– Вот тогда Шурик и рассказал мне кое-что. И попросил, в случае неприятностей с ним, сообщить. А неприятности начались почти сразу. Я подгадывал, как бы собрать всех в одно время. Это время мы и с самим Шуриком согласовали. С капитаном Сохно было все легко. В Курскую я просто позвонил. На почту. Передали?
– Передали. Но при чем здесь командир? Мне же казалось…
– А командир у тебя сидел в двух банках самогонки, – убедительно сказал Согрин. – Хорошо еще, что это оказался я. Представляю, что было бы, окажись там Лис… Ты бы все стены из своего знаменитого гранатомета продырявил.
Сохно поморщился, взял из рук Макарова бутылку и налил себе полстакана. Выпил единым махом. Не поморщился и не попросил закуску.
– Бывает. Чертей бы я стерпел, а Лиса – точно нет.
– Вот, – продолжал шаман. – Гораздо сложнее было с капитаном Макаровым.
– Стоп, стоп, стоп, маэстро! – не вытерпел Слава. – А откуда адресная книга взялась? Ну, пусть Сохно… Он человек известный. Но я-то… Кто знал, что я там?
– Досье центра реабилитации, которым руководит полковник Лисовский, – мрачно сказал Кордебалет. – Я эти сведения добыл. Но об этом потом. Я сам расскажу. Продолжай, Айпин.
– Вот. Я не слишком дружу с компьютером. Только на пользовательском уровне. С самыми простыми программами работаю. Пришлось лететь в Питер. Там у меня друг по университету. Полгода назад встречались. Он рассказывал про своего сына. Тот на компьютерах просто помешан. Настоящий хакер. И уже с его помощью я добрался до резидента ФСБ в Аддис-Абебе. Текст задания составлял Шурик. Он же и шифровал. Так был передан вызов капитану Макарову. А как там было на самом деле – я просто не знаю. Может, сам капитан расскажет?
– Только после коньяка, – Слава ревниво взял бутылку их рук Сохно. – И расскажу только то, что помню. А помню я, предупреждаю, не все.
* * *Самолет приземлился в Сараеве вечером, прямо перед наступлением темноты. Стюардесса итальянской авиакомпании, до того похожая внешне на боснийку Гузель Матич, что Слава просто не мог сдержаться и начал с ней заигрывать, сообщила, что, по предупреждению диспетчерской аэропорта, вся площадь высадки пассажиров простреливается сербскими снайперами. Поэтому следует несколько подождать с самой высадкой – чуть-чуть, до наступления полной темноты, когда появится возможность подогнать к самолету автобус.
– Свет в салоне будет выключен, поэтому прошу заранее приготовить ручную кладь, – улыбнулась стюардесса. – Извините за причиненные вам неудобства, но здесь фронтовая зона.
– А где здесь линия фронта проходит? – спросил по наивности капитан.
– Везде… – зло ответил, не оборачиваясь, сидящий перед ним американец с красной и потной лысиной. Он, похоже, очень боялся этого самого процесса выхода из самолета. Лысина от волнения раскалена, будет светиться – чем не ориентир для снайперов.
– Спасибо за информацию… – криво усмехнулся Слава и стал молча ждать, как и все, наступления темноты. Темнота ему улыбалась своей загадочной улыбкой и обещала быть помощницей, наводчицей, спасительницей и всем прочим, чем она бывает для диверсанта. И она не подвела, подступила быстро, окутала самолет и площадку для стоянки. Скоро в иллюминаторе уже и все крыло до конца невозможно было рассмотреть.
Самолет заметно качнуло. Это подали, плохо сориентировавшись в темноте и не рассчитав момент соединения, трап.
– Прошу приготовиться. Первыми покидают самолет пассажиры первого класса, – голос стюардессы доносился словно откуда-то издалека.
Застучали чьи-то ноги. Но, видимо, первым классом летело слишком мало народа. Почти тут же звякнули кольца шторки, отделяющей их салон от служебного помещения, где горела слабая дежурная лампочка.
– Прошу на выход.
Слава не торопился. Он вышел на воздух одним из последних, вдохнул полной грудью, чтобы прочувствовать климат, и спустился по трапу.
Внизу стояла толкающаяся толпа. Глупые люди. В чем только не желают обвинить сербов. Да сейчас почти каждый дробовик без проблем можно снабдить прибором ночного видения. Снайперскую винтовку тем более. И тогда – стреляй не хочу… Да еще в толпу. Но в этом-то и суть обвинений. Каждый из пассажиров, попав через какое-то время домой, если он приезжий, да тот же лысый американец, начнет рассказывать, что он высаживался из самолета под обстрелом сербских снайперов. А у кого воображения и тщеславия побольше, а совести поменьше, будет рассказывать, что несколько человек из числа пассажиров ранили или убили. Это чтобы свое геройство показать. И сам будет видеть себя потом героем. И лысина не будет краснеть при подобном рассказе. Вот так и рождаются международные сплетни, которые формируют международное мнение.
