В ответе Мехлису Верховный писал:
«Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а Вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки.
Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
В течение двух дней почти все войска Крымского фронта оказались втянутыми в бой. Утром 10 мая Ставка приказала отвести войска фронта на линию Турецкого вала и организовать там оборону, но командование фронта, не выполнив приказ Ставки, затянуло отвод на двое суток и к тому же не сумело правильно организовать его. В результате враг 14 мая прорвался к окраинам Керчи. Начались отход наших войск на восток и переправа через Керченский пролив на Таманский полуостров. Войска несли большие потери.
Ставка детально изучила ход Керченской операции. Мы пришли к выводу, что руководство войсками фронта со стороны командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Д.Т. Козлова, члена военного совета дивизионного комиссара Ф.А. Шаманина, начальника штаба генерал-майора П.П. Вечного и представителя Ставки Верховного Главнокомандования армейского комиссара 1-го ранга Л.3. Мехлиса было явно несостоятельным.
Поражение в Керчи было досадным и несло за собой тяжелые последствия для Севастополя. Поэтому Ставка отнеслась к этому чрезвычайно строго. В своей директиве от 4 июня 1942 года она указывала: «Основная причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронта — Козлов, Шаманин, Вечный, представитель Ставки Мехлис, командующие армиями фронта, и особенно 44-й армии — генерал-лейтенант Черняк и 47-й армии — генерал-майор Колганов, обнаружили полное непонимание природы современной войны…». Далее конкретно указывалось, в чем это выразилось. Командование Крымского фронта растянуло дивизии в одну линию, не считаясь с открытым равнинным характером местности, вплотную пододвинуло всю пехоту и артиллерию к противнику; вторых и третьих эшелонов, не говоря уже о резервах в глубине, не было создано, а потому после прорыва противником линии фронта командование не сумело противопоставить достаточные силы врагу, своевременно задержать его наступление, а затем и ликвидировать прорыв. Командование фронта в первые же часы наступления противника выпустило из рук управление войсками, ибо первым же налетом авиация врага разбомбила хорошо известные ей и длительное время не сменявшиеся командные пункты фронта и армий, нарушила проволочную связь, расстроила узлы связи. По преступной халатности штаба фронта о радиосвязи и других средствах связи забыли. Командование фронта не организовало взаимодействия армий и совершенно не обеспечило взаимодействия наземных сил с авиацией фронта. Отвод войск происходил неорганизованно.
В директиве давался анализ тактики врага, совершенно не разгаданной командованием фронта. «Противник, нанося главный удар против левого фланга фронта, — говорилось в ней, — сознательно вел себя пассивно против правого нашего фланга, будучи прямо заинтересован в том, чтобы наши войска на этом фланге оставались на своих позициях, и рассчитывая нанести им удар с выходом своей ударной группировки на тылы наших войск, остававшихся в бездействии на правом фланге. Когда же на второй день после начала наступления противника, учитывая обстановку, сложившуюся на Крымском фронте, и видя беспомощность командования фронта, Ставка приказала планомерно отвести армии фронта на позиции Турецкого вала, командование фронта и т. Мехлис своевременно не обеспечили выполнение приказа Ставки, начали отвод с опозданием на двое суток, причем отвод происходил неорганизованно и беспорядочно. Командование фронта не обеспечило выделения достаточных арьергардов, не установило этапов отхода, не наметило промежуточных рубежей отвода и не прикрыло подхода войск к Турецкому валу заблаговременной выброской на этот рубеж передовых частей».
Ставка резко осудила метод руководства войсками со стороны командования фронта и Л.3. Мехлиса. Называя этот метод бюрократическим и бумажным, Ставка считала его второй причиной неудач наших войск на Керченском полуострове.
«Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования. Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск. Командование фронта не обеспечило даже доставки своих приказов в армии». Такой факт имел место с приказом для 51-й армии, ей было приказано прикрыть отвод всех сил фронта на Турецкий вал. Однако приказ даже не был доставлен командарму. «В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях военного совета».
