— Постой минуточку, — перебила она его и бабочкой полетела к таксофону.
Как она потом будет раскаиваться в своем порыве и уверять Юльку, что это бес попутал. А ведь могла бы просто уйти и больше никогда не встретиться с ним. У нее сначала было такое желание, так нет, она сделала кардинально противоположное.
Инга набрала Юлькин номер и попросила разрешения привести в гости ее нового друга. Вот тут произошла вторая странность. Юлька — девушка строгих правил — без всяких раздумий позволила подруге явиться в дом с посторонним мужчиной.
13
Вернувшись в контору, Батурин еще раз перечитал заключение экспертов. Крышу подвала под окном они, конечно, не обработали. Впрочем, в этом не было необходимости. На подоконнике не обнаружено следов обуви. Но, возможно, убийца вставал на подоконник коленкой. Ведь на нем четко отпечаталась распластанная ладонь, причем та же, что на телефонной трубке и на столе.
Немного поразмыслив, Батурин сорвал с аппарата трубку, набрал номер Игошина и коротко произнес:
— Выпустите Ягуткина.
— Под подписку о невыезде?
— Без всякой подписки…
Батурин еще до разговора с водителем догадался, что Ягуткин к этой истории не имеет никакого отношения. Убийца молодой, высокий и спортивный. Ягуткин хоть и высокий, но абсолютно не спортивный. Вряд ли он с легкостью подтянется на руках с крыши пристройки на редакционный подоконник.
Итак, несмотря на отсутствие следов ног на подоконнике, картина, кажется, начинает проясняться: убийца влез в окно за час до прихода Вороновича. Мыло и веревка у него были с собой. Преступник позвонил будущей жертве домой с его же рабочего телефона. Тут сторож не ошибся. Он действительно слышал в отделе звуки набираемого телефона. После чего преступник не спеша натер веревку мылом, сделал петлю, открыл кабинет, втащил в него стол, при помощи него и стула накинул на крюк веревку и стал ждать.
Вот тут очень важный момент: веревка была накинута на крюк до прихода Вороновича. А стол, естественно, выставлен обратно в коридор. Что касается мыла, то преступник, скорее всего, положил его обратно в карман. О дальнейшем можно только догадываться.
Что у них произошло, почему Воронович безропотно позволил надеть на себя петлю — это загадка. Но факт остается фактом. Через пятнадцать минут после своего прихода заведующий отделом уже висел на крюке от люстры. Убийца положил под него стул и удалился тем же путем, через окно. Причем сделал это без суеты, не спеша, аккуратно задернув за собой штору и плотно прикрыв рамы.
Следователь достал из папки заключение вскрытия и внимательно перечел. Никаких следов борьбы, никаких синяков, ссадин, только на шее над сонной артерией небольшая гематома. Батурин удивился тому, что не заметил эту деталь при первом прочтении. В ту же минуту он позвонил патологоанатому и спросил:
— Может, этот синяк на шее оставил чей-то палец?
— Почему нет? — ответил патологоанатом. — Но когда душат, обычно оказывают сопротивление. Что-то не похоже, чтобы жертва сопротивлялась.
«Вот-вот, — подумал следователь. — И медэксперт так же думает». Итак, жертва не думала сопротивляться, когда ей пальцами перекрывали сонную артерию. Это, по меньшей мере, странно. Тут одно из двух: либо жертва была в шоке, либо удушение произошло слишком неожиданно. Также очевидно и то, что Воронович хорошо знал убийцу, поэтому не поднял шума. Тут сомнений никаких: преступник был частым гостем в редакции. Об этом свидетельствует и то, что Воронович, войдя в кабинет и увидев постороннего человека, не поднял шума, несмотря на то, что с потолка свисала петля. Хотя подобное не могло не насторожить. И наконец, преступник хорошо знал двор. Он вылез из кабинета не торопясь, а значит, не опасаясь, что его могут заметить из соседних окон. Вывод: он хорошо изучил распорядок соседних контор, окна которых выходят во двор, а значит, знал, что рабочий день у большинства из них начинается с девяти. Он покинул двор самое большее двадцать минут девятого.
Теперь об убийце. Тут напрашивается естественный вопрос: кому, кроме Ягуткина, нужно убийство Вороновича? Разумеется, его жене. Такая мысль пришла следователю сразу после того, как он узнал, что Римма Герасимовна утаивает от любовника очень важный факт, который в один день мог кардинально переменить их жизнь. Это подозрение, что вдова не так проста, как хочет казаться, подтвердил и водитель, случайно увидевший, как она садилась в машину поэта Скатова. Однако ничего не происходит случайно!
