Дронго не сомневался, что его сейчас ищут по всему Ташкенту, пытаясь вычислить, куда именно он мог сбежать. А он находился в двухстах километрах от столицы Узбекистана и ждал поезда, чтобы вернуться наконец в Москву.
Он сразу понял тогда, в кабинете банкира, что его вычислили. Это было видно по лицу Будагова, это ясно читалось в каждом его движении. Из этого следовало сделать вывод, что, во-первых, здесь действовали профессионалы достаточно высокого класса, если смогли так быстро его разоблачить, а во-вторых, что Будагов связан с некими людьми, для которых само присутствие Дронго в Ташкенте крайне нежелательно. И хотя сам Дронго так и не сумел выяснить, почему Чешихин приезжал в Ташкент к Будагову, само наличие этих двух очень важных фактов давало достаточную пищу для размышлений. Но в кабинете банкира в первую очередь нужно было думать о своем спасении. Бежать было нельзя, Дронго видел этот лихорадочный блеск гончей собаки в глазах Будагова и понимал, что его встретят на улице, едва он покинет здание банка. Оружия у него не было. Оставалось придумать нечто спасительное.
В кабинете Будагова было несколько встроенных шкафов довольно большого объема, и он, быстро приняв решение, спрятался в одном из них. Когда банкир обнаружил, что его нет, он принялся громко орать, даже не догадавшись спросить у своего секретаря-девушки, выходил ли гость из кабинета или не выходил. Впрочем, представить себе, что человек спасается от смерти, спрятавшись в твоем собственном шкафу, — это действительно невероятно. Но после того, как все выбежали в коридор, Дронго перешел в комнату отдыха банкира, где расположился с большим комфортом.
Он понимал, что его будут искать. Особенно этот блондин Валдис, выделявшийся своей кошачьей походкой и цепким, запоминающимся взглядом голубых глаз. Так вскоре и получилось. Из банка удалили всех сотрудников, а четверо людей Валдиса начали осмотр помещения. И тут их подвела самоуверенность. Все четверо были вооружены. И все четверо знали, что преследуемый объект не имеет оружия, а значит, в какой-то момент все четверо потеряли привычное чувство опасности, несколько переоценив свои возможности. Если бы у него был пистолет и они об этом знали бы, всё могло сложиться гораздо труднее для Дронго. В таком случае они передвигались бы по зданию банка с очень большой осторожностью, опасаясь за свою жизнь. Но прекрасно зная, что оружия нет и не может быть, они действовали спокойно, нахально, даже бесцеремонно. И, конечно, поплатились за это.
Для первой пары он просто натянул провод в коридоре. Один сразу упал, другой обернулся и получил сильный удар по голове. Причем удар был действительно сильный, и Дронго даже потом встревоженно провепял пульс лежавшего в коридоре преследователя. Меньше всего ему хотелось кого-то убивать.
Второго из нападавших он отнес в склад, где связал и оставил. Пистолеты обоих он забрал себе. Но затем ему пришла в голову еще более оригинальная мысль и он оставил оба пистолета рядом с телами нападавших. Можно было представить себе лица остальных преследователей. Все получилось, как он рассчитал. Валдис и его напарник ворвались на склад на четвертом этаже, где сидел их связанный товарищ. Пока они пытались его освободить, Дронго нарочно уронил стул на третьем. Валдис, опять забыв об осторожности, ведь все пистолеты были у них, ринулся вниз. А он, поднявшись с другой стороны, просто потянул веревку, привязанную к ручке двери склада, запирая двоих оставшихся там людей.
Пока Валдис решал, что ему нужно делать, Дронго демонстративно прошел в одну из комнат, где все уже было приготовлено к «приему гостей». Валдис, взбешенный неудачами и зная (все-таки психология в таком деле самая главная вещь), что у Дронго нет оружия, попытался сам ворваться в комнату и выстрелил в замок, после чего взрывной волной на него опрокинулась дверь.
Выйти из здания было проще простого. К этому времени в банк уже ворвались десятки работников милиции и врачей. Были среди них и сотрудники банка. И, конечно, никто никого не знал. В наступившей панике он спокойно ушел и, поймав попутную машину, почти сразу выехал за город, не сожалея об оставшейся у Юсуфа-ака зубной щетке. Возвращаться к старику было никак нельзя. Можно было подвести и самого старика, и его семью. А этого Дронго очень не хотелось.
И вот теперь он уже второй час сидит прямо на земле под жарким осенним солнцем, ожидая, когда наконец сюда подойдет этот злосчастный поезд. И думать в такую жару почти невозможно. Но если сидеть просто без дела, то вообще можно сойти с ума. Приходится заниматься хоть чем-то.
