- Ты знаешь, что за люди на нас напали? - спросил Ихо островитянина. Он даже не сомневался, что ответ Матуране известен. И он не ошибся.
- Знаю. Это люди Поющих Песков. Живут они далеко на юго-западе, за озерами и Бодхайской грядой.
- Что же привело их сюда? - удивился Ихо. Он краем уха слышал об этих кочевниках, берущих дань с каждого проходящего каравана. Но так далеко на восток их власть не распространялась.
- Наш караван. Точнее, мы четверо... и известная тебе ноша.
Ихо настороженно покосился на Даана, но монах сам с интересом прислушивался. Вот будь здесь Су То - он бы не потерпел, когда посторонние много рассуждают об Оке Каома.
- Неужели они тоже мечтают завладеть святыней? - спросил с недоверием Ихо. - Я думал, Обряд держится в строгом секрете...
- Нет. Они даже не знают что именно мы несем. Скорее всего их наняли Орлы. Ничего не объясняя. Поэтому они и забрались в чужие земли.
- А здешние бродяги, - поинтересовался Даан, - напасть могут?
Матурана на ходу пожал плечами:
- Вообще-то им заплачено. Но у Миина Кана в своре тоже сущие головорезы. Если Орлы предложат им больше, нападут.
Даан покачал головой. Дела! Оказывается, пустынные земли давно поделены, и хозяйничающие на них разбойники берут мзду за право прохода. Наверное, немалую. Неужели торговля приносит такие барыши, что хватает и на откуп от этих ненасытных?
Вскоре Матурана остановился, пристально вглядываясь в слабые росчерки на песке. Здесь прошли, скорее всего, незадолго до того, как буря утихла, но уже позже самого страшного времени. Даан и Ихо тоже уставились под ноги, но видели только неясные оплывшие вмятины, заметные только если долго их высматривать. Матурана же так и зыркал по сторонам, словно книгу читал.
- Понятно, - сказал он некоторое время спустя. - Они долго следовали за нами. А перед бурей прятались от людей Миина. Значит, с Миином стоит поговорить.
Даан переглянулся с Ихо. То, что Матурана прочел на песке, для них осталось тайной для семью печатями. Поражаться способностям чужеземца уже не было сил. И ведь он ровесник и монахам, и Ихо, а насколько больше знает об окружающем мире! И это он еще в чужой земле. А дома? - тут же возникал невольный вопрос. - У себя дома он, наверняка, чувствует себя еще увереннее...
Спустя час или полтора их окликнули. Матурана петлял по степи, словно кого-то выискивал. Собственно, Даан сразу понял, что он ищет того самого Миина Кана. Или его подручных.
Перед путниками словно из-под земли возникли трое закутанных в такие же, как и у пустынников, балахоны, только не серые, а буро-зеленые. Рук их, скрытых под одеждой, Даан не разглядел, но не сомневался, что каждый сжимает какое-нибудь оружие.
Матурана заговорил с ними на полупонятном диалекте, то и дело вкрапляя целые реплики из жаргона столичной шпаны. Даан понимал его плохо; Ихо - с пятого на десятое. Но общий смысл Ихо все же уловил.
- Они знают о нападении, - шепнул он Даану. - Спрашивают, много ли наших погибло.
Даан исподлобья взглянул на Ихо, словно удивлялся, что тот понимает странно исковерканные фразы.
- Требуют доплатить за охрану... - продолжал переводить Ихо.
Матурана спокойно возразил, а когда один из троих потянул из складок балахона меч, добавил короткую хлесткую фразу. Вспыльчивый обернулся и свистнул; появился четвертый, ведя под уздцы низкорослых мохноногих лошадок. Матурана и двое степняков вскочили в кожаные седла, причем островитянин скользнул на круп лошадки так ловко, что невольно подумалось, будто он всю жизнь только и занимался, что шатался верхом по окрестным степям.
- Я к Миину загляну, - негромко сказал он Даану. - Вернусь затемно. Передай Ману, что все будет улажено. Караван во-он там, держите закат за правым плечом и скоро выйдете.
- Удачи, - спокойно пожелал Даан и направился к каравану. Здесь не задают лишних вопросов и ничему не удивляются - понял он. Ихо молча последовал за ним. Он ведь тоже был из понятливых.
Кольцо повозок они разглядели вдали когда начали сгущаться сумерки.
Матурана вернулся ночью. Малая луна отсветила свое и склонилась к югу; а над Миром вставала Большая, желтая, как сыр, в ноздреватых разводах пятен.
Вернулся он не один, а в окружении дюжины диковатого вида степняков-подручных Миина Кана. Ни на кого не глядя, все соскочили с коней и направились к повозке вена. Даан заметил, что у Матураны руки схвачены за спиной жгутом из жил быка-сона. Как чужеземец умудрялся при этом скакать на коне и не падать - осталось загадкой. Лицо у него хранило печать безразличия, но Даан сразу понял - произошло нечто непредвиденное.
