Оказавшийся в центре событий, Карик замер, — рука за пазухой, — но сообразил, поцарапать грудь, и вынул пятерню пустой.
— Что встал на дороге! — развязно заголосил долговязый. Его дружок толкнул трактирщика, еще кто-то добавил. Пьянь развлекалась.
Какое собственно, дело было Игорю до скопидомного Карика? Да, никакого! Ну, отпинали бы его. Однако в душе ворохнулось давно забытое чувство неприятия. Творящееся перед ним скотство поставило вдруг его на место человека. И до этого он присутствовал на месте. Да еще на каком! Личный шпион герцога при исполнении… сволочь, короче говоря, которой, убивай при нем невинного, не поморщится. Совсем другое дело, оказаться в шкуре человека. Просто человека, который терпеть скотства не намерен.
Ближнему бузотеру Игорь больно отдавил ногу, поймал в охапку Карика, а локтем между делом, заехал в бок еще одному. Никто не понял, как толстый коротышка оказался за спиной рябого.
— Не понял?! — подтвердил общее недоумение долговязый. — Вы кто такие? Ну-ка, братва, держи их.
— Что тут происходит?
На дерущихся из-за угла шла третья сила — невысокий подтянутый мужчина, в котором Игорь заподозрил коллегу: начальника стражи или вообще капитана замкового отряда.
— Копыто? — изумился военный, опознав долговязого. — Ты почему шляешься по замку? Тебе где велено быть?
— Подумаешь! Велено… мало ли где.
Вот тут-то Игорь насторожился по настоящему. Вид у Карика стал такой, что доведись переиграть, он не то что помогать сомнительным купцам, на порог бы их не пустил. Он стоял навытяжку и чем дальше, тем бумажнее делался. И это несмотря на то, что пьяная компания уже скрылась за поворотом, а нагрянувшее строгое начальство не торопилось стращать. Стало быть, оно и молча могло нагнать страху. Игорь глянул на штаны трактирщика: еще не мокрые, но уже вот-вот.
Военный постоял еще немного, попытал Какрика взглядом, но не добившись ничего кроме общего трепетания, спросил на словах:
— С кем это ты, а, по замку разгуливаешь?
Лицо трактирщика быстро начало меняться от страха к отчаянию. Потом Карик весь мгновенно расслабился и явил уже совсем другого человека. Похоронил он их. Как есть, заживо похоронил, — понял Игорь. Зыркнул напоследок: звиняйте, мол, и доложился по всем правилам
— Пришлые. Отрекомендовались торговцами. А я думаю: подозрительно. Вот хочу их общественному коменданту представить. Вдруг да не те, за кого себя выдают.
Золото, должно быть, за пазухой нагрелось. С чего иначе, Карик пританцовывать взялся. Но высокое начальство истолковало его поведение по своему:
— Не ерзайся. Коли воров поймал, получишь награду. Веди купцов к коменданту. Абаган нынче при деньгах.
В тоне военного сквозила неприязнь к означенному деятелю. Посмотрим, как карта ляжет, — решил Игорь. Авось еще сыграем на этой неприязни свою игру.
Пока беседовали, из-за угла вывернулся замковый караул: все в доспехах и вооружены, будь здоров; не чета пьяной гопоте. А трактирщик что ж? Поклонился и бочком, бочком на полусогнутых двинулся вперед. Воины окружили подозрительных гостей и потеснили, что бы, значит, не отстал кто, да не заблудился. На всякий случай, и до коменданта проводили. Только когда потный Карик и торговцы вошли в трапезную, вояки отправились по своим делам. Карик подпер один косяк, Игорь и Сунн другой, разделенные невидимой границей алчности и страха.