— Так-так, — бормотал себе под нос следователь, напрягаясь от нахлынувших догадок. — Значит, ей Ягуткин больше не нужен. Ей нужен орел! Ну-ну.
Начальник следственного отдела вызвал Игошина.
— Задача очень деликатная, — поднял палец Батурин. — Нужно сегодня же выяснить, действительно ли у мадам Воронович роман с этим поэтом Скатовым. Если это действительно так, вы должны каким-то образом добыть его отпечатки пальцев. Задача ясна?
Игошин кивнул и удалился с радостной улыбкой. Теперь самое время заняться юной любовницей покойного, утверждавшей, что знает убийцу. Это, конечно, не серьезно, но чем черт не шутит? Следователь позвонил психологу, который после него беседовал с девушкой, и полюбопытствовал, можно ли доверять ее информации. Тот по поводу Инги сочувственно поцокал языком:
— Боюсь, что девушке не только нельзя верить, ее даже нельзя допрашивать. У нее все признаки параноидального бреда. Я ей выписал направление на обследование.
— Неужели так плоха? — нахмурился следователь.
— У нее классическая шизофрения. Она утверждает, что переспала с Сатаной и теперь ждет от него ребенка. Как вам такие заявочки, Анатолий Семенович? Еще она уверяет, что из-за этого погибло трое ее друзей.
— Из-за того, что переспала?
— Ну да! У них такой сатанинский закон. Чтобы зачать демона, нужно погубить три души. А чтобы нормально разродиться — нужно загубить девять.
— Сурово, — усмехнулся Батурин. — А что, она действительно беременна?
— Вот этого я не знаю. С ее слов как бы да. Во всяком случае, она рассказывала, что, когда ходила в женскую консультацию, чтобы взять направление на аборт, на нее напали трое бандитов. Они якобы привязались к ней сразу, как только она вышла из женской консультации. Бандиты преследовали ее на «Вольво» от Макдоналдса до театра на Бронной. Потом выскочили и поволокли ее в машину при всем честном народе. Если бы не какой-то мужчина, то ее бы уже не было в живых. Вот такие фантазии у этой девушки. А вы спрашиваете, верить ли ее информации?
— На Бронной, говорите, — не поверил ушам следователь. — А когда это было?
— Ну, конечно же, в пятницу тринадцатого, — засмеялся психолог. — Но это только цветочки, Анатолий Семенович. В этот же день, по ее словам, произошло еще несколько ужасных событий. Приезжает она утром к одной своей знакомой, а у нее в доме два трупа. Тогда она едет к другому знакомому, а он, как назло, повесился. Тогда она бежит домой к маме, но мамы дома нет, и покоя тоже нет. Приезжает милиция и тащит ее на допрос по поводу ее повешенного друга. После этого она отправляется в женскую консультацию, — куда же еще можно отправиться после допроса? — и вот тут на нее нападают бандиты. Просто фильм ужасов, Анатолий Семенович! Не находите? Однако следователю было не до смеха.
— Как вы думаете, с чем связана ее шизофрения? — спросил он озабоченно.
— Думаю, она сильно чем-то напугана.
14
Еще на пороге, вежливо представив молодого человека, Инга поняла, что ее тревоги по поводу косых Юлькиных взглядов были напрасны. Юлька не выразила никакого недовольства от их прихода. Гость с хозяйкой мило улыбнулись друг другу — по всей видимости, знакомый подруги пришелся Юльке по душе.
Они проследовали в зал, сели за столик и принялись светски беседовать. Инга молча отправилась на кухню протирать бокалы и вскрывать овощные консервы. В голове роилось, что у него с Юлькой, пожалуй, больше точек соприкосновения, но все равно орудовать на кухне консервным ножом — не совсем женское занятие.
Каждый раз, когда она вплывала в зал с тарелками в руках, собеседники поднимали на нее глаза, однако разговора не прерывали, будто Инга не более чем служанка, будто не она закадрила и привела сегодняшнего гостя.
Она злилась на Юльку, на себя, на него, но внешне оставалась милой и хладнокровной. Наконец, когда все было откупорено, расставлено, налито и намазано на хлеб, они расселись вокруг стола и начали чопорно чокаться. Но и тогда милая парочка не оставила своего разговора.
Инге было скучно их слушать. К тому же она все больше чувствовала себя лишней. От этого настроение портилось и очень хотелось курить. Не дождавшись тоста, она залпом опустошила второй бокал, затем третий, после чего с сигаретой во рту демонстративно ушла на кухню. Но ее кавалер, вопреки ожиданиям, не отправился следом. Расстроенно драконя в форточку, она с обидой слушала, как весело смеется хозяйка и как несет заумную чепуху ее самарский чувачок.
