16.
-Тихо! - сказал Стрый - все ушли. -Хорошо смотрел? - спросил Пиночет. Тот покивал. Над его головой стремительно проносились последние дождевые облака (следующий день был жарким и безоблачным). Темно фиолетовые, похожие на рваные тряпки тучи раз за разом глотали луну, но уже через десять секунд она прорывала из брюха - чистая и незапятнанная. Из-за этого свет на Саввином Овражке то появлялся, то начисто исчезал. После чего овражек погружался в чернильную тьму - ни одного фонаря, на улице не горело. Саввиновым овражком именовался рахитичный переулок, в самой старой части Верхнего города. Когда-то тут и вправду был крохотный овраг, образовавшийся изза извилистого и буйного ручейка, бравшего начало где-то в карстовых пещерах и в финале своего пути впадавшего в Мелочевку. В период активного строительства панельных многоэтажек ручей загнали в трубу, а овраг засыпали гравием, поверх которого проложили асфальт. Но видно что-то от этого веселого чистого (и холодного, от него даже в самую жару ломило зубы) ручейка все еще оставалось, потому что воздух в переулке славился своей сыростью, а асфальтовое покрытие, несмотря на все усилия бытовых служб, с каждой весной приходило в негодность. Вот и выглядел теперь Саввинов переулок как много раз штопаный носок весь в разноцветных заплатах. Стрый и Пиночет прятались в самом начале Овражка, как раз напротив двухэтажного покосившегося дома, в начале своей карьеры, вероятно бывшего нежно розовым. Теперь он стал серым, как и все окружающие строения. Серый, как асфальт. В доме горело одно единственное окно - под самой крышей, но и оно было занавешено массивной шторой совершенно кошмарной багровой расцветки. В переулке было совершенно пусто, и даже бродячие собаки, эти словно бы находящиеся везде и сразу помногу твари, обходили его стороной. В тридцати метров по ходу переулка виднелась Покаянная улица, на которой горел примерно один фонарь из трех и иногда ездили машины, медленно и осторожно объезжая эпических размеров рытвины. Полночь пробило полчаса назад, и ночная жизнь была разгаре. Но только не в Саввином Овражке. Если пройти метров двадцать от начала переулка, вдоль Покаянной, то можно заметить фасад невысокого двухэтажного особняка, выделяющегося на фоне окружающих зданий как новая сверкающая, стальная коронка на фоне частокола кривых и пораженных гниением зубов. Здесь и располагается знаменитая фирма "Паритет", сделавшая себе имя на сделках с недвижимостью. Тут, за этими веселенькой пастельной раскраски стенами, и светонепроницаемыми бронированными окнами день за днем крутятся астрономические суммы, во много раз превышающие общегодовой бюджет всего города. К фасаду подъезжают дорогие иномарки, жутко шкрябая днищем на колдобинах (только площадка перед самым входом нормально заасфальтирована), частым гостем бывает и бежевый броневик инкассаторов. С шести утра и до девяти десяти вечера за этими тяжелыми железными дверями кипит жизнь, но сейчас, в глухую полуночную пору здесь было тихо и пустынно и лишь периодически мигала красноватая лампочка сигнализации. Где-то там, за темным дверным проемом должен быть сторож, и может быть кто ни будь из охраны. Стрый и Пиночет знали это, странный ночной гость, как и обещал, оставил на середине комнаты, коричневую папку с подробной инструкцией. Ровным, академическим почерком там, по пунктам, с разъяснениями было прописано каждое действие для обоих грабителей. В конце бумажного листа их покровитель все тем же ровным почерком приписал: "За удачно выполненное задание - похвала и вознаграждение", ну прямо как для маленьких детей! Пиночет тогда оскорбился, но когда увидел, что еще лежит в папке, его обиды тут же исчезли, расплывшись как легкие облачка над пустыней Сахарой. В качестве аванса предлагались еще две ампулы с морфином, так что сразу можно было понять, о каком вознаграждении идет речь. Покачивая своей капсулой и восхищенно глядя, как играет на гладком стекле полуденный свет, Николай Васютко решил, что за такое пустяковое дельце это поистине невиданно щедрая награда. Особенное если учесть капсулы, причитающиеся им потом. -Похоже мы наткнулись на живой источник, а Стрый? - сфилософствовал Пиночет, прибывая в хорошем расположении духа. Его напарник что-то невнятно пробурчал, а потом сматерился, когда голой пяткой раздавил последний оставшийся шприц и острый осколок впился ему в кожу стопы. Но, так или иначе, этой ночью друзья-наркоманы были бодры, веселы и жаждали действия. -Когда он пойдет? - спросил Стрый, кидая внимательный взгляд в сторону "Паритета". -Стой. Жди. Пиночет еще раз сверился с инструкцией, и так уже порядком заляпанной. Трудно было понять, откуда у давшего ее такие сведения. Откуда вот он, например знает, что ровно без пятнадцати минут час, сторож и охранник (или только сторож если охранника сегодня нет), выйдет из здания фирмы и направится сюда, в Саввинов Овражек? Он всегда так делает, или только в этот раз. В переулок блеснуло светом фар, и Пиночет поспешно отступил в