Третьей причиной неуспехов на Керченском полуострове Ставка считала недисциплинированность Козлова и Мехлиса, которые нарушили указание Ставки и не обеспечили его выполнения, не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом войск явилось гибельным для исхода всей операции. Ставка строго взыскала с виновных, сняла их с занимаемых постов, снизила в воинских званиях. Ставка потребовала от командующих и военных советов всех фронтов и армий, чтобы они извлекли уроки из этих ошибок:
«Задача заключается в том, чтобы наш командный состав по-настоящему усвоил природу современной войны, понял необходимость глубокого эшелонирования войск и выделения резервов, понял значение организации взаимодействия всех родов войск, и особенно взаимодействия наземных сил с авиацией. Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократическо-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов, а бывал почаще в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования. Задача заключается в том, чтобы наш командный состав, комиссары и политработники до конца выкорчевали элементы недисциплинированности в среде больших и малых командиров».
Потеря Керченского полуострова поставила в исключительно тяжелое положение наши войска, защищавшие Севастопольский оборонительный район. Против них теперь были повернуты все силы 11-й немецкой армии. 250 огненных дней и ночей продолжалась оборона героического города. В начале июля 1942 года, когда выяснилось, что третье наступление врага отразить не удастся, часть защитников Севастополя была эвакуирована на Черноморское побережье Кавказа. Но на берегу оставалось еще немало бойцов, которые продолжали самоотверженную борьбу вплоть до 9 июля. Отдельные подразделения ушли к крымским партизанам и продолжали там борьбу. Военная обстановка на южном крыле советско-германского фронта изменилась в пользу врага после овладения им Крымом».
Почувствовали разницу в описании операций той войны? О Крыме Василевский чуть ли не диссертацию написал. Оказывается, Ставка, если верить Василевскому, раньше не изучала причины провала операций по отводу 2-й ударной армии и по ликвидации Демянской группировки немцев, то тут опомнилась, всё изучила и нашла виноватого — представителя Ставки Л.З. Мехлиса.
Мехлис, оказывается, не сделал то, Мехлис не сделал сё, короче — один Мехлис виноват, потому что не слушал мудрых указаний московского полководца Василевского по отводу войск за Турецкий вал.
Давайте об этом. Немцы начали громить Крымский фронт 8 мая 1942 года, приказ Ставки, исполненный и.о. начальника Генштаба Василевским, был послан Крымфронту 9 мая, а немцы захватили Турецкий вал 10 мая. Так кто начал «отвод с опозданием на двое суток» — Мехлис или Василевский? В своей директиве, анализирующей разгром Крымфронта, Ставка, как вы прочли выше, совершенно правильно учит: «…издание приказа является только началом работы и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам…». Согласно этим нудным указаниям, чтобы выполнить приказ Ставки по отводу войск за Турецкий вал, Мехлису и Козлову нужно было выехать в войска, но Василевский в пункт 7 этого приказа вписал: «Решительно возражаем против выезда Козлова и Мехлиса в группу Львова» — туда, откуда Крымфронт должен был нанести контрудар по немцам. Однако, как видите, «анализируя» причины поражения Крымфронта, Ставка глубокомысленно назвала метод руководства Мехлиса «бюрократическим и бумажным». А из Москвы, за две тысячи километров указывать командующему фронтом в разгар сражения, где тому находиться, — это не бюрократия?
Мехлис, оказывается, не сделал то, Мехлис не сделал сё, короче — один Мехлис виноват, потому что не слушал мудрых указаний московского полководца Василевского по отводу войск за Турецкий вал.
Давайте об этом. Немцы начали громить Крымский фронт 8 мая 1942 года, приказ Ставки, исполненный и.о. начальника Генштаба Василевским, был послан Крымфронту 9 мая, а немцы захватили Турецкий вал 10 мая. Так кто начал «отвод с опозданием на двое суток» — Мехлис или Василевский? В своей директиве, анализирующей разгром Крымфронта, Ставка, как вы прочли выше, совершенно правильно учит: «…издание приказа является только началом работы и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам…». Согласно этим нудным указаниям, чтобы выполнить приказ Ставки по отводу войск за Турецкий вал, Мехлису и Козлову нужно было выехать в войска, но Василевский в пункт 7 этого приказа вписал: «Решительно возражаем против выезда Козлова и Мехлиса в группу Львова» — туда, откуда Крымфронт должен был нанести контрудар по немцам. Однако, как видите, «анализируя» причины поражения Крымфронта, Ставка глубокомысленно назвала метод руководства Мехлиса «бюрократическим и бумажным». А из Москвы, за две тысячи километров указывать командующему фронтом в разгар сражения, где тому находиться, — это не бюрократия?
