— Но это чудесно…Ах! Это так…хорошо…Хорошо! — в экстазе ахала Зудова, выпрямляя спину, так что грудь бугристо выпирала из её возбуждённого торса. — Оказывается, женщинам-то поприятнее…Ах! Ах!
— То ли ещё будет… — дружелюбно ворковал Валерий, со знанием дела погружая ладонь в жёсткие волосы полового органа своего возлюбленного. — Но у мужчин-то тоже есть своя, вее-есьма восхитительная, специфика…
— А то… — рывком расставляя ноги, молвила З. З. — Помолчи…Мне хочется закрыть глаза…
— А я хочу видеть всё!! — объявил Небаба, чувственным рывком швыряя Зудову на постель и бросаясь прямо на неё.
— Вставишь?… А то мне так…удивительно…непривычно…
— Ну уж помоги мне!..
Они деловито запыхтели, и наконец, после ряда проб и ошибок, Валерий вставил-таки свою мощную елду в узкую пиздёнку никогда не рожавшего Зудова. Целки почему-то не было.
— Я у тебя не первый… — обескураженно обиделся Валерий.
— Это в каком же смысле? — удивилась Зинаида Захаровна. — Мы же уже…О!.. О!..
— Но не в этом же…облике!..
Зудова негодующе посмотрела на него.
— Ты хочешь, чтобы вообще всё пропало?!.. Откуда я знаю, почему вообще всё так! Ты что?…
— Извини…Извини… — устыдился Небаба. — Я совсем забыл, что…
— Давай-давай!
Они замолчали и сосредоточенно отдались процессу полового акта. Через несколько минут Валерий тихо сказал, стараясь придать своему тону как можно больше дружелюбности:
— Ты это…подмахивай…Знаешь как?
— А ты ебись получше! — огрызнулась Зудова в ответ. — А то как автомат туда-сюда, туда-сюда…
— Да я ж…Я ж никогда не был мужчиной!..
— А я — бабой!
— Да я не хотел тебя обидеть, я…
— Да помолчи ты, лучше делом займись! Я скоро кончу, давай же!..
Зудова взвопила и впилась ногтями в спину Валерия. Тот взревел и вошёл в неё аж по самые яйца. Они заурчали, словно ласкающиеся звери, и мощный оргазм — один на двоих, как огромное небо в известной старой песне — снизошёл на них, будто молниеносное откровение на избранного Богом пророка.
Вдали, где-то наверху, вдруг загремел гром, запылали всполохи каких-то непонятных зарниц; заухала невесть откуда взявшаяся вьюга, или пурга, и в один-единственный миг они вновь превратились в тех самих себя, кем они были всю свою жизнь, до «хроника» и Луны: в мужчину и женщину, слитых в акте любви — просто их половые части, всё так же соединённые, поменялись местами. Небаба продолжала быть сверху, Зудов — снизу; и он заметил эту стремительную перемену, столь моментально произошедшую с ними, только когда его тёплое животворное семя выстрелило в горячую матку его любимой.
Небаба всё ещё по инерции совершала фрикции, а затем резко замерла, вопросительно глянула вниз — на свою, вмиг отросшую грудь и расширившиеся соски, и ошарашенно дотронулась рукой до своего лобка, наконец-то всё осознав.
— Это почему это…как это?…
— А я — знаю?!.. — огрызнулся Зудов. — Ты лучше ноги б раздвинула, а то больно всё-таки…
— Ну да, конечно, — автоматически ответила Лера, — но я вообще-то уже кончила, так что…
— А я как будто нет!
— Я заметила, — насмешливо сказала Небаба, — мог бы, между прочим, вытащить, мне ещё залететь не хватало!..
— Через виртуальный шлем, что ли? — мрачно пошутил Зудов. — И принтера с деловой бумагой тут нету.
Они неторопливо разъединили половые органы и легли рядом, не касаясь более друг друга. — Сотворил бы! — сказала Небаба. — И принтер, и компьютер…А вообще — что всё это значит? Почему это мы вдруг…
— Да откуда ж я знаю! — раздражённо выпалил З. З. — Но мне, например, приятно ощутить опять свою мужественность, яички…Не понимаю, как же вы, тёлки, живёте — вся эта ваша влажность, течки…
— Какое-то время назад ты говорил, что женщинам-то поприятнее! — укоризненно воскликнула Небаба. — Это я не понимаю, как вы можете жить с такой фиговиной в трусах! Яйца, залупа…
— Не жалуюсь, — заметил Зудов. — Может, вам и поприятнее, но у мужчин…своя специфика. Вообще, мне пришла в голову одна мысль.
— Ну?…
Захар Захарович встал с кровати, таинственно посмотрел на Леру, шумно сделал большой вдох через нос и выпалил:
— Шумба-тумба-шприц! Револьвер-ка мне, пожалуйста.
Тут же в его руках появился сияющий кольт.
