– Но ваша теория все равно не объясняет, кто же наш враг, – заметил Барышев.
– Потому что этого я пока не знаю, – ответил Преображенский. – Но очень скоро мы выясним и это. Есть у меня одна гипотеза… Завтра после торжеств мы ее проверим. Игорь Ярославич, прикажи готовить наш «умный крейсер»… А вам, Осокин, спасибо за службу.
– Вы уже благодарили, еще тогда, на Терции. – Лейтенант слабо улыбнулся и пожал протянутую руку.
Ответ был неуставным, но князь полицейского простил. Тем более что и рука лейтенанта, и лицо были уже почти восковой прозрачности…
ГЛАВА 7 Февраль 2324 г. ОВК – Первополе
Слуга согнулся в низком поклоне, но Высшему этот знак почтения пришелся не по душе. Слуги его раздражали. Они были неопрятными, грубыми и омерзительно плотными. Энергетические опоры их тел с огромным трудом выполняли изначальные функции, и слуги пользовались ими лишь изредка для удержания равновесия или для срочных перемещений в пространстве при попутном солнечном ветре. А еще они были туповаты и очень плохо понимали мыслеязык, сколько ни пытались Перворожденные их выдрессировать. Причем нынешним хранителям Первополя было достоверно известно, что слуги когда-то были гораздо более понятливыми и умели перемещаться в пространстве не хуже хозяев. Куда со временем подевались все их навыки и сообразительность, оставалось только гадать. Теперь это были неуклюжие, безмозглые коротышки, неспособные к нормальному общению и даже с трудом воспринимающие элементарные команды на мыслеязыке. А еще их лики были обезображены глубокими складками, в глубине которых скрывались отвратительные утолщения восприимчивых к излучению нервов. Мало того, что сами нервы, эти белесые жгуты белковой субстанции, были ужасны, у слуг они еще и прорывали плоть, выпирая наружу. Благо эту мерзость хоть немного прикрывали толстые горизонтальные складки.
Высший почувствовал, как перераспределяется энергия его тела, и расправил опоры, улавливая легкий плазменный бриз от ближайшей звезды. Перепад давления частиц был направлен от центра Галактики. Высший плавно переместился по упругому гребню фронта и зачерпнул со дна уровня Накопления немного колеблющейся энергии. Она студенисто подрагивала, просачиваясь сквозь водородный ореол тела. Это было кощунством, но Высший выплеснул энергию, не впитав ни капли. Сейчас ему было не до удовольствий. Его беспокоило возмущение в Первополе. Там, на уровне Чистой энергии, происходило нечто неправильное. Вот и этот слуга, вернувшись с низшего уровня, вдруг поклонился не так, как обычно. Его полупрозрачное тело не поравнялось с нижней опорой хозяина. На неуловимо малую толику, на ничтожно малую, но все-таки это можно было рассматривать как проявление непочтения. Непочтения! Состояния, пограничного с бунтом!
Высший задумался. Он был типичным представителем своего племени и потому владел в полной мере не только эфирным сознанием и энергетическим полевым восприятием, но и информацией. Тем самым преимуществом, которое сделало Перворожденных хозяевами, а всех прочих – безымянными слугами. Тем самым преимуществом, благодаря которому в далеком прошлом Перворожденные сменили на уровне Чистой энергии Изначальных. Неужели пришло время слуг? Неужели эти отвратительные уродцы, эти явно неудачные создания Первополя призваны прийти на смену прекрасным в своем изысканном совершенстве хозяевам? Нет, это было настолько иррационально, что Высший с негодованием отбросил эту мысль. Никакие потрясения основ мироздания не могли повлиять на доминанту развития Вселенной – целесообразность. Она определяла ход всех событий. Охватить бесконечно далекую перспективу не могли даже Перворожденные, даже Первополе – совокупность мирового разума и знаний. Но целесообразность заключалась везде и во всем. Ее не могло не быть. Иначе терялся смысл не только текущего бытия всех существ, но и главного события времени и пространства – Начала Вселенной. Нет, слуги определенно не могли стать новым звеном в цепи развития разума. Это было бы деградацией, а Первополе всегда стремилось к прогрессу. Каждый его элемент привносил новые знания и навыки, по крупицам собирая их во всех уголках Галактики, ширящейся вместе со Вселенной. Именно поэтому единое информационное и мыслительное пространство становилось все сильнее, а его верные подданные – мудрее и счастливее. Ведь обладание знанием – это величайшее счастье. Впрочем, слуги тоже являлись частицами Первополя, но доступ ко всем тайнам мироздания их, похоже, больше тяготил, нежели радовал.
