21 апреля 1785 г. указом Екатерины II Качиони был «пожалован в благородное российское дворянство и внесен во вторую часть Родословной книги Таврического дворянства». А в следующем году президент Военной коллегии князь Потемкин «за заслуги в Персидской экспедиции» произвел Качиони в чин капитана (армейского).
С началом войны Качиони сколотил отряд греков, который в ночь с 10 на 11 октября 1787 г. недалеко от Гаджибея на лодках захватил большое турецкое судно. Оно и было названо «Князь Потемкин Таврический». Дюжина пушек, 60 лихих парней и отважный капитан Ламбро – чего еще надо? Славно порезвился «Потемкин» на Черном море!
Естественно, что лихому корсару было скучно и неприбыльно на Черном море. Ему удалось добиться поддержки всесильного Потемкина. А вот деньги на покупку судов и на прочие расходы Ламбро в складчину дали контр-адмирал Н.С. Мордвинов, генерал-майор Маринов, бригадир Бентон и ряд других лиц. Таким образом, предприятие задумывалось не как военное, а как чисто коммерческое, то есть господа комиссионеры рассчитывали получить большие проценты от вложенного капитала.
Тут был тот редкий случай, когда инициатива шла как сверху, от государства в лице Потемкина, так и снизу. На это указывает тот факт, что главный комиссионер граф Н.С. Мордвинов был, как говорят, «на ножах» с Потемкиным и последний в 1789 г. выкинул графа в отставку с поста командующего гребной эскадрой Черноморского флота.
Это позже подтвердил и сам Мордвинов. В феврале 1798 г., то есть уже при Павле I, он писал: «Ламбро был отправленный и поставленный нами корсар, а мы были хозяева, вооружители…»[37]
В январе 1788 г. Качиони получил от Потемкина длительный отпуск и три патента для каперских судов, действующих под русским флагом. В феврале 1788 г. через Вену Ламбро добрался до Триеста, единственного австрийского порта на Средиземном море. Австрия была союзницей России и смотрела сквозь пальцы на деятельность русских корсаров в Триесте.
В Триесте Качиони покупает купеческое трехмачтовое судно с парусной фрегатской оснасткой, вооружает его 28 пушками и называет «Минерва Севера»[38]. 28 февраля Качиони писал Потемкину, что на днях в Триесте побывал австрийский император Иосиф II. Он осмотрел стоявшие в порту суда и заявил, что у Качиони судно лучше всех. Далее Качиони сообщал, что «Минерва Севера» скоро отправится «крейсировать».
23 апреля 1788 г. Качиони, находясь на фрегате «Минерва Севера» у берегов Кефалонии, докладывал Потемкину, что в Архипелаге он взял на абордаж два турецких кирлангича, вооруженных один шестью, а другой двумя пушками. Качиони переделал их в корсарские суда, поставив на большом – 22 пушки, а на малом – 16, и отправился с ними крейсировать далее.
У берегов Кефалонии Ламбро встретил два греческих купеческих судна: одно с острова Индрос, а другое из Шкодры. «Узнав о моих трудах, они [судовладельцы и команда. – А.Ш.] решили ходить со мной и их вооружили оба по 16 пушек».
В Кефалонии русский консул Бигилла убедил местные власти продать Качиони оружие и продовольствие. Еще раз оценим «политес» Ламбро. Два призовых кирлангича он назвал: большой с 22 пушками – «Великий князь Константин» (командир грек Дмитрий Мустоки), а меньший с 16 пушками – «Великий князь Александр». Греческие же 16-пушечные суда были переименованы в «Князь Потемкин Таврический» и «Граф Александр Безбородко». Ай да пират! Под его началом суда, названные в честь матушки-государыни, любимых внуков и двух сильнейших вельмож. Как он великолепно разбирался в ситуации в верхах!
