— Простите, я вам не помешаю? — осведомился полковник, опустившись в кресло рядом с Джеймсом.
— Нет, нисколько.
Перед Джеймсом лежал сборник стихов Киплинга. В предвоенный год, проведенный в обществе Дональда, о Киплинге никто не вспоминал. Интересно, что сказал бы теперь Дональд?
На полках в библиотеке полковника Гранта стояло много томов в красном сафьяне с золотым тиснением. Похоже, Киплинг был одним из его любимейших авторов.
Полковник взглянул на заглавие сборника, откинулся на спинку кресла и произнес:
— Киплинг — отличный писатель. Жаль, сейчас он не в моде.
— Я его прежде не читал.
— Вот и поделитесь со мной впечатлениями. Ваше поколение… — Полковник замялся и продолжил: — У вас совсем другой взгляд на вещи.
Вдали, на пыльной дороге, вьющейся мимо сада, шли индийцы в ярких одеяниях.
— Сэр, вы не знаете, что это за птицы кричат? — спросил Джеймс.
— А, это местные воро́ны. На наших совсем не похожи, правда?
— Да, они какие-то осипшие. Почти как я.
Полковник с облегчением рассмеялся, будто серьезная сосредоточенность Джеймса пугала его.
— Не волнуйтесь, это из-за пыли. Тут вообще очень грязно. Со временем привыкаешь.
— Как вы думаете, к жаре можно привыкнуть?
Повязки прикрывали язвы на теле Джеймса, шею обметала воспаленная сыпь. Полковник с сожалением посмотрел на него и сказал:
— Боюсь, к этому привычки не вырабатывается. Моя жена до сих пор жару плохо переносит. Обычно она уезжает в горы… Сейчас вот осталась, хочет помогать фронту, хотя чувствует себя неважно. Вы наверняка заметили…
— Да, конечно.
— А где ваши приятели?
— Отправились в город.
— Бедняги, им нечем заняться.
— Мы просто рады стоять на твердой земле, сэр.
— Да, я слышал, вам несладко пришлось, — кивнул полковник и ушел в дом.
После этого он часто приходил на веранду и беседовал с Джеймсом на самые разные темы.
— Вам не предлагали записаться на офицерские курсы?
— Предлагали, но я отказался. Сам не знаю почему.
— Чин пошел бы вам на пользу.
— Да, в плавании я об этом пожалел.
— Разумеется…
В другой раз, глядя на красный томик, лежавший перед Джеймсом, полковник процитировал:
— Не похоже, что уходят, сэр, — сказал Джеймс.
— Индийцы хотят, чтобы мы ушли. Очень хотят. Да вы и сами наверняка заметили.
За неделю пребывания в Индии Джеймс успел ознакомиться с заголовками в газетах: «Восстания», «Свободу Индии!», «Индия для индийцев», «Британская тирания»… Он вспомнил полузабытые призывы социалистов: «Свободу Индии!» «Что ж, Индия для индийцев… в этом есть какой-то смысл», — рассеянно подумал он.
— Полк, который квартировал здесь до вас, отправили в Бирму.
— Да, мы слышали.
— Они участвовали в подавлении восстания неподалеку отсюда. Очень неприятное дельце было. А вы что об этом думаете?
Джеймс считал, что солдатам следует беспрекословно исполнять приказы командования.
— Мне судить не положено, сэр.
— Мудро замечено, — рассмеялся полковник.
— Нас тоже в Бирму пошлют? — осторожно спросил Джеймс.
— Не знаю. Нет, правда, не знаю.
— А если бы и знали, все равно бы не сказали.
— Да, распространяться об этом не положено. Вы же понимаете, японцы готовят вторжение в Индию, якобы чтобы освободить страну от британской тирании. Похоже, они не шутят.
— Да, похоже на то.
— Судя по всему, на случай вторжения здесь оставят контингент британских войск.
— Ясно.
— Да, к этому все и идет.
Дни сменялись с монотонной однообразностью, без особых событий. Однажды, ближе к концу пребывания Джеймса в доме Грантов, полковник вышел на веранду, громко стуча сапогами по половицам. Джеймс сидел, погрузившись в глубокую задумчивость. Полковник кашлянул. Джеймс очнулся и с улыбкой вскочил, приветствуя старого вояку. Полковник Грант с усилием опустился в кресло.
— Знаете, для некоторых Индия — очень непростая страна. А некоторые приживаются. Таких немного, конечно. Вообще-то здесь трудно жить… — Полковник замялся, вытянул длинные ноги в отглаженных льняных брюках, тонкой загорелой рукой потер подбородок и задумчиво посмотрел в сад. — Позвольте узнать, вы хорошо спите?
