Визикаль обдал мутанта струей пламени. Тот запищал и съежился.
— Как может праведная человеческая плоть обратиться в нечто подобное? — спросил он.
— Думай не о том, как далеки от людей эти мерзостные отродья, — сказал Аларик. — Думай, как близки они к ним. Даже Серый Рыцарь не так уж далек от созданий Хирка. Грань тонка. Не забывай это, брат.
Аларик проверил свой штурмболтер и перезарядил его. Каждый болт был освящен и благословлен Экклезиархией. Он потратит еще много, очень много снарядов, прежде чем покинет «Безжалостный».
Хаулварн вырвал панель из стены и осматривал находящиеся внутри провода.
— Тут проходят кабели, проводящие данные между когитаторами, — сообщил он и вставил в инфопланшет один из проводов. — Много энергии направлено к астронавигационному куполу. Куда больше, чем обычно. Что бы там ни делал Хирк, это как-то связано с куполом.
— Купол «Безжалостного» — археотех, — сказал Аларик. — Он старше, чем все остальное на флоте. Видимо, поэтому Хирк выбрал этот корабль.
— Единственное, что меня интересует, — ощерился Дворн, — так это его местонахождение.
Пол затрясся, как будто крейсер готов был развалиться на куски, и дрожь пробежала по всем палубам. По кораблю пронесся вой — звук разрываемой реальности. Воздух стал густым и маслянистым, темные ручейки крови потекли по искаженным стенам жилого помещения.
— Демоны, — выплюнул Аларик.
— Хирк прорвал грань, — сказал Хаулварн.
— Именно поэтому мы здесь, — добавил Аларик. — Поэтому больше никто не смог бы его убить.
С верхних палуб просочилось бессвязное бормотание тысячи голосов. Завывающие, нечеловеческие, они были эхом бурь, терзающих варп. Каждый голос — осколок голоса, принадлежащего божеству, каждый принадлежал одному из демонов, которые рекой изливались на «Безжалостный».
— Наверх, — приказал Аларик. — Вперед! Сразимся с ними и убьем каждого, кто встанет у нас на пути! Мы — острие Его копья, братья!
Дворн, широко расставив ноги, встал у двери в дальнем конце жилого отсека, держа молот наготове. Хотя он так же метко стрелял из штурмболтера, как любой другой Серый Рыцарь, он предпочитал сражаться лицом к лицу, обрушивая молот на демонские шкуры.
Дворн был самым сильным Адептус Астартес из тех, с кем когда-либо встречался Аларик.
Он как будто родился для того, чтобы насквозь пробивать переборки и сокрушать любых врагов, какие только могли ждать его по ту сторону.
Визикаль и Хаулварн встали рядом с дверью по сторонам от Дворна.
— Давай, брат! — крикнул Аларик.
Ударом ноги Дворн сорвал дверь с петель. Тьма отозвалась ревом, порывом гнилостного ветра, донесшегося с верхних палуб.
Открытая Дворном дверь вела в сырое, пульсирующее сердце корабля, зловонное месиво полужидкой плоти, подсвеченной красноватой биолюминесценцией. Демоны со светящейся, сверхъестественной плотью текли по стенам и потолку, как кипящий прилив, поднимающийся из самого ада.
— Ползи ближе, рвота варпа! — заревел Дворн. — Дай я искупаю тебя в пламени гнева Императора!
Узлы радужно переливающейся плоти, каждую секунду отращивающие дюжину новых конечностей и глаз. Однорогие твари-циклопы, покрытые наростами гнили и ржавчины.
Череполикие, хихикающие существа с кожей цвета крови. Тонкие, невероятно грациозные чудовища, в каждом прыжке которых сквозил ужасный соблазн.
Аларик твердо стоял на ногах, сжимая алебарду, будто копейщик, готовый встретить несущегося на него всадника.
Волна демонов нахлынула на Серых Рыцарей бурей плоти и скверны, порожденной самим варпом.
Ксанта стояла на коленях, как при молитве, но не молилась.
Ангар был чернее ночи, и она могла вообразить, будто находится здесь одна. В нем была заперта еще сотня душ, прикованных к полу или стенам, но они безмолвствовали. Они молчали уже много недель. В начале путешествия, когда их, будто стадо, перегнали из клеток в ангар корабля, они вопили, стенали, умоляли о пощаде. Теперь они уже поняли, что команда их не слушает. Члены экипажа ходили по кораблю, скрытые под масками и робами, и ни разу не заговорили с кем-либо из узников, как бы их ни умоляли поведать, куда они летят и что с ними будет. Даже дети перестали задавать вопросы.