3 мая 1788 г. Качиони доносил Потемкину, что 30 апреля, крейсируя на «Минерве Севера» с тремя другими корсарскими судами у берегов Мореи, он заметил судно, шедшее к острову Занте. Погоня длилась до утра 1 мая. Наконец турецкое судно было взято «Минервой Севера» на абордаж. На судне находились 170 турок и барбарийцев. После боя их осталось всего 80, но и их Ламбро «велел казнить». В донесении Потемкину он оправдывает свой поступок тем, что-де эти турки убивали ранее греков.
Турецкое судно было довольно большим, на нем имелось три мачты и фрегатское парусное вооружение. На взятом судне было 24 пушки, причем из них 14 медных пушек малого калибра турки якобы выбросили в море. На призовом судне Качиони велел поднять Андреевский фла г. Но вскоре корабль были вынуждены сжечь из-за открывшейся на нем сильной течи.
Далее Качиони утверждал, что «по всей Турции гремит, что Архипелаг наполнен русскими судами, но на самом деле в Архипелаге нет более корсаров, чем я сам и 10 моих судов».
Ламбро Качиони помнил, как в первую турецкую войну в 1772 г. греческие корсары на шебеке «Забияка» обманом захватили неприступную турецкую крепость Кастель Россо на острове Клидес у восточного берега Кипра. И вот 24 июля 1788 г. флотилия Качиони подошла к острову. На сей раз корсарам не удалось внезапное нападение. Но вид десяти судов под Андреевскими флагами смутил турок, и комендант Кастель Россо вызвал с кипрского берега местного греческого митрополита и через него вступил в переговоры с Качиони. Митрополит помог выработать условия почетной капитуляции и гарантировал безопасность турок. В результате гарнизон Кастель Россо в составе 230 человек и еще около 500 их жен и детей был переправлен на полуостров Малая Азия, а над Красным замком взвился Андреевский фла г. Кастель Россо стал одной из опорных баз флотилии Качиони.
В начале августа 1788 г. в Эгейском море близ острова Скарпанта (Карпатос) Качиони на своей «Минерве Севера» имел баталию сразу с пятью турецкими судами. В донесении Потемкину Ламброс писал: «…близ острова Скорпанта, где случившись один без моей флотилии только с двумя призами, встретился с 8-ю турецкими военными судами. Из которых три отделились тогда, чтобы догнать и те мои два приза, а с прочими пятью от полудня до наступления ночи непрерывно сражался и защищался, и напоследок турки сбиты и замешаны, что едва могли направить парусы и обратиться с немалым убытком в бег; с моей же стороны последовала очень малая потеря…»[39]
31 августа флотилия Качиони провела бой с шестью турецкими судами, «в числе коих был один большой линейный корабль», как свидетельствовало из донесения Качиони.
В то же время основными портами флотилии Качиони оставались Триест и Мальта. Так, в октябре 1788 г. его суда около месяца стояли в Ла-Валетте. Любопытно, что российским поверенным в делах еще в 1784 г. стал бригадир грек Антонио Псаро, старый пират, участник первой войны. Мальтийский орден сильно зависел от Екатерины в финансовом отношении, так как в Польше шел спор о владении огромными имениями, о так называемом острожском наследстве, между Мальтийским орденом и польскими магнатами.
В декабре 1788 г. Качиони пришел в Триест с девятью корсарскими судами и девятью захваченными турецкими.
В донесении статс-секретарю Екатерины II графу А.А. Безбородко для доклада императрице от 27 октября 1788 г. из Ливорно генерал Заборовский известил графа «о прибытии в Триест корсировавшего в Архипелаге майора Ламбро Качони с 9-ю судами, приобретенными им в призы»; что делает все необходимое для того, чтобы «как наискорее майора Ламбро выпроводить в Архипелаг, где он довольный страх посеял в турках». Что Ламбро Качиони, «употребя все то, что приобретено было им в призы на вооружение судов просит меня [генерала Заборовского] снабдить его провиантом, чтобы не сделать ему ни малой остановки, устремиться опять на неприятеля. Приказал я выдать ему на два месяца провизии из казенного в Триесте магазина. Теперь поспешаю я в Сицилию, куда ему приказал спешить, дабы умножить его флотилию другими судами там находящимися для нанесения вящего время неприятелю».
