Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 27 - Наталья Степанова 11 стр.


– Вы так красивы в своей молитве, что наш священник не мог оторвать от вас глаз! – говорила она.

И таких уловок в запасе Гертруды было много. В общем, людей в церкви было в избытке. Со временем от богатых семей посыпались щедрые пожертвования на восстановление храма, и церковь действительно преобразилась. Обновили двери и витражи, появились дорогие подсвечники с позолотой, у здания церкви высадили множество цветов, а дорожки, ведущие к храму, посыпали мраморной крошкой.

Однажды Франсуа вызвали к больной, чтобы он мог ее причастить. Когда его ввели в комнату, где она лежала, то он просто онемел от невиданной ее красоты. Черные как смоль кудри венчали белоснежное лицо. Изгиб бровей и длинные густые ресницы соперничали с красотой ее алых губ. Видя все это, Франсуа невольно подумал: «Как же она выглядит в здравии, когда так хороша, будучи больной?» Сев возле девушки, он предложил ей исповедаться и причаститься, и она согласно кивнула головой.

– Дитя мое, чем вы грешны? – спросил он ее, но та в ответ лишь слабо улыбнулась, видимо, ей действительно было трудно говорить. Спустя немного времени она наконец рассказала о каких-то незначительных детских грехах, а затем, помолчав, вдруг стала говорить. Говорила она медленно, сберегая силы, и от звука ее голоса у Франсуа все сжималось в груди:

– Я знаю, что завтра умру, и это абсолютно точно. Но я этого не боюсь. Мне просто жалко мать и еще того, что я уже никогда больше не увижу солнышка и своего цветника. Я сама вырастила очень много роз, и таких роз нет ни у кого во всей округе. На цветы я могла смотреть целыми часами, и это мне никогда не надоедало. Еще мне очень хочется знать, есть ли там жизнь или нет. Вы знаете, я все время думаю об этом.

Помолчав немного, умирающая спросила:

– А вы будете меня отпевать? Я бы очень хотела, чтобы вы пришли на мою могилу.

Франсуа не знал, что следует на это сказать. Утешать и говорить, что она выздоровеет, почему-то не хотелось, он как-то вдруг сразу поверил, что она умрет.

Дома ему никак не удавалось заснуть. В его памяти все время всплывало ее белоснежное лицо с черными кудрями на атласной подушке. Наконец он все-таки задремал, но спал он совсем недолго и проснулся от странного сна.

Ему привиделось, что девушка, у которой он недавно был, постучала к нему в окно и сказала: «Я зашла к вам проститься, я ухожу, потому что я умерла!»

Голос ее становился все тише и тише, и последнее, что он услыхал, было: «Вы помните, что обещали прийти ко мне на могилу? Я этого свидания буду очень ждать!»

Утром, когда он пришел в церковь, Гертруда сообщила ему, что та, которую он вчера причащал, ночью умерла. И уже с утра приходил брат покойной и просил священника прочитать для нее заупокойную мессу. В день похорон стояла великолепная погода. Жители с интересом и вниманием слушали речь священника, которая удалась. Франсуа с проникновением и с чувством говорил о краткости земной жизни, о красоте, которая превращается в тлен. Дамы, подносили к глазам платочки, искоса бросая взгляды на Франсуа.

Окончился день, и священник пришел домой. Никогда еще ему не было так грустно и одиноко. Перед его глазами стояла печальная картина – гроб с телом девушки с черными волосами и веночком на голове. Слоняясь из угла в угол, Франсуа все больше охватывала тоска. Он чувствовал себя так, будто схоронил свою невесту. Ему хотелось немедленно бежать к ней, туда, где он еще днем оставил ее. Не в силах больше сопротивляться желанию, священник чуть ли не бегом пошел на местное кладбище, совершенно не замечая тех, кто проходил мимо него.

Наконец он увидел ее могилу, и поскольку ноги его не держали, уселся прямо возле могильного холма. В воздухе появилось напряжение. Непонятно откуда собралась гроза. Ветер усиливался и отчаянно теребил деревья, срывая с ветвей листья и кружа их по земле. Раскаты грома заставили Франсуа поднять голову и осмотреться. Он понял, что уже не успеет вернуться домой до дождя, который, словно подслушав его мысли, полил стеной. Приметив небольшой дом, молодой человек кинулся к нему со всех ног. В домике стояли ведра, лопаты и прочий инвентарь для ухода за кладбищем.

Устроившись на деревянной скамье, возле сломанного стола, Франсуа зябко передернул плечами. Было холодно. Вся его одежда промокла, а гроза продолжала бушевать. «Как все переменчиво и непостоянно, – подумал он. – Еще утром стояла великолепная погода, и вдруг такая гроза!» Решив, что другого выхода нет, как только выждать окончания грозы, он положил голову на стол и незаметно задремал. Очнуться ото сна его заставил какой-то звук. Потерев затекшую руку, Франсуа громко спросил: «Кто здесь?» – и услышал в ответ: «Это я».