Ксанта знала, почему их здесь собрали. Они были ведьмами. Некоторые из них были ворожеями, знахарями, целителями и мудрецами с примитивных миров, которых пленили и передали людям, пришедшим с неба, чтобы получить за это оружие или просто, чтобы звездный корабль улетел. Другие были убийцами и соглядатаями, чьи способности сделали их ценными наемниками для благородных семей и банд подулья, а вместе с тем — и мишенями для планетарных властей. Ксанта была одной из них, шпионкой, и хотя она тщательно старалась не заводить себе смертельных врагов среди аристократов-головорезов ее родного мира, ничто не спасло ее, когда пришли арбитры с щитами и дробовиками, чтобы очистить весь улей от псайкеров.
Псайкеры. Ведьмы. Еретики. Одним своим существованием они совершали гнуснейший из грехов. Никто не знал, куда их везут, но все понимали, что там, в конце путешествия, их ждет кара.
Ксанта позволила своему разуму погрузиться глубже. Чувства выскользнули за пределы тела. Она видела яркое сияние умов других запертых в трюме псайкеров. Некоторые из них слабо мигали — это были самые опасные, которых все время накачивали седативами.
Другие все еще мерцали надеждой. Большинство светились тускло, приняв свою судьбу.
Она также чувствовала обереги, встроенные в корабль. Сложные геометрические узоры, пентаграммы и переходящие друг в друга спирали, вытравленные психоактивными составами и начертанные священной кровью. Они покрывали каждую поверхность трюма и образовывали щит, непробиваемый для психической силы. Мощь самой Ксанты, куда большая, чем предполагал экипаж корабля, превратилась в неясное мерцание на задворках ее разума.
С одной стены стекала струйка воды. Ксанта заметила ее четыре месяца назад, когда на пленников впервые надели оковы. Какой-то изъян в стене позволил сконденсироваться влаге от их дыхания. Вода копилась и текла вниз. На протяжении месяцев она проела в металле крошечную полосу ржавчины, не более чем красноватое пятно для невооруженного глаза. Ксанта его не видела — не воспринимала обычными чувствами — уже много недель, с тех пор, как ангар последний раз освещался.
Священный елей, которым были начертаны обереги, размылся. Узор был нарушен.
Единственная струйка проточила маленький канал — такой маленький, что его мог использовать только один из наиболее мощных разумов.
Разум Ксанты действительно был очень силен.
Она позволила сознанию выскользнуть из тела. Риск был невероятный, в любой другой ситуации она бы никогда на это не отважилась. Если она не сможет вернуться в тело, то умрет — дух угаснет, тело просто прекратит дышать. Если же обереги будут усилены, пока Ксанта не успела вернуться, ее полностью оторвет от тела, и она окажется беззащитна перед хищниками, что рыщут у краев реальности в поисках затерянных душ.
Но обстоятельства вынуждали ее. Риск того стоил.
Разум Ксанты устремился к крошечной прорехе в защите. Она задевала узоры, и те прочерчивали на ее душе царапины психической боли. Она прошла сквозь огонь и оказалась снаружи.
Черный Корабль простирался вокруг. Всюду возвышались непроницаемые барьеры, и Ксанта поняла, что здесь было много ангаров, и каждый, вероятно, был полон псайкеров.
Возможно, их тут были тысячи, и все — одинокие и напуганные.
Коридоры и пол палубы имели привкус страдания и презрения. Экипаж выглядел, как белые пятна, их умы были так хорошо защищены от психических помех, что для восприятия Ксанты они казались черными дырами.
Черный Корабль был гораздо больше, чем ожидала Ксанта. Он тянулся вдаль во всех направлениях, огромный, как город. Ксанта вслепую двинулась через его структуру, скользя сквозь стены и между палубами, стараясь двигаться в стороне от охранных заклятий, не пропускавших ее.
Камеры тянулись длинными рядами. Плененные в них разумы были сломлены и тлели тускло, как угли. Их вместилища были пропитаны болью, отчего она чувствовала, что купалась в крови, и медный вкус и запах переполняли ее.
Ксанта устремилась прочь от камер, но наткнулась на еще более мучительное ощущение. Это был анатомический амфитеатр со стенами, увешанными схематичными изображениями вскрытых мозгов и позвоночников, и на него наслоилась такая сильная боль и ненависть, что женщина отпрянула от него и упорхнула, как насекомое.
