— Вы имеете в виду — по моему участку? — улыбнулась Трохина. — Ну, я это знаю. Хотя Качанов и не скрывал своих судимостей.
— Причем тут Качанов? — У Петровского задергалась от волнения щека. — О чем вы говорите?
— У него были две судимости, — охотно пояснила Трохина. — Он хотел баллотироваться по нашему округу еще в прошлый раз, но тогда мы его не пропустили. А сейчас судимости у него сняты и он снова выставил свою кандидатуру. Но мы проверяли, все в рамках закона.
«Сволочь, — холодно подумал Петровский, — значит, этот негодяй уже пытался здесь выставиться, а нам ничего не сказал. Какая же сволочь! Еще нагло нас обманывал».
— Речь не о нем, — заставил себя вновь улыбнуться Святослав Олегович, — я говорю о другом кандидате. — И вдруг с ужасом обнаружил, что не помнит фамилии учителя истории. Он нахмурился — слишком много сегодняшний день проколов. Нужно было узнать у Паши фамилию исключенного кандидата. Это его личный промах, Бубенцов тут ни в чем. — Давайте выпьем за вашу сестру, — неожиданно предложил он. — Я хочу пожелать ей счастья и долгих лет жизни. Он налил ей водку, и они снова чокнулись. На этот раз Петровский выпил рюмку до дна, даже не почувствовав эффекта обдающей жидкости. Затем, глянув на часы сказал:
— Простите, я должен дать поручение своему сотруднику. Ему нужно срочно переговорить с Москвой. — Он поднялся и вышел из комнаты.
В коридоре стоял Бубенцов, готовый выполнить любое распоряжение шефа. Святослав Олегович шагнул к нему, схватил несчастного за ворот пиджака.
— Быстро фамилию!
— Чью? — выдохнул Паша.
— Этого историка, исключенного из кандидатов. Быстрее!
— Седых, — пробормотал испуганный Бубенцов, — Александр Александрович Седых.
Петровский удовлетворенно кивнул и вернулся в кабинет.
— Извините меня еще раз, — улыбнулся он Трохиной, — дело в том, что речь идет о вашем учителе, Александре Седых, который был исключен из числа кандидатов в депутаты на основании смехотворного обвинения, что забыл упомянуть свой покосившийся сарай.
Этой женщине совсем не стоило знать, что сарай нашли помощники Бубенцова и сам Петровский заплатил адвокатам, чтобы оформить документы, передать их в суд. После чего местный судья получила деньги и вынесла решение об отстранении Седых от участия в избирательной гонке. «Надеюсь, что судья поделилась со своим председателем», — отстраненно подумал Святослав Олегович.
— Я с вами согласна, — вздохнула Трохина, — он такой порядочный человек и абсолютно случайно не упомянул этот сарай в своей декларации…
«Нет, не получила денег», — понял Петровский.
— Но закон есть закон, — убежденно продолжила Трохина, — и наша судья справедливо исключила Александра Александровича из списков кандидатов. Между прочим, она училась у него в школе и хорошо его знает.
«Все-таки, похоже, получила», — подумал Петровский и снова поднял бутылку, разлил водку по рюмкам.
— Я с вами абсолютно согласен, — проникновенно произнес он, — но дело в том, что даже юристы, подавшие жалобу, готовы отозвать ее обратно.
— Это их дело, — сухо заметила Трохина. — Решение по делу уже принято, и я не вижу возможностей для его пересмотра.
— Прокуратура готова принести официальный протест, — улыбнулся Петровский. — И я думаю, что нужно пойти навстречу вашим избирателям, все-таки допустить вашего учителя истории к выборам.
— Поздно, — возразила Трохина, — сегодня пятница. А выборы в воскресенье. Суд завтра не работает. Ничего нельзя сделать.
— Можно провести решение суда сегодняшним числом, — мягко подсказал Петровский. — Если прокуратура подаст протест вчерашним числом…
— Что вы говорите? — нахмурилась Трохина. — Разве такое возможно? Это же мошенничество, я на такое не могу пойти, и если вы…
— Не нужно так нервничать, Елизавета Андреевна, — попросил Святослав Олегович. Он положил ладонь на ее руку и с удовольствием заметил, как женщина вспыхнула. Но руку не выдернула.
«Живет одна, — поставил диагноз Петровский, — никого постоянного у нее нет. Может, бывают иногда случайные связи».
— Мы решили помочь вашим избирателям. — Когда он хотел, его голос становился очень убедительным. Если учесть, что Трохина успела выпить несколько рюмок до появления в этой комнате и две рюмки водки вместе с ним, то она готова выслушать его сентенции более благожелательно, чем это было бы на абсолютно трезвую голову, тому же его ладонь, так нежно и твердо держащая на ее руке, подавляла всякую разумную мысль.
