Килланд развел руками, демонстрируя беспомощность.
— Простите, — произнес он, — но я ничего не выяснил. Я никак не могу это объяснить.
— Вы всех людей опросили?
— Да, herr direktor. Никто ничего не знает. Это полная загадка.
— Кто из китобоев тогда находился на базе? — спросил я.
— Это был «Хвал Ти»? — отчеканил свой следующий вопрос Йоргенсен.
По резкому тону сразу было ясно, что перед ним подчиненный, и внезапно я понял, что ни за что на свете не хотел бы работать на этого человека.
Но Килланда резкость директора ничуть не смутила.
— Да, — немного удивленно ответил он. — Да, тут был «Хвал Ти». Ловаас как раз привез того кита. Это был первый кит сезона. Как вы узнали?
— Это не имеет значения, — оборвал его расспросы Йоргенсен. — Пройдемте в контору и там поговорим.
И он зашагал по проходу между упаковочными цехами.
Килланд обернулся ко мне и улыбнулся.
— Нам лучше пойти за ним, — сообщил он.
Джилл и Кертис сошли на берег и догнали нас.
— Какой ужасный запах, — произнесла Джилл, прижимая к носу платок, хотя его нежный аромат уже напрочь заглушила непереносимая вонь.
— Это деньги, — усмехнулся Килланд. — На китобойной базе деньги так пахнут всегда.
— Слава богу, что у меня их не много, — рассмеялся Кертис. — Еще никогда в жизни я не слышал такого жуткого запаха. Даже в пустыне пахло лучше, хотя смрад там стоял порой ужасающий.
Мы прошли мимо упаковочных цехов, где на высоких полках от пола до потолка было сложено китовое мясо, и поднялись на разделочную площадку. Это был своего рода двор с дощатым полом, окруженный зданиями фабрики. Слева от нас наклонный настил уходил прямо в море. Справа виднелись лебедки с покрытыми жиром стальными тросами. Прямо перед нами возвышалось основное здание фабрики, также снабженное лебедками, с помощью которых китовый жир поднимали наверх, где его варили в огромных чанах. Площадку усеивали части позвоночника. Красные полосы мяса свисали с огромных костей. Мужчины в тяжелых сапогах, зацепив куски позвоночника длинными стальными крючьями и поскальзываясь на пропитанных кровью досках, волокли их к лебедкам. Площадка была покрыта толстым слоем маслянистого жира. Джилл схватила меня за локоть. Было очень скользко. Пройдя по засыпанному пеплом склону, мы миновали бойлерную и баки для мазута и поднялись к сгрудившимся на плоской скале деревянным домишкам.
В конторе запах был чуть менее едким. Окна выходили на дымящиеся ржавые трубы и корпуса фабрики, за которыми расстилалось море.
— Так значит, того кита привез Ловаас, — произнес Йоргенсен, усаживаясь за стол рядом с радиооборудованием. — Это было восьмого или девятого?
— Девятого, — ответил Килланд и пододвинул второй стул Джилл. Мы с Кертисом присели на край стола. — Он пришел на рассвете. К вечеру мясо было разрезано, упаковано и погружено на лодки.
— Когда Ловаас отсюда ушел? — спросил Йоргенсен.
— Не раньше вечера, — пожал плечами управляющий. — Ему были нужны вода и горючее.
— Значит, сообщение в мясо мог подсунуть любой из рабочих базы или экипажа «Хвал Ти»?
— Выходит, что так.
— Как насчет вашего главного упаковщика? Почему он не следит за порядком?
— Он следит. Но упаковочные цеха слишком большие, чтобы уследить за всеми, кто входит и выходит. Кроме того, ему незачем следить за людьми, которые проходят через цеха по пути на пристань.
— Они могут красть мясо.
— Им незачем это делать. Я позволяю им брать домой столько, сколько им необходимо.
— Понятно. — Йоргенсен поглаживал подбородок, кончиками пальцев массируя голубоватую щетину. Золотой перстень вспыхивал на солнце. — Значит, это мог быть практически любой из тех, кто находился на базе?