тень. Сюда или не сюда? Яркий дальний свет лизнул по темным углам, резвой белой ящерицей пробежал с одной стороны улицы на другую, высветил на миг обшарпанные стены ближнего дома. Вроде нет, разворачивается. Двигатель взвыл на повышенных оборотах, скрипнули шины, на мимо "Паритета" пронеслось темный низкий силуэт. Вспыхнули габариты. Так и есть, не сюда. Пиночет приподнял левую руку и вгляделся в потресканный циферблат своих старых часов. Секундная стрелка двигалась рывками, иногда замирая на месте, как сильно покалеченное животное. До часа оставалось около шестнадцати минут. Когда минутная стрелка переползла через широкое деление и принялась неторопливо вспахивать градуированное поле четвертой четверти у входа в фирму возникло некое шевеление. Отчетливо и на всю улицу лязгнул замок. В мертвенном свете ртутного фонаря возникла темная невысокая фигура. Сторож. Рядом с ним никого не было и из этого можно было смело заключить, что охранника в эту ночь нет. Сторож сделал шаг вперед, остановился и, задрав голову, уставился на луну. Потом, даже не прикрыв дверь, он, засунув руки в карманы неспешно стал пересекать Покаянную улицу. Было тихо звуки его шагов разносились по всей улице. Перейдя своеобразный для себя Рубикон (черту отделяющую Покаянную от начал Савинова овражка), Сторож стал что-то насвистывать. Пиночет поразился такой неосмотрительности сторожа. Создавалось ощущение, что тот просто забыл, кто он и для чего здесь поставлен. Позади уходящего стража остались широко и гостеприимно открытые двери внутрь особняка. Сторож запел - тихо, и ужасающе фальшиво. Ногой поддал лежащий на тротуаре обломок дерева, и тот покатился, загремел на всю улицу. Лунный свет вспыхивал, падал ему на лицо, делал его похожим на какую то застывшую маску, сделанную из светлого серебра. А когда страж подошел ближе, Пиночет с ужасом понял, что это в некотором роде правда. Лицо подходящего было напрочь лишено какого либо выражения. Глаза открыты и сонны. И при этом он напевал! Николаю вдруг стало неуютно на этой затемненной, вечно сырой улице, и впервые за сегодняшний день к нему в голову закралась мысль о том, куда же он ввязался. Как-то раз, в то блаженное время, когда Николай Васютко еще не низвергнулся вниз, в пучину одной единственной всепоглощающей страсти, он посмотрел фильм, в котором людям прокручивали на экране специальный ролик, как бы наложенный на основной видеоряд. И после этого, стоило им сказать кодовую фразу, как они превращались в безвольных рабов, спящих на ходу, и выполняющих все, что им не прикажут. Вот и сторож теперь так выглядел. Прямо как зомби! Пиночет бросил быстрый взгляд на Стрыя, но тот был спокоен. Может у него мозгов не хватало, чтобы понять, что сторож не в себе. А может просто он не смотрел того фильма. Неважно, главное напарник не тушуется, а вон даже поигрывает тяжелой монтировкой, шлепает ей по ладони. Сторож теперь пел во весь голос, прямо дрожь брала от этого скрипучего пения, особенно в сочетании с неподвижным лицом. Ну словно доблестный страж "Паритета" под кайфом! Пиночет стоял теперь спиной к бывшему розоватому дому, напряженно вглядывался в подходящего и потому не видел, как в том самом одном единственном окошке, отодвинулась багровая штора и появился неясный человеческий силуэт, подобно зрителю, сидящему на балконе в театре, созерцавший творящееся внизу действо. Все так же, с песней сторож "Паритета" вошел в Саввинов Овражек и миновал замерших в тени сообщников, пройдя всего в двух метрах от Пиночета и абсолютно не обратив на него внимания. Тот махнул, Стрыю - давай, мол. Двумя широкими шагами нагнав свою жертву, Малахов почти нежно опустил ей на голову монтировку. Плашмя, чтобы не убить. В инструкции говорилось, что это без надобности. Песня оборвалась и сторож повалился на сырой асфальт, напоследок гулко приложившись лбом. Все действо происходило почти в полной тьме, и лишь иногда проглядывающая луна помогала в ней ориентироваться. Где-то далеко, может у реки тоскливо взвыли бродячие псы, а может и не псы, больно уж характерный голосовой перелив. Не говоря не слова, напарники подхватили сторожа за ноги и поволокли его в маленький палисадник, что имелся перед каждым домом в этом дрянном переулке. Там бессознательное тело не заметят, а если и заметят, то решат, что пьяный - алкаши частые гости в этом старом квартале. -Все? - спросил неуверенно Стрый. Пиночет кивнул, и подтолкнул его в сторону Покаянной. Больше не скрываясь, и даже гордо выпрямившись, они прошли к фасаду фирмы. Может, кто за ними и следил, но наверняка не заметил ничего предрассудительного. Вход чернел приглашающе. Красная лампочка над ним больше не мигала зомбированный сторож отключил сигнализацию. По гладко штукатуреным стенам прыгали и кривлялись неясные тени. Почему же так неуютно? В конце концов Пиночет и Стрый не первый раз выходили на ночную охоту? Николай заставил себя думать о морфине - только об этих дающих райские ощущения капсулах. Стало легче. Споро миновали вход, остановились