— Вы сами говорили, что у Качанова было две судимости, — напомнил Петровский. — разве стоит пропускать такого человека в парламент страны? Кого он там будет представлять? Своих друзей-уголовников? Разве можно допустить, чтобы такой кандидат прошел в депутаты от вашего округа?
— Почему вы убеждены, что победит именно Качанов? — спросила она. — По нашему участку баллотируется еще журналист Ничипоренко. Он вполне может победить.
— Нечипоренко сегодня разбился, — сообщил Петровский, — и сейчас находится в реанимации.
— Какой ужас! — С очевидным усилием и Трохина убрала свою руку. — Что вы такое говорите?
— Можете позвонить в больницу и узнать, — печально покачал головой Святослав Олегович. Было непонятно, почему у так грустно. То ли оттого, что она вытащила руку, то ли ему обидно за курских избирателей.
— Что вам нужно? — наконец напрямую спросила судья.
— Нужно восстановить справедливость. — Петровский в очередной раз разлил водку по рюмкам. — Я думаю, будет правильно, если вы завтра получите протест прокуратуры и отмените решение вашего судьи. Тогда можно будет включить Седых в число кандидатов и не допустить избрания Качанова.
Она задумалась. В такой момент трудно сообразить, что в случае смерти Нечипоренко бизнесмен Качанов автоматически снимается с предвыборной гонки, так как его кандидатура оказывается безальтернативной. Петровский не сказал главного — что Нечипоренко может умереть в любой момент и тогда выборы просто перенесут на другое число
— Да, — сказала Елизавета Андреевна. — Наверно, вы правы, но наша судья…
— Она не будет возражать, — твердо пообещал Петровский. — Можете не беспокоиться. — Трохина несколько растерянно посмотрела на него. — Давайте выпьем за вас, — предложил Святослав Олегович. — Я еще не встречал такой очаровательной и милой судьи. Предлагаю выпить на брудершафт — И не давая ей времени опомниться, он поднялся и чокнулся с женщиной. Едва она опрокинула свою рюмку, как Петровский наклонился к ней и крепко поцеловал ее в губы.
Елизавета Андреевна охнула от неожиданности.
— Что вы делаете? — нерешительно пробормотала она. — Разве так можно?
— Вы же знаете правила брудершафта, — возразил он. — Выпив, нужно поцеловаться, чтобы скрепить дружеские отношения.
— Ну если только дружеские, — лукаво протянула Елизавета Андреевна.
— Теперь мы с вами друзья, — убежденно подтвердил Петровский. — Завтра вы получите протест прокурора. Я думаю, будет правильно, если мы допустим к выборам нашего заслуженного педагога. У него столько хороших учеников. И ваша судья будет чувствовать себя гораздо лучше, ведь ей пришлось отстранить от участия в выборах своего учителя.
— Да, — согласилась Трохина, уже не сопротивляясь. — Так будет гораздо лучше. Но если протест…
— Он обязательно будет. — Святослав Олегович подумал, что решил такую сложную проблему за счет личного обаяния и обычной демагогии. Качанов вызывал отторжение у любого нормального человека, который знакомился с его биографией. — Надеюсь, мы с вами еще увидимся, я буду в вашем городе еще три недели, — соврал он на прощание. — Если разрешите, я вам позвоню.
— Хорошо, — согласилась она, — позвоните. Если завтра утром мы получим протест, то успеем вынести решение и Александра Александровича включат в списки кандидатов.
— Это будет очень справедливо и по-божески правильно. Он столько лет работает в школе, — вздохнул Петровский.
Когда она поднялась, он взял ее под ручку и проводил до большого зала. На прощание поцеловал ей руку. — До скорой встречи, Елизавета Андреевна.
Она томно улыбнулась.
Едва судья вошла в зал, как Петровский повернулся и пошел к Бубенцову.
— Едем к главному врачу больницы, — приказал он, доставая телефон и на ходу набирая номер. — Здравствуй, Юлай. Нужно сегодня же организовать телефонный звонок из прокуратуры. Чтобы подали протест. Кто у нас там?
— Ильин, — напомнил Юлай, — начальник хозяйственного управления. Мы ему в прошлом году переводили сто тысяч. Он нам тогда помог с…
— Помню. Пообещай ему десять тысяч, если он позвонит прямо сейчас прокурору области, — решил Святослав Олегович. — За один звонок это не так мало. Пусть убедит прокурора подать протест. Его нужно зарегистрировать вчерашним числом. Ты меня понял?
