В левом кармане куртки лежала картонка с леденцами, освежающими дыхание, на самом деле — противоядие наркотику, в секунду вырубившему техников и бойцов. Давыдов на всякий случай принял две, но дышать не спешил — терпел, покрываясь потом.
Первым делом оттащил подальше от начинающей пузыриться краской двери людей. Само собой, тащил их в зону, недоступную для камер наблюдения. Рубашка была смочена специальным смывочным составом. Давыдов снял её, старательно вытер с лица грим и вывернул наизнанку — разудалая игра попугайчиков сменилась унылыми серыми тонами.
Ударила сирена пожарной тревоги. Из-под двери комнаты, в которой вовсю бушевал пожар, повалили клубы дыма. Коридор быстро заполнялся удушливым сизым туманом. Вместо запланированных пяти минут прошло восемь, а пожарных всё не было.
«И где? — Семён с беспокойством посмотрел на лежащих у его ног людей. — Мне что, самому их выносить?»
Приближающийся грохот кованых сапог подсказал, что свобода уже близко. И действительно: в коридор ворвались медные каски. Давыдову сунули в руки респиратор и грубо толкнули в сторону выхода.
Прижимая респиратор к лицу и набросив рубашку на голову, наёмник пробежал под видеокамерами к вестибюлю и там вздохнул с облегчением: огромный холл был забит спешащими к выходу людьми.
Все двери оказались открытыми, а турникеты отключены. Эвакуация шла полным ходом, и фокус со сканированием кодов доступа оказался лишним. «Импровизация может оказаться лучше домашней заготовки, но хорошо импровизируется, только если есть домашняя заготовка», — философски заметил Давыдов, степенно шагая по тротуару. Флаер ждал его тремя кварталами дальше по улице, и это устраивало наёмника. Он сам задал такую программу автопилоту. «Подальше от любопытных глаз и камер… кроме того, мешать пожарным парковаться возле горящего здания могут только идиоты…»
Он улыбнулся мыслям добропорядочного гражданина, сел в машину и включил программу возвращения к посёлку Зелёный Мыс.
* * *— Командир!
Этот голос Семён узнал бы среди миллиона ревущих глоток на финальном матче кубка Галактики.
— Иди к нам, командир! Бери азимут!
Немедленно осветился столик: трое мужчин и женщина.
«Беля опять деваху подцепил!» — Давыдов почувствовал прилив сил. Неловкость, с которой он вошёл в зал, исчезла без остатка. В конце концов, у каждого свои черви в голове. Он не может отказаться от случайного заработка даже в праздник. Черных — спортсмен на всю голову, Штолик со своим осточертевшим «штоли» и Беля — бабник-экстремал: без женского общества не может обойтись даже на встречах, на которых слабому полу вход категорически запрещён.
Семён махнул рукой в ответ и начал осторожно пробираться к освещённому столику. Кто-то дружески хлопал по плечу, кто-то с восторгом восклицал: «Майор! Сухарям больше, чем почтение!» Давыдов отвечал на приветствия, крепко пожимая твёрдые руки, кричал в ответ что-то неловкое и большей частью невпопад. Но даже в этой суматохе взгляд привычно просеивал движения теней, отблески металла, звуки и запахи. Поэтому когда к плечу приблизился кулак, а не раскрытая ладонь, Давыдов действовал решительно и жёстко: удар по запястью, уход с плоскости атаки и залом локтя до характерного хруста смещённого сустава.
Тёмный зал немедленно озарился ярким светом. Десантура приветствовала успех офицера одобрительным свистом и аплодисментами.
Давыдов в сердцах сплюнул, пробился, наконец, к «своему» столику и осторожно присел в предложенное кресло. Настроение испортилось. И даже лица фронтовых товарищей не смогли его сразу успокоить.
— Пацаны!
Перевозбуждение от несостоявшейся схватки слилось в противную дрожь конечностей. Он поискал взглядом, что бы для «разрядки» сломать, но увидел только спарринг-андроида, придерживающего правую руку. Его уже выводили из зала.
— Я была уверена, что такое невозможно, — обратилась к нему девушка, — как вы его разглядели?
Давыдов онемел: за столом сидела старшина штурмовиков! Лёгкий макияж и свободная от берета причёска сильно изменили её лицо — старшина казалась моложе и приветливее. Но это была она: в знакомой форме полицейского. И с этим фактом нужно было срочно что-то делать.
Видя недовольное лицо Семёна, Беля поспешил с разъяснениями:
— Ирина, из местных. Полицейский. Они кого-то ждут. Я и пригласил… Не стоять же ей в подворотне?
— Наслышана о ваших подвигах, — уважительно сказала Ирина.