на миг в темном вестибюле. Справа располагалась дверь в каморку сторожа - там было накурено и работал старенький черно-белый телевизор. Кадры быстро сменялись и в комнатке становилось то светлее, то темнее, точь-в-точь как от луны на улице. Звук был выключен. -Две двери, - сказал Пиночет - одна в бухгалтерию, другая непосредственно в кабинет. Скорее всего, сейф. -А эта? - осторожно спросил Стрый. Да, была еще одна дверь - массивная, темная, покрытая прозрачным лаком. В инструкции о ней не было ни слова. -Счас, - произнес Васютко - посмотрим. Он неслышно пересек холл (только один раз под его шагами скрипнула старая половица), взялся за большую латунную ручку двери. Замер. -Ты чего?! - спросил Стрый. В голосе этого болвана явственно слышался страх, за что Пиночету сразу же захотелось заехать ему по черепу той же монтировкой. Нет, умеет Стрый раздражать, ничего не скажешь. Вместо этого Васютко ничего не ответил, вслушиваясь. Где-то тикали часы - наверняка большие, напольные, вон как громко отмеряют время. Что-то капало, на пороге слышимости свистел работающий телевизор. Шорох за дверью. За этой самой, массивной. Пиночет вытаращил глаза, в инструкции говорилось, что в особняке никого нет. Мог, их непонятный работодатель ошибаться? Ладонь на латунной ручке ощутимо вспотела и стала мокрой. Нет, мокрым был весь Пиночет, он прямо таки купался в собственном поту. В этот миг он вдруг понял, как ему страшно. Даже не страх - панический ужас. Но все-таки он не двигался, слушал. За дверью снова зашевелились. А потом из-за нее раздался низкий вибрирующий звук, словно там работал какой то огромный и старый двигатель, лениво крутящийся сейчас на маленьких оборотах. Васютко не мог определить его источник, и лишь когда припомнил случай из своего далекого детства, все стало на свои места. Маленький Коля Васютко каждое лето бывал в деревне, где жили его немногие родственники. Он до сих хорошо помнил черноватую, покосившуюся избушку, запущенный огород (времени работать у родичей не было, было лишь на пьянство), ряд тонких пирамидальных тополей вдоль дороги. И помнил здоровенного, злющего пса, что жил у соседей. Кавказская овчарка, лохматая, огромная, с мутным шальным взглядом. Ее всегда держали на цепи, после двух или трех случаев нападения этого зверя на людей. Овчарка Колю ненавидела (впрочем, наверное, не больше чем остальных), и как только он приближался к забору, разделяющему его и соседский участок, издавала низкий полный тщательно сдерживаемой злобы рык. Наверняка, дай ей волю, она бы накинулась на мальчика и разодрала ему глотку, наверняка она об этом мечтала. Так или иначе, это была единственная в округе собака, которую Коля до одури боялся. Ночами он строил планы сладкой мести, в которых псина гибла удивительно изощренным для семилетнего мальчика способом. После таких мечтаний не выросший еще Коля Пиночет с особым удовольствием мучил пойманных им беззащитных котят и щенят. С годами собака исчезла, и он уже не помнил, куда. Звук за дверью был тем самым рыком. Не предупреждающим, а, скорее, предвкушающим. Получается собака вернулась? Пиночет представил себе этого зверя за дверью - огромная, (Николай вырос, но и она выросла вместе с ним, приобретя те же пропорции), шерсть вечно всклокочена и висит грязными сосульками. А главное глаза - гноящиеся, отекшие и полные мутной ненависти и вместе с тем какой то потусторонней разумности. -Ну чего там? - уже спокойнее спросил Стрый, Пиночета не съели, а значит ничего здесь особенного. -Ничего... - сказал пересохшим горлом Васютко, и отпустил ручку двери. На ней остались мокрые следы его пальцев. - Пусть прошлое остается за дверью. -Чего? - вылупился его напарник, но тут Пиночет глянул на него и злобно зашипел: -А канистра?! Канистра где, дурило тупорылое?! Ты что, ее забыл там, да?! Лицо Стрыя выразило весь спектр раскаяния - от виноватого удивления, до мучительного стыда. Он смотрел на свои пустые руки - так и есть, оставил канистру в переулке. -Быстро за ней! - Прошипел Пиночет и не удержался, сильно толкнул его в плечо, - Пошел, пошел, пошел! Напарник, поспешно покинул помещение и громко топая побежал за канистрой. Николай еще раз посмотрел на неоткрытую дверь, за которой сейчас было тихо потерпи собачка, потерпи еще с полчасика, скоро тут будет много огня. Хватит и тебе. У входа Стрый запнулся и чуть не упал, пробормотал под нос проклятие. Скоро вернулся назад, пыхтя от натуги и сжимая в руках крашенную зеленой краской двадцатилитровую канистру до верху полную чистого девяносто пятого бензина. Сейчас он ходуном ходил в канистре, плескал в стальные борта. Оба несгораемых сейфа, в бухгалтерии и у шефа были приоткрыты и в дверцах сиротливо торчали оставленные ключи. Пиночет только еще раз подивился тому всеобъемлющему приступу склероза, что охватил буквально всех работниках фирмы. Тут уже пахло какой то мистикой, чем-то потусторонним. Но сейчас, в час ночи мистика казалась чем-то совершенно естественным, и потому мысли обо всех этих