Он едва успел сделать резкий поворот: пулей несшийся навстречу лимузин американской марки вырвался на площадь. Задев его, но вовремя уклонившись, он до отказа вдавил акселератор.
С включенными на полную мощность фарами фургончик взобрался на мыс и свернул на проспект, ведущий к заводскому кварталу.
Перед воротами кожевенного завода он на секунду остановился, чтобы подобрать Кремера, ждавшего в нише.
— Отлично сделано! — поздравил его Коплан, уступая место за рулем.
— Это не первый трансформатор, который я взрываю, — усмехнулся люксембуржец. — А у вас не слишком много переломов?
Машина вновь набрала скорость. Она опять свернула и теперь направилась в порт.
— Тулиниус классно владеет дубинкой, — ответил Франсис. — Клиент сзади вас без единой царапины.
— Телохранители из них паршивые, — хохотнул в темноте капитан. — Ни один даже руку не поднял.
— Теперь только бы выдержал мотор вашей посудины, — произнес Кремер, притормозив на перекрестке.
— Не бойтесь, это дизель, — ответил Тулиниус.
Вскоре машина закачалась по неровной мостовой у пристани. Она остановилась точно перед мостком, перекинутым между землей и бортом корабля водоизмещением в семь-восемь тонн, с двумя трюмами, удерживаемым только одним кормовым якорем.
Плотно зажатый между Копланом и Тулиниусом, Брондстед был в два счета переведен на борт. Он казался ошарашенным и не защищался.
* * *Кремер проехал чуть дальше, поставил фургончик под деревянный навес, закрыл обе дверцы и быстрым шагом пошел к мосткам.
Около склада он остановился, отступил, чтобы укрыться за зданием: он заметил черный лимузин, влетевший в порт и теперь медленно проезжающий мимо судов.
Корабль Тулиниуса был единственным, на борту которого шли приготовления к отплытию. Американская машина остановилась недалеко от него.
Кремер догадался: что-то должно случиться, и его рука вытащила из-под мышки «кольт» внушительных размеров.
Черный «студебеккер», в котором невозможно было различить людей, оставался на месте, таинственный и угрожающий. Но ничего не происходило, и Кремер, страдая от мысли, что его ждут на борту для отплытия, не мог решить: продолжать ли наблюдение или бежать к судну.
Вдруг загадочная машина бесшумно тронулась с места. Она проехала по набережной и исчезла справа от мола.
Кремер убрал свое оружие, добежал до мостков. Выйдя в коридор, Коплан недовольно произнес:
— Какого черта вы возились? Мы должны были уже выйти из порта...
Кремер, который с трудом отдышался, спросил:
— Как, вы не видели эту тачку?
— Какую?
— Ну, ту... на причале. «Студебеккер»... Она стояла там минуты две, как будто водитель наблюдал за нашей «Ватной».
Коплан нахмурился.
— Я засовывал Брондстеда в каюту и не заметил эту машину.
Трещал звонок машинного телеграфа, от работы мотора дрожала палуба. В рулевой рубке Тулиниус отдавал приказы матросу у штурвала.
— Вы говорите, что эта тачка стояла рядом с нашим каботажником? — озабоченно спросил Коплан.
— Ну да... Я увидел, как она останавливается, когда хотел пройти по причалу. Я даже подумал, что начинается заварушка, уже держал в руке «кольт» на случай, если бы эти типы попытались отбить Брондстеда.
— Странно, — озабоченно прошептал Франсис, вспомнив машину, выскочившую на эспланаду во время похищения Брондстеда. — Очень странно...
— Может быть, они собираются перехватить нас с помощью береговой охраны? — предположил встревоженный Кремер.
— Не могу себе представить, что они прибегнут к помощи властей. Это может плохо обернуться для них, а особенно для Брондстеда. Такие вещи обычно улаживают тихо.
И, покачав головой, Коплан добавил:
— Самое срочное дело — расколоть нашего изысканного радиолюбителя. Пойдемте со мной.
Они прошли в дальний конец коридора. Коплан открыл дверь одной из кают. Стоявший возле окна, в которое были видны удаляющиеся огни порта, Йорген Брондстед резко обернулся. Лицо исландского бизнесмена вновь приобрело нормальный цвет, казалось, хладнокровие вернулось к нему. Он смотрел на вошедших без вызова, но и без страха.
— Кончено, Брондстед, вы не спасете человечество от атомной чумы, — сказал Коплан издевательским тоном по-английски. — Скажите мне, где спрятаны ваши архивы, если не хотите, чтобы ваше пребывание на этом корабле стало очень неприятным...