Забыл, что есть из себя простая человеческая подлость? — саркастически подумал Игорь. Не та, которая от внутренней природы, а которая от поганых обстоятельств. И рад бы трактирщик не попадать в такой наворот, а пришлось. Мается, поди. А с другой стороны: денежки за пазухой греются. Вывернется, уйдет живой и невредимый, посожалеет на досуге о невинно преданных чужаках и тут же забудет, хуже, заставит себя не вспоминать, чтобы и дальше легко жилось.
Толстый неопрятный мужик доел хлеб, выпил воду и брякнул кружку о стол. Руки у него крупно тряслись. Мелко вздрагивали отечные мешки под глазами и дряблые щеки в синих и красных прожилках.
Внутри у Игоря как-то все вдруг всколыхнулось, отстоявшиеся слои начали волноваться и смешиваться, накладывая одни воспоминания на другие. Только утром все было ясно и понятно: они едут по поручения первого лица герцогства…
Миссия сильно поднимала Игоря в собственных глазах. Смешно, но поднимала, уравнивая с теми, кто возле него жил нормальной адекватной жизнью. Пусть даже адекватность эта состояла в ежедневном стоянии в переходах и при дверях или уборке битой герцогом посуды. Адекватность! Когда вместо сосущей пустоты внутри — повинность, или рвение, или покорность, или неприятие. Хоть что-то, а не одно застоялое ожидание чуда.
Ждать, похоже, некого и нечего! — так вот сразу отметилось, сформировалось и потянуло в уверенность. Никто его никуда не отправит. Почему? Да по тому, что он игрушка. Что для высокого герцога, что для похмельного борова, коменданта.
Игорь поймал себя на том, что в единое мгновение дистанциировался от всех и от вся. Только Шак почему-то остался на прежнем своем месте. Хозяина? Друга? Дикого коня, не ведающего правил человеческого общения? Игорь отринул всех, кроме него, да, пожалуй, еще Суна.
— Я давно за тобой смотрю, Карик, — прорезался комендант. — Все подглядываешь, подслушиваешь… попался!
— Я, Ваша милость, с чистым сердцем. Вот подозрительных привел. Голубями интересуются.
— Голубями, говоришь… а ты тут при чем?
— Так они у меня про голубей спрашивали, а я, дай, думаю, отведу торговцев к господину коменданту, ему виднее.
Похмельный мужик пожевал губами, будто хотел и их съесть, обсосал нижнюю и вприщур уставился на виновников:
— Кто такие?
Сунн приветливо улыбнулся его неряшливой милости, сложил ладони под подбородком, поклонился и, сощурив, без того узкие глаза пропел:
— Мы честные торговцы, ездим, ловим или покупаем птиц, продаем. Ваша милость не должен опасаться. У нас есть все документы.
— Покажи, — к ним потянулась грязная широкая как лопата ручища. Сунн вытащил из маленького тубуса свиток. Комендант развернул скрученную бумагу, прочел, — грамотный! — и издевательски хрюкнул:
— Торговцы? Да вы такие же птицеловы, как Копыто звездочет. Подсылы! Шпионы! Вот велю вас пытать, так ли запоете?
— За что пытать, Ваша милость? — взмолился Сунн.
— За вредительство. Кто сено в запрошлом годе пожог? Вы! Кто на стене ратуши похабное слово написал? А? Что молчите? Тот-то! Вы! Кто молочницу убил? Горбашка! Горбан!!!
В грязный покой вбежал действительно горбатый неопределенного возраста мужик с длинными, до полу, руками.
— Горбашка, отведи вредителей в подвал. Пусть с ними Макуша потолкует. Думаю, они девушку молочницу сегодня ночью снасильничали и убили. Вещички их вели обыскать… нет, лучше, пусть сюда принесут. Я сам обыщу. О! И Карика обыщи. Что-то он у притолоки жмется. Заначил уже денежки? Вижу — заначил!
Комендант обладал зверской прозорливостью. Кроме того, было что-то общее между, напавшими на них маргиналами и высоким общественным деятелем. Командир гарнизона отличался военной выправкой и некоторым даже благородством. Комендант представлял из себя окончательное и полное быдло.
