Иногда по ночам Вика слышала, как Олеся плачет на кухне. Плачет тихо, приглушённо, долго, по-детски. Но на утро на её лице не было никаких следов от этих ночных слёз, - она была свежей, умытой солнечным светом, бодрой. Теперь ей надо было бодриться за двоих.
Вика старалась не пропускать занятий. Ей было стыдно признаться в этом даже себе, но ей не хотелось лишний раз оставаться дома - наедине со своими страхами, в ожидании приближающегося кошмара.
Она не забывала об отце ни на минуту, но в школе можно было не чувствовать себя такой несчастной. И потом, в школе был Влад. "Это не любовь, не любовь, - повторяла себе Вика. - Меня просто тянет к нему, вот и всё". Ей казалось, что это плохо, что так не должно быть. Но было. Как будто они были связаны пуповиной, если один из них уходил далеко, пуповина натягивалась, и обоим становилось больно.
- Ты с ним встречаешься? - спрашивала любопытная Женька. Всё-то она успевает: и своей жизнью жить и в чужие влезать. - Что, большая Л.?
Чижик всегда так говорила о любви - "большая Л." Ей не хотелось лишний раз произносить слово "любовь". "Люди всё портят словами, - говорила она. Сто раз скажешь "халва" и становится не сладко, а противно. Сто раз скажешь "любовь", глядишь, слово и потеряет свой смысл".
- Так что у вас, - не отставала Женька, - большая Л.?
- Ничего подобного, - Вика ущипнула себя за руку, чтобы отвлечься на эту боль и не покраснеть. - Просто мне скучно, вот я с ним и хожу.
- Ага, скучно, - было видно, что Женька ни одному её слову не верит. Вижу, как ты на него смотришь.
Вика поняла, что запираться глупо. Она сама себя не понимает, а если ещё будет что-то придумывать, окончательно запутается.
- Не знаю, Чижик, - призналась она. - Совсем не знаю. Иногда я говорю себе: "Я его люблю" и чувствую, что это неправда. И тогда говорю вслух: "Я его не люблю". И... тоже ложь.
- Да-а, - в задумчивости Женька пригладила волосы на висках. - Даже не знаю... Ведь по-разному бывает. Бывает - раз! - и влюбилась, как будто шла-шла и провалилась в открытый люк. Но бывает и по-другому: ничего не подозреваешь, просто живёшь, просто дышишь, а потом оказывается, что ты давным-давно и по уши в этом самом люке.
Вика с интересом посмотрела на подругу. Так и есть. Даже странно, что Чижик всё правильно понимает, а главное - может объяснить.
- Но мне с ним совершенно не о чем говорить, - пожаловалась Вика. Иногда так и сидим молча.
- И тебе плохо?
- Нет, - Вика пожала плечами. - Не плохо. Даже хорошо как-то.
- Тогда не придирайся, - улыбнулась Женька. - Поговорить мало ли с кем можно. Я вот, например, с любым встречным поперечным могу болтать часами. А вот чтобы молчать... Нет, молчать можно только с очень близким человеком.
И правда, вместе с Владом молчать было нескучно. Тишина была живой и наполненной, как если бы они были дельфинами, и могли понимать друг друга, обмениваясь ультразвуками.
- Может быть, правда - она не в словах, она на стыке слов, - задумчиво проговорила Вика. - Вот почему люди так любят поэзию. А в прозе - абзацы, пробелы и красные строки. А в разговорах - паузы и тишину...
- Или давай установим истину другим способом, - Женька оживилась от внезапно пришедшей идеи, она совсем не слушала подругу. - О чём ты думаешь, когда просыпаешься? Какая первая мысль приходит тебе в голову?
- Ну, - Вика подняла глаза к потолку, - думаю, что надеть в школу. Думаю, опаздываю или нет и сколько времени...
- Но это ведь потом, не сразу, - перебила её Женька. - А самое-самое первое - о чём?
Вика улыбнулась нежной, лёгкой улыбкой.