странностях лишь на миг промелькнули у Пиночета в голове. Его нервировала запертая за деревянной дверью собака, и он торопился зажечь здесь в этих каменных стенах большой очищающий пожар. В кабинете безвестного руководителя фирмы обретался массивный стол черного дерева, прямо таки кричавший о свой дороговизне. Не менее дорогой торшер и крохотный сейф под картиной - копией Айвазовского. Ночные тени падали с улицы на картину и казалось изображенное там море буйствует и перекатывает тяжелые, с желтыми пенными шапками, валы. Сейф тоже был приоткрыт и содержал в себе несколько толстых денежных пачек, а также инкрустированную золотом зажигалку фирмы "ронсон", с маленьким брильянтов в основании. Деньги Пиночет не глядя рассовал по карманам. А зажигалкой некоторое время любовался. Поворачивая то так, то этак на свету, а потом тоже взял с собой. Кипы бумаг извлеченных из сейфов неопрятной кучей сложили в самом центре холла, притащив для надежности еще тонкий ковер из другой комнаты. В ночной полутьме этот натюрморт смотрелся как психоделический Эверест, в котором роль снега играли бумаги, а основанием служило ковровое покрытие. -Лей! - коротко приказал Пиночет и Стрый, поспешно откупорив канистру, от души ливанул на бумажную гору. От нее сразу попер удушающий едкий бензиновый запах. Но Стрый не останавливался, разливал горючую жидкость вокруг, она текла по доскам пола, тяжело в него впитывалась. Пары бензина возносились к потолку призрачным маревом. -Готово, - отчеканил Стрый и швырнул пустую канистру в сторону бухгалтерии. Стоя спиной к закрытой двери, Пиночет открыл позолоченную крышечку дорогой зажигалки, но кремневое колесико крутнуть не успел. Одновременно с раздавшимся за спиной резким неприятным скрипом в затылок Николаю Васютко уперлось нечто холодное и явно стальное. Ствол. Оружие. Очень низкий хриплый голос с усилием выдавил над самым ухом: -Бросай... Но зажигалка и так выпала из ослабевших Пиночетовых пальцев и шлепнулась на пропитавшийся бензином пол. Пиночет стал оборачивался. Он не хотел этого делать, но осознание, что стоящее позади пришло из закрытой комнаты заставляло его посмотреть в глаза своему страху. Он не мог не взглянуть. И в первый момент, Николаю действительно показалось, что он видит перед собой вставшую на задние лапы косматую овчарку, смотрит в ее дикие зверины глаза. Но потом он увидел ствол пистолета, увидел камуфляжную форму, обтягивающую вполне человекоподобный силуэт и до него дошло: -"Охранник! Все время был здесь, прятался за дверью!!" Вот только что-то с охранником было не то, что-то неестественное было в том, как он поводил стволом своего оружия. Так, словно рука его дрожала, и он никак не мог остановить эту пляску своей конечности. И смотря во все глаза на пришельца из-за закрытой дверью, обмерший от страха Пиночет замечал все новые и новые неправильные в нем детали. Уши у охранника были чуть заостренны и ощутимо дергались, верхняя губа задралась и тоже подергивалась, как от тика. Глаза торопливо бегали из стороны в сторону. -Я... - начал было Пиночет, но тут охранник задрал еще выше губу, явив полутьме крупные белые зубы, и издал тот самый низкий, горловой рык, который Николай раньше приписывал к собаке. -Танцуй, - просипело чудище в камуфляже и в лучших ковбойских традициях выстрелило Пиночету под ноги. Но потанцевать Васютко не успел. Первая же выпущенная пуля, наперекор всем законам вероятности, угодила не в доски пола, а в лежащую на нем зажигалку "ронсон", отчего бензин в ней воспламенился с оглушительным хлопком. Зажигалку разорвало, и она плеснула в последнем усилии феерическим огненным дождем, густо смешанным с осколками позолоченного металла, которые посекли Пиночету лицо. Горящий бензин густо оросил доски пола, соединился со своим еще холодным собратом, и тот вспыхнул тоже победным ликующим пламенем, мигом охватившим всю комнату. На лице звероватого охранника отразилось почти потешное изумление, так похожее на недавнее выражение лица Стрыя, что Пиночет чуть не расхохотался в голос. Засмеяться ему не дали. Схватив за шиворот неудачливых (хотя почему, "Паритет" то горит, почти полыхает), поджигателей, тип в камуфляже поволок их сквозь огонь к выходу. Силы он был неимоверной, так что даже не бывший ранее силачом Стрый не мог ничего с ним поделать. А когда их выволокли из все сильнее разгорающегося здания на свежий воздух, Пиночет вдруг понял, что их ждет. И испуганно задергался, пытаясь вырваться из стальной хватки. Бесполезно. Было очевидно, что охранник не будет сдавать их в милицию, как не будет вызывать пожарных. Ему, похоже, глубоко наплевать на сгорающий позади "Паритет". У этого невменяемого, видимо есть свои, идущие в разрез с официальными планы. И глядя на подергивающиеся, заостренные уши, на эти белоснежные зубы, со слишком уж выступающими клыками, становилось понятно, что эти планы не простираются так уж далеко. Пиночет начал кричать и кричал еще долго, а когда устал, его сменил Стрый. Впрочем, их так никто и не услышал.