Кошель с марками, уплаченными за так и не полученную информацию, не замедлил явить себя на свет. Комендант, довольно хрюкнув, выплюнул через губу:
— Десять плетей.
Горбашка сгреб трактирщика за шиворот и потащил, как куль. Карик при этом не издал ни звука.
— Дожидаться будем, пока он вернется, или сами все расскажите? — прошамкал комендант, ковыряя грязным ногтем в зубу.
— Мы честные торговцы. У нас документы… — попытался продолжить игру Сун.
— Значит, подождем.
Лицо коменданта сделалось жестким. Дряблые щеки затвердели. Глаза буравили недотепистых преступников. Игорь быстро прикинул, что так оно все и будет. Пугать их комендант больше не намерен. Дождется страшного Горбашку и сплавит упрямых шпионов в подвал. Герцог, чистоплюй хренов, завел себе игрушечную камеру пыток и потихоньку туда бегает, утолять нездоровое влечение. Здешние же хозяева творят все в открытую. И потрошить подозрительных гостей будут на всю катушку, чтобы крики за городскими воротами услыхали. То-то в Меце тихо да безлюдно. Попрятался обыватель от господ, среди которых первый — грязный похмельный скот.
— Мы путешествуем по особому поручению, — процедил Игорь сквозь зубы, выступая вперед. Сунна он аккуратно задвинул себе за спину.
— О! Заговорил. Ты прописан в бумаге кучером. Кучер, значит… и какое поручение тебе дал Его Светлость?
— С чего, Вы, уважаемый, взяли, что мы от герцога? — постарался сохранить надменный тон Игорь.
— Зубы спрячь, сука! И руками не маши. Поручение он исполняет. Да я уже третьего дни знал, что приедут: один рябой, другой желтый. Обмануть меня решили? Тайно свои дела провернуть и смыться? Тут вам не столица. Тут чужака за версту видать.
— С чего, Вы, уважаемый, взяли, что мы от герцога? — постарался сохранить надменный тон Игорь.
— Зубы спрячь, сука! И руками не маши. Поручение он исполняет. Да я уже третьего дни знал, что приедут: один рябой, другой желтый. Обмануть меня решили? Тайно свои дела провернуть и смыться? Тут вам не столица. Тут чужака за версту видать.
Игорю ничего не оставалось, как пойти на сговор с комендантом. Герцог запретил ему открывать истинную цель поездки синьорам Меца. Но о ближайшем окружении речь не велась. Если он не попробует сейчас склонить коменданта к сотрудничеству, окажется в подвале, а оттуда может прямиком угодить на лобное место. Молочницу-то убили. А тут как нельзя кстати случились приезжие. Усеки им головы, никто протестовать не чухнется, зато электорат по достоинству оценит усердие местной администрации. Стоило, попробовать.
— Ты прав, уважаемый, нас послали из дворца по весьма важному делу. Скажу больше у меня очень большие полномочия. Не хотелось бы вступать в контакт с синьорами медведями, но если ты меня вынудишь — придется. Не обессудь, я ведь могу представить наш разговор как недоразумение, а могу и иначе. Не пожалеешь после?
Реакция коменданта оказалась до по меньшей мере странной. Он согнулся пополам и затрясся. Игорь не сразу разобрал, что тот смеется Отхохотал, поднял налитую кровью морду со слезящимися глазами и выдал, как гвоздь вбил:
— В подвал! Таких дураков только железом править. Нет, это точно вы девушку Герту ночью порешили. Сейчас Горбашка вернется, и пойдете на дыбу. Что вылупился? Больше-то вы ни на что не годны. Медведями он меня пугать вздумал. Знаешь, где твои медведи сидят? У меня в заднице! И заметь, нос высовывают исключительно по моему личному соизволению. Представит, он… начитался в столице герцогских указов, так думаешь и тут, на земле, все по-вашему? А того ваш герцог не ведает, что есть другой закон. Мы, люди его написали, а герцогским подтерлись.