Давыдов покачал головой. Это были не те слова, которые могли его успокоить. А из уст полицейского, поймавшего его на «горячем», фраза звучала обвинительным приговором. Чувствуя, что молчание может подозрительно затянуться, сказал первое, что пришло в голову.
— Прошёл слух, бойцы, что вас теперь возят на автобусе. В заслуженные пенсионеры записались?
Ответил Беля:
— Почему «возят»? Мы сами приехали! Отрабатывали учебный захват гражданского транспорта!
Все засмеялись, а Черных с увлечением рассказал, как укладывал на заднем ряду связанного водителя:
— Я ему кричу: лежи спокойно, гражданин! У меня справка о невменяемости. Я контужен на всю голову. Инвалид войны!
Судя по вежливым улыбкам, история звучала не в первый раз, поэтому Давыдов не стал слушать до конца:
— На самом деле оказали парню большую услугу: профсоюз запрещает водителям работу по выходным дням.
— Вот как? — удивился Беля. — То-то мне показалось подозрительным, как легко он сдался.
Вновь выключили свет. В зал вошёл ещё один опоздавший, которому в порядке штрафного предстояло сломать руку андроиду или опозориться перед однополчанами.
— Испугался, что ли? Подумал, что обратно повезёт нас пьяными, и мы станем сводить с ним счёты? — посвёркивая в темноте зубом, предположил Штолик.
Засмеялись даже за соседним столиком, но Ирина нахмурилась:
— Вы полагаете, что сводить счёты с водителем — это смешно?
— Пьяный десантник — это смешно, — пояснил причину смеха Черных. — Бусидо — это стопроцентная отдача и постоянная готовность. У вас в бокале — гранатовый сок, верно?
— Я на службе, — будто оправдываясь, сказала Ирина.
— И мы на службе. Всегда. Мы каждую минуту готовы к выполнению любой задачи. Путь воина: «Никто, кроме нас»!..
Зал грохнул аплодисментами. Но через секунду выяснилось, что причиной восторга был не тысячелетней давности девиз: под пылающими люстрами черноволосый крепыш с негодованием показывал кому-то кулак. Рядом с ним, со свёрнутой к плечу головой, стоял андроид.
— В прошлом году «штрафные» были проще, — с ледяным спокойствием заметил Семён. Он никак не мог прийти в себя от лёгкости, с которой полиция на него вышла. — И не такими жестокими.
— Это когда опоздавших на куриные яйца сажали, что ли? — хохотнул Штолик.
— То ещё было зрелище! — кивнул Беля и пододвинулся ближе к Ирине: — Видела бы ты, как они подскакивали, когда ягодицами чувствовали «чужой» рельеф.
Давыдов обратил внимание, что Ирина не отшатнулась от Бели. Напротив, чуть повернулась в его сторону.
— Разве такое возможно? — удивилась она. — Если садишься, то из положения, когда фактически сидишь, подпрыгнуть нельзя. Анатомию никто не отменял.
— Уверяю вас, девушка, — заважничал Черных. — Наша подготовка отменяет не только анатомию.
— Ага, — пробурчал Беля, недовольный его вмешательством. — Память она тоже отшибает. Не забыл, как всё время путался в сумках, подсумках и карманах?
«Она же не видела моего лица! — с нарастающим беспокойством размышлял Давыдов. — Задержание не оформляли, сразу повели в техотдел. А я-то старался — потерял лишний час на орбите, наращивал левый эпителий на подушечки пальцев».
— У меня с амуницией тоже были проблемы, — поддержал Чёрного Семён. — Два месяца учил: где что лежит. И всё равно, как начало швырять батутом плюс вентилятор бокового сноса, только с третьей попытки отыскал запасную обойму. По точности стрельбы норматив сдал, а время просрал. Едва не дембельнули…
Парни сделали укоризненные лица, но девушка только улыбнулась и пригубила бокал с тёмно-красным напитком.
«Кажется, получилось, — перевёл дух Давыдов, — ничто так не греет обстановку, как хамское поведение командира».
Ему на «помощь» пришёл Штолик:
— Рассказать, что ли, как Меля сфоткался с генералом для дембельского альбома?
— С Амбой? Не может быть! — почти одновременно воскликнули Черных с Белей.
— Я слышал эту историю, — кивнул Давыдов. — Рассказывай.
— Меля замаскировал в кустах камеру, включил запись и вышел навстречу генералу. Честь, само собой, не отдал. Амба останавливает и давай мозги лечить. А потом из всего видеоряда Меля вытащил несколько кадров, на которых генерал с ним чуть ли не целуется. Вот артист был! Нарочно так изгибался и поворачивался, чтоб при съёмке получалось естественней…
— Так вот оно в чём дело, — протянул Черных. — А я-то думаю, почему он всю ночь фонарному столбу честь отдавал? У нас марш-бросок «земля в иллюминаторе», а этот, значит, на лёгкий труд пристроился? Да. Меле всегда везло.
