— Идем на Шурышкар, к востоку, — распорядился Бор. — Может быть, там услышим что-нибудь!
Глава 4. ОЗЕРНЫЙ ГОРОД
Стороною обогнув Опасный остров, они уже на следующий день приметили издалека, меж разошедшейся зелени лесов, очертания прибрежного города. Его бревенчатые стены и башни с зубцами выплыли из-за горизонта. Севернее города берега разрывало устье полноводной торговой реки Тагэт, соединявшей Суурярв со вторым великим озером — Доннервад, или Громовым. На реке и вырос город.
Ладья шла быстро, и через час уже была видна торговая пристань, на которой с недавно прибывшего судна выгружали бочонки и кули с товаром. Мощный бревенчатый частокол с высокими каланчами, нависавший над ней, придавал Шурышкару куда более внушительный вид, чем Дингарду, да и людей тут было намного больше. Многочисленные корабли и лодки скопились на берегу, правда, лишь немногие из них были боевыми судами. Бор обратил внимание и на какие-то обгорелые остатки у берега.
Вскоре ладья подошла к пристани и замерла. Тотчас князь заметил какое-то торопливое передвижение на берегу, и через минуту навстречу ему уже вышли человек десять, вооруженные копьями и мечами и возглавляемые богатырем в шлеме и панцирной рубахе, с серебряной гривной на груди. Бор, бывавший тут несколько лет назад, еще юношей, был слегка удивлен такой почетной встречей, так как не поднимал княжеского стяга.
— Вы кто будете, люди добрые? — спросил богатырь озерного конунга, только сошедшего наземь.
— Как — кто? Мы — дингардцы, разве не видно? — отвечал Бор с достоинством.
— А зачем вы приплыли? — прищурился круглолицый шурышкарец.
— А ты представился бы нам, гостям добрым, честь по чести, мы бы и ответ держали, — не потерял себя перед зажиточными озерянами князь.
— Я — Вогур, сотник шурышкарского князя Венцлова, — отвечал тот, показывая гривну.
— А я — Бор, озерный конунг Дингарда, — хлопнул дингардец по рукояти богатырского меча. — А приехал я по нуждам своего города, имею разговоры к вашим волхвам и людям. Потому нет у меня товаров для торговли, и оттого торговая мзда с нас не положена, — отрезал он.
— Что ж, конунг Бор, добро пожаловать, коли прибыл по-доброму. Я, на твоем месте, не стал бы тянуть, чтобы почтить князя Венцлова приветствием, потому как он на звериные ловы собирался завтра.
— Не обессудь, сегодня же приду — передай поклон князю.
Вогур, пристально оглядев прибывших, ушел к городским воротам. Показалось конунгу, что не доверяет ему сотник. Не по душе ему пришелся и оружный прием — да со своим уставом к чужим воротам не ходят.
— Шататься нам по городу всем нечего. В этот раз со мной Айсат пойдет.
Оба помощника согласно кивнули.
— Не нравятся мне тутошние порядки, гостей на пристани чуть не рогатинами привечают. Да, видно, есть причины. Не затевайте свары с местными, Гунн, да и от ладьи далеко не отходите. Кто со мной — копья не берите! — С тем Бор и его люди при одних мечах да топорах пошли в город.
У самых ворот, в сторонке, они увидали десятка полтора вооруженных воинов — что-то действительно было неладно, однако те их пропустили беспрепятственно. Длинные одноэтажные дома и двухэтажные бревенчатые палаты зажиточных горожан, крытые двускатной кровлей, выходили на площадь, от которой шли лучами мощенные бревнами улицы. Самая широкая из них направлялась в верхнюю часть Шурышкара, где стоял княжий дом, заметный не только размерами, но и развевавшимся над ним знаменем. С другой стороны виднелось большое, круглое строение, со срезанной конической крышей, из которой вилась струйка дыма.
Бор, плохо помнивший город, поманил прохожего мужичка:
— Будь здрав, человече!
— И ты будь здрав!
— Что это за хоромы круглые, из которых дымок вьется?
— Издалека, видать ты, ежели не знаешь, что это храм самого Поревита пятиглавого, нашего главного бога!
Бор повернул в ту сторону и вскоре, оставив своих людей снаружи, входил в ворота храма. Огромное помещение из стоймя поставленных бревен накрывала пологая коническая крыша, поддерживаемая изнутри столбами; в середине ее, срезая конус, располагалось большое световое отверстие. Прямо под ним, из утоптанного грунтового пола, выступали края большого круглого жертвенного очага, на котором можно было бы поджарить целого быка. Но сейчас он слабо курился дымком угольев.
