— Я не знаю про совпадения, но мы с тобой лежим в районной больнице, и школа моя рядом, и живу я недалеко. Твой Коля где живёт?
— Где–то рядом. Чего ему было бы через всю Москву идти?
— Алиса, ты всё время говоришь загадками. Я, например, не верю, что у тебя отшибло память. Просто ты почему–то не хочешь рассказывать, — Юля подходит к Алисе.
— Я тебе расскажу. Обязательно расскажу. Потом.
— Ну как хочешь, тогда не мешай читать, — Юлька немного обижена. — Мне завтра выписываться, а я ещё Квентин Дорварда не дочитала. А он из больничной библиотеки.
— У вас в классе есть Коля? — спрашивает Алиса после паузы.
— Три штуки, — говорит Юля. — Тебе какой нужен?
— Три Коли?
— Ну да. Сулима, Садовский и Герасимов.
— Целых три Коли! — Алиса расстроена.
Кто–то прошёл по коридору и остановился у двери в палату. Тень человека обозначилась на матовом стекле. Человек остановился, будто не уверен, сюда ли ему надо.
Алиса замирает.
— Кто там? — спрашивает она тихо.
— Не всё ли равно? — удивляется Юлька, оторвавшись от чтения.
Тень исчезла.
— Мне это не нравится, — говорит Алиса.
— Странная ты. Может, ты малолетняя преступница и скрываешься от правосудия?
— Может быть.
— Не обижайся, я пошутила. У меня есть другая теория, только я её никому не скажу.
— Какая? — Алиса прислушивается к шагам в коридоре.
— Твоя мама умерла или оставила вас. Твой отец женился снова, а мачеха очень жестоко обращалась с тобой. Вот ты и убила мачеху и бежала.
— Почему убила?
— Ну не убила, просто убежала.
— Не говори чепухи, — сказала Алиса. — У меня отличная мама. Мне нужно поговорить с твоими Колями.
— Алиса, я тебе удивляюсь…
И тут снова тяжёлые шаги в коридоре заставляют девочек умолкнуть.
— Я погляжу, — говорит Юлька.
Она соскакивает с кровати, но тут же в коридоре слышны голоса. Они приближаются. Входит дежурная сестра Мария Павловна.
— Вы не спите, девочки? — спрашивает она.
— Нет.
— А у меня для тебя, Алиса, большая радость. Тебе всё расскажет Александр Борисович.
— Ну, Алиса, тебе повезло! — говорит он. — Готовься к большой радости.
Что–то в Алике Борисовиче не так, как прежде. Посторонний, может, и не заметит, но Алиса насторожилась.
— А вы разве не в кино? — спрашивает она.
— Ради такого события можно и кино пропустить.
— Что случилось?
— Одевайся, собирайся, за тобой приехали.
— Но кто мог приехать? Никто не мог за мной приехать, — кричит Алиса. — Никто не знает, что я здесь!
— Твой папочка! Собирайся, скорее, он умирает от нетерпения. И твоя мамочка умирает от нетерпения. Вся твоя семья умирает от нетерпения.
Алик Борисович оборачивается к Марии Павловне и другим, начальственным, таким несвойственным Алику Борисовичу голосом говорит:
— Подготовьте вещи и документы. Пациент выписан.
— Ну как же так, Александр Борисович! — удивляется Мария Павловна — Прямо сейчас, на ночь глядя? Я возражаю.
— Не возражать! — кричит Александр Борисович. — Вы лишаете ребёнка родительской ласки.
— Завтра утром, — твёрдо говорит Мария Павловна. — Согласно правилам. С разрешения зав. отделением.
— Вы что, меня не знаете?
— Я отлично знаю, Александр Борисович, что на вас это не похоже. Я знаю, кстати, что вы уже час как сменились с дежурства и пошли домой, якобы писать диссертацию.
— А ну, пошла отсюда! Сколько надо приказывать! Ты уволена, мымра!