Буквально через несколько минут у повозки Поона возник запыхавшийся страж.
- Даан Геш, Су То и Тин Пи - немедленно к вену!
Монахи переглянулись, а начальник легкой стражи недовольно нахмурился.
- С каких это пор моими людьми распоряжается вен? Его дело - вести караван.
Страж виновато развел руками.
- Что-то стряслось, не иначе, высший. Эти, - он недовольно повел бровями в сторону центральных повозок, - в балахонах, оружием так и бряцают...
Поон не ответил, просто выскочил в темноту южной ночи вместе с троицей. Звезды тускло мерцали на угольном развороте неба, их свет скрадывался желтым сиянием Большой луны. Меж стоящих кольцом повозок шелестели, пожирая высохшую траву, костры, вокруг которых расселся караванный люд. Не слышалось обычных вечерних разговоров, все настороженно молчали. Сначала буря, потом пустынники, теперь еще кто-то...
Под тентом вена было светло и просторно; натянутые шкуры впитывали копоть горящих светильников. Вен с напряженным лицом сидел перед наспех собранным угощением. Рядом развалился на подушках один из пришлых. Остальные, разбившись на две группы, устроились поближе ко входу: Ман и несколько купцов из тех, что побогаче, да пяток степняков, недвусмысленно обнаживших мечи. Матурана на коленях стоял перед веном.
- И ты нанял их, Ман! Этих пройдох! - выговаривал велшу первый караванщик. - Как ты мог!
- Их рекомендовал Басагурен, - холодно отозвался Ман.
- Наверное, письма были поддельные! - продолжал сокрушаться вен, косясь на предводителя степняков.
- Письма были настоящие, - голос Мана остался ровным и бесстрастным. - И нам не в чем упрекнуть этих людей. Они честно выполняют свои обязанности и нареканий от Поона я не слышал.
Вен всплеснул руками, как показалось Даану - преувеличенно горестно.
- Из-за них у каравана трудности! Я вынужден буду требовать компенсации с Островной общины и поставлю в известность госпожу Дон Хи...
- Госпожу Дон Хи я поставлю в известность сам. А что до трудностей мне неизвестны претензии клана Гута Фо к этим путникам. И мне нет до этого дела. Пусть забирают всех четверых, если хотят, но дополнительно платить Дон Хи за проход по этим землям не будет.
Вен с готовностью обернулся к предводителю степняков, слушавшему без единого звука, но, несомненно, с живейшим вниманием.
- Ну, уважаемый? Что скажет хозяин степей на это предложение?
Видимо, Орлы посулили степнякам денег за задержку каравана. И теперь Миин торговался, пытаясь понять: какой куш больше? Тот, что можно содрать с испуганных караванщиков, или же предлагаемый Орлами? Вен, конечно, рад был избавиться от трех охранников и проводника и не платить при этом ни гроша.
Предводитель пришлых не спешил. Пожевав губами для пущей важности, он гнусаво объявил:
- Хозяин подумает. Мы забираем эту четверку с собой. А вам не советую сниматься с места, а то, знаете ли, в степи всякое случается...
Он поднялся. Даан перехватил его взгляд, устремленный на сумку, висящую на боку Су То. У Даана похолодело внутри. Что он знал об Оке?
Монахов и Ихо крепко взяли за локти и вытолкнули из-под тента. Су То тут же, не разбираясь, положил ближайшего степняка неуловимым "ударом грома", но когда у горла южанина оказался кривой, острый, словно зуб дарка, нож, осталось только замереть. Даан даже этого не успел: клинок уперся ему между лопаток. А из освещенного пузыря повозки на это смотрел удовлетворенный вен и бесстрастный горец-велш. Когда монахов утихомирили, из повозки выпихнули и островитянина.
Потом была недолгая скачка через степь. Руки Даана, Су То, Ихо и Матураны привязали к стременам и они вынуждены были изо всех сил нестись рядом с резвыми степными лошадками. В темноте недолго было сломать или вывихнуть ногу, но всадникам на это было глубоко наплевать.
К стоянке Миина Кана они прибыли совершенно измотанными. Су То судорожно сжимал сумку с Оком, готовый умереть за нее, но умереть ему не дали. Огрели по затылку древком тулана и отобрали святыню. Даан смотрел на это чужими глазами. На что надеяться? На чудо?
Матурана отчужденно уставился в пустоту. Бородатый и толстый предводитель степняков, скаля неровные желтые зубы, принял сумку из рук одного из своих прихвостней и вынул Око Каома.
Даан даже дышать перестал. Миин взял Око голыми руками!