— Именно так.
Я чувствовал, что Килланд не стремится помогать в расследовании. Было ясно, что этот перекрестный допрос ему очень неприятен. Йоргенсен посмотрел на часы.
— Ровно девять, — пробормотал он и повернулся к радио.
Мгновение спустя в конторе раздались уже знакомые позывные китобоев, вызывающих базу: «Алло — алло — алло — алло “Бовааген Хвал”».
«Кит два» доложил о своем положении, а затем «Кит пять» сообщил о забитом ките. Йоргенсен поднес микрофон к губам и попросил «Кита десять» сообщить свои координаты. Голос капитана Ловааса ответил:
— Vi passerer Utvaer Fyr, herr Jorgensen. Vi er fremme klokken ti.
— Что говорит Ловаас? — шепотом поинтересовался я у Джилл.
— Он говорит, что как раз проходит мимо маяка Утваер, — отозвалась она. — Он будет здесь сегодня в десять часов утра.
Оставался один час. Всего один час, и он будет здесь, в этой конторе, думал я. Вполне возможно, что он расскажет свою историю одновременно мне и Йоргенсену. С другой стороны, Йоргенсен может отвести его в сторону и убедить держать рот на замке.
— Где этот маяк Утваер? — спросил я у Джилл. — К северу от Боваагена?
— Да, — ответила она. — Милях в двадцати к северу.
Йоргенсен выключил радио. Он сидел, глядя в окно и продолжая потирать свой небритый подбородок.
— Пока Ловаас не вернется, делать нам все равно нечего, — произнес я, вставая со стола. — Так что мы можем позавтракать. — Я кивнул Кертису, приглашая его последовать моему примеру. Йоргенсен поднял глаза на меня. — Позавтракаете с нами на яхте? — спросил я. — Или останетесь на базе?
— Спасибо, я буду завтракать здесь, — ответил он.
Я обернулся к Килланду.
— Кстати, что из себя представляет этот капитан Ловаас? Он хороший капитан?
— Он хороший skytter, если вы об этом, — ответил Килланд. Увидев мое озадаченное лицо, он добавил: — Skytter — это то же самое, что в вашем языке «стрелок». Мы называем так наших капитанов, поскольку именно они всегда стреляют из гарпунной пушки. Все остальное меня не интересует. Что касается «Хвал То» и «Хвал Фем» — это другая история. Они принадлежат фабрике, и я сам выбираю капитанов. Но «Хвал Ти» принадлежит Ловаасу. Он сам себе хозяин и продает нам свой улов на основании заключенного с ним контракта.
— Значит, он делает то, что хочет? — уточнил я.
— На борту своего корабля — да.
— Это все объясняет, — пробормотал я.
— Что это объясняет? — Килланд смотрел на меня и явно ничего не понимал.
— Насколько я понимаю, несколько лет назад у него были проблемы из-за убийства человека?
— Я что-то об этом слышал, — кивнул Килланд.
— Эта леди — дочь Уолтера Сомерса. «Петерсен и Сомерс» — одна из компаний Сандефьорда, — пояснил Йоргенсен, кивая в сторону Джилл.
— Вот как!
Килланд перевел взгляд с Йоргенсена на Джилл.
— Вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном? — спросил я.
— Да, конечно.
Килланд подвинул аппарат ко мне.
— Джилл, — обернулся я к девушке, — вы не вызовете мне Фьерланд? Я хочу поговорить с человеком по фамилии Улвик, Йохан Улвик. Скорее всего, он остановился там в отеле.
Я искоса наблюдал за выражением лица Йоргенсена и заметил, как при упоминании имени нашего представителя в его глазах внезапно вспыхнул интерес.
Джилл сняла трубку и попросила соединить с Фьерландом. Последовала короткая пауза. Йоргенсен начал барабанить пальцами по промокательной бумаге, накрывающей весь стол.
— Er det Boya Hotel? — спросила Джилл. — Kunne de si meg om der bor en herr Johan Ulvik der? Utmerket. Jeg vil gjeme snakke med ham. Takk.