Ксанта устремилась прочь от камер, но наткнулась на еще более мучительное ощущение. Это был анатомический амфитеатр со стенами, увешанными схематичными изображениями вскрытых мозгов и позвоночников, и на него наслоилась такая сильная боль и ненависть, что женщина отпрянула от него и упорхнула, как насекомое.
Ксанта знала, что теряет разум. Причем теряет буквально — связь между ее умом и мозгом, который по-прежнему им управлял, может прерваться, и тогда она застрянет вне тела и будет кружить по Черному Кораблю, пока какой-нибудь психический оберег ее не уничтожит. Возможно, тут были и другие призраки, другие осиротевшие умы, скитающиеся по палубе.
Она заставила себя сосредоточиться. С ней такого не будет. В отчаянии Ксанта нашла одну из черных дыр, защищенного члена экипажа, и последовала за ним. Всюду горели свечи — в миниатюрных, покрытых потеками воск святилищах в каждой стенной нише, в железных канделябрах. свисающих с каждого потолка. Реликвии — раскрашенные иконы, трухлявые кости, куски доспехов, покрытые письменами гильзы от пуль — лежали в застекленных шкафах, заполняя палубы корабля святостью и не давая скверне тысяч псайкеров проникнуть в разумы членов экипажа.
Они собирались в часовне. Здесь святость была загрязнена примесью цинизма и жестокости, которые контрастировали с чувствами, исходящими от алтаря, посвященного Императору-Защитнику. Обладатели невидимых разумов, сошедшиеся вместе, стояли на коленях и молились, а один из них читал проповедь на кафедре, увешанной кандалами. Здесь было еще больше свечей, многие из них слились в единые массы воска и фитилей, скрытые за витражными стеклами. У каждого члена команды тоже была в руках свеча, и все они склонялись под символической тяжестью света, который несли.
Ксанта направила свое сознание к одному из них. Она не могла разглядеть черт его лица из-за встроенного в капюшон ингибиторного устройства, прятавшего от нее и мысли, и внешность. Но какая-то доля того, что он воспринимал, просачивалась наружу, и этого Ксане хватило, чтобы разобрать слышимые им слова.
Человек за кафедрой был офицером. Ксанта разглядела на его шее медальон в форме буквы «I». На нем была красно-черная униформа с таким высоким воротником, что он не мог повернуть голову, а лоб украшал инкрустированный рубинами лавровый венок. Голос у него был низкий и мрачный, громкий благодаря усилителю в горле.
— Так помолимся же, — говорил он, — чтобы ничто не посягнуло на наш священный долг.
Хотя мы уже близки к цели, да не умалится наша бдительность. Осталось лишь несколько кратких дней, и, несомненно, мы благодарны, что вскоре расстанемся с нашим грузом. И все же до последней секунды мы должны быть настороже! Наш долг превыше любого из нас. Исполняя его, мы исполняем нашу цель в служении Императору. Не будьте спокойными, не будьте небрежными. Всегда и везде подозревайте всех!
Речь продолжалась, но Ксанта пропускала слова мимо себя. Она чувствовала их смысл, и он был точно тот же. Ее сознание ускользнуло прочь и полетело следом за группами людей, которые ходили по приводящим в смятение просторам верхних палуб. Она видела возносящиеся ввысь арки и изогнутую сцену оперы, скопление крошечных зданий, похожее на игрушечную деревню, под потолком, раскрашенным как летнее небо. Вещи, которым не место на космическом корабле. От изумления она едва не заблудилась, но тут увидела еще одну россыпь черных пятен там, где собралась еще одна группа экипажа.
Ксанта промчалась по коридору, заставленному статуями и увешанному портретами. У каждого изображенного человека было прикрыто лицо. Она попала в картографическую комнату, где люди толпились вокруг огромного стола со звездной картой. Уцепившись за потолок, над ней висел сервитор и делал автоперьями какие-то заметки. Ксанта чувствовала в нем крохотную искорку жизни, ибо, как и всеми сервиторами, этой машиной управлял грубо перепрограммированный человеческий мозг.
В задней части комнаты находился другой сервитор. Голоустройство, проецирующее огромный образ, который занимал большую часть помещения и мерцал над головами скрытых разумов. Ксанта видела эту картину сквозь призраки их глаз.