Можно уверенно сказать, что преступная цепочка Будагов, Камалов и этот Валдис не ограничивается тремя лицами. Там есть еще кто-то, от кого цепочка идет и дальше, и выше. Судя по всему, цепочка представляет собой достаточно сильную цепь, если было принято решение о ликвидации начальника милиции Рахимова. На такие дела мафия обычно в одиночку не решается. Здесь нужна санкция очень большого человека, который сможет в случае необходимости прикрыть всех. И это даже не прокурор города Камалов, а некто еще повыше.
Он сидел на земле и ждал поезда. Это было одно из редких мгновений его жизни, когда можно было просто сидеть и ничего не делать. Не бояться очередного выстрела в спину, не ожидать внезапного телефонного звонка, не опасаться предательства. Наделенный душой и способностью чувствовать человек, думал Дронго, всегда остается один. Едва осознав себя как личность, он уже пытается осмыслить мир через призму собственного восприятия, собственного поиска смысла жизни. Может, поэтому все наши попытки по построению идеального человеческого общества обречены на неудачу, ибо невозможно переделать человека — его страхи и сомнения, его пороки и добродетели.
Впервые в жизни он думал не о конкретном задании, которое нужно выполнить, а вообще о смысле своего существования на этой земле. Все идеалы, под знаменем которых проходила его молодость, оказались либо ложными, либо преданными. Университет, в котором он учился, уже назывался по-другому. Раньше он носил гордое имя пламенного революционера, теперь назывался именем его идеологического противника, вовремя успевшего сбежать на Запад и оттуда проклинать собственную страну, считая, что можно пойти даже на соглашение с фашистами «третьего рейха» в надежде свалить существующую на своей Родине систему.
В партию, в которую Дронго вступил в двадцать четыре года, уже не верил никто. Даже новые лидеры партии видели в ней лишь инструмент для достижения собственных амбициозных целей, а не средство защиты трудящихся. Первые годы после развала Дронго еще верил, что огромная страна, которой он отдал свою жизнь и судьбу, еще восстановится. Но реальность, в которую не хотелось верить и которая была слишком очевидна для такого блестящего аналитика, как Дронго давала о себе знать. Страна, в которую он верил и защищал, больше не существовала. И никогда не могла возродиться в том состоянии, в каком она прежде пребывала. И это тоже была реальность, с очевидностью которой нужно было считаться.
Даже те службы, с которыми он работал, уже больше не существовали. Теперь оставшаяся часть этих служб размещалась в другом государстве, и он формально мог быть даже обвинен в шпионаже в пользу чужой страны. Чужой. Москва уже не была столицей его родины, Таллинн и Киев, Ташкент и Рига уже не были городами его страны. Во многие из этих столиц теперь нужно было получить визу, если её, конечно, еще захотят дать. И так было во всем.
Из блестящего эксперта с очень большими перспективами он превратился по существу в лицо без профессии. Нельзя было серьезно считать профессией его работу в журнале, где он появлялся на несколько часов в день.
Прожив полжизни, он потерял все — свою страну, любимых женщин, с которыми не мог быть до конца откровенен в силу своей профессии, саму профессию, которая оказалась ненужной в его маленькой, но суверенной стране.
Конечно, можно было успокаивать себя тем, что его деятельность объективно принесла пользу очень многим людям — он ловил торговцев наркотиками и контрабандистов, боролся против национальных мафий и бандитских групп, разгадывал трудные кроссворды зарубежных разведслужб и разоблачал иностранных агентов. Но все это вдруг начинало казаться мелким и ненужным. Сама его жизнь — сложная и богатая приключениями, вдруг оказалась пустой, словно в ней не было того стержня, на котором могла состояться его судьба. Не было семьи, которую он так и не создал за годы своих странствий, и не было страны, которую он так любил и защищал. И это был подлинный итог его нелегкой судьбы, словно та нелегкая плата за успехи, коими он мог гордиться.
По-настоящему он любил только одну женщину в своей жизни — Натали Брэй. Она погибла осенью девяносто первого, спасая ему жизнь. В этом было какое-то роковое совпадение. Осенью девяносто первого окончательно развалилась страна, в которую он верил и которой служил. Он встречал после этого много женщин, но ни одна из них не была похожа на Натали. Впервые они познакомились в Вене двенадцатого ноября восемьдесят восьмого года. И уже спустя менее чем месяц — третьего декабря расстались в Буэнос-Айресе, так ничего и не сказав друг другу. Вернее, сказав все в последнюю минуту. И именно тогда он узнал её настоящее имя — Натали.