Ожидая ответа, она выпрямилась и посмотрела в окно. Ее лицо было серьезным и сосредоточенным. Это была совсем другая Джилл. Передо мной была девушка, которая во время войны работала на роту Линге. И вдруг я понял, что она не только привлекательна, но также может действительно оказаться очень полезна. Услышав в трубке треск и голос, она быстро склонилась к столу.
— Er det herr Ulvik? — И, перейдя на английский: — Пожалуйста, не кладите трубку. С вами желает побеседовать мистер Гансерт.
Я взял трубку и сказал ей с Кертисом возвращаться на яхту и заняться завтраком.
— Буду через минуту, — добавил я, покосившись на Кертиса, чтобы убедиться, что он меня понял. — Это вы, мистер Улвик? — произнес я уже в трубку.
— Да, это Улвик, — еле слышно раздалось у меня в ухе.
— Это Гансерт, — произнес я. — С вами связывался сэр Клинтон Манн?
— Да. Именно поэтому я сейчас во Фьерланде.
— Хорошо. А теперь послушайте, — продолжал я. — Мне необходимо произвести вскрытие тела Джорджа Фарнелла. Его уже похоронили, но я настаиваю на эксгумации и медицинской экспертизе. С этим будут проблемы?
— Полиции понадобятся пояснения и основания.
— Скажите им, что у нас есть основания полагать, что его смерть не была случайностью. — Я оглянулся на Йоргенсена. Он смотрел в окно, но его пальцы перестали выбивать дробь. Он напрягся и ловил каждое слово. — Договоритесь о том, чтобы эксгумацию провели как можно скорее. Вы можете это сделать?
— Это будет трудно, — последовал ответ. — У вас есть доказательства того, что его смерть не была случайностью?
— Нет, — ответил я. — Я надеюсь обнаружить эти доказательства на теле — следы борьбы или еще что-нибудь в этом роде.
— Насколько мне удалось установить, когда тело сняли с ледника, оно было немного повреждено.
— Кто подписывал свидетельство о смерти? — поинтересовался я. — Местный врач?
— Да. Из Лейкангера.
— Тогда свяжитесь с ним. Припугните его. Заставьте его поддержать вашу просьбу о вскрытии. Скажите полиции, что когда Фарнелл сорвался, он был не один.
— А вы уже поговорили с этим вторым человеком? — спросил Улвик. — Полиция отнесется к нашей просьбе гораздо более благосклонно, если они…
— Человека, который был с Фарнеллом, зовут Ганс Шрейдер. Он металловед и когда-то работал на «ДНС» — ответил я. — Я его еще не видел. Но он жив и пытался покинуть страну. А теперь разыщите врача и начинайте обрабатывать полицию. Мне нужен ордер на эксгумацию к тому времени, когда я завтра вечером доберусь до Фьерланда.
— Но, мистер Гансерт, времени слишком мало. Это так быстро не делается.
— Я полагаюсь на вас, мистер Ульвик, — рявкнул я. — Мне все равно, как вы получите этот ордер и сколько это будет стоить. Главное, чтобы вы его добыли. Вы меня поняли?
Я положил трубку.
— Так значит, вы решили взглянуть на своего драгоценного Фарнелла? — улыбаясь, произнес Йоргенсен.
— Да, — ответил я. — И если это убийство, то да поможет Господь тем, кто за ним стоит. — Он продолжал улыбаться. — Возможно, мы узнаем больше об этой истории, когда здесь будет Ловаас? — Я сделал шаг к двери. — А сейчас я иду завтракать. Чертовски проголодался.
Выйдя на солнце, я начал спускаться к фабричным цехам. Мне хотелось броситься бежать, но я знал, что за мной наблюдают в окно конторы, и поэтому заставил себя идти медленно. И только когда я пересек разделочную площадку и оказался в тени упаковочных сараев, я позволил себе оглянуться. Позади никого не было. Судя по всему, они ничего не заподозрили.
Кертис показался из люка, когда я перепрыгнул через поручень.
— Завтрак готов, — сообщил он.