16.
-Тихо! - сказал Стрый - все ушли. -Хорошо смотрел? - спросил Пиночет. Тот покивал. Над его головой стремительно проносились последние дождевые облака (следующий день был жарким и безоблачным). Темно фиолетовые, похожие на рваные тряпки тучи раз за разом глотали луну, но уже через десять секунд она прорывала из брюха - чистая и незапятнанная. Из-за этого свет на Саввином Овражке то появлялся, то начисто исчезал. После чего овражек погружался в чернильную тьму - ни одного фонаря, на улице не горело. Саввиновым овражком именовался рахитичный переулок, в самой старой части Верхнего города. Когда-то тут и вправду был крохотный овраг, образовавшийся изза извилистого и буйного ручейка, бравшего начало где-то в карстовых пещерах и в финале своего пути впадавшего в Мелочевку. В период активного строительства панельных многоэтажек ручей загнали в трубу, а овраг засыпали гравием, поверх которого проложили асфальт. Но видно что-то от этого веселого чистого (и холодного, от него даже в самую жару ломило зубы) ручейка все еще оставалось, потому что воздух в переулке славился своей сыростью, а асфальтовое покрытие, несмотря на все усилия бытовых служб, с каждой весной приходило в негодность. Вот и выглядел теперь Саввинов переулок как много раз штопаный носок весь в разноцветных заплатах. Стрый и Пиночет прятались в самом начале Овражка, как раз напротив двухэтажного покосившегося дома, в начале своей карьеры, вероятно бывшего нежно розовым. Теперь он стал серым, как и все окружающие строения. Серый, как асфальт. В доме горело одно единственное окно - под самой крышей, но и оно было занавешено массивной шторой совершенно кошмарной багровой расцветки. В переулке было совершенно пусто, и даже бродячие собаки, эти словно бы находящиеся везде и сразу помногу твари, обходили его стороной. В тридцати метров по ходу переулка виднелась Покаянная улица, на которой горел примерно один фонарь из трех и иногда ездили машины, медленно и осторожно объезжая эпических размеров рытвины. Полночь пробило полчаса назад, и ночная жизнь была разгаре. Но только не в Саввином Овражке. Если пройти метров двадцать от начала переулка, вдоль Покаянной, то можно заметить фасад невысокого двухэтажного особняка, выделяющегося на фоне окружающих зданий как новая сверкающая, стальная коронка на фоне частокола кривых и пораженных гниением зубов. Здесь и располагается знаменитая фирма "Паритет", сделавшая себе имя на сделках с недвижимостью. Тут, за этими веселенькой пастельной раскраски стенами, и светонепроницаемыми бронированными окнами день за днем крутятся астрономические суммы, во много раз превышающие общегодовой бюджет всего города. К фасаду подъезжают дорогие иномарки, жутко шкрябая днищем на колдобинах (только площадка перед самым входом нормально заасфальтирована), частым гостем бывает и бежевый броневик инкассаторов. С шести утра и до девяти десяти вечера за этими тяжелыми железными дверями кипит жизнь, но сейчас, в глухую полуночную пору здесь было тихо и пустынно и лишь периодически мигала красноватая лампочка сигнализации. Где-то там, за темным дверным проемом должен быть сторож, и может быть кто ни будь из охраны. Стрый и Пиночет знали это, странный ночной гость, как и обещал, оставил на середине комнаты, коричневую папку с подробной инструкцией. Ровным, академическим почерком там, по пунктам, с разъяснениями было прописано каждое действие для обоих грабителей. В конце бумажного листа их покровитель все тем же ровным почерком приписал: "За удачно выполненное задание - похвала и вознаграждение", ну прямо как для маленьких детей! Пиночет тогда оскорбился, но когда увидел, что еще лежит в папке, его обиды тут же исчезли, расплывшись как легкие облачка над пустыней Сахарой. В качестве аванса предлагались еще две ампулы с морфином, так что сразу можно было понять, о каком вознаграждении идет речь. Покачивая своей капсулой и восхищенно глядя, как играет на гладком стекле полуденный свет, Николай Васютко решил, что за такое пустяковое дельце это поистине невиданно щедрая награда. Особенное если учесть капсулы, причитающиеся им потом. -Похоже мы наткнулись на живой источник, а Стрый? - сфилософствовал Пиночет, прибывая в хорошем расположении духа. Его напарник что-то невнятно пробурчал, а потом сматерился, когда голой пяткой раздавил последний оставшийся шприц и острый осколок впился ему в кожу стопы. Но, так или иначе, этой ночью друзья-наркоманы были бодры, веселы и жаждали действия. -Когда он пойдет? - спросил Стрый, кидая внимательный взгляд в сторону "Паритета". -Стой. Жди. Пиночет еще раз сверился с инструкцией, и так уже порядком заляпанной. Трудно было понять, откуда у давшего ее такие сведения. Откуда вот он, например знает, что ровно без пятнадцати минут час, сторож и охранник (или только сторож если охранника сегодня нет), выйдет из здания фирмы и направится сюда, в Саввинов Овражек? Он всегда так делает, или только в этот раз. В переулок блеснуло светом фар, и Пиночет поспешно отступил в