- О нём. Думаю, что видела вчера, что увижу сегодня.
- Вот оно! - Чижик подняла колено и хлопнула по нему ладонью. - А ты ещё спрашиваешь! А ты ещё сомневаешься!
Вика улыбалась - таинственно и растерянно.
- Значит, большая Л.? - спросила она, всё ещё не веря.
- Конечно, а что же ещё?
"Как это не вовремя, - подумала Вика с грустью. - Именно теперь, когда папа болеет, именно теперь, когда я должна бороться с Жирафой... Наверное, всё и всегда случается не вовремя, надо привыкать".
Влад ждал её около школы. Прощался с Ёлкиным, пожимал ему руку, а сам следил за дверью - когда она выйдет.
Вика взглянула на него, улыбнулась, и её обожгло воспоминание: когда они поссорились, она всю ночь не могла заснуть. Бессонница переворачивала её с бока на бок, как ягнёнка на вертеле, и так она промаялась до самого утра. "Любовь - это как аппендицит, - подумала она. - Если проведёшь ночь без сна, если не сможешь уснуть от боли - нужно резать. Все врачи знают об этом. Только я не знала..."
- О чём ты думаешь, когда просыпаешься? - спросила она Влада. Они шли рядом, глядя под ноги, старательно обходя лужи.
Тот пожал плечами.
- Не знаю. О разном. - Он нахмурился, припоминая. - Думаю, нужно ли сразу вставать или можно ещё поваляться.
- А ещё?
- И ещё думаю, есть ли в этот день курсы или нет.
- И всё?
- И всё.
Он почувствовал, что она разочарована, но не мог понять - почему.
- Ну, и немножко о тебе, - соврал он.
- Правда? - она заулыбалась, поворачивая к нему лицо. - Надеюсь, сначала обо мне, а потом о курсах?
- Может, и так, - невозможно было не улыбнуться в ответ. - Конечно, так.
Он готов был сказать всё, что угодно, только чтобы увидеть её улыбку открытую, ослепительную, так улыбаются только тем, кого любят.
- А знаешь, ведь я совсем не такая красотка, когда не накрашенная, - ни с того, ни с сего призналась она. - Я совершенно обычная. Даже не знаю, за что меня можно было бы полюбить.
- А тебе и не нужно знать, - он взял её за руку. - Главное, чтобы другие знали.
- А ты? - Она остановилась и посмотрела на него в упор. - Ты знаешь?
Он кивнул с серьёзным видом.
- Догадываюсь.
Он не мог говорить о своих чувствах. Ему казалось, что его любовь - это тайна, и от признания она может скукожиться и уменьшиться.
"Лучше молчать о том, что есть, чем болтать о том, чего нет", справедливо полагал он.
Я хочу, чтобы всё было, как раньше
Открыв дверь своим ключом, Вика тихонько прошла в прихожую. Из кухни доносились голоса: баритон отца и чьё-то высокое, пронзительное сопрано. Голоса спорили, перебивали друг друга, говорили без остановки.
Сначала Вика решила, что женский голос принадлежит Жирафе, но нет, это была не она.
Сквозь закрытую кухонную дверь трудно было разобрать, о чём именно шёл спор, но Вика прокралась поближе, и смогла различать слова.
- Как ты можешь говорить об этом! - говорил отец. - Как у тебя язык поворачивается говорить такое!
- А что? - женский голос ничуть не был смущён внезапным отпором. Разве я не имею таких же прав, как и ты?
- Нет, не имеешь. - Чувствовалось, что отец с трудом сдерживает раздражение. - С тех пор, как... А-а, даже вспоминать тошно... С этих самых пор ты больше ни на что не имеешь права.
Вика поняла одно - к ним в дом пришла посторонняя женщина, которая чем-то угрожает её отцу. Женщина курила, потому что в квартире стоял запах ментоловых сигарет, и отец позволил ей курить. С тех пор, как сам он расстался с этой вредной привычкой, он терпеть не мог табачного дыма. А если он позволил курить этой даме, значит, она имела над ним непонятную власть.