— К черту завтрак, — отозвался я. — Отдать швартовы. — Я ринулся в люк, едва не отпихнув его в сторону. — Картер! — крикнул я.
— Да, сэр?
— Заводи двигатель. Да побыстрее.
— Ага, ага, сэр.
Кертис не стал раздумывать над основаниями отданного мной приказа, а выпрыгнул на пристань и забросил канаты на палубу.
— Что все это значит? — спросил он, снова оказавшись на борту.
— Ловаас, — ответил я. — Я хочу увидеть его, прежде чем Йоргенсену представится шанс его обработать.
Взревел двигатель.
— Средний вперед, — скомандовал я в переговорную трубку.
Винты взбили грязную воду за кормой яхты. Мимо заскользила пристань. Я повернул штурвал. Бушприт, описав дугу, устремился к прикрывающим бухту островам. И тут из-за упаковочных цехов показался Йоргенсен. Он разгадал мой план. Но было уже поздно. Нас отделяла от пристани полоса воды, которая стремительно расширялась.
— Я хочу поболтать с Ловаасом, — крикнул я. — Наедине.
Его лицо потемнело от гнева. Он остановился, но ничего не сказал, а развернулся и зашагал обратно между цехами. Я скомандовал «полный вперед», и мы заскользили между островами, стремительно погружаясь в молочную дымку Северного Ледовитого океана. Мы шли к маяку Утваер. Прямо перед нами были пришвартованы две небольшие лодки. Одна из них была обычной норвежской рыбацкой лодкой. Вторая привлекла мое внимание своим необычным видом. Она выглядела так, как будто кто-то предпринял неуклюжую попытку превратить ее в плавучий дом. Двое мужчин стояли перед порогом дома. Короткая лестница вела в воду. Когда мы поравнялись с лодками, поверхность воды запузырилась и тут же среди пузырей возник круглый шлем водолаза.
— Что там, внизу? — крикнул Дик, который стоял, опершись на поручень правого борта.
— Авиационный двигатель, — раздалось в ответ.
— Здесь что, все говорят по-английски? — спросил я у Дахлера, который расположился в рубке, когда мы вошли в «Бовааген Хвал», и до сих пор ее не покинул.
— Преимущественно да, — отозвался он. — Видите ли, во время войны почти все, у кого были моторки, перебрались в Англию. Люди пытались бежать даже в весельных лодках. — Он пожал плечами. — Кое-кому удалось добраться до Шетландских островов. Другим повезло меньше. Кроме того, многие служили на английских или американских торговых судах. Английского не знают только старики и фермеры. — Он встал и поднялся в кокпит. — Так вы решили увидеться с Ловаасом? — Он прислонился спиной к стене рубки, глядя куда-то вдаль. — Я с ним однажды встречался. Он хотел быть капитаном на одном из моих каботажных пароходов. Я побуду внизу, — добавил он. — Мне не хочется с ним пересекаться.
— Что он из себя представляет? — спросил я.
— Ловаас? — Он повернул голову и несколько мгновений смотрел на меня. — Скользкий, как угорь. — Его губы растянулись в кривоватую улыбку. — Но внешне он совсем не похож на угря. О нет. Он маленького роста, и у него большой живот. Он много смеется, но его глаза не смеются, и люди его боятся. У него нет ни жены, ни детей. Он живет только для себя. Сколько денег вы готовы предложить ему за то, что он вам расскажет о Шрейдере?
— Не знаю, — ответил я. — Я еще об этом не думал.
— Если Ловаас располагает информацией, которая нужна вам и Йоргенсену, он запросит много.
— Возможно, он не знает цену этой информации? — предположил я.
Дахлер засмеялся.
— Ловаас всегда знает, что сколько стоит.
После этого я долго молчал, размышляя, как мне быть с этим китобоем. По мере того как мы продолжали скользить по гладкой поверхности моря, дымка постепенно сгущалась, пока наконец солнце не превратилось в радужное пятно в белом небе, после чего заметно похолодало. Видимость продолжала ухудшаться, дымка сгустилась в туман, и я начал опасаться, что мы можем разминуться с Ловаасом.