Комендант мог солгать. Однако внутренний голос подсказывал: не врет. А значит что? Значит — дыба, а потом плаха. Игорь мельком глянул на Сунна. Лицо у того стало похоже на кусок серого воска. Глаза обречено уставились перед собой.
Сунн-то ту при чем? Он просто спутник. Его Игорь втянул! Но комендант разбираться не станет. Невинный? — все равно — в подвал. За что? Да, за компанию!
Оставалась последняя карта. Она же козырная. Она же, — вполне может статься, — подкинутая герцогом пустышка. Перед самым отъездом Арий вызвал Игоря и между делом обронил, что Клир, де, блюдет и бдит за всеми и вся. И за ними будет бдить. Позволять себе лишнего, Его Светлая Светлость Игорю не советовал.
— Именем герцога Ария, — жестко заговорил рябой возница, — требую немедленно вызвать сюда легата Клира.
— А помер он, — развел руками комендант. — Что не знал? Намедни с колдуном каким-то не совладал и окочурился в страшных муках. Нашли в лесу всего изломанного. Людям, думаю, такое не под силу. Ни одной целой косточки не было у любимого легата нашего по имени Широкопляс. Доплясался, стало быть. А колдун улетел, должно. Не нашли его. А уж искали! Весь гарнизон в лес выгнали. Чистюки мои и те в дело пошли. Капитан замкового отряда по сей момент особое положение не снял. Да вы, соколики, и сами видели: вся крепость воякам полна. А в Клире-то как убиваются. Не могут бедные решить, кому в столицу с донесением ехать. Плохого вестника-то могут и под топор, а могут и в легаты произвести, да вернуть, чтобы дальше верой и правдой служил Клиру и Его Светлости. Сам понимаешь, никому не охота между двух жерновов попасть. Заперлись наши клирники и выбирают гонца. Боюсь, если пошлем к ним нарочного, не отопрут.
Тон у коменданта был такой, что картинка местных событий открывалась с точностью до наоборот.
Игорь сдался. Шагнул и присел на край лавки. Врет — не врет, правда — не правда, он будет потом разбираться. На данным момент надо было, как минимум — остаться живым.
— Умыл ты меня.
— Ха-ха! Я тебя еще не так умою, коли не расскажешь мне как на духу, зачем пожаловал.
— За голубями.
— Э — нет. Так дело не пойдет. Горбашка!
— Да, погоди, ты. Нас действительно послали, найти и привезти голубей. Горностаи герцогу занадобились. Я начальник дворцовой стражи Игор. Сун — главный птичник. А дальше можешь пытать нас, можешь на плаху отправить, толку не добьешься. Ничего иного мы не знаем.
Горбашка сунулся в дверь:
— Звали, господин Абаган?
— Погодь маленько, коридор попаси. Я позову.
Горбашка нехорошо усмехнулся и юркнул за косяк. Комендант Абаган насупил брови, глянул по очереди на обоих гостей, пожевал толстыми губами и изрек:
— До завтра посидите в подвале. Темно там и голодно, а еще одиноко. Только, думаю, вы тому одиночеству рады будете, как маме. Все лучше напару лишаться, нежели в компании с Горбашкой. Обижу я первого своего товарища. Они с Макушей вас уже, наверное, поделили: кому — кого. Ради дела обижу. Веришь? Отвечай!
— Верю, — покорно согласился Игорь.
— Люблю умных. Хоть ты и дурак. Ладно, посиди до завтра, а там видно будет.
С виду не скажешь, что Горбашка был чем-то так уж удручен. Скорее наоборот. Игорю показалось, что он торопится. Почти бегом загнал их в тесный подземный казематик, велел сидеть и не рыпаться, захлопнул дверь и, побренчав с той стороны ключами, забухал сапогами по коридору.