Ну да чего ожидать от существ, половина энергии которых превратилась в шлак, в неподатливую вязкую материю? Высший снисходительно выплеснул на склоненную пятую конечность слуги небольшой – в пределах разумного – сгусток идеальной плазмы. Температура ее была близкой к оптимуму, но слуга почему-то воспринял хозяйскую милость словно удар хлыста. Он сжался, нагнулся еще ниже и задрожал всем своим студенистым телом. Это недоразумение окончательно сбило Высшего с приятного настроя, и он перераспределил себя в пространстве тяжелых скоплений материи так, чтобы не видеть этой жалкой, скрюченной фигуры. Не видеть обвисших энергоопор, не видеть полупрозрачного тела, начиненного множеством каких-то червеобразных структур. Не видеть блестящих от влаги желтоватых выростов нервной ткани в глубине горизонтальных складок пятой конечности… С чувством легкой досады Высший обратил всю энергию внутрь себя и вошел в Первополе. Не через нижний уровень Чистой энергии, с которого вернулся слуга, а, как и полагается Высшим, сразу на уровень Информации, туда, где он граничил с уровнем Судеб и подуровнями Воплощения и Влияния.
– А-а, ты вернулся, – мысленно обратился к нему Наблюдатель. – Вовремя…
– Ирония? – удивился Высший. – Что послужило ее причиной? Я что-то пропустил?
В мире, где все происходило одновременно – будущее, настоящее и прошлое, – последний вопрос можно было расценивать как шутку.
– Уровень Рождения кем-то поврежден, – Наблюдатель указал в сторону золотистой зари, полыхающей далеко за уровнем Воплощения. – Кто-то открыл Канал, и теперь сквозь него проникают существа…
– В Первополе? – насторожился Высший.
– Пока лишь на нижний уровень, но и там им не место…
– Кто-то открыл? – Высший пропустил через себя несколько потоков информации. – Здесь нет ничего определенного. Кто открыл Канал? Почему о нем нет данных в Первополе?
– Он либо не родился, либо успел умереть, либо настолько стар, что сведения о нем не сохранились даже в Первополе. – Наблюдатель задумчиво померцал. – Либо все это вместе.
– Разве такое возможно? – Высший углубился в уровень и коснулся его самых древних слоев. Ничего определенного о загадочном злоумышленнике не было и там. – Странно… Чем это нам грозит?
– Все будет зависеть от возможностей неизвестного существа… Те материальные создания, что живут в пространстве под нижним уровнем, почти безвредны. Они питаются крохами энергии и непрерывно воюют между собой. Им не до осмысления устройства высших структур. А вот те, кто приходит по Каналу, опасны. Их давно следовало бы заменить, так же как первых, более умеренными версиями, но Первополе пока против глобальных изменений. Нам придется искать злоумышленника осторожно. Не трогая этих существ.
– Возня. – Высший недовольно отбросил в сторону поток частиц уровня Времени. – Зачем вообще нужны существа?!
– Это известно лишь самому Первополю. – Наблюдатель снова указал на уровень Рождения. – В таком состоянии оно не сможет завершить создание Последнего. А без него… Ты сам знаешь, что будет без него.
– Может случиться непоправимое, – согласился Высший. – Значит, нам следует устранить причину искажения уровня. А причиной, насколько я понимаю, являются те, кто лезет в Канал.
– Но Первополе будет против.
– Мы восполним пробел. Позже, когда родится Последний. Восстановим количественный состав существ, но немного подкорректируем их личные качества. Обычная процедура.
– Если Первополе заметит пробел…
– Не заметит, если ему не доложат. Ты намерен доложить?
– Я – нет. – Наблюдатель выразил Высшему почтение, уплотнив края водородного ореола. – Но в Первополе я вижу предательство слуг. Они собираются помочь существам. Они не хотят, чтобы родился Последний.
– Это я и сам вижу. – Высший раздраженно заслонил свет едва тлеющего красного карлика. Совсем как раздраженное существо срывает ни в чем не повинную травинку. – Хотя даже Первополе не дает мне знания, зачем это понадобилось слугам?! И кто этот нерожденный злодей? Кто настолько вдохновил слуг, что они посмели воспротивиться воле хозяев?!
– Уровень Судеб не содержит ответа, а уровень Воплощения предполагает, что вместе с неизвестным существом им вполне по силам выполнить задуманное.