Но десять минут спустя с носа донесся крик Кертиса:
— Корабль по левому борту, шкипер.
— Я всмотрелся в мутную бездну, объединившую море и небо в единое целое, и с трудом разглядел смутные очертания корабля. Я повернул штурвал, развернув нос в сторону этих очертаний, которые вскоре превратились в настоящее судно с высоким носом, низкой палубой и единственной отклоненной назад трубой. Корабль шел с весьма приличной скоростью, вспарывая поверхность моря и оставляя позади себя черную линию дыма из трубы. На самом носу виднелась платформа, на которой была установлена пушка — гарпунная пушка. Я еще сильнее развернул «Дивайнер» влево и пошел наперерез китобою. Когда наш нос оказался почти на его пути, я развернул яхту и лег на параллельный курс.
Как только китобой поравнялся со мной, я громко крикнул:
— Капитан Ловаас! Разрешите мне подняться на борт?
Я услышал звон колокола машинного отделения, и на узком мостике перед рубкой появился человек. Он был низким и толстым. Форменная фуражка была сдвинута на затылок, а серебряные пуговицы зеленой куртки тускло блестели в странном, но ярком освещении.
— Представьтесь, — проревел он. — Кто вы?
— Я тот, кто описывал вам внешность Джорджа Фарнелла, — ответил я.
Он обернулся и отдал какое-то приказание. Снова прозвенел колокол, и двигатели китобоя стихли.
— Пожалуйста, встаньте рядом, — крикнул он. — Вот здесь.
Он показал, где именно я должен встать.
— Я разберусь с этим сам, — сказал я Кертису, приближаясь к пароходу. — Придержи всех остальных на борту.
Китобойное судно было таким низким — судя по всему, ради высокой скорости, — что, когда наши фашины коснулись его железного борта, я сумел без труда взобраться на его палубу. Ловаас спустился с мостика, чтобы поздороваться со мной. Как и говорил Дахлер, он был невысоким человечком с большим животом. Полы его темно-зеленой куртки развевались на ходу, а шерстяные брюки из той же ткани едва не лопались на ляжках. Казалось, его огромное пузо удерживается на весу только благодаря широкому кожаному ремню с серебряной пряжкой.
— Меня зовут Гансерт, — представился я.
Он протянул мне широкую ладонь с рыжими волосами на тыльной стороне.
— А я Ловаас, — отозвался он. — Мы уже встречаться. Во всяком случае, голосами. — Он расхохотался. Казалось, этот низкий рокочущий смех доносится из самых глубин его живота. — Голосами, — с необъяснимо довольным видом повторил он. — Вы ведь не отказаться немного выпить? Пойдемте. — Он завладел моим локтем. — Никто не подниматься ко мне на борт просто так. Вы обязаны со мной выпить. — Он покосился на яхту. — Ваше судно мы пришвартовать. А потом безотлагательно заниматься нашим делом. Hei! Jan! Henrik! Fortoy denne baten! — Двое мужчин поспешили исполнить его распоряжение, а он потащил меня дальше. — Хорошее у вас суденышко, — сообщил мне он. — Отличное морское суденышко. А вот это мое. — Он обвел рукой свой корабль. — Все мое, и достаться мне очень дешево. Я мог бы продать его втрое дороже. — Он усмехнулся и сжал мой локоть. — Неплохой доход, как вам кажется? Отличный доход. Я два раза ходить на судах фабрики в Антарктику. Но с меня хватит. Это намного лучше. Теперь я могу делать все, что пожелать. И ни на какую чертову китобойную компанию я больше спину не гнуть. Я работать на себя, а они платить мне за то, что я им привозить. Так лучше, верно? Ведь лучше? — У него была странная привычка повторять собственные слова, как будто наслаждаясь их звучанием. — Сюда, пожалуйста, — произнес он, когда мы поднялись на верхнюю ступеньку лестницы, которая вела в небольшое помещение под мостиком. — Halvorsen! — позвал он. — Full fart forover sa snart den andre baten er fortoyet.