Потом было его тяжелое ранение и несколько лет, проведенных дома. Когда, наконец, они снова увиделись, была поздняя осень девяносто первого. Там они впервые любили друг друга. И там он потерял Натали. Все женщины, с которыми он потом встречался, напоминали ему Натали. Или он хотел, чтобы они были немного похожи на Натали. Он вспомнил известную фразу — «Если у тебя было много женщин — значит, ты не знал женщину. Если у тебя была одна женщина — значит, ты знал женщину». Натали и была той единственной, в которую можно влюбиться только один раз в жизни. И после смерти которой ты чувствуешь свое самое страшное одиночество во всей Вселенной.
Он сидел на земле и ждал поезда. Даже выходя победителем из тяжелейших положений, в опасных схватках с труднейшими противниками он не чувствовал полного удовлетворения. Словно что-то ушло, что-то сломалось. Раз и навсегда. Может, поэтому он и не брал пистолеты нападавших на него в банке преследователей, словно еще и еще раз пытаясь сыграть в рулетку с судьбой, пытаясь обмануть самого себя, пытаясь выйти победителем при неравных условиях.
Дронго чувствовал, что с ним происходит медленная трансформация. Из азартного, увлеченного, веселого человека он становился меланхоликом и циником. Он знал, что скоро подойдет поезд, и он снова превратится в супермена, прекрасного аналитика и лучшего эксперта, который снова и снова будет разоблачать негодяев, бороться против мафии, ловить чужих шпионов и помогать собственным разведчикам. Но все это будет только тогда, когда сюда подойдет поезд. Тот самый, которого он ждет.
А пока он сидит на земле и, подняв голову, ловит лучи уходящего солнца. Может быть, эти приступы меланхолии — та необходимая доза лекарства, которое, собственно, и лечит его. Может быть, это наркотик, позволяющий забывать на мгновенье кто он и где он.
Он сидел на земле и ждал поезда…
ГЛАВА 15
На третью дачу покойного главы компании «Делос» поехали Серминов, Пахомов и Комаров. А сам Женя Чижов и вызванный специально для этого капитан Перцов отправились в Люберцы, куда уже выехала оперативная группа милиции, пытающаяся выяснить, что именно произошло с ушедшим вчера из дому Олегом Пеньковым.
Непонятно почему, но Чижову было стыдно возвращаться туда. Он даже немного позавидовал Антону, уехавшему вместе с Пахомовым. Ему казалось, что своим приездом вчера в этот дом он навлек несчастье на семью Пеньковых, словно вызвал тот обвал, который неожиданно начинается в горах от неосторожно брошенного камня.
В этот раз, конечно, не было никакого чая. Всхлипывая и причитая, женщина рассказывала то, что он, собственно, знал еще вчера. Кто-то пришел за её сыном за несколько минут до их появления. И Олег ушел прямо в спортивном костюме, сказав, что сейчас вернется. И до сих пор не пришел домой.
Сотрудники милиции опрашивали свидетелей внизу, во дворе. Какая-то девочка видела, как Олег садился в белую «Волгу». Вместе с ним было несколько чужих мужчин в костюмах. Ни номера машины, ни этих мужчин девочка, конечно, не запомнила. На всякий случай обзвонили все морги и больницы. Пенькова не было нигде, он исчез, словно провалился сквозь землю. Чижов добросовестно провел в Люберцах почти весь день, но вернулся в прокуратуру, не имея никаких результатов, кроме показаний девочки. Он был расстроен и зол. Нужно было вызвать Пенькова из ванной, ругал себя Чижов. Может, тогда они знали бы эту квартиру на Фрунзенской набережной.
В кабинете Пахомова уже была собрана вся группа. Приехал даже Комаров. На даче у Анисова нашли множество фотографий самого главы компании с убитым Караухиным и другими не менее известными людьми. На одной из фотографий Анисов был с министром энергетики и топлива. Тем самым министром, от которого зависело и согласие на поставки через «Делос» сырой нефти в соседние страны.
Но ничего более конкретного найти не удалось. Перцов коротко сообщил, что проверка, проведенная по найденному у сгоревшей машины ножу, ничего не дала. Установить, откуда взялся этот нож, не смогли. Возможно, его обронил кто-то из случайных прохожих. Соболев также не добавил ничего утешительного. Несмотря на то, что были задействованы многочисленные стукачи и агенты уголовного розыска, ничего конкретного их информация не принесла, за исключением того, что Караухина убили явно профессионалы, и многие осведомители просто боялись говорить на эту тему со своими «ведомыми». Считалось, что в такие дела лучше не вмешиваться.