– Уровень Судеб не содержит ответа, а уровень Воплощения предполагает, что вместе с неизвестным существом им вполне по силам выполнить задуманное.
– Не бывать этому! Последний родится! А те, кто попытается этому помешать, вольются в Первополе и больше никогда не вернутся в прежнее состояние…
* * *До начала торжеств оставалось пять минут. Дворцовая площадь забита народом. Оцепление едва сдерживало напор толпы, а служба охраны напряженно высматривала подозрительные лица. Таковых наблюдалось более чем достаточно. Восторгом подданные как-то не светились. Для некоторых торжество было событием, и они даже выкрикивали нечто одобрительное, но большинство следили за приготовлениями молча, с угрюмыми выражениями на физиономиях. Преображенский заработал репутацию жесткого правителя, и никто из подданных не питал особо радужных иллюзий. С другой стороны, все они понимали, что выйти из кризиса можно, лишь имея грозного и сурового Великого Князя. Другому с непростой ситуацией в ОВК не справиться. И все же подчиненные Барышева не успокаивались ни на минуту. Кроме того, что среди толпящихся горожан вполне могли найтись самоубийцы, готовые броситься на князя-деспота даже с голыми руками, кто-то мог принести и оружие. А за час до начала торжества разведка доложила, что в Солнечную вполне могли проникнуть диверсанты чинидов. Барышев даже попытался убедить Сергея в нецелесообразности проведения открытых торжеств, но Великий Князь решил ничего не менять.
– Я понимаю, что это усложнит задачу охраны, – Преображенский прицепил на пояс парадного мундира кинжал, – но чему быть, того не миновать…
– Ваша светлость, – озадаченно шепнул из-за спины Горох, – на парад полагается выходить при кортике.
– А это что? – Сергей поправил кинжал.
– Так ведь неуставное оружие. – Адъютант подбросил в руке отвергнутый князем кортик. – Форма одежды нарушается. А вы ж главнокомандующий.
– Вот именно. – Сергей прицелился в Гороха указательным пальцем. – И не тебе определять форму моей одежды.
– Как прикажете, ваша светлость, – лейтенант поклонился. Спорить с князем было бесполезно. – Выйдете к народу хотя бы через парадный подъезд? Или тоже…
– Молчать! – Сергей неожиданно развернулся к Горохову и сверкнул уже знакомым канониру парализующим взглядом. – Или сегодняшний день станет последним днем твоей службы.
Лейтенант опустил потемневший от страха и возмущения взгляд. Как же вырвалась эта злополучная реплика?! Он готов был откусить себе язык! Впрочем, говорить он не мог и без таких сложностей. Причем сейчас князь не дал ему никакой дополнительной вводной, как тогда, на Терции, например, вновь обрести дар речи на борту корабля. «А если он не снимет свой блок и я так и останусь немым?! – запаниковал лейтенант. – Вляпался! Дотрынделся! Идиот! Шут гороховый!»
Наблюдавший за сценой Барышев нервно сглотнул слюну и поспешил к выходу. Вывести почетный караул и начать церемонию предстояло ему…
Точно в назначенное время прозвучали фанфары, грохнули огромные полковые барабаны и грянул Кремлевский оркестр. Увертюра была мощной и впечатляющей настолько, что толпа зрителей застыла, оставив в покое вспотевшее оцепление. Почетный караул вышел на площадь и построился вдоль длинной покрытой коврами лестницы. Вела она на самый центр древней площади, к высокой мраморной трибуне. С нее Великому Князю предстояло произнести присягу ОВК и поклясться в верности принципам Конституции. Затем, по сценарию, он должен был спуститься и принять присягу командующего парадом Барышева, а также всех войск и сил охраны правопорядка ОВК. Все это было, конечно, обычным шоу, но без него инаугурация казалась бы неполноценной.
Сергей ступил на ковровую дорожку и неспешно двинулся к трибуне. Он не видел глаз замерших позади оцепления людей. Он не видел даже их лиц, но чувствовал, что толпу охватывает примерно такой же благоговейный трепет, как и Гороха, как придворных, сталкивавшихся с князем лицом к лицу, как его генералов… Они боялись и боготворили нового правителя. Они не понимали причины охватывающего их странного чувства и потому боялись. Но чувство было отчетливым и сильным – желание упасть на колени, почитать и преклоняться. И потому Преображенского боготворили. Он шел к трибуне, чтобы поклясться, он шел, чтобы спасти. Он был именно тем, кто способен спасти… Он был тем, кто идет…
Оркестр играл так вдохновенно, поступь правителя была настолько уверенной, восторг в душах был так близко к поверхности… Он готов был вырваться наружу в любую секунду, но его приходилось сдерживать, и он накапливался, разрывал душу, просачивался слезами… Женщины беззвучно рыдали, мужчины шептали клятвы пойти за этим человеком куда угодно. И никто не задумывался, почему вдруг угрюмое недоверие и даже недовольство сменилось таким восторженным обожанием. Люди смотрели на князя и заново обретали веру. А причины их не интересовали. Человек, способный одним своим видом внушить столь глубокое уважение и вселить в души подданных настолько безграничную веру, имел право вести людей за собой без лишних объяснений.