— Что значит, «земля в иллюминаторе»? — заинтересовалась Ирина.
— В скафандрах химической защиты бегали. То ещё «удовольствие»…
— А почему «был»? Где он сейчас?
— «Был», потому что убили, — жёстко ответил Семён. — Пал смертью героя, закрыв своим сухарём линию огня. Считай, весь батальон спас.
— Почему же ему «всегда везло»? — растерялась Ирина. — Что же это за везение?
— Потому что быстро. Представь, стоит самоходка, а в следующее мгновение — «пф-ф-ф!», — Черных развёл руки в стороны, изображая разлёт ударной волны, — фонтан огня. Они ничего не успели почувствовать. Да что там… Сухари — одноразовые люди. Средняя продолжительность эксплуатации — полтора боя. Наше отделение пережило восемь боёв. На некоторых планетах за наши головы объявлена немалая награда.
— «Сухари»? За что такое прозвище?
— Потому что «самоходная установка химической артиллерии», — важно пояснил Чёрный.
— Химия? — нахмурилась Ирина. — Да, ребятки. Покуролесили вы изрядно. Давно хотела спросить: какого лешего вы у нас свои годовщины отмечаете? Бар-ахх — не самая спокойная планета Империи. Реваншизм, сепаратизм… да и память свежа о ваших похождениях.
— Именно по озвученным причинам, — твёрдо сказал Давыдов. — Пиар-компания имперской канцелярии: наглядная демонстрация тезиса «Все разногласия в прошлом».
— Тем более, ходят слухи об исчезновениях среди чиновников, назначенных Императором, — вмешался Беля. — Вашим патриотам следует быть осторожнее.
Возникла неловкая пауза. Давыдов присмотрелся к Беле. Куда делась его сдержанность в словах? Требовалось срочно загладить неловкость:
— А что это у тебя за щёчки, солдат? Перенял у штатских нездоровую привычку каждый день кушать?
Все уставились на Белю. Его щёки действительно выделялись полнотой рядом со скуластыми лицами соседей по столику.
Беля озабоченно потрогал кончиками пальцев щёки рядом с мочками ушей и широко улыбнулся:
— На прошлой неделе зубы мудрости удалил. Все четыре в один присест. К чертям! Так этот олух в белом халате мне по-старинке кусочками пластыря дырки в дёснах залатал. Можете представить, я эти окровавленные лоскуты принёс домой, чтобы уничтожить в мусоросжигателе. Чтобы, значит, враги на след не вышли!
Застолье обменялось понимающими ухмылками, но Ирина по-прежнему хмурилась:
— Какие враги? Вы, вообще, чем сейчас занимаетесь, ребята?
— Ликвидациями, конечно, — не моргнув глазом, соврал Штолик, — в каком-то важном уставе так и написано: «Не рой таланту яму, сам в неё упадёшь». В Библии, что ли?
— Убийства?! — нехорошо прищурилась Ирина.
«Болтун — находка для шпиона, — не на шутку разозлился Давыдов. — Сейчас начнёт кормить баснями, а полицейскому только этого и надо…»
— Кстати, давно хотел спросить, — обратился к Давыдову Черных. — Как тебе удалось образцово-показательно отравить регента Клайпы во время праздника? Почему сперва не отдали концы отведыватели? Я смотрел видеозапись: челядь всё делала по протоколу. Размеры порций, дегустация, пауза…
Давыдов смотрел в лицо Ирине и всё лучше понимал, что праздник для него закончился. «Правильно наказан, — подумал Семён. — Ибо дурное в хорошем, как шило в скафандре. Не нужно было встречу ветеранов использовать как прикрытие».
— Кстати, о порциях! — Он хлопнул в ладоши и потёр руки. — Еду будем обсуждать или кушать?
У Черных вытянулось лицо, а Беля озадаченно откинулся на спинку кресла. К еде всегда приступали только после речи полковника. Негоже звенеть посудой, когда говорит начальство…
Но Давыдов уже был на ногах:
— Схожу, гляну, что с кормёжкой, а вы тут не скучайте.
«Так просто не выпустят, — подумал Давыдов, подходя к буфету. — Наверняка у каждой двери по отделению. Ну и что там у меня с запасными отходами?»
Запасные отходы были. И было им несть числа. Он их мастерил в каждую встречу ветеранов. Готовил «просто так», для смеху и по привычке. Но вот смотри-ка — пригодилось!