— Нет, сэр. Слишком жарко.
— Да-да. Ничего, скоро начнется муссон, будет полегче.
— Все с таким нетерпением ждут муссона, словно это чудо какое-то.
— Конечно, чудо. Сами увидите. Джеймс, послушайте… вы уж простите, если я не в свое дело лезу. Видите ли… не стоит слишком углубляться в переживания. Это бессмысленное занятие, особенно здесь. Понимаете, Индия давит на психику… Надо взять себя в руки, иначе… Я здесь сорок лет прожил, многое повидал. Если бы не война, давно бы вернулся на родину.
Джеймс бесстрастно сидел, не глядя на полковника.
— Прошу вас, прислушайтесь к моему совету, — продолжал Грант. — Не принимайте все так близко к сердцу.
— Да-да, сэр, конечно. Вы правы. Это все из-за плавания. Вы не представляете, как… — Джеймс запнулся. Не стоит говорить пожилому человеку, что он себе чего-то не представляет. — Простите, сэр. Я не хотел… Я имел в виду… — Внезапно его охватила безудержная ярость. Он побледнел и сжал кулаки. — Это было ужасно, сэр…
Книга упала на пол. Полковник поднял ее и задумчиво пролистал страницы.
— Я часто вспоминаю эти строки:
— Конечно, сэр.
— Вдобавок, все забывается, Джеймс. Все забывается…
— Нет, сэр, я никогда не забуду. Никогда.
— Да, жаль… — вздохнул полковник и вернулся в дом.
Наконец за солдатами, гостившими у Грантов, прислали машины. Поднявшийся ветер взметал клубы пыли, срывал с деревьев листву, ломал ветви. Люди прятались в домах, лавочники торопливо опускали ставни в магазинчиках, чтобы нехитрый товар не унесло вихрем. В горле пересохло, едкая пыль жгла глаза.
Машины обогнали солдат, маршировавших по дороге в направлении гарнизона, — похоже, бойцы возвращались из увольнения. Они шли, угрюмо сощурившись и сурово сжав губы. Солдатские сапоги вздымали высокие фонтанчики пыли. Проходящие мимо автомобили обдавали взвод удушающими бурыми клубами.
Солдаты, вернувшиеся из увольнения, отрапортовали о возвращении. Джеймсу объявили, что поступило предложение направить его на офицерские курсы и перевести в административно-хозяйственную часть. От кого поступило предложение? Наверняка от полковника Гранта, знакомца полковника Чейза. «С девяти до пяти, — мрачно подумал Джеймс. — Что ж, видно, так суждено».
— Пройдете медосмотр и доложитесь, — приказал ему дежурный.
Джеймс жил в казарме на двадцать человек — в таком же бараке он три года назад начинал свою службу в армии. Знакомых по прежним гарнизонам здесь не было, но многих он знал по военному транспорту. Солдаты сидели на койках, прислушиваясь к завыванию ветра и шороху пыли на крыше.
— Проклятая страна! — вздохнул кто-то.
Возражений не последовало.
Бойцы обменивались недовольными замечаниями о двухнедельном отпуске. Особых развлечений не было: пару клубов, куда допускали нижние чины; азиатские шлюхи, с которыми лучше не связываться; пива не хватало. А самое страшное — жара.
— Говорят, мы скоро будем вам честь отдавать, сэр, — с издевкой сказал Джеймсу один из солдат.
Раньше Джеймсу доводилось выслушивать жалобы рядовых на офицеров, но теперь он понял, что нижние чины больше не считают его своим.
— Похоже на то, — миролюбиво заметил он.
Солдат карикатурно отдал ему честь.
— Отставить шуточки! — рявкнул капрал.
— Есть отставить шуточки.
— Административно-хозяйственная часть. Чернильная работа, — пояснил Джеймс.
— Все лучше, чем плац топтать.
— Ну, не знаю…
— Как тебе жилось у полковника?
— Вон у Теда спроси, он расскажет, — ответил Джеймс. Тед тоже был в числе солдат, гостивших у Грантов.
— Что там рассказывать?! Тоска ужасная, — сказал Тед. — А миссис так вообще… — Он выразительно покрутил пальцем у виска.
— А мне понравилось, — возразил Джеймс, раздраженный неблагодарностью приятеля. — Лучше, чем на корабле. Тихо, спокойно…
— Слишком спокойно, — фыркнул Тед. — Мне б развлечений побольше.
— Может, нас куда отправят, — вздохнул кто-то.
— А может, и нет, — заметил Джеймс и пояснил, что, по словам полковника Гранта, некоторые воинские части оставят в Индии, на случай вторжения японской армии.
— Слишком спокойно, — фыркнул Тед. — Мне б развлечений побольше.