Это была огромная печь, и Ксанта могла увидеть каждую ее деталь, подсвеченную сияющими лучами. Ее вид наполнил женщину отвращением, так что скрутило желудок в теле, находящемся несколькими ярусами ниже. Образ был такой детальный, что Ксанта могла, сжав свое восприятие, влететь внутрь, миновав огромные сводчатые залы и часовни по сторонам. Ее тянуло туда, как будто непреодолимой, завораживающей гравитацией. Пьедесталы со статуями имперских святых и огромные трубы органов очаровывали ее, а зияющая пасть топки словно подтягивала ее к себе за крюки, вцепившиеся в душу.
Вокруг была камера, подобная пещере, чистая тьма, озаренная полосами света из голоустройства. Наверху, над тем местом, где должен бушевать огонь, возвышалась округлая платформа, где стояла подставка, а на ней был установлен единственный комплект брони. Это были прекрасные доспехи, тяжелые, богато украшенные и слишком большие для обычного человека. Всюду свисали кабели и пружины, рядом парили сервочерепа, готовые опустить доспехи в пламя кузни.
Ксанта с трудом оторвалась от зрелища, не понимая, почему оно было одновременно притягательным и отталкивающим. Это что-то значило. Это место было настолько священным и насыщенным энергией, что даже она это чувствовала, хотя ничего о нем не знала.
Люди разговаривали. Их лица скрывались под психической защитой, но слова отдавались эхом. Ксанта не могла не прислушаться к ним, хотя некое жестокое предчувствие говорило, что ей не понравится услышанное. Ксанта не могла определить, каким из темных фигур вокруг стола принадлежат голоса, но значение слов было ей ясно, как будто некая сила хотела, чтобы она их поняла.
— Они знают?
— Конечно же, нет.
— А если и знают, какая разница? Они — топливо, которое необходимо для кузни, иначе обереги в доспехах не наполнятся их силой. Единственное, что важно — это закончить создание доспехов, чтобы Серые Рыцари получили свою дань.
— Ведьмы — это паразиты. Галактика станет лучше без них.
— Это наш долг перед человечеством. Один Серый Рыцарь, который продолжит сражаться, стоит миллиона этих грешников.
Ксанта почувствовала, как ее желудок вновь скрутило, а сердце затрепетало в груди.
Нить между телом и разумом содрогнулась, и она полетела прочь, рухнула сквозь палубы Черного Корабля в трюм, где лежала ее оболочка. Раскаленная добела боль пронзила ее душу, когда ту протащило сквозь крошечную прореху в охранных чарах и вогнало обратно в тело с такой силой, что она упала набок, и первым ее чувством при возвращении в реальность был удар головой о металлический пол.
Ее ощупывали руки. Скрюченные руки с потрескавшейся кожей. Это были другие пленники.
— Ксанта? — сказал кто-то из них. Это была старая женщина, одна из немногих, кто решался разговаривать с Ксантой, ибо некоторые узники подозревали, чем она в действительности является. — Ты это сделала? Ты покидала это место?
— Я… да, — прохрипела Ксанта, чувствуя вкус крови во рту.
— Где мы? Куда нас везут?
Ксанта открыла глаза. Вокруг собрались другие заключенные, их глаза мерцали, отражая единственный источник света — огонек в ладони старухи. Она тоже была сильна.
«Мы попадем в топку, — подумала Ксанта. — Нас сожгут, чтобы наша сила переместилась в доспех, чтобы его хозяин был защищен от таких, как мы».
На нее глядело множество лиц, все ждали ответа. Дети хотели узнать правду даже больше, чем взрослые.
— Они везут нас в лагеря, — солгала Ксанта. — Нас будут исследовать ученые. Думаю, это будет нелегкая жизнь, и мы никогда не вернемся. Но, по крайней мере, мы будем там жить. Мы будем жить.
— Ты это видела? — спросила старуха.
— Да, — ответила Ксанта. — Я видела все.
— Тогда вручим себя в руки судьбы, — сказала старуха. Она склонила голову, и все остальные узники последовали ее примеру. — Будем благодарны. Даже в этом месте Император все еще присматривает за нами.
Ксанта едва сдержалась, чтобы не проглотить ложь и поведать правду. Но это ничего бы не дало.
Она молчала, и старуха позволила пламени угаснуть.
Обереги, встроенные в доспехи Аларика, вспыхнули и раскалились добела, впитывая колдовскую мощь, обрушившуюся на Серых Рыцарей. Без этой брони и психически заряженных оберегов фиолетовое пламя просто сожрало бы до костей и его, и других Рыцарей. Их бы изрезал острый как бритва ветер, завывающий в астронавигационном куполе «Безжалостного».