— Вот это не выйдет, — спокойно отвечает Мария Павловна. — Врачей–то вон сколько, а хорошую сестру попробуйте, поищите.
Александр Борисович не слушает. Он выталкивает в коридор Марию Павловну, а сам втаскивает из коридора толстяка в длинном плаще, шляпе и чёрных очках.
— Идите, папаша, — говорит он. — Ваша дочка ждёт вас с нетерпением.
Алиса насторожилась, отступает к окну.
— Где моя дочка, где моё сокровище? — толстяк топчется посреди палаты, переводя взгляд с Алисы на Юльку и обратно. Потом вспоминает и спешит к Алисе:
— Вот моя девочка, вот моё сокровище! Идём домой, в семью!
— Нет! — кричит Алиса. — Не смейте ко мне подходить!
Она вскакивает на кровать и отступает от толстяка.
— Вы не мой отец!
— Стойте! — вмешивается Юлька. — А то я сейчас буду кричать, а вы даже не представляете, как я умею кричать.
— Погоди, погоди, — вмешивается Алик Борисович. — У вашей дочки была травма, сотрясение мозга, в документах написано, я сам глядел. Она всё позабыла. И папочку своего позабыла. Сейчас мы вместе вспомним папочку и поедем домой. А ты, Юля, не кричи, зачем кричать? В соседних палатах спят больные дети, зачем их будить?
— Алиса, неужели ты так больна, что забыла дорогого папочку? — вопит толстяк.
— Ты забыла, как я качал тебя на этих руках. (Он протягивает вперёд руки.) Ты забыла, как мы славно веселились с тобой на бете Сириуса?
При последних [словах] Алик Борисович дёргает толстяка за рукав, и тот спохватывается:
— Прошу прощенья, — говорит он. — Забылся.
— Погодите, — кричит Юлька, увидев, что толстяк надвигается на Алису. — Может, ошибка. Надо доказать, что он ей отец. Покажите ваш документ.
— Есть у меня документы! — толстяк достал из брюк стопку бумажек и стал махать перед носом Юльки, иекоторые бумажки посыпались на пол, но никто не обратил внимания.
— Девочка, а ты не вмешивайся, — говорит Алик Борисович. — Мы ещё разберёмся, как ты сюда попала. Алиса, не теряй времени, вставай и пошли. Нам некогда.
Алисе удалось увильнуть от рук толстяка, и тот ткнулся в стену.
— Скорее, идиот! — крикнул Алик Борисович. — Сейчас все проснутся.
— Они заодно! — догадалась Юлька. — Алиса, осторожнее!
— Конечно, заодно, я давно догадалась, — отвечает Алиса. — Ты только погляди на ботинки Алика Борисовича.
Алиса была права. Оба ботинка Алика Борисовича были на правую ногу.
— Что такое? — удивился Алик и поглядел на свои ноги.
И тут случилось совершенно невероятное: правый ботинок на левой ноге шевельнулся и превратился в левый.
Пока все смотрели на ботинок, толстяк умудрился схватить Алису. Он прижал её к боку и зажал рот.
— Доченька, — бормотал он при этом тупо. — Доченька…
Толстяк отступил к двери, Алик Борисович блокировал путь дежурной сестре, и тогда Юлька решилась на отчаянный поступок. Как тигрица, она присела и прыгнула с кровати на толстяка и вцепилась ему ногтями в щёку.
При этом Юлька издала боевой клич индейцев, да такой громкий, что оконное стекло вылетело наружу, все больные проснулись, вороны поднялись с деревьев и с деревьев посыпались листья.
Толстяк от неожиданности упал и выпустил Алису, на корточках кинулся к двери и исчез.
Алик Борисович с криком:
— Ты куда, трус! — кинулся за ним.
— Как мы их, — сказала Юлька, сидя на полу.
— У тебя швы не разошлись? — спросила Алиса, сидя напротив неё.
Тут вбежала Мария Павловна в сопровождении ночного врача.