Местечко им отвели препоганое. Пять шагов от стены до стены. Что так, что так. Сверху из невнятных щелей сочился тусклый свет. Стены поблескивали подвальной испариной. На нарах — кучей старое тряпье вперемежку с соломой. Игорь потрогал волглую стену — мокро и скользко — отер руку о штаны и обернулся к товарищу:
— Как будем выбираться?
Но тот вместо ответа прижал ладонь к губам. Игорь только рукой махнул. Битый жизнью, склонный к преувеличениям, бывший раб напуган. Игорь вот не очень. Зачем-то их в подвал засадили. Значит, не собираются убивать. Подождем до завтра. Прав Абаган, там видно будет. Но поговорить хотелось, до зубовного скрежета.
Против всякой логики, Игоря не плющило. Тревога — да — присутствовала. Скребло внутри. Они, получается, попали как слепые кутята в полынью. Нес хозяин к матке покормиться, а по дороге скинул с рук докучливую ношу. У хозяина было муторно и сонно. На воле стало — холодно и страшно. А завтра может стать больно и даже очень больно.
Сунн, ссутулившись, сидел на нарах. Игорь разгреб мусор, кинул на гнилые доски какую-то тряпку и тоже уселся. Хорошо, успели позавтракать. До утра им есть не дадут. Попить бы. Но Горбашка не озаботился принести воды, а, может, приказ получил, не поить шпионов. Пусть-ка помаются.
Сидеть на краешке было и неудобно, и нелепо. Игорь, махнул рукой на грязь и, — как пить дать, — обитающих тут насекомых, глубже забрался на нары и прикорнул. От полусвета и тишины веки смежились сами. Последним сполохом явилось удивление: Сунн настороженно припал ухом к стенке. Бросил бы до времени страдать. Игорь уже приготовился высказаться, да не успел, накрыло сном.
А когда проснулся, тишины и в помине не было. Товарищ стоял на нарах, вытянувшись к окошку, из которого несло скандалом.
— Пошли! — гремел чей-то пьяный бас. — Отмудохаем клирников. Наливай.
Для храбрости, должно быть, решил Игорь. Что значит — выспался: хандру как рукой сняло. Ее место заняла веселая нервозность. Спал себе спал без малого двадцать лет под боком Его Бледной Светлости. Совсем уже было потерял интерес к жизни, даже домой перестал проситься, а тут случилось. Завтра, впрочем, может случится еще почище — потянут на лобное место, так ли вспомнишь покой герцогского замка? Во дворце, конечно, тоже имелись некоторые аспекты: башня, например, или комнатуха в подвале с немыми охранниками. Но ты-то ходил оприч, вне, и краем не задевая нехорошие закоулки. Не от того ли, что душа обленилась? Ну, бегает герцог, получать Свыше инструкции. Тебя непосредственно это не касается. Твое дело караулы разводить. Ну, свели в каземат пару тройку нарушителей герцогской воли, — это про которых ты знал, а неизвестных сколько? — но ведь не тебя. И бабу твою, — которая на сегодняшний день постель греет, и пока не надоела, — ни кто не трогает. А надоела: прости прощай, красотка. До свидания, давай дальше — сама.
Мысли о замке бежали фоном. У скользкой казематной стены мыслительный процесс вдруг пошел в два слоя. В первом, фронтальном — анализ пьяной беседы чистюков, которые устроились на один подвальный этаж выше. Во втором — бледная картина предыдущего существования. И получалось — тут на краю возможной гибели — жизнь, а там, в покое — малая смерть.
— Пошли к клирникам! — опять взревел дурной бас. На что ему резонно, однако, сильно пьяно заметили, что за Клир может вступиться гарнизон.
— Никогда! — категорично отбрил бас. — Они со страху обгадились. Такой силы чистюков сроду вместе не собиралось. Мы их — одним…