— Помню. Пообещай ему десять тысяч, если он позвонит прямо сейчас прокурору области, — решил Святослав Олегович. — За один звонок это не так мало. Пусть убедит прокурора подать протест. Его нужно зарегистрировать вчерашним числом. Ты меня понял?
— Все понял. Сейчас буду звонить. А как с местным судом? Ты с ними договорился?
— Пусть не беспокоятся. В суде примут протест и оформят сегодняшним числом. Сейчас мне важно, чтобы Ильин позвонил прокурору области.
— Я переговорю с ним и позвоню тебе, — пообещал Юлай.
Петровский убрал телефон и взглянул на часы. Без пятнадцати десять.
— Поехали к главному врачу, — приказал он Бубенцову, — и узнай, где живет прокурор области. Нужно будет нанести ему визит. Я ничего не успел поесть, а вместо этого выпил сразу две рюмки водки. Черт возьми. И еще пришлось целовать эту старую кошку.
За окнами было темно, и Петровский, закрыв глаза, задремал. Бубенцов искоса поглядывал на шефа, удивляясь его неистощимой энергии. Он не знал, о чем Святослав Олегович говорил с Трохиной, но видел, как его патрон провожал главу местного суда. Даже поцеловал ей ручку на прощание. Бубенцов искренне завидовал такому обаянию Петровского, умеющему убеждать людей за считанные минуты и переманивать их на свою сторону.
— Вы ничего не поели, — осторожно напомнил он.
— Я же просил сделать мне бутерброды, — ответил Петровский, не открывая глаз. — Пока буду разговаривать с этим врачом, пошли в ресторан. Не нужно никаких разносолов, вполне достаточно хлеба, сыра, помидоров.
— Мы уже все приготовили. Сейчас нам привезут. — Бубенцов потянулся за мобильным телефоном.
— Не надо, — остановил его шеф, по - прежнему не открывая глаз, — потом позвонишь. Сначала я пойду поговорю с этим главврачом. На голодный желудок лучше думается, значит, разговор будет более содержательным. И вообще учти, что, когда идешь на сложный разговор, от тебя не должно пахнуть обедом. Кроме того, тяжелая пища давит на желудок, не дает мозгам нормально функционировать.
Автомобили, подъехав к дому, остановились у небольшого сквера. Петровский открыл глаза и вылез из салона автомобиля. Перед ним стоял типовой двенадцатиэтажный дом.
— Он живет на восьмом этаже, — сообщил Бубенцов. — Нам подняться всем вместе или привести его сюда?
— Что за дурацкие манеры, — поморщился Святослав Олегович. — Это же врач, интеллигентный человек, а ты собираешься врываться к нему ночью, как к уголовнику. Достаточно одной такой ошибки — и все наши усилия насмарку Он сразу поймет, что мы представляем интересы Качанова. А мне это-то совсем не надо. Я сам поднимусь к нему. Ждите меня здесь. И не забудь про мой ужин.
В подъезде стоял неприятный запах, прочем, характерный для большинства подъездов огромной страны. Петровский прошел к лифту и с раздражением увидел объявление, извещающее жильцов, что лифт временно не работает.
«Хотя бы извинились», — со злобой подумал Святослав Олегович, поднимаясь по лестнице.
На восьмом этаже находились две квартиры. Он посмотрел направо и налево. Табличек нигде не было.
«И эту старорежимную традицию с «табличками» давно забыли, — с огорчением констатировал Петровский. — Как теперь вычислить, какая именно квартира принадлежит Симоновым?»
Он выбрал более чистую дверь и позвонил. Ему открыла молодая женщина лет двадцати пяти, одетая в джинсы и темный свитер.
«Обожаю провинциальные города, — отметил про себя Петровский, — здесь люди гораздо более доверчивые. Вот даже не спросила, кто пришел, а про «глазки» здесь, вероятно, и не знают, хотя тут тоже есть преступность. Впрочем, в таких городах и в таких домах воры обычно не появляются».
— Вам кого? — удивилась женщина, увидев незнакомца.
— Это квартира Симоновых? — спросил он. — Да, — кивнула она и крикнула куда-то в глубь квартиры: — Папа, это к тебе. Из комнаты вышел мужчина лет пятидесяти в очках, мягких домашних брюках и клетчатой рубашке. В руках он держал книгу Петровский скользнул по ней взглядом и удивленно поднял бровь. Харуки Мураками «Охота на овец». Перед ним стоял действительно интеллигентный человек. Мураками только начал входить в моду у просвещенной публики столицы.
— Чем могу помочь? — поинтересовался Симонов. Очевидно, его достаточно часто беспокоили по ночам, и он не удивился столь позднему визиту незнакомца.