Из оного бестолкового письма явствует, во-первых, то, что в Триесте были большие русские склады (магазины), специально предназначенные для греческих корсаров. А во-вторых, что Качиони пришлось за казенную провизию платить.
Корсар Качиони в конце 1788 г. – начале 1789 г. настолько осмелел, что захватывал суда у самого входа в Дарданеллы. Канониры турецких фортов четко видели Андреевские флаги на мачтах корсарских судов.
Судя по всему, Ламбро сильно обижал «нейтралов», иностранные послы жаловались императрице. 25 сентября 1788 г. Адмиралтейств-коллегия издала указ о «прощении майора Ламбро Качиони», причем из текста указа неясно, за что его прощали, видимо, все-таки за утопление «нейтралов».
Между тем «просвещенная государыня» Екатерина была обеспокоена слухами о нападениях греческих корсаров на нейтральные суда. Ей совсем не импонировало превратиться из философа на троне в покровительницу пиратов. Поэтому императрица указом от 23 мая 1788 г. направила в Ливорно капитана флота в ранге генерал-майора С.С. Гибса «для прекращения притеснений, оказываемых подданным нейтральных держав арматорами, плавающими под русским военным флагом». С Гибсом Екатерина отправила изданные в большом количестве для «Партикулярных корсаров» специальные правила с собственной резолюцией императрицы «Быть по сему» и с приложением переводов этих правил на французский, итальянский и греческий языки.
27 мая того же года императрица подписала указ «О взысканиях, которым могут быть подвергнуты корсары», нарушившие Высочайше утвержденные правила. В частности, от корсаров требовалось, чтобы они, «быв воздержаны от притеснений нейтральных подданных, действовали против неприятеля».
Вопреки распространенному мнению Екатерина была в необходимых случаях крайне жестокой и вероломной, но при этом она всегда пыталась дистанцироваться от содеянного. Вспомним хотя бы «геморроидальные колики» в Ропше. Формально это можно назвать лицемерием и двуличностью, но к оценке ее поведения в вопросах внешней политики более подходит термин грамотного ведения психологической войны.
К сожалению, политику Екатерины не могли понять наши генералы и адмиралы и принимали все ее слова за чистую монету. Добавлю еще неистребимую тягу нашего начальства – от царей и президентов до губернаторов и мэров – лезть командовать в тех вопросах, где они, пардон, ни уха ни рыла не понимают. И вот всякие там заборовские и мещерские, нежась под теплым итальянским солнышком, возомнили себя великими стратегами и начали отдавать Качиони идиотские, а зачастую и взаимоисключающие друг друга приказы.
Пиратство (корсарство) процветало на Средиземном море еще до основания Рима, и уже тогда стало очевидно, что командовать пиратами (корсарами) должен или командир судна при индивидуальном плавании, или командир соединения кораблей. А дело сухопутных начальников – это снабжение корсаров продовольствием, вооружением, судовым и личным составом.
И если бы Заборовский и К° занимались только этим и не лезли командовать корсарами, то ход боевых действий на Средиземном море да и исход войны были бы совсем другими. Ведь до появления дальней радиосвязи даже гениальный адмирал физически не мог, сидя в Сиракузах или Триесте, руководить действиями крейсеров в Эгейском море, не зная оперативной обстановки на месте и не имея возможности связаться с крейсерами ранее чем через 3—5 дней.