В каморке, где он находился, было довольно темно, но голос показался ему знакомым. Поднявшись с места, священник, вытянув руки, пошел к двери, глаза его в темноте уже пригляделись, и он хоть как-то мог различить предметы. От угла комнаты отделилась тень, которая постепенно обрела формы.

«Это я», – снова раздалось уже совсем рядом, и только тут Франсуа понял, кто стоит перед ним. Сомнений не было, спутать он не мог: вопреки здравому смыслу напротив него стояла та, которую он нынче днем схоронил! «Это сон», – мелькнула спасительная мысль. Молодой человек тут же оглянулся на скамью, сидя на которой он задремал, – она была пуста.

«Не бойся», – произнесла девушка. Франсуа удивился тому, что не испугался, ведь он был просто обязан сейчас бежать сломя голову и кричать! Но после этой мысли он не просто стоял и молчал, он желал, чтобы девушка говорила с ним, он хотел видеть ее!

«Дождь прекратился, – тихо сказала она и добавила: – Пойдем, погуляем?»

Словно на привязи Франсуа вышел за девушкой вслед. На улице было гораздо светлее, чем в помещении, и он мог очень хорошо ее видеть. Она была удивительно хороша в своем дорогом и красивом погребальном платье. Наконец он спросил ее:

– Разве ты не умерла, а если умерла, то как ты здесь оказалась, или это я умер? Не молчи, объясни!

Девушка грустно улыбнулась и произнесла:

– Ты ведь священник, и кому как не тебе знать о том, что люди не умирают, а засыпают и должны спать до пришествия Христа, но в гробу спит только тело, а душа бодрствует, ожидая своего часа. Да, я пришла и снова уйду, и такое в мире тоже бывало. И разве мы с тобой не договаривались о встрече? Я тебе назначила свидание, ты и пришел.

Потом она положила ему на плечо свою руку и прислонилась к его груди головой:

– Я скоро уйду, – сказала она, – и мы уже никогда не увидимся снова, разве что только после Судного дня.

– Расскажи, как там? – спросил Франсуа, и она, подняв на него бледное лицо, помолчав, сказала:

– Я могу взять тебя с собой, но ненадолго, чтобы ты сам увидел тот мир, – и добавила: – Ты этого хочешь?

В ту самую минуту, Франсуа вдруг яростно захотелось пойти с ней и увидеть самому то, что всегда так будоражило его ум. Он этого желал, и она взяла его за руку, сразу же в один миг все изменилось. Они шли какими-то коридорами, по которым проходила масса людей. Люди были разных возрастов, разных рас и разных эпох. Вот прошел старик с черной кожей, за ним желтолицая женщина средних лет. Людей было очень много, и все молча куда-то шли: рабы в оковах, фараоны, судьи, купцы, менялы, цари, палачи, девы в свадебных нарядах и внешне неприметные, но все такие разные. Сменялись пейзажи, комнаты, коридоры, площади. Было то темно, то ослепительно светло, и почему-то нигде не было птиц. От этой пестроты у Франсуа закружилась голова, и ему неудержимо захотелось сесть. Он тряхнул державшую его руку девушки и еле двигающимся языком спросил:

– Куда все они идут?

И девушка ответила:

– Не знаю, наверное, все ждут Судного дня.

По его ощущению с начала их путешествия прошло не менее трех часов.

Наконец она к нему повернулась и сказала:

– Пора!

И в тот же самый момент он понял, что снова стоит на земле, но было странно, что вокруг него все было другое, он не узнавал места, где он находился перед тем, как уйти с девушкой.

Пошатываясь от усталости, священник побрел наугад, надеясь выйти к своему дому и к церкви, но, к его изумлению, и все дома, и вся местность была совсем иной. Увидев незнакомый красивый храм, он вошел в него и сразу же спросил:

– Что это за местность, и далеко ли отсюда Валь Жоани? – Валь Жоани? – удивился богато одетый священник. – Это название имел нынешний город, но сто лет назад, а почему вы его вдруг вспомнили?

Услышав такой ответ, Франсуа сперва не поверил, а потом, побледнев, сбивающимся голосом стал рассказывать священнослужителю о том, что с ним произошло. Не скрывая изумления, тот слушал Франсуа. А затем, будто что-то вспомнив, он кинулся по лестнице в подвал, откуда спустя некоторое время притащил толстую, сильно запыленную учетную книгу.