Бросающаяся в глаза ненависть
В любом случае, уже по объёму цитаты, в которой Василевский делает всё, чтобы обгадить Мехлиса, видно, что маршал Василевский Мехлиса, мягко скажем, очень не любил. И именно поэтому Василевский так мало написал о крупнейшем после Московской битвы сражении 1941 года — о Тихвинских оборонительной и наступательной операциях. Ведь представителем Ставки в этом успешном для РККА сражении был Мехлис, и, что интересно, он организовал победу над немцами как раз в лесисто-болотистой местности. Но об этом позже.
Сведения о Льве Захаровиче Мехлисе мне, к сожалению, придётся брать из книги Юрия Рубцова «Alter ego Сталина». К сожалению потому, что автор о себе радостно пишет: «Лет десять назад, в конце 80-х, оценки героя книги были бы, безусловно, не столь жёсткими. Не потому, конечно, что автор отличается повышенным конформизмом. Просто все мы за эти минувшие годы необычайно выросли, раздвинули собственные горизонты. Невозможно не ощутить на себе благотворное влияние заметного роста политической культуры общества, приобщения к демократическим ценностям — свободе выражения мысли, отсутствию идеологического прессинга, разномыслию — в противовес бытовавшему у нас единогласию, единодушию и единомыслию».
Опыт мне подсказывает, что читать умствования лица, «приобщённого к демократическим ценностям», глупо, но «за эти минувшие годы» перед лицами, которые «необычайно выросли, раздвинули собственные горизонты», раскрылись двери архивов, и Ю. Рубцов цитирует очень много документов о Л.З. Мехлисе, в связи с чем эти документы стали доступны осмыслению и без его помощи.
Так вот, как явствует из различных фактов, собранных Рубцовым, Мехлиса явно ненавидели большинство из тех, кто входит в стандартный набор «прославленных полководцев» РККА. Точно так же, как и Василевский, Мехлиса не любил маршал Жуков (хотя я не встречал, подчеркну это, никаких упоминаний о том, что Мехлис имел хоть малейшие конфликты с ними обоими). В противном случае нельзя объяснить, почему Жуков в своих мемуарах включил Мехлиса в эпизод, в котором маршал доблестно врёт читателям о причинах своего снятия с должности начальника Генштаба РККА.
Такое же, к примеру, отношение к Мехлису маршала Конева. «Вот что, например, рассказал в 1965 году Маршал Советского Союза Конев писателю Константину Симонову. При назначении на Степной фронт Сталин вдруг заинтересовался, как Иван Степанович оценивает тогдашнего начальника штаба фронта генерала М.В. Захарова. Конев положительно отозвался о Захарове, его поддержал и присутствовавший при разговоре маршал Жуков. «Тогда Сталин расхохотался, — продолжал рассказ И.С. Конев, — и говорит:
— Ну вот, видите, какие мнения — высоко оцениваете его, хороший начальник штаба, а Мехлис поставил вопрос о его снятии, о том, что он ему не доверяет.
Так… я узнал, — заметил маршал, — ещё об одном очередном художестве Мехлиса».
В связи с этим интересно, знал ли Сталин о художестве самого Конева, ведь Конев вынужден был бить морду своему начальнику штаба, будущему маршалу М.В. Захарову. О нравах штаба Конева вспоминает генерал-полковник Г.Ф. Байдуков, командовавший авиадивизией в составе Калининского фронта: «…вызвали на Военный совет фронта. Прибыли. Из избы выходит Матвей Захаров, начальник штаба, будущий маршал Советского Союза, вытирает кровь из носа: «Ударил, сволочь!». Так что Мехлис, может быть, и не сильно ошибался, не веря в этого полководца с битой мордой, но в данном случае характерно не это, а, казалось бы, немотивированная неприязнь Конева к Мехлису.