Дыхание вернулось, когда все степняки из своры Миина, сбившись в тесную толпу, стали передавать друг другу Око. Ненадолго, всего на несколько секунд. Они словно приносили какую-то клятву, хотя Даан не слышал ни единого слова. Но надежда тут же вернулась к нему: ведь касаться святыни могут только родившиеся весной в год Тигра-воина. Остальные люди умрут, прикоснувшись к ней. Не сразу, но неизбежно умрут. Степняки этого явно не знали. А значит, монахи, Ихо и чужеземец скоро останутся со связанными руками среди трупов. Если только степняки не убьют их раньше.
Даан обернулся к Матуране - едва заметная улыбка тронула уста островитянина. Он, конечно же, все понял.
Вершителей Обряда, связав попарно, оставили коротать ночь рядом с лошадьми. Запах пота и навоза впечатался в ноздри, но четверо измученных пленников скоро перестали его замечать. Миин явно не собирался говорить с ними, по крайней мере до наступления утра. А до утра Око успеет раздавить здоровье нечестивцев мощью небес и тверди.
Засыпая, Даан разглядел на фоне заходящей луны странно знакомый силуэт. Пригнувшись, человек скользнул во тьму, растворился в густой ночи. Даан готов был поклясться: с этим человеком он встречался, и, притом, недавно. Однако вспомнить его не мог, сколько не напрягал память.
Тяжелый сон овладел им, как цунами прибрежной деревушкой.
Разбудил Даана луч солнца, что нагло ломился в глаза, не успевшие привыкнуть к свету. Был полдень. Пленников никто не удосужился разбудить. Некормленные лошади беспокойно топтались рядом. Даан пошевелился, потревожив Су То, к которому был привязан колючей просмоленной веревкой. Небось, степняки отобрали ее какого-нибудь торговца снастями, направлявшегося в один из южных портов... Су То тихо зашипел от боли. Волосы его слиплись от запекшейся крови, Даан видел это. Если скосить глаза можно было разглядеть даже разбитое лицо южанина. Досталось ему вчера...
- Попробуем встать? - спросил Даан. Су То молча кивнул, забывая, что обращен к товарищу боком и тот может и не увидеть. Но Даан увидел.
С третьей попытки им удалось кое-как подняться и даже, пошатываясь, некоторое время простоять. Но путы и затекшие от долгой неподвижности мышцы не позволили простоять долго - они упали на колючие стебли степной травы, припорошенной рыжим песком, следом недавней бури. Впрочем, того, что Даан успел заметить, было достаточно.
Трое степняков недвижимо валялись у походного шатра, и сразу было ясно, что они мертвы. Либо на шаг от смерти. Око опалило их дыханием божественных сил, а выдержать такое могли лишь избранные.
Рядом закряхтел Ихо; Матурана не издал ни звука, хотя Даан понял, что чужеземец давно не спит. Безучастно вперившись в пустоту, он застыл, как каменный идол у ворот Храма. Даже выражение глаз такое же, словно глядит он внутрь себя, а не перед собой.
- Скоро Око убьет всех, - хрипло сказал Даан и закашлялся. - Кто нас тогда развяжет?
Матурана не ответил. Зато отозвался Су То.
- Попробуй ослабить веревки у меня на руках.
И легонько коснулся одеревеневших ладоней Даана пальцами. Даан попробовал. Получалось плохо, руки совсем не слушались.
"Проклятье! - подумал он. - Когда перемрут люди Миина мы останемся одни посреди степи, совершенно беспомощные. Нас сожрут шакалы, если раньше не убьет жажда."
Без воды можно выдержать дня три. Это при том, что почти сутки как они не пили и жажда уже дает о себе знать. Вот-вот начнут докучать голод и солнце. Точнее, солнце уже начало: пекло немилосердно, и спрятаться от него шансов не было. Негде. Разве что, в шатер Миина, но там скоро такая вонь стоять будет, что лучше уж солнце...
Из шатра донесся болезненный стон. Колыхая кожаный занавес у входа, один из степняков силился выйти наружу. Ноги едва несли его; шатаясь он выпутался из скрипящих складок, сделал несколько неверных шагов и рухнул лицом в землю. Жизнь уходила из него медленно и мучительно, но у осквернившего святыню быстро не осталось сил даже на то, чтобы стонать. Даан внутренне содрогнулся. Не приведи Каома к такой смерти!