Инге было скучно их слушать. К тому же она все больше чувствовала себя лишней. От этого настроение портилось и очень хотелось курить. Не дождавшись тоста, она залпом опустошила второй бокал, затем третий, после чего с сигаретой во рту демонстративно ушла на кухню. Но ее кавалер, вопреки ожиданиям, не отправился следом. Расстроенно драконя в форточку, она с обидой слушала, как весело смеется хозяйка и как несет заумную чепуху ее самарский чувачок.
Когда некоторое время спустя Инга вернулась в компанию, то девушке показалось, что ее отсутствия никто не заметил. Они развеселились, разрумянились и теперь сыпали в тон друг другу идиотскими шутками.
— Если вы были египетской жрицей, значит, знания добра и зла давно открыты вашей сущности. Значит, ваша эволюция на Земле теоретически должна закончиться.
— Но, возможно, я здесь с определенной миссией.
— С определенной миссией приходят только святые, и то в качестве жертвы.
— А меня в детстве пытались принести в жертву! — засмеялась Юлька, и Инга подумала, что у подруги окончательно съехала крыша. Это от долгого отсутствия мужа.
Внезапно заболтавшаяся хозяйка взглянула на часы и мило присвистнула. Она виновато улыбнулась, извинилась и грациозно удалилась в спальню.
Сразу же сделалось тихо и неловко. Инга почувствовала, как насторожился гость, не знающий, что делать дальше: начать ли уже откланиваться или предложить еще ликера. «Никаких прощаний!» — решила твердо Инга.
Девушка томно вздохнула и меланхолично закурила. Затем, не спеша, поднялась с кресла и таинственно проследовала к окну. У окна она встала в такую позу, что у молодого человека перехватило дыхание. Сердце девушки слегка екнуло, когда она услышала сзади легкий скрип кресла. Он подошел совсем близко и горячо шепнул, коснувшись губами ее затылка:
— Мне уматывать, насколько я понял?
Искусительница выдержала паузу, неторопливо швырнула сигарету в окно и вдруг жарко обняла его за шею.
15
Разговор с психологом оставил у следователя тяжелый осадок. Конечно, он заметил, что девушка несколько заговаривается, но заметил не сразу. В тот день он и подумать не мог, что девушка больна до такой степени.
После невеселых раздумий Анатолий Семенович набрал рабочий номер жены и спросил:
— Ты в пятницу мне рассказывала, как на Бронной какие-то бандиты напали на девушку. Ты помнишь?
— Ну, помню. Только это не бандиты, а дебилы-подростки. Точнее, переростки.
— Это не важно. Ты можешь описать девушку?
— Могу, — хмыкнула жена. — Натуральная блондинка, ноги от ушей, глаза голубые — словом, полный стандартный набор. Даже описывать скучно. Тебе зачем?
— Во что она была одета? — спросил Батурин, игнорируя ее любопытство.
— Короткая юбка, белые босоножки. Светлая блузка…
Сомнений не было. Это была она. По крайней мере три события, произошедшие с ней в пятницу, не были больной фантазией: это смерть ее друга, допрос и нападение неизвестных. Несмотря на запрет психолога, следователь в тот же час позвонил Инге домой. Трубку взяла мама.
— Дочери нет дома, — произнесла она строго, после того как Батурин перечислил все свои регалии.
— Если не секрет, где она?
— А почему это интересует милицию? — подозрительно спросила мамаша.
— Вы разве не в курсе? — опешил следователь. — Она же главный свидетель.
— Свидетель чего? — испугалась женщина.
— Смерти Натана Вороновича.
— Что? — ужаснулись на том конце провода. — Он умер?
— Да! Повесился. У себя в редакции. Вы разве не знали?
— Слава богу! — облегченно выдохнула мамаша после некоторой паузы. — Извините, я не то хотела сказать. О покойниках плохо не говорят, но он просто заморочил голову моей красавице. Странно, что она ничего мне не рассказала. Инге не до него. Она молчит уже третий день. Понимаете, ей сейчас не до разговоров. Ее друзья погибли. После похорон в воскресенье она сама не своя.
— В воскресенье, говорите, — повторил следователь. — Вы сказали, что в воскресенье она была на похоронах своих знакомых?
— Мы с ней вместе ходили. Она едва стояла на ногах. Потом я уехала. Мне нужно было на работу. А она осталась на поминки.
— Извините за нескромный вопрос: на каком кладбище и в котором часу вы хоронили своих знакомых?
— На Новогиреевском, в час дня.