Следствие по делу об убийстве банкира Караухина пока имело нулевой результат, если не считать уже вполне доказанной гипотезы о параллельном убийстве помощника банкира Чешихина. Пахомов подводил итоги мрачным неприятным голосом.
— Нужно все-таки понять, что связывало Караухина и Чешихина, кроме их основной работы. У банкира было трое помощников, но убили именно Чешихина. Нужно знать — почему именно его. Что он знал такого, чего не знали другие помощники. Вы меня понимаете?
Все молчали.
— Нужно проверить, чем именно занимался Чешихин с момента убийства Караухина, — предложил Комаров, — по дням и, если можно, по часам.
— Правильно, — согласился Пахомов, — но мы все это уже проверяли. Перцов, почему вы молчите, кажется, вы ведете дело об убийстве Чешихина? Вы все выяснили?
— В день похорон он улетал в Ташкент, я вам докладывал об этом. Остальные дни он ходил на работу, выполнял свои обязанности, все, как обычно. Был один раз на свадьбе своего друга. Вот и все.
— К кому он летал на свадьбу? — уточнил Комаров.
— В филиал их банка в Узбекистане. Был там всего один день. Потом прилетел обратно. Его встречал водитель банка. Из аэропорта поехал прямо домой, ни к кому не заезжал. Это я проверил точно.
— Я тоже проверял, — вмешался Серминов, — говорил с Ташкентом. Он встречался там только с руководством их банка. Машина его привезла и увезла. Ни с кем больше не встречался. — Комаров огорченно поднял брови, взглянув на Пахомова.
— Вот видишь, — хмуро закончил Павел Алексеевич, — никаких зацепок.
— Но почему-то он улетел в день похорон, — не сдавался Комаров.
— В банках бывают неотложные дела, — парировал Пахомов. Наступило молчание.
— Так и будем сидеть молча? — спросил Пахомов. — У нас уже три убийства, если не четыре. Застрелен Караухин. Сбит Чешихин. Убит Анисов. Пропал Пеньков. По-моему, вполне достаточно на одно уголовное дело. И у нас на руках нет ничего, абсолютно ничего. Нужно работать более предметно. Чижов, составь список всех квартир по тому адресу, который тебе дал Тимур. Будем проверять все квартиры.
— Там же огромный дом, — взвился следователь.
— Будем проверять все квартиры, — жестко произнес Пахомов. — Перцов, разберитесь наконец с ножом. Это ведь очень важное вещественное доказательство. Серминов ведет дело Анисова. Возьми экспертов и начинай проверку компании «Делос».
— Я ведь уже столько дней сидел в банке Караухина, — напомнил Серминов, — опять сидеть вместе с этими экспертами.
— Другого выхода нет. Ты какой-то мрачный. Что вы с Чижовым договорились, что ли? И еще Перцов сидит, как всегда, хмурый. Здесь только мне полагается быть мрачным, потому что шею мне мылить будут. Этот миллион долларов всех с ума свел. Каждый со своим советом лезет. А вы все сидите такие злые. Можно подумать, это я убивал Караухина и всех остальных. Что у нас с пропавшим Пеньковым?
— Милиция ищет, — ответил Чижов, — если разрешите, я…
— Не разрешаю, — жестко отрезал Пахомов, — пусть милиция ищет. Прокуратура, как мне известно, еще не разыскивает пропавших без вести людей. Соболев возьмет под контроль розыск исчезнувшего Пенькова. Товарища Комарова мы попросим подключить к этому делу сотрудников ФСБ.
— Мы уже дали оперативную установку на розыск Пенькова, — кивнул Комаров, — мне обещали связаться с милицией. — Он посмотрел на часы. — Я должен быть на совещании. Если я больше не нужен…
Комаров соблюдал при людях дистанцию, признавая Пахомова старшим по должности в их группе.
— Да, конечно, — согласился Павел Алексеевич, — все свободны. Чижова прошу задержаться.
Все задвигали стульями, выходя из кабинета. Когда все ушли, Пахомов посмотрел на Чижова. Долго смотрел. Потом спросил:
— Ну, что ты обо всем этом думаешь?
— Ничего хорошего, — честно ответил Чижов, — если будем так расследовать дело, никогда ничего не найдем.
— Это все, что ты мне хочешь сказать?
— Нет не все. Почему Пеньков исчез за пять минут до нашего появления? Ведь его сестра сказала мне, что он купается и будет нас ждать. Почему он так неожиданно исчез? Именно в момент нашего появления.
— А сам что думаешь? — Пахомов пристально смотрел на молодого коллегу.
— Они знали, что мы едем за Пеньковым, — немного неуверенно сказал Чижов, выдержав взгляд старшего товарища.