К вечеру жажда стала нестерпимой. Попытки развязать или хотя бы ослабить путы ни к чему не привели - веревки стягивали запястья и лодыжки так же надежно, как и ночью. Ничего не вышло и из затеи доползти до шатра и поискать воду. Вдвоем Даан и Су То сумели лишь немного сдвинуться с места около лошадей, совершенно при этом обессилев. Солнце нещадно жгло непокрытые головы, вытягивало из пленников последнюю влагу. Лишь когда оно склонилось к горизонту стало полегче, хотя духота казалась нестерпимой. Бунтовало иссохшее горло, а губы вдруг стали чужими и бесчувственными. Даан где-то в глубине души поражался: совершенно не замечаешь роли воды, если удается пить каждый день. Но стоит часов тридцать остаться без питья, и даже думать ни о чем другом не получается...
Несколько раз в шатре раздавались тихие стоны. Невозможно было определить - стонет это один человек, или же смерть настигает степняков по очереди, и стонут они перед последним шагом в этом мире - шагом за порог.
Удивительно, но степные лошадки покорно стояли у вбитого в землю кола, служившего коновязью, хотя нетрудно было понять, что жажда докучает и им. Пленники погружались в тяжелую, полную болезненного бреда ночь, с ужасом думая о завтрашнем дне, когда снова встанет солнце.
Во второй день они парами доползли до шатра, ободравшись до крови, но внутрь протиснуться так и не сумели. Ни Даан с Су То, ни Ихо с Матураной. Голод, потерзав их, отступил, зато жажда едва не сводила с ума. Стоны в шатре прекратились. Последний из людей Миина, наверное, рожденный в год Тигра-воина, но не весной, и поэтому продержавшийся дольше всех, медленно уполз в степь. Сколько ни звал Ихо, чего не сулил и чем не угрожал - он остался безмолвен. Даже не посмотрел в сторону пленников.
Ночью Даану снова померещилась знакомая фигура. Наверное, начинался бред. Впрочем, посреди ночи Ихо тоже стал кого-то звать, но крики его умирали в темноте и ни намека на ответ не прозвучало. Но Даан теперь не знал, что и думать. В самом деле, не мог же привидеться знакомый незнакомец одновременно двоим? Впрочем, в их положении, пожалуй, мог и всем четверым.
Утром Даан очнулся от короткого прикосновения к лицу. С трудом разлепив веки, он увидел склонившегося над собой мужчину в пропыленной дорожной одежде. В руке пришелец держал плоский кувшин. Даан вперился в него взглядом - была ли внутри вода? Мужчина вынул затычку из узкого носика и поднес кувшин ко рту Даана.
Никогда еще вода не казалась такой вкусной, хотя на самом деле она отдавала тиной и была слишком теплой. Хотелось пить еще и еще, но Даан подумал о спутниках и после нескольких добрых глотков с неохотой оторвался от живительного сосуда.
Незнакомец невозмутимо напоил всех четверых и лишь после этого перерезал веревки на запястьях пленников.
- Ман сказал, что караван вам незачем догонять. Удачи.
После этого он развернулся и неторопливо ушел в степь, ни разу не взглянув себе за спину.
Даан поднялся и на непослушных ногах побрел к шатру. Су То, разминая затекшие руки, шел рядом. Отбросив кожаный занавес, монахи вошли внутрь и сразу увидели Око: оно покоилось на ковре, перед мертвым Миином Каном. Тут же рядом валялась и сумка Су То; только сейчас Даан обратил внимание, что она изрядно обветшала и вытерлась. На швах торчали непослушные выбившиеся нити, обожженные на кончиках.
Глядя на Су То, вернувшего Око в сумку, а сумку - на плечо, невозможно было не улыбнуться, настолько южанин выглядел счастливым. Даже синяки и корка запекшейся крови во всклокоченных волосах казались чем-то несущественным и пустячным.
Потом они нашли мех с водой и напились до свинцовой тяжести в желудках. Хотелось пить еще, впрок, но больше в них, скорее всего, не влезло бы. Потом напоили оживившихся лошадей, Ихо даже насыпал им зерна из притороченных к седлам мешков. Нашлась пища и людям: Даан принес несколько лент копченого мяса и головку козьего сыра. Они отошли подальше в сторону от стойбища степняков, чтобы дух смерти, витающий у шатра, не мешал.
К полудню вершители Обряда почувствовали себя настолько лучше, что решили немедленно трогаться в путь. Вскочив на неприкаянно топчущихся лошадей, они отправились на юг, по старой караванной тропе. Матурана снова вел монахов, а Ихо молча следовал за остальными. Что-то неуловимо изменилось в отношениях между ними. Во всяком случае Даан чувствовал, что стал другим после этих дней и ночей в сердце степи. И никогда не стать ему прежним - старательным монахом, знающим о мире за стенами обители лишь понаслышке.
Свободные лошади увязались следом и мерно топотали позади, а навстречу распахивалась необъятная степь, надевшая на этот раз приветливое лицо. Но четверо в седлах знали, как легко она меняет лица и теперь были готовы ко всему.