тень. Сюда или не сюда? Яркий дальний свет лизнул по темным углам, резвой белой ящерицей пробежал с одной стороны улицы на другую, высветил на миг обшарпанные стены ближнего дома. Вроде нет, разворачивается. Двигатель взвыл на повышенных оборотах, скрипнули шины, на мимо "Паритета" пронеслось темный низкий силуэт. Вспыхнули габариты. Так и есть, не сюда. Пиночет приподнял левую руку и вгляделся в потресканный циферблат своих старых часов. Секундная стрелка двигалась рывками, иногда замирая на месте, как сильно покалеченное животное. До часа оставалось около шестнадцати минут. Когда минутная стрелка переползла через широкое деление и принялась неторопливо вспахивать градуированное поле четвертой четверти у входа в фирму возникло некое шевеление. Отчетливо и на всю улицу лязгнул замок. В мертвенном свете ртутного фонаря возникла темная невысокая фигура. Сторож. Рядом с ним никого не было и из этого можно было смело заключить, что охранника в эту ночь нет. Сторож сделал шаг вперед, остановился и, задрав голову, уставился на луну. Потом, даже не прикрыв дверь, он, засунув руки в карманы неспешно стал пересекать Покаянную улицу. Было тихо звуки его шагов разносились по всей улице. Перейдя своеобразный для себя Рубикон (черту отделяющую Покаянную от начал Савинова овражка), Сторож стал что-то насвистывать. Пиночет поразился такой неосмотрительности сторожа. Создавалось ощущение, что тот просто забыл, кто он и для чего здесь поставлен. Позади уходящего стража остались широко и гостеприимно открытые двери внутрь особняка. Сторож запел - тихо, и ужасающе фальшиво. Ногой поддал лежащий на тротуаре обломок дерева, и тот покатился, загремел на всю улицу. Лунный свет вспыхивал, падал ему на лицо, делал его похожим на какую то застывшую маску, сделанную из светлого серебра. А когда страж подошел ближе, Пиночет с ужасом понял, что это в некотором роде правда. Лицо подходящего было напрочь лишено какого либо выражения. Глаза открыты и сонны. И при этом он напевал! Николаю вдруг стало неуютно на этой затемненной, вечно сырой улице, и впервые за сегодняшний день к нему в голову закралась мысль о том, куда же он ввязался. Как-то раз, в то блаженное время, когда Николай Васютко еще не низвергнулся вниз, в пучину одной единственной всепоглощающей страсти, он посмотрел фильм, в котором людям прокручивали на экране специальный ролик, как бы наложенный на основной видеоряд. И после этого, стоило им сказать кодовую фразу, как они превращались в безвольных рабов, спящих на ходу, и выполняющих все, что им не прикажут. Вот и сторож теперь так выглядел. Прямо как зомби! Пиночет бросил быстрый взгляд на Стрыя, но тот был спокоен. Может у него мозгов не хватало, чтобы понять, что сторож не в себе. А может просто он не смотрел того фильма. Неважно, главное напарник не тушуется, а вон даже поигрывает тяжелой монтировкой, шлепает ей по ладони. Сторож теперь пел во весь голос, прямо дрожь брала от этого скрипучего пения, особенно в сочетании с неподвижным лицом. Ну словно доблестный страж "Паритета" под кайфом! Пиночет стоял теперь спиной к бывшему розоватому дому, напряженно вглядывался в подходящего и потому не видел, как в том самом одном единственном окошке, отодвинулась багровая штора и появился неясный человеческий силуэт, подобно зрителю, сидящему на балконе в театре, созерцавший творящееся внизу действо. Все так же, с песней сторож "Паритета" вошел в Саввинов Овражек и миновал замерших в тени сообщников, пройдя всего в двух метрах от Пиночета и абсолютно не обратив на него внимания. Тот махнул, Стрыю - давай, мол. Двумя широкими шагами нагнав свою жертву, Малахов почти нежно опустил ей на голову монтировку. Плашмя, чтобы не убить. В инструкции говорилось, что это без надобности. Песня оборвалась и сторож повалился на сырой асфальт, напоследок гулко приложившись лбом. Все действо происходило почти в полной тьме, и лишь иногда проглядывающая луна помогала в ней ориентироваться. Где-то далеко, может у реки тоскливо взвыли бродячие псы, а может и не псы, больно уж характерный голосовой перелив. Не говоря не слова, напарники подхватили сторожа за ноги и поволокли его в маленький палисадник, что имелся перед каждым домом в этом дрянном переулке. Там бессознательное тело не заметят, а если и заметят, то решат, что пьяный - алкаши частые гости в этом старом квартале. -Все? - спросил неуверенно Стрый. Пиночет кивнул, и подтолкнул его в сторону Покаянной. Больше не скрываясь, и даже гордо выпрямившись, они прошли к фасаду фирмы. Может, кто за ними и следил, но наверняка не заметил ничего предрассудительного. Вход чернел приглашающе. Красная лампочка над ним больше не мигала зомбированный сторож отключил сигнализацию. По гладко штукатуреным стенам прыгали и кривлялись неясные тени. Почему же так неуютно? В конце концов Пиночет и Стрый не первый раз выходили на ночную охоту? Николай заставил себя думать о морфине - только об этих дающих райские ощущения капсулах. Стало легче. Споро миновали вход, остановились