Они увидели, что окно выбито, ваза с цветами разбита, в палате полный разгром, а больные сидят на полу.
— Девочки! — закричала сестра. — Это же совершенно не по правилам! Вы простудитесь!
В коридоре кто–то громко спрашивает:
— Где взрыв?
— А где Александр Борисович? — спросила Мария Павловна.
— Он в кино, — отвечает Юлька.
— А твой папа, Алиса?
— Наверное, тоже в кино, — смеётся Алиса.
— Девочки, сейчас не место и не время шутить.
— А мы и не шутим.
— Пал Сергеевич! — обращается сестра к ночному врачу. — Я была свидетелем странной сцены… Наш врач Александр Борисович привёл с собой отца этой девочки, вы же знаете — амнезия…
Ночной врач кивает головой.
— Однако я категорически отказалась проводить выписку в вечернее время и пошла к вам.
— Никакого Александра Борисовича не было, — вдруг говорит Алиса.
— Как не было?
— Вы можете его завтра спросить, — говорит Алиса. — Он сейчас в кино.
— Но я собственными глазами! — возмущена сестра.
— Если Марии Павловне всё показалось, то кто разбил стекло и вазу? — спрашивает ночной врач, оттесняя из палаты любопытных.
— Ужасный порыв ветра! — говорит Алиса. — Шквал. Правда, Юлька?
Юльке ничего не остаётся, как согласиться.
— Правда, — вздыхает она.
Поздний вечер.
Тёмные тени — Коля и Фима — крадутся к выселенному дому.
— Я тебя в последний раз предупреждаю, как друг, — говорит Фима. — Здесь засада.
— Всё равно надо попробовать. В крайнем случае, я положу миелофон в кабине — кто будет ехать в будущее, заметит.
— А если пираты поедут?
— Ну, тогда я только смотаюсь в будущее, на минутку, там в зале подожду…
— Тшшш.
Они подходят к дверям. И замирают. Никакой двери в подвал нет. Голая старая стена, кое–где покрытая паутиной.
— Фим, — говорит Коля.
— Чего?
— Тут была дверь.
— Не было тут никогда двери. Видишь, паутина.
— А куда лестница ведёт?
— Не знаю.
— Ты что думаешь, я здесь не был?
— Слушай, пошли отсюда. Хватит, а? Поздно.
Коля стучит по стене. Звук глухой, словно там, дальше, земля.
— Ну, если ты мне не веришь, то собственным глазам хоть веришь? Проходила здесь женщина из будущего?
— Какая–то женщина проходила.
— А куда делась?
— Телепортировала.
— Чего?
— А у них это просто. Взяла и телепортировала. В Индию.
— Нет, — говорит Коля. — Её специально присылали нас искать. Нас всех. А чтобы не было случайностей, они эту дверь замуровали. Против дураков, которые суют свой нос куда не надо.
— Ясное дело, тебя ищут. Сейчас там, в двадцать первом веке твой словесный портрет собирают.
Коля ещё раз стучит по стене.
Они идут к двери на улицу, но дойти до неё не успевают.
Дверь приоткрывается. На этот раз резко, с шумом. Коля гасит свет фонарика. Сначала появляется тёмная спина. Потом человек разворачивается, прикрывая рукой пламя свечи. При неверном свете свечи можно разглядеть, что пришли два человека — толстяк в жёлтых трусах и чёрной майке — поверх белый халат. Шляпа набекрень. Второй человек маленький, худой, в плаще и чёрных очках. Маленький крутит острым носом. Потом говорит что–то на непонятном языке. Толстяк отвечает тонким голосом.
— Они, — шепчет Коля.
Фима с Колей бросаются вверх по лестнице.
Пираты медленно, продолжая спорить, поднимаются за ними.
Ребята у окна.
— Прыгай, — командует Коля.
— Ты что! Высоко!
— Ты не понимаешь, кто это такие!
— Я им скажу, что случайно сюда попал, что я ничего не знаю.
— Прыгай, это же пираты!