— Может, нас куда отправят, — вздохнул кто-то.
— А может, и нет, — заметил Джеймс и пояснил, что, по словам полковника Гранта, некоторые воинские части оставят в Индии, на случай вторжения японской армии.
Все дружно застонали.
— Эх, скорее бы мир!
Ночью задул муссон, ливень молотил по крыше, мешая спать. Утром бурая пыль превратилась в коричневые лужи грязи. За завтраком — жара и ливень, на медосмотре — ливень и жара.
— Как колено?
— Лучше, — ответил Джеймс. — Воспаление прошло.
— В крикет играешь? Это хорошо. Возьмем тебя в команду, — заметил врач и продолжил осмотр. — Ноги покажи.
Джеймс стянул сапоги. Вонючая мазь помогла, стертые в кровь ступни зажили.
— А горло как?
О горле Джеймс упоминал только полковнику Гранту.
— Побаливает иногда.
— Ну-ка, поглядим. М-да. Это от пыли. Ничего, сейчас пойдут дожди, все придет в норму.
Откуда он знал? Да и знал ли? Весь личный состав, от командира полка и до рядовых, никогда прежде не был в Индии. Никому здесь не нравилось.
— Ничего, акклиматизируешься, — заявил врач (он читал об этом в учебнике).
Дождь прекратился. На чистом небе ярко сияло солнце.
Сотни бойцов маршировали на плацу. Пот лил с них градом. «Не расслабляться! Собраться! Живей! Быстрей!» — выкрикивали сержанты.
Джеймса отправили в каптерку, где ему выдали обмундирование младшего лейтенанта и новые сапоги. Жить ему теперь предстояло с неким Джеком Ривзом, тоже младшим лейтенантом. При виде Ривза, аккуратно расставляющего книги на полке, Джеймс решил, что ему повезло. Он признался новому соседу, что понятия не имеет, как должен вести себя офицер.
— Не волнуйся, — ответил Ривз. — Я нашему капралу то же самое сказал, а он посоветовал мне припасть к груди сержант-майора, и все будет хорошо.
— Будем надеяться, что у него широкая грудь, — заметил Джеймс.
В штате административно-хозяйственной части числились пятнадцать человек под командованием капитана Харгрейвза, который в мирное время разводил кур на ферме в Сомерсете. Война спасла его от банкротства. Он обладал громовым голосом и взрывным характером, но был грамотным офицером и знал свое дело. Утром капитан прибывал в расположение части и ставил перед каждым подчиненным конкретную задачу, словно карты сдавал. Им приходилось заниматься поставками продовольствия, обмундирования, лекарств и медицинского оборудования, следить за передвижением личного состава и распоряжаться транспортными перевозками. Бойцам административно-хозяйственной части было известно все о жизни гарнизона, что давало удивительное ощущение власти и участия в общем и полезном деле. Однако Джеймса это не интересовало: он жил в ожидании письма от Дафны. Перед самым отъездом он шепнул ей: «Обещай, что будешь мне писать».
Впрочем, он ведь не сообщил ей ни номера своей части, ни своей фамилии. Дафна всегда звала его по имени: Джеймс.
Он настолько оторвался от действительности, что лишь через несколько недель сообразил, что не знает ни фамилии, ни адреса Дафны. Писать ей он не мог, но она наверняка найдет способ с ним связаться. Джеймс свято верил в это. Плавание от Кейптауна до Бомбея заняло три недели, плюс пара недель задержки… наверняка вот-вот придет весточка от Дафны.
Письма не было.
Значит, ему самому надо с ней связаться. Он помнил только, как сошел с корабля на берег и упал в объятья Дафны, а потом — четыре дня райского блаженства. Особняк на склоне горы. Прекрасный сад. Веранда, где он всю ночь танцевал с Дафной. С веранды открывался вид на проклятый океан. Хижина в бухте, заросшей колючим кустарником. Грохот прибоя.
Адреса не было. Ни номера дома, ни названия улицы. Когда прибывал военный транспорт, солдат не распределяли поименно, а развозили по домам, исходя из числа приглашенных той или иной хозяйкой. Как узнать фамилию Дафны? Написать на военную базу в Саймонстауне с просьбой сообщить имена тех, кто оказал радушное гостеприимство солдатам с военного транспорта, который пришел в порт… Нет, болтун — находка для шпиона. Цензура не пропустит такое письмо.
Что же делать? Ничего страшного, Дафна обязательно напишет ему и сообщит свой адрес. Живя в постоянном ожидании, Джеймс писал ей длинные письма и аккуратно датировал их.