на миг в темном вестибюле. Справа располагалась дверь в каморку сторожа - там было накурено и работал старенький черно-белый телевизор. Кадры быстро сменялись и в комнатке становилось то светлее, то темнее, точь-в-точь как от луны на улице. Звук был выключен. -Две двери, - сказал Пиночет - одна в бухгалтерию, другая непосредственно в кабинет. Скорее всего, сейф. -А эта? - осторожно спросил Стрый. Да, была еще одна дверь - массивная, темная, покрытая прозрачным лаком. В инструкции о ней не было ни слова. -Счас, - произнес Васютко - посмотрим. Он неслышно пересек холл (только один раз под его шагами скрипнула старая половица), взялся за большую латунную ручку двери. Замер. -Ты чего?! - спросил Стрый. В голосе этого болвана явственно слышался страх, за что Пиночету сразу же захотелось заехать ему по черепу той же монтировкой. Нет, умеет Стрый раздражать, ничего не скажешь. Вместо этого Васютко ничего не ответил, вслушиваясь. Где-то тикали часы - наверняка большие, напольные, вон как громко отмеряют время. Что-то капало, на пороге слышимости свистел работающий телевизор. Шорох за дверью. За этой самой, массивной. Пиночет вытаращил глаза, в инструкции говорилось, что в особняке никого нет. Мог, их непонятный работодатель ошибаться? Ладонь на латунной ручке ощутимо вспотела и стала мокрой. Нет, мокрым был весь Пиночет, он прямо таки купался в собственном поту. В этот миг он вдруг понял, как ему страшно. Даже не страх - панический ужас. Но все-таки он не двигался, слушал. За дверью снова зашевелились. А потом из-за нее раздался низкий вибрирующий звук, словно там работал какой то огромный и старый двигатель, лениво крутящийся сейчас на маленьких оборотах. Васютко не мог определить его источник, и лишь когда припомнил случай из своего далекого детства, все стало на свои места. Маленький Коля Васютко каждое лето бывал в деревне, где жили его немногие родственники. Он до сих хорошо помнил черноватую, покосившуюся избушку, запущенный огород (времени работать у родичей не было, было лишь на пьянство), ряд тонких пирамидальных тополей вдоль дороги. И помнил здоровенного, злющего пса, что жил у соседей. Кавказская овчарка, лохматая, огромная, с мутным шальным взглядом. Ее всегда держали на цепи, после двух или трех случаев нападения этого зверя на людей. Овчарка Колю ненавидела (впрочем, наверное, не больше чем остальных), и как только он приближался к забору, разделяющему его и соседский участок, издавала низкий полный тщательно сдерживаемой злобы рык. Наверняка, дай ей волю, она бы накинулась на мальчика и разодрала ему глотку, наверняка она об этом мечтала. Так или иначе, это была единственная в округе собака, которую Коля до одури боялся. Ночами он строил планы сладкой мести, в которых псина гибла удивительно изощренным для семилетнего мальчика способом. После таких мечтаний не выросший еще Коля Пиночет с особым удовольствием мучил пойманных им беззащитных котят и щенят. С годами собака исчезла, и он уже не помнил, куда. Звук за дверью был тем самым рыком. Не предупреждающим, а, скорее, предвкушающим. Получается собака вернулась? Пиночет представил себе этого зверя за дверью - огромная, (Николай вырос, но и она выросла вместе с ним, приобретя те же пропорции), шерсть вечно всклокочена и висит грязными сосульками. А главное глаза - гноящиеся, отекшие и полные мутной ненависти и вместе с тем какой то потусторонней разумности. -Ну чего там? - уже спокойнее спросил Стрый, Пиночета не съели, а значит ничего здесь особенного. -Ничего... - сказал пересохшим горлом Васютко, и отпустил ручку двери. На ней остались мокрые следы его пальцев. - Пусть прошлое остается за дверью. -Чего? - вылупился его напарник, но тут Пиночет глянул на него и злобно зашипел: -А канистра?! Канистра где, дурило тупорылое?! Ты что, ее забыл там, да?! Лицо Стрыя выразило весь спектр раскаяния - от виноватого удивления, до мучительного стыда. Он смотрел на свои пустые руки - так и есть, оставил канистру в переулке. -Быстро за ней! - Прошипел Пиночет и не удержался, сильно толкнул его в плечо, - Пошел, пошел, пошел! Напарник, поспешно покинул помещение и громко топая побежал за канистрой. Николай еще раз посмотрел на неоткрытую дверь, за которой сейчас было тихо потерпи собачка, потерпи еще с полчасика, скоро тут будет много огня. Хватит и тебе. У входа Стрый запнулся и чуть не упал, пробормотал под нос проклятие. Скоро вернулся назад, пыхтя от натуги и сжимая в руках крашенную зеленой краской двадцатилитровую канистру до верху полную чистого девяносто пятого бензина. Сейчас он ходуном ходил в канистре, плескал в стальные борта. Оба несгораемых сейфа, в бухгалтерии и у шефа были приоткрыты и в дверцах сиротливо торчали оставленные ключи. Пиночет только еще раз подивился тому всеобъемлющему приступу склероза, что охватил буквально всех работниках фирмы. Тут уже пахло какой то мистикой, чем-то потусторонним. Но сейчас, в час ночи мистика казалась чем-то совершенно естественным, и потому мысли обо всех этих