказал охранник.
Брови Вении сошлись вместе, будто не понимая его.
"Никто нам ничего не собирался рассказывать. Мы были очень голодны. Это был всего лишь один кусочек, который она взяла."
Октавия начала всхлипывать, пытаясь сдержать звук за своей туникой. Я вспомнила, как в первый раз когда я попала на игры, Октавия тайком под столом передала мне еды, потому что не могла пережить голода. Я подползла к ее рыдающей фигуре.
"Оливия?" - Я касаюсь её и она вздрагивает.
"Октавия?Все будет хорошо.Я вытащу тебя отсюда, хорошо?"
"Звучит нереально," заявил Плутарх.
"Это из-за того, что они взяли кусок хлеба?" воскликнул Гейл.
"Были повторные нарушения, которые привели к этому. Они были предупреждены. И все же они взяли хлеб."
Охранник был в недоумении, озадаченный нашей глупостью.
"Ты не можешь взять хлеб."
Я не могу заставить Октавию раскрыть лицо, но она слегка приподнялась. Кандалы на ее запастьях слегка съехали вниз, открывая взору кровоточащие под ними раны.
"Я отведу тебя к своей матери." Я обращаюсь к охранику.
"Освободие их."
Охраник качает головой.
"Это не разрешено."
"Освободите их! Сейчас же!" кричу я.
Это нарушает его спокойствие. Обычные горожане так с ним себя не ведут.
" Я не получал подобного приказа. И Вы не имеете права на.."
"Сделайте это по моему праву," произнес Плутарх.
"Мы пришли забрать этих троих отсюда. Они нужны для Спциальной Миссии. Ответственность я беру на себя."
Охранник отошел чтобы сделать звонок. Вернулся н со связкой ключей. Узники так долго содержались без движения в тесноте, что когда с них сняли кандалы, они с трудом ходили. Гейлу, Плутарху и мне пришлось им помочь. Нога Флавия натыкается на металлическую решётку над отверстием в полу и мой желудок сжимается, когда я понимаю зачем нужно это отверстие. Эти плитки должно быть обливались человеческими страданиями...В госпитале я нахожу свою мать - единственного человека, которому я могу довериить заботу о них.
Размещение Вения, Флавии и Октавия занимает минуту, но на лице матери я вижу ужас. И я понимаю, что причина не в том, что они сильно ранены, т к она ежедневно видела такого рода вещи в 12 дистраикте. Она в ужасе из-за того, что пытки продолжаются в 13 Моя мать была принята на работу в госпиталь, но на место медсесты, а не врача, несмотря на то, что лечила людей почти всю свою жизнь. Тем не менее, никто не припятствовал ей, когда она провела эту троицу в зал для осмотра их травм
Я сажусь на скамейку рядом с кабинетом и жду вердикта матери. По их телам она сможет прочесть всю причинённую боль. Гейл садится рядом и кладёт руки на мои плечи.
"Она приведёт их в порядок."
Я киваю, думая о том, помнит ли он своё наказание в 12. Плутарх и Флавий садятся напротив нас, но не делают никаких комментариев о состоянии моей подготовительной команды. Если они не знали о пытках, то они далеко не всё знают о планах президента Коина? Я решаю помочь им.
"Я думаю нам дали подсказку" - говорю я
"Что? Нет. Что ты имеешь в виду?" спросила Фалвия.
"Наказание моей подготовительной команды - предупреждение" - отвечаю ей
"Не только меня. Но и вас тоже О том, кто имеет реальную власть и что случается, если им не подчиняться. Если ввы ещё думаете, что имеете здесь значимую власть (авторитет), я бы советовала вам забыть об этом сейчас. По-видимому родословная Капитолия не имеет здесь никакой силы. Это, возможно, даже ответственность."
" Между Плутархом и этими тремя "косметичками" нет ничего общего" - говорит Флавия ледяным тоном.
Я пожала плечами.
"Если ты так говоришь, Флавия.
Что будет если ты попадёшь в немилость у президента Коина? Моя подготовительная команда была похищена. Они даже не могут надеятся, что когда-либо вернуться в Капитолий. Гейл и я можем жить в лесу.
"Но вы? Куда вы двое убежите?"
"Возможно мы немного более нужны восстанию, чем ты думаешь" - говорит Плутарх безразлично
"Конечно вы важны. Трибуты тоже были нужны для Голодных игр. Пока они не умирают" - говорю я.
"Мы ведь "одноразовые", правда, Плутарх"
Эта фраза заканчивает спор. Мы сидим в тишине до прихода матери.
"Они будут в порядке" - сообщает она.
"Нет неизлечимых физических травм."
"Хорошо. Великолепно" - говорит Плутарх
"Как скоро они смогут приступить к работе?"
"Вероятно завтра" - отвечает она.
Скорее всего они будут испытывать некоторую эмоциональную неустойчивость. После того, через что они прошли. Они были особенно плохо подготовлены после их жизни в Капитолии"
"А разве мы были готовы?" - отвечает Плутарх.