А вот Рубцов приводит воспоминания главного снабженца советских солдат, Начальника Тыла Красной Армии, генерала А.В. Хрулева. «Хрулев приводит пример, когда на одном из совещаний с участием командующих и членов ВС фронтов Сталин задал вопрос, есть ли у кого претензии к материальному обеспечению? Промолчали все. «Только Мехлис сказал, — вспоминает мемуарист, — что тыл очень плохо работает, не обеспечивает войска полностью продуктами…». Гневный Сталин тут же вызвал на совещание Хрулева, предложил объясниться. Начальник тыла осмелился поинтересоваться, кто жалуется и на что? «А как вы сами думаете?», — последовал встречный вопрос.
Хрулев пишет далее: «Отвечаю: «Скорее всего, это Мехлис». Как только я произнёс эти слова, в кабинете раздался взрыв хохота». Он ещё более усилился, когда по требованию Верховного Главнокомандующего Мехлис изложил суть претензий: «Вы всё время нам не отпускаете лавровый лист, уксус, перец, горчицу». Тут и Сталину стала ясна вздорность претензий Льва Захаровича».
Что-то я в данном случае не верю в эту байку Хрулева ни на копейку. Даже при подготовке Берлинской операции Сталин не вызывал к себе Рокоссовского, Жукова и Конева одновременно и, тем более, с членами Военных советов — ведь это же означало бы, что Сталин обезглавил бы сразу три фронта. Так что это «одно из совещаний» — выдумка Хрулева.
Надо понять, что Мехлис очень портил жизнь Хрулеву такими телеграммами: «…проверив положение в 4-й армии, Мехлис телеграфирует 4 января начальнику тыла Красной Армии генералу Хрулеву: «Положение с продфуражом нетерпимое. На 2-е января по данным управления тыла в частях и на складах армии мяса — 0, овощей — 0, консервов — 0, сухарей — 0… Кое-где хлеба выдают по 200 грамм… Что здесь — безрукость или сознательная вражеская работа?». И уж лучше бы Хрулев в качестве примера привёл именно это требование Мехлиса, поскольку примером с уксусом и перцем он выставил себя некомпетентным идиотом.
Дело в том, что основной пищей солдата являются мучные продукты, как наиболее калорийные, и мясо. Но это пресные продукты, и без кислоты и специй они очень быстро начинают плохо усваиваться организмом, они приедаются. В мирной жизни необходимое количество кислот мы получаем из овощей, особенно квашенных, Запад — с сухим вином. Но за войсками не потащишь бочки с квашеной капустой и солёными огурцами, во время войны такие деликатесы ели только наши прославленные полководцы. А как быть с солдатской потребностью в пищевой кислоте, с тем, чтобы хлеб и каша ему не приедались?
Начиная с Петра I, очень долгое время царь обязан был поставлять солдатам только хлеб и крупу, грубо — около килограмма хлеба в пересчёте на муку и 100 грамм крупы в сутки. На остальное давались деньги, и солдаты артелью закупали овощи, мясо и прочее. В мирное время они сами сажали огороды. Но уже с 1846 года к обязательной выдаче солдатам подлежали: 22 грамма соли, 1 грамм перца и 62 грамма уксуса в сутки. А во флоте, в плавании, уксуса давалось полбутылки в сутки на матроса.
В пятом издании «Справочной книжки для офицеров», отпечатанной в 1913 году, в разделе «Продовольствие в военное время» чёрным по белому вписано: «2) Сверх всего этого командирами корпусов и равными по власти может быть для сохранения здоровья людей отпущено (в расчёте на сутки и в пересчёте на граммы): уксуса — 62 грамма; лимонной кислоты — 1 грамм».
Вот и смотрите: политический комиссар Мехлис это знает, а тот полководец, кто за снабжение солдат Красной Армии едой получал деньги и ордена, — и после войны «не в курсе дела».
Интересно и другое. Мехлис до мая 1942 года был на фронтах представителем Ставки Верховного главнокомандования, но ведь и полководцы Василевский с Жуковым тоже были в этих же должностях. Что же это они не испытывают по отношению к Мехлису хотя бы профессиональной солидарности?