Коля буквально выталкивает Фиму наружу. И вовремя. Пираты уже на пороге.
Коля с Фимой пробираются по кустам.
— Я, по–моему, ногу сломал, — говорит Фима.
— Скажи спасибо, что живой…
Они вышли к скамейке. Сели.
— Ну что теперь? — говорит Фима.
— Значит, пираты тоже здесь. Остались.
— И охотятся за тобой, — говорит Фима. — Жаль, я не разглядел.
— Ни к чему это тебе.
— Может, уедешь? Завербуешься на стройку, на БАМ, и скроешься?
— Пока они меня не нашли, — говорит Коля. — Да и как узнают? Я же обыкновенный.
— Знаешь что, — говорит Фима, — пойдём домой разными дорогами. Так безопасней.
— Они же тебя не видели.
— Я не о себе беспокоюсь.
Совсем поздно. Свет в палату проникает только через стеклянную дверь. Юля и Алиса не спят.
— Конечно, — говорит Алиса. — Ты можешь мне не верить. Я не знаю, поверила бы я тебе на твоём месте.
— Я стараюсь, — говорит осторожно Юлька.
— Кроме тебя, мне не с кем поговорить. Ни один взрослый не поверит.
— Взрослые не верят даже в самые очевидные вещи, — соглашается Юлька.
— Когда я увидела, что пираты здесь, поняла, что одной мне не справиться.
— Как же они тебя выследили?
— Просто, — сказала Алиса. — Когда этот твой Коля…
— Он не мой.
— Ну, из твоего класса.
— Может, из моего, а может, козёл ошибся.
— Лучше, если из твоего. Иначе мне его в Москве не отыскать.
— Тшшш!
За дверью проходит силуэт.
— Это Мария Павловна, — шепчет Юлька.
Она прыгает на свою кровать, ныряет под одеяло. Алиса закрывает глаза.
Мария Павловна входит в палату, присматривается. Всё спокойно. Она уходит.
Как только дверь закрывается, Юлька шепчет:
— Беспокоится.
— Ещё бы. Она, конечно, не поверила в то, что никого не было.
— И даже обиделась. Ну, рассказывай. — Юлька снова перебралась к Алисе.
— Когда Коля вернулся в прошлое…
— А что ему ещё делать было?
— Юлька, я его, честное слово, не виню. Он молодец. Если бы не он, миелофон давно был бы уже в другой галактике. А как его пираты бы использовали, страшно подумать! Я понимаю, что бежать ему было некуда. Они за ним гнались. Так что ему только и оставалось, что бежать в Институт времени. Я бы на его месте тоже туда побежала.
— И я бы тоже, — Юлька никак не может устроиться. Кровать неудобная.
— Конечно, ты привыкла к своей.
— Ну зачем они нас в другую палату перевели?
— Не ворчи, Юлька. С разбитым стеклом спать не очень приятно. Простудились бы, не выписали завтра.
— Вообще–то я закалённая, — говорит Юлька.
Слышен в полутьме голос Алисы:
— Коля проскочил сквозь машину времени, пираты его чуть–чуть не настигли. Спасибо, что робот собой пожертвовал — задержал их.
— И успел тебе сказать?
— Я вбежала в зал, там пусто. Пираты уже успели в твоё время проскочить. Ну, я за ними, а к вашему движению я не привыкла. Вот и сшибла троллейбус.
Алиса поднялась и заходила по палате. Подошла к окну.
— А пираты?
— А пираты были где–нибудь неподалёку. Я в тот момент о них почему–то и не подумала. Я за Колей гналась. Я вся трепетала. Понимаешь, уникальный прибор, единственный в мире.
— Ну, ты его не теряла. Его у тебя выхватили.
— А кто виноват? И притом я могу стать причиной трагедии во Вселенной. Я неслась за прибором, как носорог. Ничего не видела. А они, значит, меня увидели и выследили через больницу или через «Скорую помощь». Странно ещё, что столько времени потеряли. Пять дней.