В глубине высилась огромная деревянная пятиглавая статуя бога, с грубыми чертами лиц, нахмуренных или искаженных угрозой, яростью или свирепой радостью, так что мурашки шли по коже. В руках его были круглый щит и поднятый меч. То был Поревит, воинственный бог озерян. Сбоку стояли еще две статуи поменьше, изображавшие второстепенных божеств торговли.
Только Бор показался на пороге, навстречу появился бородатый волхв в белом плаще с красным кругом, означавшим кровавые жертвы, угодные богу.
— Ты пришел пожертвовать великому владыке, Поревиту, незнакомец? — спросил он.
— Я пришел из Дингарда. На Йемсалу я получил предсказание: чтобы разомкнуть небеса для плодородных дождей, остановить вредносное колдовство, обрушившееся на Озерный Край, нужно найти знамя богини Прии и вступить в сражение со свартен. Можешь ли ты, волхв, помочь мне в моих поисках?
Волхв нахмурился:
— С Поревитом Прия в неприязни, ибо он несет гибель врагам, она же — дарит жизнь всем без разбора… Дай засуха нам не очень в тягость, ибо Шурышкар — город торговый… Однако я скажу тебе то, что знаю: наш храм не очень древний, но издавна в нем существует предание, что знамя, врученное богиней Прией, было унесено на восток — для тяжелой борьбы. С каким врагом — не упоминается, однако обратно оно не возвратилось. Тогда же, говорится в этом сказании, исчез и древний посох Юмбела, обладавший могучей силой. Более ничего мне не известно, и ничем не могу я помочь… — Он умолк, скрестив руки на поясе.
Бор поклонился в пояс громадному молчаливому идолу, положил в жертвенную чашу серебряную монету и вышел. Тяжелые думы тучами окутали его чело: он понял, как трудно ему будет отыскать следы на просторах Поозерья. Затем, увидав идущего навстречу шурышкарского воина, он вспомнил про ладью, разбившуюся на Ятхольме, и спросил его:
— Не знаешь ли, доблестный, где проживал изкарец Байдур? Была ли у него семья?
Брови воина удивленно приподнялись, но он ответил:
— Да, я знал его, мы жили рядом. Он пропал уже месяц, не вернувшись вместе с кораблем, на котором ушел. Но я могу отвести тебя, если ты хочешь, к его жене.
— Хорошо, — ответил князь и, сделав знак своим людям оставаться на площади, пошел вслед за проводником к одному из длинных домов.
Они вошли в дом, и воин провел его по коридору в одну из разгороженных комнат этого халла. Бор увидел там черноволосую женщину, печально укачивавшую ребенка.
— Здравствуй, женщина! — сказал он. Та подняла изможденное лицо. — Байдур из Изкара был твоим мужем?
— Да. Ты привез от него послание? — Глаза женщины вспыхнули надеждой, но затем до нее дошло значение слова «был», и брови ее исказились.
— Нет. Он умер на моих руках, и Морена смилостивилась к нему, положив конец мучительной болезни. Но предупреждением своим он спас меня и мою команду от страшной смерти, и за то вовек мы ему благодарны. Вот его кольцо, я привез его. — Он достал кольцо и подал его женщине. В это время стоявший позади воин-провожатый куда-то вышел.
Женщина подалась вперед.
— Где, где ты нашел его?
— Они разбились на Ятхольме, и умерли все. Он один дожил до нашего приезда.
— Ты закрыл ему глаза? — спросила женщина, судорожно сглатывая и сморщив веки, точно ей было очень больно.
— Да, я закрыл ему глаза и дал монету, чтобы он мог заплатить перевозчику через глубокую Туонелу и не быть ввергнутым в ее вековечные воды.
— Тогда возьми это кольцо себе, — протянула женщина перстень обратно, и было видно, что ей трудно отказаться от дорогого украшения. — Он привез его из Изкара…
— Хорошо, — отвечал Бор. — Но мы все хотели бы отблагодарить близких нашего спасителя, поэтому не погнушайся нашими деньгами. — И он насыпал из кошелька на полог старых благородных монет. — Может быть, это поможет в твоей горькой вдовьей доле.
Женщина зарыдала, кивая головой. Князь вышел, нахмуренный, огляделся, словно в недоумении. В этот момент на него навалилось больше десятка вооруженных людей:
— Хватай его! Это хускарл! Я видел у него кольцо Байдура, значит, они и корабль Ульфа захватили! Это он третьего дня грабил! — кричал кто-то.
— А ну, отцепись! Я дингардский озерный конунг! Только с Йемсалу пришел! — Бор отвешивал полновесные удары, так, что валил с ног и, встряхивая плечами, разметывал прицепившихся, точно собак. — Я ж вам покажу, ужо, как не верить! — Он отбился. — Байдура корабль на Ятхольме разбился давно, и все они погибли!
— Он говорит правду! — закричала с порога выбежавшая на шум вдова. — Он денег принес! — Но женщину никто не стал слушать, а на него со всех сторон нацелились рогатины и мечи.