Преображенский поднялся на трибуну и обвел площадь внимательным взглядом. Оркестр смолк, снова затрещали барабаны, затем умолкли и они. Над площадью повисла почти абсолютная тишина. Только дыхание тысяч людей и слабый шумовой фон раскинувшегося за стенами Кремля города, все еще плавящегося под знойными лучами раненого солнца, но уже не оглушенного Катастрофой, а восстающего из пепла вместе со своими жителями, вместе с государством, вместе с новым правителем. Так же как те, кто сумел пробиться на площадь, миллионы людей сейчас затихли у персональных, общественных, рабочих телесистем и уличных мониторов.
Сергей смотрел на людей, но видел почему-то не их, а какое-то застывшее море. Живое море… Пока живое… Он вдруг ощутил острый укол тревоги. В душе полыхнул огонь, совсем такой же, как пожар в душе неведомого путника из странных снов. «Пришло время собирать камни, – промелькнуло в глубине сознания. – Я встал на лобном месте, и сейчас свершится то, ради чего мы все собрались. Сейчас…»
Мысль оборвалась. Прямо перед трибуной сквозь древнюю брусчатку площади взметнулся острый, кривой, как гигантский звериный коготь, шип. Он достиг высоты трибуны и неподвижно замер. В диаметре шип был не меньше полутора метров, его гладкая глянцевая поверхность отливала красным, словно он был наполнен кровью. Толпа невольно подалась назад, но она была слишком плотной, и это движение получилось похожим на легкую волну. Спустя пару секунд брусчатка выбросила еще один шип, точно такой же, как первый, но метров на пять левее трибуны, и задние зрители попятились. Прошло еще несколько секунд, и шипы начали вырастать по всей свободной от людей поверхности площади. Толпа словно стряхнула оцепенение и ринулась прочь. Началась давка. Преображенский смотрел на прорастающую дьявольскими шипами площадь и, в отличие от подданных, не мог пошевелиться. Люди начали кричать, взвыли сирены, почетный караул и выстроившиеся для парада подразделения бросились к трибуне. Шипы вырастали уже и там, где недавно толпились зрители. Их стремительный рост напомнил Сергею всплески пятиметровых песчаных фонтанов, из которых впоследствии формировались «тренировочные чудовища» Ван Ли. Народ падал, началась кровавая давка. Солдаты пытались удержать обезумевших людей и направить их между шипами к дальним воротам, но зрители не могли пересилить страх и бежали туда, где пока не было кровавых конусов. Почетный караул почти пробился к трибуне, когда шипы начали раскрываться, словно цветки, и из их красных недр полезли уже знакомые Преображенскому монстры. Они были точно такими, как на компьютерной модели Осокина и песчаных имитациях купца, но теперь это были настоящие, реальные чудовища. Они расползались во все стороны, подминая упавших под свои багровые туши и сбивая с ног тех, кто пытался бежать. Они ползли медленно, но укрыться или убежать от них было невозможно. Их было слишком много.
– Ваша светлость! – На трибуну взбежал Воротов. С ним прорвались еще несколько воинов охраны. – Уходим!
Сергей обернулся. В его глазах словно застыл черный огонь. Он смотрел сквозь полковника так, будто видел сразу весь мир.
– Да, идем, – спокойно произнес он, медленно вынимая из ножен кинжал. – За мной…
В дверях главных покоев к ним присоединились бледные от страха Барышев, Горох и несколько офицеров. Сергей, не оглядываясь, поднялся в свой кабинет и прошел в смежные с ним покои.
– А нам разрешите? – неуверенно спросил Горох, снова обретая дар речи.
– Все вниз, – открывая дверцу потайного лифта, приказал Сергей.
– Тут много, – адъютант вошел в комнату и указал на толпящихся в коридоре людей. – И женщины… даже с детьми…
– Все вниз, – отрешенно повторил Преображенский. – Мы поедем последними.