— Ты чего это решил? — испуганно осведомилась Лерочка.
— Пришью сейчас тебя. Ну и себя, само собой.
— Что-оо?!!..
— А что? Ты же лежишь, или сидишь в пещерах Нижнелунска, значит это — твоё не настоящее тело и душа, вот и вернёшься…А я хочу проверить — куда я-то денусь? Умру, так и пошло это всё…Надоела эта нереальность! С другой стороны, как выясняется, я многое могу…Или даже всё…Тем более интересно замочить самого себя.
— Не надо! Не надо! — завизжала Небаба. — Дорогой мой, я ж искала тебя, я ж рисковала…
— Предательница! — горько сказал Зудов. — Ты всё знала! Да ну тебя: на тебя даже пули жалко. А вот я…
— Не делай этого!.. — вскричала Лера. — Ты же не знаешь…
— Вот и узнаю. Ну-ка, ещё раз — шумба-тумба-шприц!
Револьвер немедленно принял форму большого и розового мужского полового члена.
— Стой! Эй! — рявкнула Небаба, бросаясь к стоящему перед кроватью З. З.
— Не двигайся, — спокойно сказал он, направляя кольт на неё. Лера осеклась и отодвинулась в угол кровати, инстинктивно прикрывая ладошками свои сиськи.
— Вот так-то лучше, — удовлетворённо молвил Захар, вставил револьвер-член себе в рот, грустно посмотрел зачем-то на роскошный балдахин и нажал на курок.
Хрясь — кровавые зудовские мозги, вышибаясь от мощного выстрела, яркой кашицей вмазались в стену, расплываясь и стекая по ней вниз, к пушистому голубому ковру сотворённой З. З. спальни.
— Придурок, — сказала Лера Небаба, с отвращением отворачиваясь. — Так и не понял ничего! Надо было искать третий пол! А теперь — начинай всё сначала. Решил, что тебя просто так отпустят?… Впрочем, мне-то что…Вообще-то они все с этого начинают…
Тело Зудова, обмякнув, рухнуло, распластываясь. Он увидел сверху свою обезображенную голову, мозги на стене, улыбающуюся Лерочку, натягивающую женские зудовские трусы и вставляющую себе его прокладку, и вновь — балдахин.
"Блин! Ни хрена не погиб! — с сожалением подумал он. — Но кто ж я теперь?…»
И тут он ощутил самого себя — ослепительно сияющую субстанцию, состоящую из некоего духовного огня, парящего вовне всего, над всем, над спальней и Луной. Последний взгляд вниз — на мёртвое тело З. З. и живую Небабу, которая вдруг начала становиться всё более прозрачной и нереальной, и он устремился ввысь, к пылающему где-то там, вверху, слепящему, горящему любовью, красотой и совершенством, свету.
Свет призывал его, ждал, притягивал к себе, словно отпавшую некогда от него свою часть, наконец-то покинувшую унылую тюрьму грубой плоти и вновь обретшую изначальную свободу и влекомую великим воссоединением. Явился блистающий ангел и очами любви пронзил парящий дух Зудова.
— Ты здесь! — божественным языком небес сообщил он З. З. — Я пришёл за тобой, дабы сопроводить тебя…в рай!
— Но я же самоубился! — изумлённо отвечал Зудов, испытывая невыразимое блаженство и благодать.
— Вот именно! — торжествующе прогремел ангел. — Только самоубийцы попадают в рай, ибо они нашли в себе силы покинуть плоть, возвыситься над бренностью эфемерного человечьего бытия; они не устрашились! И только они — самоубийцы — заслуживают Высшего и идут сразу к Богу, одесную Отца!.. И Христос, как ни сомневался, как ни просил пронести чашу мимо, всё же решился, сделал выбор, пошёл на крест, совершив самое величайшее из самоубийств, чтобы спасти всех тех, кто верит в Него, кто не устрашится, кто погубит сам, сознательно, свою гадкую, отпавшую от Творца, вещную плоть, кто не испугается смерти грубого тела во имя бессмертия духа и души! И ты тоже, убив сейчас себя, заслужил рая, вечности и абсолютной милости!.. Следуй же за мной, блаженный, Отец ждёт тебя!..
— Вот оно, оказывается, как… — ошарашенно заявил всё на том же духовном, великом языке Зудов. — А я-то думал, что церковь…
— Сатанинская структура, — отрезал ангел. — А поклонение мощам?… Этой гадкой, грубой плоти, вонючим останкам…
— Ну что ж, — сказала зудовская посмертная неуничтожимая сущность, — я готов. Веди меня!
— Тогда — вперёд и вверх!.. — торжествующе воскликнул ангел, подхватил Зудова и мощным духовным рывком подкинул его навстречу свету. — Мы ещё встретимся, избранник…Ха-ха-ха-ха!.. Уа-ха-ха-ха-ха!!..
— Че-его?!!.. — изумился З. З., и тут же бескрайний свет поглотил его.