Тогда, не желая открывать вражду и стремясь закончить миром, он не стал вынимать свой меч, а сказал:
— Пойдем к вашему князю, а там рассудим. Только меча моего не трогайте: не вы мне его на пояс навесили — не про ваши руки и снимать! Не то быть сече!
— Хорошо! — ответил ему за всех тот, кто постарше, понимая, что так просто разоружить богатыря не удастся. И окружив кольцом направленных копий, они повели его к дому, над которым висел щит с золотой рыбой на лазоревом поле — знак шурышкарского князя.
Так, толпой, подошли они к воротам халла, где было полно народа, окружавшего сидящего на крыльце князя. Венцлов — худолицый, чернобородый человек с глубоко посаженными глазами — кутал узковатые плечи в алую мантию. Завидев пришедших, он заговорил, не дожидаясь приветствия Бора:
— Ты был опознан людьми Вогура по светлой бороде и волосам, которых не скрыть и ночью, как и ражую фигуру! Ты — вождь хускарлов, которые третьего дня грабили и палили ладьи и пригороды у пристани. Нынче, мне сказали, что и торговый корабль Ульфа — твоих рук дело, и ты хвалился перстнем одного из его людей! Наглый хищник, ты явился сюда, чтобы высмотреть еще добычи! — Глаза Венцлова горели. — Так вот она: ты будешь принесен в жертву славному Поревиту, грозному покровителю Озерного Града! Связать его! Я оправдаю надежду моего народа на твердую защиту!
— Окстись, князь! Дай оправдаться! — воскликнул, разгорячившись, Бор. — Так ты гостей встречаешь? Знаю, приняли меня, верно, за рыжего хускарла Вирре Бердекса — он да с ним сорок его молодцев в стальных шлемах встретились мне по пути на Йемсалу, да раздумали нападать, и мы разминулись мирно. Он шел на ваш берег.
— А, да ты и есть он самый! — вскричал князь, еще распаляясь. — Хватайте его, да меч заберите и вяжите!
— А так?! Добудь меч, как он моим предком был добыт! — выкрикнул озерный конунг, разметывая навалившихся сзади воинов.
— Не пожалеть бы тебе, князь, за горячность!
Выхваченный меч молнией сверкнул в его руке, сшибая древки тонких шурышкарских копий. Напролом он ринулся к выходу, разгоняя толпу; на пути его вырос Вогур с поднятым мечом, но блеснула сталь и с резким звяком меч сотника сломался, перерубленный у рукояти, и тот подался назад перед неудержимой силой князя. Прыжком Бор выскочил за ворота, и брошенные вслед ему копья просвистели мимо — и только одно или два разодрали плащ и рубаху.
На бегу он заметил, как ниже, на площади, его люди, точно затравленные медведи, отбиваются от насевших со всех сторон шурышкарцев.
— За Дингард! — взревел он луженой глоткой, с тыла раздавая могучие удары плашмя по головам и плечам нападавших и действуя пудовым своим кулачищем. Как снопы валились оглушенные, воя бежали взгретые.
— Древками бей, не колоть! — крикнул он своим дружинникам, подхватившим выроненные озерянами копья. — За мной! — И они, воспрянув, ринулись за ним малой горсткой, точно шлейф камней за движущейся скалой, сокрушавшей тех, кто преграждал выход из города.
Отбиваясь, они выбежали в незапертые ворота и сломя голову кинулись к пристани, чтобы опередить преследователей. Увидев товарищей, Гунн не растерялся, отдал команду, и когда подбежавшие начали прыгать в ладью, она была готова отчалить. Бор в горячке оглянувшись — не отстал ли кто, — сунул меч в ножны и рявкнул:
— Навались! — Ладья уметом отскочила от берега, выходя на стрежень широкой реки.
— Плохую шутку с нами сыграл Вирре Бердекс! — сказал зло князь. — Айсат! Айсата нет! — вдруг в отчаянии воскликнул он, треснув себя ладонью по голове. Действительно, в спешке одного человека не досчитались.
— Смотрите, вот он! — Гребцы и конунг увидели, как в воротах города показались торжествующие, точно скрутили медведя, воины, которые на растянутых веревках тащили избитого, в изорванной одежде человека. То был Айсат, поникший головой.
— Подойдем ближе к берегу, может быть, посчастливится отбить его, — приказал Бор, вскакивая на ноги. Но в это время плененного Айсата утащили назад, а вместо него спустился рослый Вогур в сопровождении своих людей.
— Негостеприимные озеряне, что вы собираетесь делать с моим человеком?! — крикнул ему конунг, сложив ладони рупором.
— Он займет твое место на жертвеннике Поревита, вор! — крикнул ему сотник.