Слава вышел, забросил через плечо сумку с необходимым минимумом вещей, но толкаться и работать локтями в толпе не стал. Посторонний наблюдатель мог бы подумать, что Слава просто ждет, когда все заберутся в узкие двери, в которые можно одновременно только вдвоем входить, а всем почему-то хочется втиснуться туда сразу втроем, и потом свободно занять свое место.
Он посмеивался, вышагивая вокруг толпы, отошел под самолет, где уже возились механики, без подсветки с трудом пытаясь соединить какие-то провода в коробке около шасси, потом обошел автобус, посмотрел, что делается с другой стороны. А с другой стороны ничего не делалось. С другой стороны была темнота. И он, не оглядываясь, пошел именно в нее, сориентировавшись только воинским чутьем, что позиции снайперов должны быть именно в этой стороне, раз автобус закрывает посадку пассажиров именно отсюда. Хотя закрывать ее смысла не было. Снайперы не стреляют по гражданским, Слава хорошо знал это, если у гражданских нет в руках оружия. А при надобности автобус стал бы простой ловушкой. Кто мешает стрелять сквозь стекла. И выйти из автобуса никто не сможет, друг друга после первого же выстрела передавят в панике.
Он шел в темноту, он углублялся в нее, как лыжник в зиму, чувствуя, понимая, сознавая все вокруг, потому что ночь – это время спецназа, время «псов войны». И именно ночь позволила ему ощутить опасность, которая приближалась сбоку. Слава даже не услышал, как щелкнул опущенный предохранитель автомата, потом второго и третьего, он скорее почувствовал это издалека. И понял, что идут на него. Идут, наверняка имея прибор ночного видения, тогда как у него этого прибора нет. И он сразу понял, что ложиться сейчас или бежать бесполезно, он на открытой площадке, где его местоположение сразу определят. И он пошел опасности навстречу.
Трое выплыли из темноты в трех метрах – если не ожидаешь их, то подумаешь, что с неба свалились, но он тренированным ухом услышал их раньше. Они резко шагнули вперед и уткнули ему в грудь сразу три ствола. Самое неприятное заключалось в том, что Слава не знал, кто это – боснийцы или сербы. Он искал сербов, но если это боснийцы, и он спросит у них про сербов…
Глава 15
Автоматы упирались Макарову в грудь. Его рассматривали люди в черных трикотажных масках «ночь».
– Вы кто? – наконец, не выдержав долгого молчания, спросил он по-английски.
Ему не ответили. Только один из троих перешел за спину, воткнул ему ствол автомата между лопаток и стал выбрасывать на землю небогатое содержимое его сумки. Ничего достойного внимания там не нашлось. Только большой нож-мачете, что купил Слава себе в Канаде, сразу привык к новому хозяину, устроившись у того за брючным ремнем.
К капитану полезли за пазуху, как к девке, вытащили бумажник, стали при свете фонарика рассматривать документы и между делом засунули себе в карман толстенькую пачку долларов.
А Слава просто сгорал от любопытства.
– Да кто вы, в конце концов? – спросил он и улыбнулся. Но улыбку спрятала темнота.
А они смотрели в документы, а о долларах забыли. Но он тоже ценил эти зелененькие бумажки и потому решил, что ему в подобной ситуации безразлично, с кем встретился – с сербами или с боснийцами.
Слава вздохнул, расслабляясь, после этого легко, как профессиональный балерун, крутанулся вокруг своей оси, одновременно отбивая растопыренными локтями стволы автоматов.
Две короткие очереди все же раздались, и один из троих – тот, что стоял сзади, рухнул под ноги товарищам, потому что Слава бил по стволам и перемещался сам не просто так, а целенаправленно, умышленно подставляя кого-то под выстрелы.
Такой поворот событий несколько обескуражил оставшихся двоих, и Макарову вполне хватило короткого их замешательства, чтобы сократить небольшую дистанцию и войти в ближний бой. А уж тут они совсем сплоховали. Вместо того чтобы отпустить автоматы и попытаться драться руками, они пытались навести стволы на него. Но автомат Калашникова – не дамский пистолет, который на ладони умещается. Им еще и размахнуться надо, траекторию стволом описать, вытащить из-под плеча противника, а потом куда-то направить. А для этого требуется время. Слава же хорошо знал теорию ближнего боя в рукопашной схватке. Не пытайся сразу ударить сильно. Но ударов наноси больше и в наиболее болезненные места. Что он и сделал. Отойди противники друг от друга на три шага, и положение капитана стало бы тяжелым, но они пытались сблизи расстрелять его. И откуда берутся на свете такие наивные люди! Он им этого не позволял.