Было бы так просто - войти к ним, поздороваться, спросить, что ей, собственно, нужно. Но тогда и она, и отец замкнутся, ни слова правды не скажут в её присутствии. А Вике нужна была правда - на меньшее она не согласна.
- Пожалуйста, не говори со мной в таком тоне, - в голосе незнакомки послышались капризные нотки. - Неужели мы не можем всё обсудить, как цивилизованные люди?
- Я бы предпочёл не говорить с тобой ни в каком тоне, - Вика услышала в голосе отца сдерживаемую ярость. - У нас нет ничего общего. Стало быть, и обсуждать нечего.
- Ничего общего? - женщина деланно рассмеялась. - А она?
- Что она?
- Надеюсь, ты не будешь отрицать, что я имею к ней некоторое отношение?
- Очень косвенное, - отрезал отец.
"О ком они говорят?" - подумала Вика. У неё не было никаких предположений.
- Я её мать, - выкрикнула незваная гостья. - И этого никто не отменит!
"Ага, ясно, - Вика облизала пересохшие губы. - Это пришла Жирафина мать. Наверное, не хочет, чтобы её драгоценная доченька выходила за такого пожилого человека, как отец".
- Этого никто не отменит, - для большей убедительности повторила она.
- Ты сама это отменила, - ответил отец. - Ты сама, тебя никто не заставлял.
"Интересно, почему он разговаривает с ней на "ты"? - удивилась Вика. Как-то непохоже на отца. Обычно он такой вежливый... Особенно с посторонними".
- Я хочу с ней поговорить, - заявила женщина. - Я сама должна ей всё объяснить.
- Ни в коем случае! - Вика и не догадывалась, что у отца может быть такой испуганный голос. - Ты не должна её видеть!
- Это ещё почему?
- Не спрашивай. - Он немного помолчал. - Не должна и всё.
- Я не могу поговорить с собственной дочерью? - Она так смеялась, что даже закашлялась. - Очень смешно. И кто мне запретит? Ты, что ли?
- Послушай, - он говорил медленно, тщательно подбирая слова, - я ничего не могу тебе запретить. И ты это прекрасно знаешь. Я прошу тебя... Разве я часто тебя о чём-то просил? Так вот, я прошу тебя - оставь нас. Пожалуйста, ну, что тебе стоит?...
Незнакомка молчала, как будто прицениваясь к его предложению.
- Не могу. Я вернулась за тем, что принадлежит мне по праву.
- Чего ты хочешь? - повысил голос отец. - Прошло столько лет, что теперь смешно об этом даже говорить... Скажи, что тебе от нас нужно?
- Я хочу, чтобы всё было, как раньше, - неожиданно просительным голосом проговорила она. - Я хочу исправить все свои ошибки и вернуться в то время, когда мы были счастливы.
Она тихонько всхлипнула.
- Разве это так трудно?
- Нет, не трудно, - ответил отец. - Это невозможно. То время истекло нет больше ни тебя прежней, ни меня. Ничего не осталось.
- А она? Она-то ведь осталась. То, что нас связывает. Наше прошлое, наше будущее. Ради неё мы должны...
- Ради неё мы должны не возвращаться к этой старой истории, - перебил её отец. - Прошу тебя, не плачь. Ты же знаешь, я не могу, когда женщины при мне плачут.
- Ага, - она снова всхлипнула, - пускай плачут без тебя.
"Сумасшедшая какая-то, - подумала Вика, но отходить от двери она и не подумала. - Только почему её папа сразу не выгнал? Вечно он возится со всякими ненормальными. Это про него поэт написал: "Иди к униженным, иди к обиженным, им нужен ты"".
- Послушай... - Он хотел назвать её по имени, но передумал. - Когда тебе было нужно, ты переступила через всех и через всё. Разве не так? А теперь, когда у тебя что-то там не получилось...
- Я всё объясню...
Жестом он остановил поток её слов.