«Можно, конечно, выйти через парадную дверь и помахаться с местной полицией. Но, во-первых, поднимется шум, ветераны в сторонке стоять не будут — отобьют. Но что дальше? Нет… впутывать однополчан в кашу, которую сам хлебаешь, некрасиво. Кроме того, драка ветеранов с полицией сыграет на руку сепаратистам. То-то обрадуется комиссар Аббани…»
Он дошёл до буфета и тяжело взобрался на высокий табурет.
«А что если вся эта бодяга — провокация? Они всё рассчитали заранее. Поэтому, не оформив задержание, повели прямиком к железу Джонсона… и штакет-автоматы отключили по той же причине. Боялись, что я не справлюсь. Эта версия хорошо объясняет появление Ирины — она всё знала, поэтому, пока я отрабатывал легенду бедуина-марафонца, брился и принимал душ, она прямиком сюда… из-под наркоза на бал».
— Что будете заказывать? — угодливо спросил буфетчик.
— Тишину!
Буфетчик обиделся, а Семён поднялся и прошёл на балкон. Опёрся ладонями о низкое каменное ограждение и с наслаждением вдохнул прохладу вечера. Небо над пустыней быстро темнело, всё отчётливей обнажая «падающий» к Северу широкий диск Кольца, опоясывающего планету. Отблески угасающей зари матово отсвечивали на крышах автобусов, доставивших десантуру к месту встречи. На Западе шумел космодром — судя по характерному «пришёптыванию», на посадку заходил грузовой лайнер.
«Может, не морочиться, а просто вызвать катер? Пламя маршевых дюз заставит отступить не только роту, но и батальон… Против лома нет приёма!»
Он покачал головой. Этот вариант он оставит на самый крайний случай. Пока же предстояло заманчивое приключение: охота полиции на ветерана.
«А может, у неё в лоб спросить, чего ей нужно?.. У них же ничего нет: ни отпечатков, ни фотографий, ни свидетелей… ничего!»
— У них есть машина!
Семён быстро осмотрелся. Кажется, эту фразу он сказал вслух.
Если «дело» Джонсона — искусно разыгранная провокация, то показаний Заказчика вполне достаточно, чтобы доказать виновность Давыдова. «Поэтому он не хотел, чтобы я давал команду флаеру на возврат. Ещё одна улика. Деньги они тоже могли пометить… Ха! Да они вообще всё могли снять на видео: и во флаере, и в гостиничном номере…»
Бежать!
До космодрома всего-то сороковник. Ночью? В пустыне? Хрен догонят!
Он рассмеялся. «Зачем? Меня ждёт транспорт. Противник явно перемудрил: с флаером я через двадцать минут буду в катере. А там… ищи фотон в хромосфере…»
Он повернулся к двери, но опять задумался: в номере отеля не оставалось ничего такого, ради чего стоило рисковать свободой. Деньги утром заберёт Беля, «ему можно будет позвонить с орбиты». Ключ-карта дистанционного управления звездолётом в подкладке воротника, где ей и положено быть. Парадная форма десанта только потому «парадная», что выстирана и отутюжена. Через десять километров она превратится в полевую: покроется пылью и потом.
Давыдов снял аксельбанты и ордена, аккуратно уложил сокровища в нагрудный карман и прислушался. Удивляло отсутствие внимания. Засада внизу не таилась: временами тихо шипела рация, кто-то по телефону оправдывался, почему допоздна на службе…
Одна группа людей пряталась под балконом возле парадного входа. Другая — человека три, не больше, — лежали в палисаде. Ещё несколько человек слонялись поблизости, явно ожидая команды или условного сигнала. И никого из них не интересовало присутствие Давыдова на балконе.
По стенам домов побежали блики от фар приближающейся машины.
Семён отпрянул от перил. Оставаясь в тени, он постарался уточнить количество и расположение противника.
Из подъехавшей машины посыпались бритоголовые люди с битами. Зазвенело стекло, послышались крики. Прибывшие хладнокровно крушили автобусы…
Вечер полыхнул зарницами полицейских мигалок, завыли сирены.
Ситуация разворачивались стремительно, но Семён действовал ещё быстрее.
Короткий, но мощный разбег. Последний толчок от перил и через секунду перекат по крыше первого автобуса. На втором удалось вполовину погасить скорость, но спрыгнул на грунт только с крыши третьего. Через минуту, довольный сноровкой, с которой ему удалось выскользнуть, Давыдов уже бежал по пустыне.
Перейдя на шаг, быстро восстановил дыхание. Сюда всё ещё долетал шум посёлка: нестройно подвывали сирены, чей-то голос в мегафон требовал «лечь и оставаться неподвижным».
«Профсоюзы приехали! — понял Семён. — Приехали наказать штрейкбрехеров, но помогли мне: полицейские покинули посты, чтобы остановить вандалов».