— Вы Игорь Сергеевич Симонов? — уточнил Петровский, уже зная ответ на этот вопрос. Ему важно было оглядеться и составить план предстоящего разговора. А заодно вспомнить, что он читал у Мураками.
— Да, это я. С кем имею честь?
— Святослав Олегович Петровский из Москвы, представляю Центральную избирательную комиссию.
— Большое начальство, — иронически Хмыкнул Симонов, — проходите, пожалуйста. Наташа, дай нам чаю, — крикнул он, обращаясь, очевидно, к жене.
— Если хотите, я покажу вам мое удостоверение, — предложил Святослав Олегович.
— Не нужно, — улыбнулся Симонов. — Зачем мне ваше удостоверение? Если вы появились так поздно и без предварительного звонка, значит, у вас важное дело. Проходите в комнату.
Петровский прошел в столовую. От его внимательного взгляда не укрылись детские игрушки, разбросанные повсюду, и потертые обои на стенах. Дверь, очевидно, открыла младшая дочь, подумал он. У нее должен быть ребенок, и она разведена. Судя по разболтанному виду, не очень-то любит работать или работает на пол-оклада. А хозяин квартиры — типичный «шестидесятник», который не успел отличиться в те годы по молодости и теперь наверстывает упущенное. С такими идеалистами надо быть осторожным, у них бывают принципы.
— Садитесь, — показал Симонов на потертый диван, усаживаясь в кресло, рядом с ним.
Гость сел на диван, еще раз осторожно оглянулся. Супруга хозяина внесла два стакана чая, тарелку с сахаром и дешевым печеньем. Петровский подумал, что крупная сумма денег совсем не помешает хозяину квартиры, но предлагать нужно очень осторожно, чтобы не обидеть врача. — У меня действительно важное дело, — начал он. — Дело в том, что сегодня в вашу больницу привезли кандидата в депутаты, журналиста Нечипоренко. — Он в очень тяжелом состоянии, — спомнил Симонов, — мы подключили его к аппарату искусственного дыхания, но это вишь временная мера. По моим наблюдением, такие пациенты не живут больше суток.
— Мне об этом говорили, — кивнул Петровский, — но вы осознаете, что Нечипоренко не обычный пациент? Он кандидат в депутаты по вашему избирательному округу, к — Для меня все больные — обычные пациенты, — добродушно возразил Симонов. — Увы, у него нет шансов. К сожалению. Было вы гораздо лучше, если бы на выборах победил он, а не этот уголовный элемент.
— Конечно, — согласился Святослав Олегович. Интересно, чем здесь занимались Бубенцов и его команда, если весь город так ненавидит Качанова?
— Но дело в том, что если Нечипоренко умрет, то единственным кандидатом останется именно этот «уголовный элемент», — пояснил Петровский. Врачу не обязательно было знать, что если умрет основный соперник, второго кандидата автоматически снимут с выборов.
— Очень жаль, — отреагировал Симонов. — Будет неприятно, если победит Качанов.
— Все зависит только от вас, — заявил Петровский, — дело в том, что если Нечипоренко дотянет до выборов, его не вычеркнут из списка кандидатов и он может победить…
— Он не сможет победить, — возразил врач. — Его уже сейчас надо считать погибшим. Сердце пока держится, но я думаю завтра утром позвонить в избирательную комиссию и сообщить о случившемся. Его придется исключить из числа кандидатов.
Этого следовало ожидать. Когда человеку интересно читать Мураками и рассуждать о моральных ценностях, он способен сделать все, что угодно.
— Что вы говорите?! — всплеснул руками Петровский. — Ведь тогда Качанов автоматически победит. Лучше оставить Нечипоренко в списках, и пусть он победит, тогда можно будет объявить, что он погиб, и назначать новые выборы. Иначе никого не успеют зарегистрировать за два дня, и Качанов автоматически станет депутатом.
— Возможно, и станет, — согласился Симонов, — но это нечестно. Избиратели не могут голосовать за уже умершего человека.
Они имеют право знать, что случилось с их кандидатом.
— Вы же сами сказали, что он подключи к аппарату искусственного дыхания.
— Это всего лишь формальность. На самом деле его уже нет. У него снесен череп и мозговые функции навсегда утрачены.
— Но юридически он пока жив, — напомнил Петровский. — Мы ведь также беспокоимся по поводу выборов, как и ваши избирали. Вы должны помочь благородному делу, не сообщайте в избирательную комиссию о положении Нечипоренко. Только один день, в воскресенье журналист победит на выборах, будут назначены новые выборы…