Он с болезненным напряжением беспрестанно мечтал о Дафне. Воспоминания о Кейптауне представали ярче, чем повседневная жизнь в гарнизоне, и с каждым днем становились все отчетливее. Скучающие бойцы не знали, чем себя занять, и возмущались тем, что казармы до сих пор не построили. Многим приходилось жить в палатках — некогда белых, а теперь заляпанных бурой грязью. Истощенные индийские работники в набедренных повязках таскали кирпичи и листы жести. В гарнизоне царил дух временности и незавершенности. Продовольствие, питьевую воду и лекарства приходилось доставлять поездом из Дели.
Солдаты были недовольны едой: к карри они не привыкли, просили традиционный английский ростбиф. Говядину закупали у мусульман, потому что индусы считают корову священным животным и не едят ее мяса. Хуже всего дела обстояли с водой: ее надо было кипятить или обрабатывать специальными обеззараживающими средствами, но бойцы об этом забывали. В гарнизоне началась эпидемия дизентерии.
В перерывах между ливнями грязь высыхала, превращалась в тонкую пыль, нежную, словно пудра. Джеймс набрал ее в горсть, потер между пальцами: «Прах земной…» Вот откуда Киплинг взял этот образ — из истощенной, бесплодной индийской почвы, на которой не росли даже сорняки.
Он проводил время в офицерском клубе, общался с сослуживцами, не желая, чтобы его считали странным, однако часто погружался в забытье и не слышал, когда к нему обращались. Больше всего он любил проводить время с Джеком Ривзом, за чтением или за разговорами об Англии. Джек скучал по дому и не стеснялся говорить об этом. Джеймс скучал по Дафне, но говорить об этом не хотел. Он терзался любовью и знал, что никто этого не поймет.
Писем от Дафны не было. Приходили письма от матери и от отца, исчерканные цензурой; Дафна молчала.
Однажды Джеймс узнал, что из Кейптауна прибывает очередной военный транспорт с пополнением для гарнизонов Игрек и Зет, но пятьдесят бойцов прибудут в гарнизон Икс для возмещения потерь, понесенных личным составом в Кейптауне и здесь, в расположении. В гарнизоне уже не раз звучала печальная песнь горна на похоронах солдат, погибших от болезней и увечий. Инвалиды, которых признали негодными к несению службы, тоже оставались в гарнизоне до конца войны. Как говорил полковник Грант, «Индия давила на психику».
Многие тосковали по дому и страстно желали чудом перенестись на родину, безо всяких кораблей или самолетов. Впрочем, самолеты полагались только верховному командованию. Как утверждал Джек, эти невинные фантазии некоторое время поддерживали дух бойцов.
Как выяснилось, солдаты с очередного корабля провели в Кейптауне три дня. Джеймс осторожно расспросил их. Один за другим они рассказывали о вечеринках, где им довелось побывать, но описания не совпадали с местом, которое так хорошо запомнил Джеймс. Наконец ему повезло: одного из бойцов пригласили на вечеринку в дом на склоне горы, с садом и…
— Как звали хозяйку?
— Кажется, Бетти. Да, точно, Бетти! Там было такое угощение…
— А ее подругу ты видел? Блондинку?
— Да ну, всех девушек не упомнишь!
— Ее звали Дафна.
— Верно, была Дафна. Блондинка такая, на сносях. Уж разродилась, наверное.
Больше Джеймсу ничего разузнать не удалось.
Дафна беременна? Сколько времени прошло? Девять месяцев. Все сходится. Это его ребенок. Совершенно точно. Странно, ему и в голову не приходило, что у Дафны может быть ребенок. Вот дурак! А откуда же еще дети берутся? Он никогда не думал, что любовь приносит… такие весомые плоды. Теперь он ни о чем другом и не помышлял. Там, за океаном, в далеком городе на холмах стоит дом, где живет его любовь — и его дитя.
— Ты помнишь, где именно была вечеринка? Адрес, название улицы? — выспрашивал он у солдата.
— Понятия не имею.
— А блондинку как звали?
— Ты же сам сказал — Дафна.
— А фамилию знаешь?
— Не-а.
— Ну, хотя бы фамилию хозяйки помнишь? Бетти, брюнетка?
— М-м… кажется, Стаббс.
— Адреса точно не сохранилось?
— Да не помню я. Ты же знаешь, нас туда привезли, а потом увезли в порт.
— Она тебе напишет?
— Кто?
— Бетти, Бетти Стаббс. Ты от нее писем не ждешь?
— С чего это вдруг? Там нас человек сто было, если не больше. Делать ей больше нечего, только всем нам письма писать! Ну ты даешь!
Так Джеймс узнал имя подруги Дафны: Бетти Стаббс. Ее муж, капитан Стаббс, служил на военной базе в Саймонстауне и дружил с мужем Дафны.