То ли потому, что моя подготовительная команда недееспособна, то ли потому, что я сама могу сорваться в любой момент, Плутарх освобождает меня от обязанностей сойки-Пересмешницы на сегодня. Я и Гейл отправляемся на обед, где получаем тушёную фасоль с луком, толстый кусок хлеба и стакан воды. После истории с Венией хлеб застревает у меня в горле и я отдаю его Гейлу. Мы едим в тишине, но когда наши тарелки пустеют, Гейл закатывает рукава и смотрит на расписание.
"У меня запланирована тренировка"
Я поднимаю свой рукав и кладу руку рядом с рукой Гейла.
"У меня тоже."
Я вспоминаю, что наша тренировка сегодня - охота. Моё желание выбраться в лес перекрывает все текущие проблемы. Погружение в зелень и солнечные лучи, несомненно, поможет мне разобраться в моих проблемах. Минуя главные корридоры, мы бежим, как школьники, и прибыв на место теряем дыхание и начинается головокружение. Напоминание того, что мы ещё не полностью восстановились. Охранники снабжают нас нашим старым оружием также как и ножами и джутовыми мешками, которые на играх использовались как сумки.
Я поднимаю свой рукав и кладу руку рядом с рукой Гейла.
"У меня тоже."
Я вспоминаю, что наша тренировка сегодня - охота. Моё желание выбраться в лес перекрывает все текущие проблемы. Погружение в зелень и солнечные лучи, несомненно, поможет мне разобраться в моих проблемах. Минуя главные корридоры, мы бежим, как школьники, и прибыв на место теряем дыхание и начинается головокружение. Напоминание того, что мы ещё не полностью восстановились. Охранники снабжают нас нашим старым оружием также как и ножами и джутовыми мешками, которые на играх использовались как сумки.
Мне приходится терпеть шпионский зажим, прикрепленный к моей лодыжке. Также, пытаюсь смотреть так, как будто я слушаю, когда они объясняют, как использовать переносной коммуникатор. Единственная вещь, которая приходит мне в голову, состоит в том, что в коммуникаторе есть часы, и мы должны вернуться в Тринадцатый к определенному времени или наши охотничь привилегии будут отменены. Это единственное правило, которое я буду в точности исполнять. Мы выходим наружу на большую, огражденную область около леса. Охранники молча открывают хорошо смазанные ворота.
Мы должны постараться, чтобы перебраться через этот забор - тридцать футов высотой, с постоянно включенным электричеством и покрытым сверху острыми как бритва завитками стали. Мы двигаемся через леса до до того момента, когда забор пропадает из нашего поля зрения. В минутной слабости, мы останавливаемся и подставляем лица солнечному свету.
Мои руки раскинуты в стороны. Я поворачиваюсь кругом, медленно вращаясь, чтобы у меня не закружилась голова. Нехватка дождя, которую я видела в Двенадцатом, повредила растения, оставляя немного листиков на них, и выстраивая хрустящий ковер под нашими ногами. Мы снимаем нашу обувь. Моя мне в любом случае не по размеру, так как в 13 ничего не пропадает зря, я ношу пару, из которой кто-то уже вырос. По-видимому, кто-то из нас ходит забавно, потому что они изношены как-то неправильно. Мы охотимся, как в добрые старые времена. Тишина, нет необходимости в каких-либо словах для общения, потому что здесь в лесу мы движемся как две части единого. Предупреждая движения друг-друга, прикрывая друг-другу спины.
Как давно это было? Восемь месяцев? Девять? С того времени, когда у нас была такая свобода? Правда, в действительности, все не так, как раньше, учитывая последние события, и эти отслеживающие устройства на наших лодыжках, и тот факт, что мне нужно так часто отдыхать. Но это настолько близко к пониманию счастья, насколько, на данный момент, я могу позволить себе почувствовать. Здешние животные недостаточно подозрительные. То мгновение,за которое они пытаются разобраться в нашем незнакомом запахе, стоит им жизни.
Через полтора часа у нас уже около дюжины тушек из кроликов, белок и индеек, и остаток отведённого времени мы решили провести у пруда, который, должно быть, образовался за счёт подземных талых вод, поэтому вода в нём должна быть прохладной и сладкой. Я не возражаю, когда Гейл предлагает выпотрошить дичь.
Посасывая несколько мятных листиков, я закрываю глаза, прислонившись к скале и растворяюсь в окружающих звуках, позволяя полуденному солнцу нагревать мою кожу, когда мой безмятежный мир нарушает голос Гейла:
- Китнисс, почему ты так заботишься о своей подготовительной команде?
Я открываю глаза, чтобы понять, шутит ли он, но он замолкает, смотря на кролика, которого свежует.
- А почему меня это не должно заботить?
- Гм. Так что же. Это из-за того, что они провели весь прошлый год готовя тебя к резне? - предлагает он свой вариант.
- Все намного сложнее. Я знаю их. Они не злые или жестокие. Они даже не хитры. Ранить их, тоже самое, как ранить детей. Они не видели. Я имею в виду, они не знали." Я запуталась в своих же словах.
- Чего они не знали, Китнисс? - спрашивает он.