- Не надо, не рассказывай. Я знать не хочу, что именно там с тобой стряслось. Так вот, теперь ты обрушиваешься, как снег на голову, и очень удивляешься, что всё это время я не думал исключительно о тебе...
- Я понимаю, что не исключительно обо мне, - со злостью бросила она. Но почему... Почему ты не хочешь меня понять!
- Потому что через два дня я женюсь.
- Я знаю, - почти ласково сказала она. - Именно поэтому я здесь.
Он недоумённо уставился на неё.
- Именно поэтому?
- Да, я приехала, чтобы ты успел одуматься.
Он рассмеялся тихим, падающим смехом.
- Я одумался. И уже давно. Именно поэтому я женюсь через два дня.
- А я?
- А ты уезжай туда, откуда приехала.
- А она? - в который раз незнакомка задавала этот странный вопрос. Неужели ты думаешь, что я уеду, так и не повидавшись с ней?
- Я надеюсь, что у тебя хватит на это благоразумия. Элементарного здравого смысла.
- А если нет? Если не хватит? - женщина дразнила его, хотела вывести из себя, но он не поддавался.
- А если нет, то так тому и быть. Ты - взрослый человек, и я никак не могу тебя остановить.
- А где она? Скоро придёт?
Он пожал плечами.
- Она приходит, когда ей вздумается.
Внезапно он присел перед ней на корточки и взял её руки в свои.
- Виктория, не делай этого, я тебя очень прошу. Ведь было же у нас что-то хорошее, и много. Пожалуйста, не разрушай всё это, не встречайся с ней.
Она не успела ничего ответить, потому что дверь кухни распахнулась, и на пороге появилась Вика.
- Что здесь...
Она не сумела договорить, потому что дикий, пронзительный крик застрял у неё в горле, как кость. Она смотрела на женщину, сидящую на стуле, во все глаза, и её зрачки всё больше и больше расширялись от ужаса. Её губы помертвели, пол под ногами закачался, как палуба тонущего судна, а стены надвинулись, грозя раздавить.
А женщина, не проявляя ни малейших признаков беспокойства, улыбнулась и протянула к ней руки.
- А вот и моя девочка! - чистым и высоким голосом проговорила она. Иди же ко мне скорее! Мамочка так соскучилась по тебе!
Несколько секунд Вика оставалось неподвижной, дико озираясь по сторонам и пытаясь сообразить, что же, чёрт возьми, происходит.
- Не узнала меня? - улыбка не сходила с лица посторонней женщины. Разве я так сильно изменилась? Ну, подойди. Дай я тебя обниму.
- Мама? - непослушными губами пролепетала Вика и, не дожидаясь ответа, упала в глубокий обморок.
Она не слышала, как кричал папа, не чувствовала, как он брызгал ей в лицо ледяной водой, как тормошил, как бил по щекам. Ей казалось, что она летит в чёрный, бездонный колодец - невесомая, гуттаперчевая, счастливая.
Вызывать любовь - это дар
- Понимаешь, такое предложение делают раз в жизни, да и то не всем. Она курила одну сигарету за другой, разминая в пепельнице длинные окурки со следами губной помады. - А мне предложили.
Папу срочно вызвали на работу и, чертыхаясь, он оставил Вику наедине с её матерью, обещая скоро вернуться. Они остались наедине - родные, ближе не бывает, и незнакомые, как случайные попутчики в поезде дальнего следования. Вика сидела напротив неё в глубоком кресле: спина прямая, руки - на коленях, обычно так сидят в гостях.
- Я никак не могла взять тебя с собой, - продолжала женщина. - Мне нужно было учить язык, я была так занята, ты даже не представляешь. Всё думала, что как только устроюсь, как следует, обязательно тебя заберу.
Вика слушала свою мать, почти не вникая в смысл её слов. В голове гудело, а в ушах стоял нудный, на одной ноте звон.