Пленник окинул его враждебным взглядом.
— Для вас только это имеет значение? — с горькой язвительностью спросил он. — Уничтожить доказательства, что мир идет к своей гибели, не позволить узнать, что менее чем через десять лет резко возрастет заболеваемость лейкемией и раком... Браво, хорошая работа. Но украдете вы мои документы или нет, вы уже ничего не измените: все в руках людей, которые сумеют предать гласности правду и которые вне вашей досягаемости.
Это было сказано с яростью.
— Низко склоняюсь перед вашим альтруизмом, — насмешливо заметил Коплан, прислонившись к стене. — Это великолепный трюк, чтобы одурачить толпу инженеров и техников, которых беспокоят биологические последствия неумеренного развития ядерной энергетики, и обеспечить вам их добровольное сотрудничество. Но я лучше познакомился с вашими филантропическими чувствами с тех пор, как вы приказываете убирать из револьвера или карабина тех, кто не идет прямо по вашему пути.
У Брондстеда покраснели скулы, в глазах мелькнули искры.
— Вы лжете, — заявил он. — Вы пытаетесь оправдаться, обвиняя меня в невероятных преступлениях. Я всегда слишком уважал человеческую жизнь, чтобы прибегать к насилию.
— А я никогда не колеблюсь использовать его по той же причине, — парировал Коплан. — Один человек значит мало перед безопасностью одного или многих, и вы, должно быть, рассуждали так же, как и я, когда велели убить Энгельбректа.
Исландец вздрогнул:
— Я ничего не знал о смерти этого человека.
— Однако вы приказали Гертруд Карлсон больше не поддерживать с ним связь. На следующий день он получил две пули.
Внезапные переживания, масштаб его поражения, а также весть, что один из его агентов был убит, раздавили бизнесмена. Опустив голову, он старался побороть минутную слабость.
Наконец он поднял голову.
— Я поступил с Энгельбректом, как и со многими другими, — глухо заявил он. — Я обрываю контакт с информаторами, как только они сообщат мне необходимые сведения. Зачем я буду без нужды компрометировать их?
Коплан задумался.
Брондстед не отрицал, что отдал приказ прекратить контакты с Фредриком Энгельбректом. Он не ставил под сомнение ценность его информации. А причина, приведенная им, была очень достойна. Что ж тогда? Кто приказал стрелять в Энгельбректа и Скоглунда?
— Мне кое-что непонятно в организации вашего шпионажа, — внезапно признал Коплан. — С одной стороны, вы утверждаете, что расстаетесь со своими помощниками, как только они передают вам сведения, которые вы хотели получить. Стало быть, вы не ведете постоянного наблюдения за работами атомных центров?
— Нет.
— А с другой стороны, я знаю, что вы требуете топографические сведения о станциях и вспомогательных сооружениях. Что это может сказать о вреде отрасли?
Брондстед посмотрел на него, как будто хотел проникнуть в душу своего похитителя.
— Это нетрудно понять, — сказал он более уверенным голосом. — Вред атомной станции пропорционален мощности ее реактора, следовательно — количеству отработанного урана, который периодически извлекают из него для получения плутония. Кроме того, объем газообразных, жидких и твердых отходов, выбрасываемых в окружающую среду, зависит от этих количеств. Эти неиспользованные продукты распада и составляют опасность. Количество их постоянно возрастает и ежегодно достигает в одной только Англии более двухсот тонн! Главное, что я хочу знать — местонахождение атомных отходов, где и как они хранятся.
Глава 12
В каюте царила тишина, нарушаемая только урчанием мотора и воем ветра.
— У вас есть корреспондент в Хинкли Поэнте, в Англии? — спросил Коплан с непринужденным видом.
— Уже нет, — ответил Брондстед с легкой иронией.
— Кто те люди, на которых вы только что намекали и которые возьмут на себя предупреждение мирового общественного мнения?
Исландец поднялся.
— Этого вы никогда не узнаете. Если вы собираетесь заставить меня заговорить под пыткой, начинайте.
На его напряженном лице читалась фанатическая решимость, и можно было догадаться, что ни пытки, ни угрозы смерти не сломят его.
— Вы ведь совершенно не ожидали, что вас похитят или убьют? — вновь заговорил Франсис; его на первый взгляд несвязные вопросы преследовали конкретную цель.
Брондстед расслабился.
— Я всегда имел в виду такую возможность, — признал он, — но не предполагал, что она так близка.
— У вас нет телохранителей?