- Что трибуты, - которые фактически являются еще детьми, втянутыми сюда, не ансамбль уродцев - вынуждены бороться за жизнь? То, что ты выходила на арену для развлечения людей? Разве это большой секрет в Капитолии?
- Нет. Они не знают, как мы живём. Их с детства так воспитывали и...
- Ты защищаешь их? Он сдергивает кожу с кролика в одним быстрым движением. Это обидно, потому что, в действительности, я их и правда защищаю, и это глупо.
Я старалась найти логическое объяснение.
- Я полагаю, что я буду защищать любого, кого накажут также, только из-за того, что он взял кусок хлеба.
- Возможно это напоминает мне о том, что случилось с тобой из-за индейки! Однако, он прав. Это действительно кажется странным, мой уровень беспокойства за подготовительную команду. Я должна ненавидеть и хотеть увидеть как их вздернут. Но они настолько несведущи, и они относятся к Цинне, и он был на моей стороне, не так ли?
- Я не напрашиваюсь на спор, - сказал Гейл.
- Но я не думаю, что Коин пыталась намекнуть тебе на что-то, наказывая их за нарушения здешних правил. Она, вероятно, думала, что ты рассматриваешь это как одолжение.
Он прячет кролика в мешок и встает.
-Нам пора, если мы хотим вернуться вовремя.
Я проигнорировала предложенную им руку и пошатнувшись встала на ноги.
- Прекрасно.
Никто из нас не говорил во время нашего пути обратно, но поскольку мы уже находились в пределах ворот, я думала о чем-то другом. Во время Двадцатипятилетия Подавления Октавия и Флавий должны были уйти, потому что не могли перестать плакать из-за моего возвращения обратно. И Вения с трудом смогла сказать 'пока'.
- Я постараюсь сохранить в памяти, как они...изменили тебя, - сказал Гейл.
- Постарайся,- ответила я.
В кухне мы отдали мясо Сальсой Сае. Она имеет довольно сильное пристрастие к 13 Дистрикту, даже при том, что она
считает, что повару несколько недостает воображения. Но женщина, которая появилась здесь с дикой собакой и
ревеневым тушеным мясом обязана чувствовать себя привязанной к этому месту. Уставшая из-за охоты и недостатка сна, я иду обратно в свое отделение, найдя его пустым и вспоминая, что мы переехали из-за Лютика. Я иду на верхний этаж и нахожу Отделение Е. Оно выглядит точно также, как Отделение 307, не считая окон - 2 фута шириной и 8 дюймов высотой, расположенного на верху внутренней стены. Поверх него обычно закреплена тяжелая металлическая пластина, но прямо сейчас она открыта и, естественно, кота нигде не видно. Я растянулась на своей постели и луч полуденного сонца заиграл на моем лице. Следущее, что я знаю точно - это то что моя сестра разбудит меня в 18:00 - рефлекс.
Прим говорит мне, что они начиная с обеда объявляли о собрании. Все население, кроме тех, кто необходим на общественных работах, должны на нем присутствовать.
Мы следуем за указаниями к собранию, огромная комната, в которой легко может уместиться тысяча человек. Можно сказать, что это было построено как собор, и возможно, он и находился здесь до эпидемии
сифилиса. Прим спокойно указывает на широко распространенные отметины от того бедствия - шрамы от сифилиса на телах людей, дети с небольшими отклонениями.
- Они очень серьезно пострадали, - сказала она.
-После этого утра, я не в том состоянии, чтобы чувствовать жалость к Тринадцатому. Я больше, чем мы в Двенадцатом, - сказала я
Я вижу мою мать руководителем в группе способных самостоятельно передвигаться пациентов, которые все еще носили длинные ночные рубашки и больничную одежду. Финник, стоящий среди них, выглядел ошеломленным, но великолепным. В руках он держит кусок веревки, меньше фута в длину, слишком короткий даже для его способности завязывать узлы. Его пальцы быстро связывают и развязывают многочисленные узлы, пока он осматривается вокруг. Вероятно, это часть его лечения.
Я подбегаю к нему и говорю - Привет, Финник.
Он не заметил, так что мне пришлось толкнуть его локтем, чтобы привлечь внимание.
- Финник! Как поживаешь?
- Китнисс, - сказал он, пожимая мне руку.
Я думаю он успокоился, увидев знакомое лицо.
- Почему мы встретились здесь?
- Я сказала Коин, что я стану сойкой-пересмешницей.
Но я убедила ее пообещать дать неприкосновенность другим трибутам если повстанцы
выиграют, - сказала я ему.
- Публично. Таким образом, будет довольно много свидетелей.
- Ох. Это хорошо. Потому что я беспокоюсь об Энни. Она может сказать что-нибудь, что может быть рассмотрено как измена, сама не понимая этого, - сказал Финник.
-Энни. Ой - ой. Я совсем забыла про нее.
- Не волнуйся, я позабочусь об этом.
Я пожала руку Финника и пошла с гордо поднятой головой прямо к сцене. Коин, просматривающая свою речь, увидела меня и удивленно вскинула бровь.
- Мне нужно, чтобы Энни Креста была добавлена к списку, в котором значатся те, кому предоставляется неприкосновенность, - сказала я ей.
Президент нахмурилась.