– Я год назад наводил в архиве порядок, – заговорил он, – и хорошо помню, что в этой книге сделана запись о пропаже местного служителя Франсуа Дэбролтэ, но дата там была…

– Я год назад наводил в архиве порядок, – заговорил он, – и хорошо помню, что в этой книге сделана запись о пропаже местного служителя Франсуа Дэбролтэ, но дата там была…

Лихорадочно листая пожелтевшие от времени страницы, священник возбужденно шептал: «Господи, Воля Твоя, неужели это возможно?»

– Вот она! – крикнул он. – Вот она, эта запись!

С этими словами он повернулся к Франсуа и обомлел – на мраморном полу храма лежал мертвый человек с абсолютно седыми волосами. Сердце ли не выдержало у него, или время потерянного столетия настигло-таки несчастного Франсуа? Пасторский совет (церковный совет), обсудив случившееся, решил не разглашать происшествие, дабы не пугать этим случаем прихожан, которые могли посчитать эту церковь проклятым местом и перестали бы в нее ходить. И это можно понять: кому захочется молиться в храме, где умер исчезнувший век назад священнослужитель.

Тем не менее, в архиве храма сохранилась запись о том, что в 1883 году неожиданно и неизвестно куда пропал местный священнослужитель Франсуа Дэбролтэ, последний раз которого прихожане видели идущим в сторону местного кладбища, имена прихожан прилагались. Запись имела свое продолжение. Спустя сто лет, в 1983 году, в храм вошел неизвестный человек, утверждавший, что он является именно тем пропавшим священником, потерявшимся столетие назад. В записи имеются подписи очевидцев, кюре церкви и двух викариев (его помощников), которые, обыскав умершего, нашли в его одежде документы, подтверждающие его сан, возраст и его имя – Франсуа Дэбролтэ. От комментариев по поводу случившегося церковь воздержалась, но если верить фактам, о которых сообщалось уже не раз, то остается только догадываться о том, по какой причине души иногда могут покидать чистилище, в котором они ждут второго пришествия Христа. И кто знает, возможно Сам Господь Своей Святою рукой открывает запретные врата избранным, позволяя им напоминать о совсем другом, ином бытии. Впрочем, сии вещи обдумывать не нам, ибо сказано: «На все воля Божья». Что же касается молвы об этом странном случае, то не зря говорят: «Молва как вода, ее нельзя удержать».

Заговор от голодной смерти

Уже несколько лет мне перестали приходить письма от тех, кто пережил войну, блокаду Ленинграда. Видимо, их уже нет в живых. Но многие письма я храню, так как порвать их не поднимается рука. Люди, как на исповеди, писали мне о том, как они ели крыс, кошек и собак, как на их глазах умирали дети и родители от голода. И о том, как многие десятилетия спустя, уже после окончания войны, они боялись голода и на всякий случай прятали по шкафам и в подушках куски хлеба. Храню я и рассказ узника, пережившего Холокост.

С ним в лагере было два брата-близнеца, которые всегда держались вместе, и было видно, как сильно они любят друг друга. Каждый заботился о другом как только мог. В лагере ужесточили режим и почти перестали кормить людей, видимо, решив, что не стоит тратиться на тех, кто и так скоро умрет. Бывший узник, который мне писал это письмо, вспоминает: «Однажды меня оставили мыть сортиры вместе с одним из близнецов. Остальных пленных угнали на работу. Когда мы мыли сортир, вошел пьяный охранник и ударом приклада по голове убил одного из братьев. Затем его унесли в крематорий, где и сожгли».

Человек, писавший письмо, рассказывал, что его мучила мысль, как сказать другому брату о случившемся. И когда колонна заключенных вернулась, он сказал, что его брат сильно заболел и, может, даже умер. Услышав новость, оставшийся близнец стал плакать. «Я пытался утешить мальчика, а он вдруг сказал: “Я оставил у него весь свой хлеб на хранение, теперь у меня нет ни кусочка”. Потрясенный тем, что в такой момент он думает о хлебе, я достал из-за пазухи свою пайку и подал ее мальчику, но он, посмотрев на хлеб, сказал: “Тот кусок был больше, чем ты даешь!” – “Я был голоден и немного съел от твоего куска, завтра я получу свою пайку и отдам тебе остаток”». В тот день он постиг трагедию голода, когда даже близкие люди оплакивают не потерю родного человека, а кусок хлеба размером меньше чем в ладонь.

Голод – такая же беда, как болезнь и кража. И потому в народе всегда старались иметь заговор и от этой беды. Мне известны многие заговоры для сбережения человека от голодной доли. Один из этих заговоров я сейчас вам передам. Вот его слова:

Наверное, многие из вас читали Библию, где рассказано о том, что, когда Иисус Христос подошел к Галилейскому морю, к нему подступило, как сказано в Библии, четыре тысячи человек, не считая детей и женщин, все они были истощены, но пришли послушать Его. Позже Он скажет своим ученикам:

– Жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне и нечего им есть; отпустить же их неевшими Я не хочу, чтобы они ослабели в дороге.