Брондстед расслабился.
— Я всегда имел в виду такую возможность, — признал он, — но не предполагал, что она так близка.
— У вас нет телохранителей?
— Нет. Я взял на себя миссию и несу полную ответственность за нее. Мне никогда не приходило в голову нанимать головорезов, чтобы защищать свою жизнь.
Коплан язвительно взглянул на него:
— А те двое, кого вы отправили встретить меня у фьорда Арканес, были мальчиками из хора...
Лицо Брондстеда выразило полное удивление.
— Я? — растерялся он. — Да если бы я подозревал, что вы меня похитите, я бы вскочил в первый же вылетающий самолет и вы бы никогда меня не нашли, гарантирую!
Его голос дрожал от искренности. Однако Коплана убедило не это.
— Вы никогда не думали, что можете оказаться простофилей? — спросил он, уперев руки в бока.
Голова Брондстеда дернулась, как будто он получил пощечину, и на скулах выступил румянец.
— Что означает это...
Коплан перебил его.
— Почему вы так уверены, что ваши сведения используются так, как вы бы хотели?
Брондстед приоткрыл рот, облизал губы, потом пролепетал:
— Высокая мораль и совесть...
— Это слова, — отрезал Коплан. — Как вы контролируете это использование? Каким способом?
Побагровевший исландец замолчал. Франсис продолжил:
— Нужен был человек, беспредельно верящий в свою роль спасителя, чтобы организовать такую сеть, как ваша. Убежденный, морально безупречный и готовый на любые жертвы. Чокнутый, чего уж там... И нашли вас! Вас использовали, обвели вокруг пальца. Даже больше — вы непреодолимая стена, защищающая грязную сволочь, убийц, чьи цели диаметрально противоположны вашим.
Коплан подошел к Брондстеду, глядя ему прямо в глаза.
— У меня есть доказательства, — произнес Коплан невозмутимым тоном. — Вы сами и ваша сеть находитесь под наблюдением террористической группировки. Ей стало известно, что Энгельбрект — советский двойной агент, и она его устранила. Считая, что Скоглунда арестовывает полиция, она решила закрыть ему рот. Она засекла меня в Рейкьявике и подготовила мне ловушку... Если бы эта группировка была вашим противником, вас уже не было бы в живых!
Пораженный Брондстед застыл. Аргументы собеседника били его, словно пощечины.
Что же касается Коплана, его главной задачей было убедить исландца.
— Значит, вы не понимаете, что ядерные отходы — военная цель колоссальной важности? — сурово настаивал он, — Что если их взорвать, они выбросят в воздух столько всего, что можно отравить миллионы людей? Что расположение в удаленных местах делает их особо уязвимыми для действий террористов? И что в действительности вы — винтик механизма, способного вызвать жуткие катаклизмы?
Мысли Брондстеда смешались. Ужасная сторона проблемы, всегда волновавшей его, была резко обнажена: он думал только о медленном и необратимом расползании атомных отходов, показали же ему, что оно может быть ускорено умышленно произведенным взрывом.
Смертельно бледный, он ухватился за последние остатки своей веры.
— Вы... Это только ваши предположения, — запротестовал он. — Ничто не доказывает...
— Пока что нет. Но ничто не доказывает и обратного, и если завтра в различных странах разразятся катастрофы, доказательство будет ярким, но слишком запоздавшим. Смените лагерь, Брондстед, иначе вы будете нести чудовищную ответственность за то, что произойдет. Назовите по доброй воле тех, кто получает от вас информацию!
Пленник сжался. Ему нечем было возразить на слова собеседника.
Брондстед действительно не мог защищаться, у него не было доказательств порядочности тех, чьим уполномоченным он являлся. Это была просто убежденность.
Коплан не стал давить на бизнесмена. Заронив в него искру сомнения, он должен был дать ему время осознать трагизм положения.
Франсис бросил взгляд на Кремера, который только теперь наконец догадался снять плащ. Корабль сильно качало, и во время этой несложной операции люксембуржец дважды терял равновесие.
Голос Коплана зазвучал вновь.
— Есть в вашем окружении человек, имеющий синий «крайслер» или черный «студебеккер»? — спросил он Брондстеда.
Кремер нахмурился. Исландец, выведенный из задумчивости, казалось, удивился простоте вопроса.
Он прищурил глаза, потом через мгновение произнес:
— Да, у директора отдела оснащения моих траулеров «студебеккер», а его инженер по двигателям ездит на «крайслере». Ну и что?
Коплан обменялся с Кремером заговорщицким взглядом. Завеса расползалась.