И тут один упал. Причем упал в тот момент, когда Слава его не бил. Просто вздрогнул всем телом и рухнул. Второй пытался теперь уже отступить, но рухнул тоже.
Звук, словно бы вдалеке стреляют из спортивной пневматической винтовки, капитан услышал сразу и понял, что это «винторез». Ему помогают. Кто-то со стороны через ПНВ наблюдал за ним. Возможно, наблюдал давно, увидел всю сцену и помог… Только – кто? Снайпер мог быть с любой стороны – и босниец, и серб.
Проявляя убедительное спокойствие и хладнокровие, Слава наклонился, вытащил из кармана убитого свои доллары, захватил и его личную, более тонкую пачку, забрал свои документы и посмотрел его.
В центре круглой печати он прочитал «Комендатура. Сараево». Прощай, Гузель… Твои соотечественники не оказали капитану должного приема, сами и виноваты.
Слава забрал у двух остальных документы и деньги, причем разложил их по разным карманам, забрал свой нож. Если по-честному, то двое – добыча снайпера. Закон войны. Он отлично понимал, что и сам до сих пор находится у того на прицеле. Снайпер не может знать, что Слава за человек и куда направляется. Но если на него смотрят, то следует помахать рукой. Что он и сделал. И пошел вперед.
Его встретили метров через двести. Коротко показали фонариком, куда подойти. Он понял и подошел, чьи-то мощные руки схватили его и затащили в дверной проем обгорелого каменного строения. И сразу уперли в грудь ствол автомата, как совсем недавно другие. И там уже, в месте недоступном для обзора со стороны, Слава вдруг услышал русскую речь:
– Ближе его давай. А то с востока видно будет.
– Мать вашу! Хватит народ пугать. Я же вас искал! Из Канады, через океан до вас добирался.
Луч фонарика высветил лицо капитана.
– Ба!.. – сказал низкий, с горловым рокотом голос. – А я же, кажется, этого парня по Афгану помню…
Так Слава встретился с Доктором Смерть.
…Но война не длится вечно. Путь на Родину Славу пока не прельщал, да он и не знал, что там будет делать, если все-таки вернется. Рассказов от соотечественников наслушался. И когда русский батальон, после подписания принудительного мира, был расформирован, Слава своим четким каллиграфическим почерком оформил себе новый паспорт. Впрочем, сам новый бланк оказался в нужной степени потертым, чтобы сойти за старый, – эти бланки специально таскали в карманах вместе с другими бумагами и прочим, чтобы они приобрели надлежащий вид. Согласно этому паспорту он помолодел на десяток с лишком лет, но с таким возрастом уже мог поступить в Иностранный легион Франции, куда отправилось сразу несколько парней из Боснии.
Мобилизационный пункт в Марселе. Приняли «псов войны» без проблем. Такие опытные вояки, прошедшие через многие огни и воды, ценились. На предварительном собеседовании носатый, как птица тукан, французский полковник якобы нечаянно обмолвился фразой:
– Я воевать начинал еще во Вьетнаме…
Слава прикинул возраст полковника. Франция закончила вьетнамскую войну в пятьдесят четвертом. Полковник тогда пацаном был. Значит, врет. Зачем? Просто хвастает? Едва ли. Очень хотелось, просто подмывало задать какой-нибудь провокационный вопрос про Вьетнам. Но этого вопроса полковник скорее всего и ждет. Очень мило бы получилось, скажи Слава в ответ на это:
– Я тоже во Вьетнаме воевал… Только на двадцать лет позже…
И элементарно выдал бы свой возраст. Полковник просто ловил таким образом тех, кто выглядел старше других. Лицо у вояки может быть любое, гарнизонная жизнь не склоняет к излишней моложавости. И точно определить возраст трудно. А сорокалетний рубеж – жесткая граница при поступлении в Иностранный легион. Из Марселя морем их отправили в Джибути – прокаливаться под африканским солнцем. Там занятия были ежедневные, но они не шли в сравнение с теми, что устраивал Макаров своим подопечным в Аравии – в Аравии была просто адова сковорода, а здесь эту сковороду, чтобы не перегревалась, обильно поливали маслом. Но вот масло-то Макарову и удавалось переносить труднее. Он никогда спиртным не злоупотреблял, хотя отказываться лицемерной привычки сам не имел и в других не любил. А в Джибути было принято каждый вечер, если свободен, отправляться на Чертов остров – место отдыха. Полчаса на катере через теплое море, внешне ласковое и приветливое, однако обыкновенное купание там напоминает русскую рулетку – на кого клюнет акула-пуля. Но и сам остров с его кабаками и публичными домами изматывал. Напиваться почти каждый день до такого состояния, что не помнишь, как на базу вернулся, – это вошло в светские правила приличия. Без этого там будешь белой вороной…
Местные шлюхи были известны, как дорога от казармы до столовой. И все исключительно белозубые, с вывороченными наизнанку ноздрями негритянки и мулатки – никакого выбора в почти свободной стране, все в одинаковых джинсах, туго обтягивающих дряблые задницы. И от них уже тошнило.