Опять пауза.
Потом Юлька спрашивает:
— Значит, пираты умеют превращаться в других людей?
— Да, — говорит Алиса. — И больше того, они, наверное, знают Колю в лицо.
— А зачем ты им нужна? — удивляется Юлька. — У тебя же нет миелофона.
— А откуда им знать? Если они Колю не нашли, то думают, что я его знаю. Если я попаду к ним в плен, они заставят меня его выдать.
— Как так заставят?
Алиса молчит.
— И пытать могут?
Алиса не отвечает.
— Это же варварство.
— Правильно, давай спать. Всё равно сегодня больше ничего не случится…
В кадре Алиса. Наступает долгая пауза.
Потом слышен голос Юльки:
— Алис, а твои там, дома, они, наверное, с ума сойдут.
— Я надеюсь, что вернусь в тот же день, когда улетела. Это же путешествие во времени… Ну ладно, давай спать. Завтра придумаем, что делать. Сегодня больше ничего не случится.
Снова тихо.
И в этой тишине раздаётся отдалённый грохот.
— Стой! — слышен крик. Бег, выстрелы.
Алиса и Юлька кидаются к двери.
Из других палат тоже выглядывают сонные физиономии. Из открытой двери в палату на той стороне коридора выходит Мария Павловна со шваброй в руке. Вид у неё встрёпанный, шапочка набок.
— Они думали меня пистолетом испугать! — говорит она спокойно.
— Кто они? — спрашивает кто–то. — Разбойники?
— Спать, всем спать! — говорит Мария Павловна и идёт к палате, где её ждут Алиса и Юлька.
Она жестом загоняет их в палату.
— Это была наша палата, — говорит Алиса.
— Да, — говорит Мария Павловна. Этот мерзавец, нарушивший клятву Гиппократа, этот так называемый врач, Александр Борисович, снова полез в палату в сопровождении твоего папочки.
— А вам не показалось? — спрашивает Алиса.
Мария Павловна протягивает из–за спины руку. В ней — чёрный ботинок.
— А это мне тоже показалось?
— Похоже на ботинок Алика Борисовича, — говорит Юлька.
— Вот именно. И я вам должна сказать: ваше счастье, что я перевела вас в другую палату, а бандиты этого не знали. Завтра утром я подниму на ноги не только милицию, но и медицинскую общественность.
— А они не вернутся? — спрашивает Юлька.
— По крайней мере, до завтра они обезврежены, — говорит Мария Павловна. — А ты, Алиса, уверена, что это не твой папа?
— Кому такой нужен?
— К сожалению, родителей мы не выбираем.
— Нет, честное слово, нет. Мой папа профессор.
— Этот не производит впечатление профессора.
Она закрывает за собой дверь.
— Нам повезло, — говорит Юлька. — Что нас перевели в другую палату и они не знали, куда.
— Но покоя не будет, — говорит Алиса. — Надо уходить.
И тут из коридора раздаётся снова крик, грохот, вой…
Алиса вскакивает, зажигает свет.
— А говорила, что они больше не вернутся, — говорит Юлька.
По коридору, преследуемый Марией Павловной, бежит Алик Борисович. Она лупит его сразу и шваброй, и его же собственным ботинком. Правда, на ногах у него уже два ботинка, так что тот, что в руке Марии Павловны — лишний.
Юлька закрывает спиной Алису.
Алик Борисович видит Юльку, кидается к ней, умудряется втиснуться в дверь, которую держит Юлька, и наваливается животом, чтобы не пропустить Марию Павловну.
— Сдавайся, лжедоктор! — кричит Мария Павловна, стуча в дверь ботинком. — Я всё равно вызову милицию! Тебя арестуют. И дети твои будут напрасно оплакивать свою сиротскую жизнь.
— Мария Павловна! — умоляющим голосом говорит Алик Борисович. — Это какое–то недоразумение. Мне позвонил ночной дежурный и сказал, что кто–то под моим именем…