странностях лишь на миг промелькнули у Пиночета в голове. Его нервировала запертая за деревянной дверью собака, и он торопился зажечь здесь в этих каменных стенах большой очищающий пожар. В кабинете безвестного руководителя фирмы обретался массивный стол черного дерева, прямо таки кричавший о свой дороговизне. Не менее дорогой торшер и крохотный сейф под картиной - копией Айвазовского. Ночные тени падали с улицы на картину и казалось изображенное там море буйствует и перекатывает тяжелые, с желтыми пенными шапками, валы. Сейф тоже был приоткрыт и содержал в себе несколько толстых денежных пачек, а также инкрустированную золотом зажигалку фирмы "ронсон", с маленьким брильянтов в основании. Деньги Пиночет не глядя рассовал по карманам. А зажигалкой некоторое время любовался. Поворачивая то так, то этак на свету, а потом тоже взял с собой. Кипы бумаг извлеченных из сейфов неопрятной кучей сложили в самом центре холла, притащив для надежности еще тонкий ковер из другой комнаты. В ночной полутьме этот натюрморт смотрелся как психоделический Эверест, в котором роль снега играли бумаги, а основанием служило ковровое покрытие. -Лей! - коротко приказал Пиночет и Стрый, поспешно откупорив канистру, от души ливанул на бумажную гору. От нее сразу попер удушающий едкий бензиновый запах. Но Стрый не останавливался, разливал горючую жидкость вокруг, она текла по доскам пола, тяжело в него впитывалась. Пары бензина возносились к потолку призрачным маревом. -Готово, - отчеканил Стрый и швырнул пустую канистру в сторону бухгалтерии. Стоя спиной к закрытой двери, Пиночет открыл позолоченную крышечку дорогой зажигалки, но кремневое колесико крутнуть не успел. Одновременно с раздавшимся за спиной резким неприятным скрипом в затылок Николаю Васютко уперлось нечто холодное и явно стальное. Ствол. Оружие. Очень низкий хриплый голос с усилием выдавил над самым ухом: -Бросай... Но зажигалка и так выпала из ослабевших Пиночетовых пальцев и шлепнулась на пропитавшийся бензином пол. Пиночет стал оборачивался. Он не хотел этого делать, но осознание, что стоящее позади пришло из закрытой комнаты заставляло его посмотреть в глаза своему страху. Он не мог не взглянуть. И в первый момент, Николаю действительно показалось, что он видит перед собой вставшую на задние лапы косматую овчарку, смотрит в ее дикие зверины глаза. Но потом он увидел ствол пистолета, увидел камуфляжную форму, обтягивающую вполне человекоподобный силуэт и до него дошло: -"Охранник! Все время был здесь, прятался за дверью!!" Вот только что-то с охранником было не то, что-то неестественное было в том, как он поводил стволом своего оружия. Так, словно рука его дрожала, и он никак не мог остановить эту пляску своей конечности. И смотря во все глаза на пришельца из-за закрытой дверью, обмерший от страха Пиночет замечал все новые и новые неправильные в нем детали. Уши у охранника были чуть заостренны и ощутимо дергались, верхняя губа задралась и тоже подергивалась, как от тика. Глаза торопливо бегали из стороны в сторону. -Я... - начал было Пиночет, но тут охранник задрал еще выше губу, явив полутьме крупные белые зубы, и издал тот самый низкий, горловой рык, который Николай раньше приписывал к собаке. -Танцуй, - просипело чудище в камуфляже и в лучших ковбойских традициях выстрелило Пиночету под ноги. Но потанцевать Васютко не успел. Первая же выпущенная пуля, наперекор всем законам вероятности, угодила не в доски пола, а в лежащую на нем зажигалку "ронсон", отчего бензин в ней воспламенился с оглушительным хлопком. Зажигалку разорвало, и она плеснула в последнем усилии феерическим огненным дождем, густо смешанным с осколками позолоченного металла, которые посекли Пиночету лицо. Горящий бензин густо оросил доски пола, соединился со своим еще холодным собратом, и тот вспыхнул тоже победным ликующим пламенем, мигом охватившим всю комнату. На лице звероватого охранника отразилось почти потешное изумление, так похожее на недавнее выражение лица Стрыя, что Пиночет чуть не расхохотался в голос. Засмеяться ему не дали. Схватив за шиворот неудачливых (хотя почему, "Паритет" то горит, почти полыхает), поджигателей, тип в камуфляже поволок их сквозь огонь к выходу. Силы он был неимоверной, так что даже не бывший ранее силачом Стрый не мог ничего с ним поделать. А когда их выволокли из все сильнее разгорающегося здания на свежий воздух, Пиночет вдруг понял, что их ждет. И испуганно задергался, пытаясь вырваться из стальной хватки. Бесполезно. Было очевидно, что охранник не будет сдавать их в милицию, как не будет вызывать пожарных. Ему, похоже, глубоко наплевать на сгорающий позади "Паритет". У этого невменяемого, видимо есть свои, идущие в разрез с официальными планы. И глядя на подергивающиеся, заостренные уши, на эти белоснежные зубы, со слишком уж выступающими клыками, становилось понятно, что эти планы не простираются так уж далеко. Пиночет начал кричать и кричал еще долго, а когда устал, его сменил Стрый. Впрочем, их так никто и не услышал.