И говорят Ему ученики Его:

– Откуда нам взять в пустыне столько хлебов, чтобы накормить столько народа?

Говорит им Иисус:

– Сколько у вас хлебов?

Они же сказали:

– Семь, и немного рыб.

Тогда Он велел народу возлечь на землю. И, взяв семь хлебов и рыбы, воздал благодарение, преломил хлеб и дал ученикам Своим, а ученики – народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков еще семь полных корзин. А евших было четыре тысячи человек, кроме женщин и детей…

Переклад смерти

Из письма:

«Уважаемая Наталья Ивановна, я живу в Германии, в Берлине. Вы и не знаете, как Ваши книги популярны за границей. Заказываем мы их через русский магазин, с удовольствием читаем и с нетерпением ожидаем новинок. То, что Вы пишете, меня просто потрясло, и я увидела в этом какой-то знак свыше. Дело в том, что моя жизнь осталась при мне только благодаря Вам, то есть Вашему учению, но тогда я этого не знала.

Двенадцать лет назад, когда я жила в России, я заболела, и врачи-онкологи вынесли мне приговор: сказали, что эта разновидность рака совершенно не лечится, раковые клетки очень быстро размножаются. Но мне все равно сделали химиотерапию, даже после этого врачи сказали, что опухоль все равно быстро прогрессирует. Тогда я спросила лечащего врача: сколько мне осталось жить? Он ответил, отведя в сторону глаза, что если очень-очень повезет, то от силы месяца три. Я взяла вещи и ушла из больницы. Меня с облегчением отпустили умирать.

Я решила, что свои последние дни проведу дома, у меня не было сил видеть рядом с собой таких же обреченных людей. Пришла я в квартиру и стала обдумывать, как лучше прожить последние дни. Я думала, а вдруг уже завтра конец, я умру, и меня никто не хватится, а когда найдут, будут брезгливо закрывать нос рукой. Все это вставало перед глазами, и я поняла, что нужно переключить свое внимание на что угодно, лишь бы отвлечься от страшных мыслей. Я, сев у телевизора, щелкнула пультом, заставляя себя сосредоточиться на экране. Вы не поверите, в это время шла программа “Здоровье” и ведущая задушевно рассказывала, что теперь рак можно лечить. Она ведь не была в той больнице, где люди каждый день умирали. От досады я выключила телевизор, и мысли снова полезли одна другой страшнее. Люди (и я в том числе прежде) никогда не думают о том, что в любой момент может прийти беда. Когда тебе говорят, что ты проживешь немножко, все сразу меняется вокруг. Ничего не радует, и ничего не нужно, кроме жизни. Но приговор подписан, и время пошло.

Утром я почувствовала себя совсем плохо. В теле была слабость, я села поесть, но кусок не лез в горло. Я опять расплакалась, а наревевшись, решила: “Одна я не смогу, мне нужен кто-то, с кем бы я могла говорить, кто ходил бы за молоком и мне помогал”. В Германии у меня сестра, но я не хотела ее пугать, так как у нее слабое сердце, а помочь мне все равно она ничем бы не смогла. Порывшись в записной книжке, я поняла, что позвать мне к себе, собственно, и некого. Кому нужно за мной убирать горшки… И решила я отравиться, не сразу, а как почувствую, что совсем подошел конец. Я кое-как оделась и пошла в магазин. Пока ноги хоть немного идут, нужно запастись едой, ведь возможно, что завтра я уже не смогу выйти. Я купила полбатона хлеба (боялась, что много не унесу), бутылку уксусной эссенции, пачку масла и молоко. Расплатившись за покупки, на выходе я увидела знакомую женщину, она мыла пол. Остановилась я с определенной мыслью – пригласить ее поработать ко мне, моля Бога, чтобы она мне не отказала. “Таня, – сказала я, – ты сейчас с кем живешь?» Услышав ответ, что она по-прежнему одна, я приободрилась. Собственно, я знала, что живет она на съемной квартире, а сын ее в пригороде Москвы живет у жены. Таня из лимитчиц: сперва жила в общежитии, а потом, когда ее сократили, стала жить в коммуналке, снимая там небольшую комнату. Татьяну я знала, когда мы еще вместе работали на кондитерской фабрике, а потом мы с ней время от времени встречались, вот так же, как и теперь, случайно. Стоять было тяжело, и без всяких подходов я ей сказала: “Таня, я скоро умру, у меня рак, и, если ты досмотришь за мной до конца, я завещаю тебе свое жилье”. В общем, Таня уже в тот же вечер была у меня. Она перемыла полы, вымыла и меня. Сварила бульон, принесла с рынка продукты, а главное, я была не одна.

Назад Дальше