— На выкуп согласитесь?
— Нет! Это отучит вас нападать на мирный город!
— Говорю тебе, мы не хускарлы — ты б и сам это понял, если бы глаза тебе не застила злоба! Но, хорошо! Что ты скажешь, если я не позже чем через три дня привезу вам настоящего вожака хускарлов — обменяете его на нашего человека?
— Привези себя сам! — крикнул Вогур, потрясая копьем и готовясь кинуть его, так как ладья подошла излишне близко. — Ночью вы убили семерых наших и имели наглость вернуться опять!
— Не мы убивали! Сегодня вы отделались синяками — я не хочу войны! Но убью двадцать, отплачу сторицей, если вы не дождетесь, когда я привезу настоящего разбойника на замену! — разъяренно крикнул Бор. — Помни: три дня, или вы умоетесь кровью!
— Хорошо, три дня! — насмешливо крикнул Вогур в ответ.
Глава 5. БИТВА ХУСКАРЛОВ
— Если мы не найдем хускарлов и не одолеем их, нам не избегнуть позора и междуусобицы! — сказал князь своим людям.
— Ты думаешь, находники спрятались по реке? — спросил Гунн Бора.
— Руку даю на отсечение, что они затаились где-то там и выжидают. Они прячутся где-нибудь в заводях, выше Шурышкара, и, подстроив неожиданное нападение, мы победим их.
Ладья осторожно плыла в сумерках вдоль лесистого берега Тагэт; весла плавно и редко опускались в воду.
— Дым! — вдруг тихо сказал зоркий Талма, посаженный на нос впередсмотрящим, различив еле заметную струйку дыма на изкарской стороне.
— Сойдем, посмотрим! — велел Бор.
С подошедшей к берегу ладьи он осторожно высадился в сопровождении двух человек. Они покрались сквозь лес, держа наготове метательные копья. Наконец показался отсвет пламени, и тотчас до их ушей донесся хриплый рык:
— Рилле, рилле, хундс! — «Ройте, ройте, собаки!» — Эти деньги вернутся к нам в загробном мире, и мы будем там хорошо жить, а не прозябать на берегах тоскливой Туони! Того, что у нас осталось, на гулянки хватит! — распоряжался голос Бердекса. Слышался скрежет и звон лопат и шорох отбрасываемой земли.
— Клад закапывают посмертный! — догадался Бор. — Ишь ты! Вовремя. Смотри, часовых у них много: видишь тени? Нынче на них нападать не будем, они настороже, можем упустить Рилле… тьфу, Вирре! — прошептал он сопровождавшему его дружиннику. — Возвращаемся, я, кажется, кое-что придумал назавтра…
Без происшествий добравшись до ладьи, он рассказал об увиденном своим людям:
— Сейчас на них нападать не будем: их больше, да и настороже они в темную пору. А вот завтра мы их увидим! Так сделаем, что лишь часть их с нами выйдет на сражение.
— Как это?
— Притворимся, что мы торговая ладья — они и оставят заслон на берегу! Ну-ка! — велел он ожидавшим команды людям. — Снимай щиты с бортов! Голову на носу — завесить! Половину весел убрать внутрь…
В самую темную пору ночи, обмотав весла тряпками, ладья украдкой поднялась по реке выше разбойничьего становища…
На следующее утро река блестела, как зеркало, лес отражался у берегов в воде, только кое-где еще висели клочья ночного тумана. Судно, похожее на торговое, завернуло за лесистый мыс и показалось перед зеркальной заводью, на берегу которой горел одинокий костер, сушились сети и, вытянутый на берег, чернел рыбацкий челн. Несколько человек занимались там каким-то своим делом, лениво поглядывая на объявившееся судно.
Однако только корабль достиг середины заводи, как из-под пригнутых к воде ветвей в дальнем углу бухты вылетела боевая ладья, на ней блестали шлемы, топоры и наконечники копий.
— Интересно, как они умудрились упрятать такой большой корабль? — под нос себе проворчал Бор. Но он не сомневался, что хитрость хускарлов простирается дальше, и не меньше десятка людей скрывается в засаде на берегу, чтобы схватить тех, кто попытается сбежать в лес от нападавших. На это он и рассчитывал.
— Я Вирре Бердекс из Треллеборга! Сдавайтесь, и я пощажу ваши жалкие жизни! — загремел с носа знакомый Бору голос рыжего главаря в сверкающем панцире и рогатом шлеме. Песенка купеческого судна была спета. Но когда хускарлы были совсем уже близко, поднялись из-за его бортов в свою очередь щиты и сверкающие шлемы, и ощетинилась ладья частоколом копий. Открылась зубастая голова ящера, а за ней на носу, со сверкающим мечом в руке грозно встала фигура озерного конунга и на корме взлетело Оленье знамя.