Этот факт удивил видавшего виды полковника милиции. В один и тот же день на одном и том же кладбище девушка с разницей в час хоронит своих друзей. Значит, то, что в пятницу тринадцатого июля умерли двое ее знакомых, тоже было правдой. Как тут не тронуться умом?
— Извините, от чего умерли ее друзья?
— Глупее смерти не придумаешь! Они отравились грибами.
Следователь вздрогнул. Он ожидал услышать что угодно, только не такую нелепицу. Вот уж действительно, глупее не вообразишь.
— Скажите, а к кому ваша дочь ездила в Самару?
— Что? — удивилась женщина. — В какую Самару? Кто вам сказал, что она ездила в Самару? Когда она ездила в Самару?
— Она мне сказала, что тринадцатого утром прибыла в Москву из Самары.
— Что за ерунда! — рассердилась женщина. — Вы, наверное, путаете. Она была у подруги, Юли. Ни в какую Самару моя дочь не ездила. Во всяком случае, я ничего об этом не слышала.
«Вот, кажется, добрались и до первой фантазии», — с удовлетворением отметил следователь и принялся тонко осведомляться об Ингином здоровье, намекая на ее пошатнувшуюся психику. Эти расспросы вызвали у женщины еще большее недоумение.
— Она, конечно, подавлена смертью своих друзей, но в целом чувствует себя как всегда. То есть нормально. Только зуб у нее сегодня разболелся.
— Хотите сказать, она в зубном? — скептично произнес следователь.
Вопрос вызвал у мамаши сразу два чувства беспокойство: и раздражение. Как и предполагал Батурин, маман оказалась не в курсе, что ее дочь беременна от Сатаны. Такая новость из уст представителя органов вызвала у женщины нервный смех. На этом разговор завершился.
«Значит, беременность тоже была фантазией. Это более чем странно, — подумал следователь. И еще подумал: Не разыгрывает ли девушка спектакль? Если бы она действительно сдвинулась по фазе, то первой, кто это заметил, несомненно, стала бы родная мать».
Через полчаса в кабинет ворвался Игошин. Вид у него был веселый, голос — бодрый, в глазах сиял охотничий блеск.
— Все выяснил от соседей! — радостно заявил он. — У Риммы Герасимовны, кажется, действительно роман с молодым дарованием. Вчера он заехал за ней в девять утра на своей машине и привез ее к нам, в управление. В половине двенадцатого соседи видели, как они подъехали к ее подъезду, а потом вместе поднялись в квартиру.
— Отпечатки пальцев добыли? — спросил следователь.
16
Все было здорово, но не так, как во сне. Во сне куда слаще. Во сне и Воронович орел, от одного вида которого у Инги мутится рассудок. Впрочем, и наяву королева уплывает от одного его присутствия, а вот с самарским чудаком все по-другому.
Открыв глаза, она в первую очередь увидела свинцовые тучи в окне и груду окурков на подоконнике. Журнальный столик был залит вином и заставлен грязной посудой. Сердце девушки сжалось. Она выскользнула из-под чужой руки и на цыпочках прокралась в прихожую. Дрожащими руками Инга набрала телефон Вороновича и после длинных гудков услышала его родной хрип. Видит бог, она не произнесла ни слова, но он ее почувствовал, будто волк своим звериным нюхом.
— Инга, это ты? Не молчи! Я знаю, что это ты. Куда ты пропала? Если бы ты знала, как я по тебе соскучился. Подъезжай сегодня вечером в журнал! Я буду ждать.
В его голосе она уловила дрожь. Ничего не оставалось, как пообещать приехать. Она водворила трубку на место, медленно сползла на пол и тихо заплакала. Совершенно ненужный ей мужчина отворил дверь и молча сел рядом. Она уткнулась мокрым носом в его грудь.
— Расскажи, не томи душу, — мягко прошептал он.
И Инга рассказала ему все, в мельчайших подробностях: как пришла она однажды в толстый журнал с шизанутыми стихами Гогина, и как увидела в отделе поэзии почтенного мэна, и как почтенный мэн задал ей свой коварный вопрос: «Что ею больше движет в жизни, порыв или меркантильность?»
Только о какой меркантильности может идти речь, когда за плечами всего семнадцать? И гость не мог не заметить, как приятен был девушке этот эпизод.
— Ты была еще несовершеннолетней? — спросил он, играя желваками.
— Ну, была. И что?
И она продолжала повествовать с туманным взором, не замечая, как все больше мрачнеет ее случайный друг.
— Он в тот же вечер завалил тебя на столе? — произнес гость не своим голосом.
Юная дева хотела сделать большие глаза, оскорбиться, вскочить на ноги, но вместо этого кивнула и сумасшедше расхохоталось.