Наконец, для жесткой блокады Стамбула, которая была бы равносильна его гибели, требовалось полностью пресечь снабжение его продовольствием на любых судах, включая нейтральные. Императрица в Петербурге могла издавать любые грозные указы в защиту нейтрального флота. А до корсаров эти указы могли и не дойти, да и вообще корсары по-русски понимали плохо и для них, по русской пословице: «…указ не писан, а если писан, то не так». А при необходимости Петербург мог и откреститься от корсаров, мол, безграмотные разбойники и т.д. Главное, чтобы дело было сделано.
Полная блокада Дарданелл[40] и Босфора за неделю привела бы к тотальному голоду в Стамбуле, сопоставимому с голодом в Ленинграде в 1941—1942 г г., а это, в свою очередь, спровоцировало бы всеобщее восстание и хаос в столице. Далее – высадка большого русского десанта в Босфоре и конец войне.
А вдруг бы «нейтралы» объявили войну России? Кто? До войны большинство торговых судов проходили Дарданеллы под французским, австрийским и английским флагами, а также под флагами различных итальянских государств.
Теперь Австрия воевала с турками, Франция с 14 июля 1789 г. по 1796 г. выбыла из числа противников России в Восточном Средиземноморье. Французские дипломаты могли посылать в Петербург грозные ноты от лица «христианнейшего» короля Луи XVI. Но увы, само лицо сидело под арестом, и охваченной мятежом стране было не до войны с Северным Колоссом.
Мелкие итальянские государства в счет не идут, а Англия была слишком занята французскими делами. Таким образом, в Восточном Средиземноморье были все условия для начала беспощадной каперской войны.
Однако попытка Заборовского и К° провести в жизнь благие намерения Екатерины II заставила отказаться многих греческих судовладельцев от вооружения своих судов. Ведь, честно говоря, большинство купцов занималось каперством и рисковало своими жизнями не столько ради возрождения прекрасной Эллады, сколько ради своей мошны.
Надо ли говорить, что после блестящих успехов в кампании 1788 года Ламбро Качиони не имел никакого желания исполнять бестолковые приказы наших бюрократов. В результате к Екатерине и Потемкину полетели десятки доносов на храброго корсара.
8 января 1789 г. Потемкин из Елизаветграда пишет сухое письмо Ламбро: «Для получения нужных от меня повелений… немедленно сюда отправиться».
14 января 1789 г., то есть почти одновременно, бригадир князь Мещерский, находившийся в Италии, отправил ордер майору Качиони. Там говорилось, что главнокомандующий морскими и сухопутными силами на Средиземном море генерал-поручик Заборовский «приказывает Вам со всеми судами идти в Сиракузы и явиться к контр-адмиралу Гибсу»[41].
Дело в том, что Заборовский, Гибс и К° сколачивали так называемую «легкую флотилию российского флота», которая должна была базироваться на Сиракузах.
Ламбро Качиони не поехал ни к Потемкину, ни к Гибсу. Тогда бригадир князь В. Мещерский приехал в Триест и, видимо, с помощью австрийских властей арестовал Качиони. Но из тюрьмы пирата выручил некий Николай Жоржио. Любопытно, что об инциденте 7 апреля 1789 г. Ламбро написал Потемкину. Там пират просит наградить Николая Жоржио, именует Светлейшего отцом родным, но ничего не обещает.
Тем временем контр-адмирал Гибс, узнав о том, что Ламбро не собирается идти в Сиракузы, 23 мая 1789 г. пишет гневное послание в Петербург графу Безбородко. «Кто такой Качиони – корсар или военный? Если корсар, то он должен дать залог в 20 тысяч рублей, из коих удовлетворяются обиженные корсарами». Мол, флотилия Качиони ходит под Андреевским флагом, и теперь повсюду в Восточном Средиземноморье считают русский флаг корсарским.
Лишь к августу 1789 г. Заборовскому и К° удалось, затратив огромные казенные деньги, «с бору по сосенке» сколотить «легкую российскую флотилию» под командованием Гульельма Лоренца. До этого Лоренц был мальтийским пиратом. В апреле 1789 г. контр-адмирал Гибс, находясь в Италии, познакомился с Лоренцем и принял его на русскую службу в чине капитана 2 ранга.