Как-то Слава прямо из горлышка допил бутылку чистого джина в тесной комнатенке одной из таких шлюх и уснул. Проснулся он, когда солнце уже вставало. Но проснулся не сам. Белая девушка, светловолосая, с приятным простодушным лицом и совершенно не прокуренным горлом насмешливо сказала:
– Тебе пора… Тебя ждут…
– Ты откуда такая взялась? – Слава хотел привлечь ее к себе и утешить, приняв за новенькую, но девушка отступила на шаг и сделала останавливающий жест рукой.
– Тебе домой пора.
– Катер только часа через два будет, – полупьяно сказал он, – мы с тобой еще успеем…
– Тебя ждет в России твой командир. Кордебалет в беде. Нужна помощь.
До него дошло не сразу. Командиров в последние годы у него было несколько, но так вот, просто «командир», без имени и без звания – такой был только один, и Слава не часто в последнее время вспоминал его.
– Что ты, шалава, несешь? Кто ты вообще такая?
– Это неважно. Подумай, как уйти отсюда лучше, чтобы тебя не искали. А там тебя ждут.
И она протянула ему записку, где по-русски был написан домашний адрес Шурика Кордебалета.
– Как можно быстрее добирайся туда. Это приказ. И будь осторожен. Тебе будут стараться помешать. Повторяю – торопись.
Она отступила и ушла в дверь, плотно притворив ее.
Слава долго и тупо смотрел на заклеенную вырезками из порнушных журналов деревянную поверхность, призванную возбуждать пьяных мужчин. Проснулась хозяйка комнаты, зевнула, как драный кот мяукнул, потянулась и игриво повисла у него на плече. Он грубо стряхнул ее, словно тряпку.
…Слава ушел с великим риском.
Он присмотрел себе оружие: недавно присланный для испытаний маленький автомат «П-90», присмотрел входящий в комплект к автомату пистолет, унифицированные патроны к ним, нож… Все это в двадцать первом веке должно поступить на вооружение войск НАТО. И очень хотелось такую красивую вещь забрать с собой как трофей – сыграл свою роль инстинкт русского войскового разведчика. В деньгах Слава не нуждался. У него остались запасы еще с Аравии, остался боснийский запас, да и здесь он кое-что заработал. Несколько раз выезжая в город, он купил задуманную оснастку и все необходимое. Акваланг с полными баллонами спрятал загодя под водой в камнях. Там же придавил грузом двухметровую деревянную палку с накрепко привязанным к ней острейшим ножом. А через несколько дней подвернулся удобный случай…
С оружием, в полной выкладке он отрабатывал в заливе скоростное вождение новой, только поступившей на вооружение резиновой лодки. Трагедия произошла на глазах у всех – лодка перевернулась на крутом повороте. Покажите такого пловца, который сможет вынырнуть в бронежилете!.. Слава и не вынырнул. Он просто снял его под водой, незаметно расстегнув, естественно, заранее, чуть не захлебнулся, но снял. А потом сумел донырнуть до камней, где спрятал акваланг. И так вот, в камуфлированной форме, в тяжелых армейских башмаках, плыл он под водой, изображая рыбам-зрительницам непонятное чудовище. Аденский залив напоминает собой большой красивый аквариум. Кого здесь только нет из морской живности. И при этом огромное количество акул. Пока попадались только небольшие, около метра с лишком в длину. Эти, слава богу, еще побаивались – слишком велика казалась добыча. Хотя далеко тоже не отпускали. Но даже если мелкие рискнут напасть, то добра ждать не приходится. Первая же кровь соберет множество хищниц. Нюх у акул на кровь удивительно чуткий – за пару морских миль улавливают запах и вкус.
Но удача Славе сопутствовала. Он добрался до берега без боя с морскими хищницами. Не совсем в нужном месте, но добрался. Потом ночью три часа шел без дороги к новому тайнику в прибрежных камнях. Там были спрятаны гражданская одежда и новые документы. А дальше он не испытывал больших трудностей. Внутри пройденных стран передвигаться старался самым скоростным транспортом. Но в документах уверенности полной не было, и потому он переходил границы только пешком. Да и как переезжать или перелетать их с оружием?