Тысячи раз представляла она себе эту встречу. Думала, вдруг произошла какая-то чудовищная ошибка, и мама не умерла? Представляла, что она живёт в другом городе и не ищет её, Вику, потому что больна амнезией. А в один прекрасный день Вика сама её найдёт, случайно встретит на улице, и мама сразу всё вспомнит. И тогда она обнимет Вику, прижмёт к груди и скажет: "Мне так тебя не хватало! Наконец-то мы вместе!"
Но у мамы не было амнезии. Она была абсолютно здорова и если годы не виделась со своей дочерью, то только потому, что ей было не до того. Потому что она не устроилась, как следует.
- А потом началось - одна роль, другая, бесконечные переезды... - Она сделала нервную затяжку. - У актёров такая жизнь - сам себе не принадлежишь, а кому-то другому - тем более. Твой отец никогда этого не понимал. Он до сих пор не верит, что у меня талант. И даже если я скажу ему, что Академия Театрального Искусства выдала мне диплом с отличием, - всё равно не поверит. А я играла, да ещё как. И пресса у меня была неплохая, хотя эти критики жуткие снобы, на них не угодишь.
Она тихонько всхлипнула.
- А потом вышвырнули, как ненужный хлам. Я всю жизнь искусству отдала, ничего не пожалела, а они говорят: "Всё это очень мило, но не вписывается в современный контекст". Слово-то какое уродское - кон-текст.
Вика смотрела на неё во все глаза, отмечая изменения, которые произошли в прекрасном, родном лице за долгие двенадцать лет. Вокруг глаз наметились морщины, губы как будто стали тоньше, сжатые горестной складкой, волосы утратили свой блеск. "Наверное, страшно стареть, если ты красивый, подумала Вика. - И чем красивее, тем страшнее". В мире воспоминаний нет старости и увядания, - Вика запомнила маму молодой, цветущей и, главное, любящей. А перед ней сидела очень знакомая, но посторонняя женщина, которая ничегошеньки не знает о Вике, и даже не задала ей ни одного вопроса.
- Поэтому ты и вернулась? - она сама удивилась тому, как гладко и вежливо прозвучал её голос.
Женщина снова всхлипнула.
- Я не хочу от тебя таких слов. Нет. Не хочу. Только не от тебя.
Казалось, она играет заученную роль. Говорит с выразительными паузами, закатывает глаза к потолку, - актриса, да и только.
Она знать не знала, о том, что Вика разговаривала с ней чуть ли не каждый день. Ей до этого и дела не было.
- А почему ты не звонила, не писала? - с обидой спросила Вика. - У тебя бумаги под рукой не оказалось, или телефон отключили за неуплату?
Мама встала и прошлась по комнате, разглядывая корешки книг, стоящих на полках.
- Ты была маленькой, ты бы не поняла, - проронила она. - Что толку вспоминать? И потом твой отец этого не хотел. Так и говорил: "Не нужно писем. Или будь рядом, или не пачкай бумагу".
Как будто почувствовал внезапную усталость, она села на диван, напротив Вики.
- А ты-то как? - спросила она. - Как ты жила без меня?
Вика задумалась. И правда, как она жила? Как может жить девочка, у которой нет мамы?
- По-разному, - сухо ответила она.
- Ты совсем большая... - Мама пристально посмотрела на неё. - И причёска у тебя... - она подбирала такое слово, чтобы не обидеть, странная. Это мода такая?
- Нет, - Вика провела рукой по жёсткой макушке. - Это я побрилась.
- Сама?
- Конечно, сама. Мне казалось, что тебе бы это понравилось.
Мама робко улыбнулась. Она думала, что раз Вика шутит, значит, ещё не всё потеряно. Но Вика и не думала шутить.
- А мальчики? - Вика бросила на неё недоумённый взгляд, и мама торопливо пояснила: - Ну, тебе кто-нибудь нравится?
Вика усмехнулась. Не самая хорошая идея сейчас говорить об этом. Наверное, мама думает, что её дочь - идиотка, у которой в голове только тряпки, мальчики и танцы.