В нее вошли три фрегата: «Фама» (вооружение: 50 пушек и 12 фальконет, команда 250 чел., флагман под командованием капитана 2 ранга Лоренца), «Абонданцо» (20 пушек, 120 чел., командир лейтенант Телесницкий), «Перфет Альянс» (20 пушек, 100 чел., командир армейский капитан Войнович); пакетбот «Российский Орел» (24 пушки, 90 чел., командир лейтенант Дешаплет); шебеки: «Святая Екатерина» (16 пушек, командир грек[42] Лаин), «Святой Николай» (16 пушек и 4 фальконета, 50 чел., командир грек Кацори), «Минерва» (8 пушек и 12 фальконетов, 40 чел., командир англичанин Шмидт); полака «Святой Иоанн» (16 пушек и 8 фальконетов, 50 чел., командир грек Калига); кирлангич «Святой Николай» (14 пушек, 50 чел., командир грек Пондем).
В 1789 г. флотилия Лоренца базировалась на порты королевства Обеих Сицилий – Сиракузы и Мессину.
К началу кампании 1789 года в составе флотилии Качиони были следующие суда: фрегат «Минерва Севера» (32 пушки, команда 102 человека); кирлангич «Великий князь Константин» (26 пушек, 50 чел.); кирлангич «Великий князь Александр» (26 пушек, 54 чел.); полака «Ахиллес Славный» (20 пушек, 50 чел.); полака «Святой Иоанн Патмосит» (20 пушек, 49 чел.); полака «Великая княгиня Мария» (20 пушек, 49 чел.); полака «Святой Лука» (20 пушек, 50 чел.); полака «Иосиф II» (26 пушек, 42 чел.); полака «Великий князь Павел» (28 пушек, 82 чел.).
Однако в начале 1789 г. по предписанию генерал-поручика Заборовского Качиони пришлось передать Агмету Дзезаиру паше Барутскому (союзному русским туземному правителю) полаку «Святой Лука».
В марте 1789 г. генерал Заборовский придумал гениальный план блокирования Стамбула и всего османского флота. Дабы не быть обвиненным в пристрастности, приведу довольно большую цитату из его донесения графу Безбородко от 12 апреля 1789 г.: «По Высочайшему Ея Императорского Величества повелению составленная на основании корсаров из 10 судов, принадлежащих грекам, легкая флотилия отправлена из Триеста в море сего апреля 8 числа под командою майора Ламбро-Качони. Из Сиракуз вышли также другие 6 судов, а за ними скоро последует еще 3 фрегата казне принадлежащие, под начальством принятого в службу нашу Мальтийского морского капитана Гвильгельма Лоренца. Обе сии флотилии, соединясь в море поплывут к Дарданельскому заливу, дабы занять линию от Афонской горы через Лемнос и Тенедос, и пресечь привоз съестных припасов в Константинополь из Архипелага, Египта, Натолии и Румелии.
Но прежде нежели достигнут к помянутому месте, зайдут в остров Воллонуз для нападения на дульциниотов, готовящих помощь туркам противу Его Величества Императора в Банате, а потом к идриотам, дабы воспрепятствовать жителям сего острова отправить в Черное море суда, приготовленные ими по повелению Порты»[43].
Каково сухопутному чину, не командовавшему даже брандвахтой, сидя во Флоренции, командовать эскадрами! Ну, стали бы Качиони с Лоренцом «в линию от Афонской горы до Лемноса», а тут хотя бы половина турецкого флота вышла бы из Дарданелл, и к вечеру от обеих корсарских флотилий остались бы «рожки да ножки». Только дикий невежа мог предположить, что корсарские суда могут выстроиться в линию и по «регламенту Госта» дать бой турецким 80—100-пушечным кораблям.