— На дороге в Акранес, — объяснил Франсис, дрожа от сдерживаемого нетерпения, — два бандита, ожидавшие меня, стояли возле синего «крайслера». Когда мы уезжали сегодня вечером с телерадарной станции, примчался «студебеккер» и я едва не врезался в него. Эта машина появилась на пристани незадолго до отхода нашего судна. Она остановилась, потом уехала.
Он нагнулся к Брондстеду, схватил его за плечо.
— Теперь поняли? Один из ваших ближайших сотрудников руководит преступной организацией! Доказательство? Авария с электричеством сообщила ему, что происходит нечто необычное. Он бросился к станции, где, как он знает, находились вы, чтобы вытащить вас из беды, если будет необходимость. Приехав туда поздно, он отправился на поиски. Как вас могли вывезти из Исландии? Через порт, естественно. Этот корабль был готов к отплытию. Прошло около получаса... Как же получилось, что за нами не гонится быстрый полицейский катер? Тряся исландца, он крикнул:
— Потому что эти преданные служащие предпочитают теперь предоставить вас вашей судьбе! Вы провалились, пропали, погибли... Вы — лимон, который выжали до конца и выбросили...
Он резко оставил Брондстеда, совершенно оглушенного.
— Следите за ним, — велел он Кремеру. — Не дайте сделать глупость, он мне еще понадобится.
Он выскочил из каюты, пробежал по коридору, вышел на палубу, под холодный ветер. Быстро поднявшись по лестнице, он отодвинул дверь рулевой рубки.
— Тулиниус! — крикнул он, чтобы перекрыть шум ветра. — Поворот и курс на Акюрейри. Программа меняется!
— А? Что? — подскочил капитан.
— Возвращаемся, — подтвердил Коплан. — Вас не вызывали по радио? За нами не гонится полиция?
— Нет, бог ты мой! — заворчал Тулиниус. — Зачем бросаться в пасть волку, если нам повезло уйти тихо?
— Потому что Брондстед раскололся и поможет мне, — объяснил Франсис, уверенный в себе. — Разворачивайте посудину, и полный вперед.
— Я иду на пятнадцати узлах! — бросил обиженный капитан. — У меня каботажник, а не «Куин Элизабет».
— Прибавьте скорость!
Франсис задвинул дверь. С мостика он посмотрел на беловатые скалы, потом на бурлящие воды моря. Он определил изменение скорости корабля по медленной перемене положения форштевня по отношению к горизонту.
Уверенный, что «Ватна» вернется в порт приписки, Коплан спустился по лестнице и пошел по коридору. Он нашел Кремера и Брондстеда в каюте, и ему показалось, что ни тот, ни другой не пошевелились с момента его ухода.
— Ну, вам хватило времени свериться с совестью? — осведомился он. — Вы знаете, что в любом случае подпадете под обвинение в покушении на безопасность стран — членов Атлантического пакта, в хищении сведений военного характера и так далее. Самое худшее, что вы можете увлечь в свое падение сотни хороших людей, которые, как и вы, были твердо уверены, что борются против зла, которое несет прогресс.
Брондстед с искаженным лицом пробормотал:
— Они, как и я, заплатят за свой идеализм.
— Слабое утешение для их семей, — сухо заметил Франсис. — Не все они богаты так, как вы.
Он взял единственный свободный стул, поставил его перед Брондстедом и сел верхом, положив руки на спинку.
— Вы не думаете, что было бы лучше избавить их от ареста? — спросил он, не сводя с собеседника задумчивых глаз. — Я ставлю судьбу этих бесчисленных наивных людей против судьбы преступников, которых вы покрываете. От стюарда Йонссона контрразведывательные службы узнают руководителей вашей сети в разных странах, а остальное пойдет само собой. Должен ли я дать сигнал к этому?
У совершенно ошарашенного Брондстеда уже не было выбора. Если он действовал совместно с мафией, о некоторых довольно зловещих действиях которой он только что узнал, он приносил в жертву своих корреспондентов.
Он переживал мучительную борьбу, тем более что перестал видеть в своем тюремщике простого исполнителя, желающего во что бы то ни стало захватить его досье. Психологический натиск, которому он подвергся, поколебал его уверенность.
— Представьте мне единственное реальное доказательство, — почти взмолился он. — Материальное, конкретное. Я не могу довериться вашим утверждениям и сразу признать, что я работал на поджигателей войны.
— Согласен, — сказал Коплан. — Вы получите его сегодня же вечером, так как мы идем в Акюрейри.