19. УНИКАЛЬНЫЙ ПОРОШОК
Захар Захарович очнулся и ощутил, что звездолёт больше уже никуда не летит, а стоит, не шелохнувшись, на твёрдой почве, прибыв, очевидно, туда, куда он и намеревался прибыть.
— Где я?… Что со мной было?… Что я?… Что во мне?… Какие-то сны…Грёзы…Видения…Луна…Валерий…Лерочка — ой! Я…Я — ой! Этот — как его?!.. Хро…Хро…Хро…ник…Хроник! Ну и придумайте ж вы, Свен Свенович! Ох — ну и проказник!..
Улыбнувшись, Зудов приоткрыл глаза и сразу же увидел над собой внутреннюю обшивку звездолёта.
— Ааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!! — взвопил он, поняв в одно лишь мгновение натуральную реальность происходившего с ним ранее, и всё ещё происходящего с ним же сейчас. Но если то была реальность, то что тогда это? И почему это вдруг сейчас?… Ведь он же…Ведь я же…Ведь я же…Покончил! Жизнь! Самоубийством!
Мозги расплылись по стене. Мозги ведь — блин! блин! — расплылись по стене!.. А сейчас они вроде на месте — даже шовчика, шрамика нету. И почему-то он — З. З. З., Захар Захарович Зудов — сидит тут, в кресле космического лайнера, как будто бы всех его путешествий, любви и смерти не было вовсе, а всё только лишь начиналось по новой, и он только-только прилетел и обнаружил себя здесь, на Луне, живым, да ещё и с мозгами.
"Ага, вот так, — решил тогда Зудов, учуяв в своей трепещущей душе лёгкий аромат слабенькой, как таблетка анальгина для ракового больного, надежды. — Труть есть, Никитка есть, морг был, роддом был, на Луну меня послали, на Луну я прибыл. Всё остальное — бред, сон, маразм. Что там мне вколола стюардесса? Не помню. Что мне там вставил врач в пупок и в зад? Не знаю. Это всё надо забыть, как ночной кошмар, ну и — за работу, Лунстрой деньги…Так, так, так. Я — я; я — мужик; Лерочка Небаба — баба; всё существует именно в том виде, в каком и должно существовать. Ведь правильно — ху-ху!..»
Зудов почти рассмеялся и весело сунул руку в карман, с наслаждением нащупав своё левое яйцо, удовлетворённо почувствовав его округлую упругость и присутствие именно там, где ему и полагалось, а не на лбу, либо вообще нигде.
Он огляделся: впереди вроде бы сидели в креслах какие-то сонные пассажиры, а в иллюминаторе мерцали звёзды, нависшие над характерным пыльным грунтом, заканчивающимся неровно-изломанной линией горизонта. Всё, вроде бы сходилось: он прибыл на Луну по поручению родного «жужуинвеста», он должен был разобраться с «Лунстроем», а никакого…"хроника" (кажется, эта хренятина именно так называлась в его жутких грёзах) вовсе никогда и не существовало — нутро жопы было свободно от любых инородных тел, а пупок существовал в единственном числе и был лишён любых патологий, как тщательно тестированный для путешествия в центр Земли первопроходец. Ура — любимая реальность никуда не подевалась, и в его багаже, наверное, всё ещё мирно продолжают лежать навязанные ему какой-то дерзкой девицей прокладки «Хронос» с крылышками, и Зудов даже умилился при вспоминании таких нормальных, привычных и милых его мозгам и душе вещей, как прокладки, шампуни, бритвы, кремы, фирмы — всего того, что составляло и продолжает составлять родной и близкий ему мир, в котором он привык жить, работать и отдыхать, — чтобы вновь работать с ещё большим желанием денег, кремов и бритв.
— Приветствую вас, дамы и господа!.. — раздался вдруг самоуверенный и бодрый басок стюарда. — Поздравляю вас всех, и нас всех также, с прибытием на Луну.
"Для начала неплохо, — удовлетворённо подумал всё более и более успокаивающийся Зудов. — Мои мысли подтверждаются. Интересно, где тут у них "Лунстрой"?…»
— Наш звездолёт «Огурчик», — продолжал стюард, — совершил свою мягкую посадку невдалеке от русского лунного поселения Нижнелунск. Просьба оставаться на местах, мы вас пригласим к выходу специально. Надеюсь, что наш полёт вам безумно понравился!!
Зудов, улыбаясь, кивнул, хотя его буквально резануло и почти насторожило сказанное стюардом слово «безумно». Но, в конце концов, это была всего лишь небольшая деталька общего, вполне приемлемого, для нормальной реальности и здоровых мозгов, текста стюардовской речи. И вдруг:
— Захар Захарович Зудов! — выпискнул визгливый женский голосок. — Пройдите, пожалуйста к выходу!
И затем совсем уже вкрадчиво и почти шёпотом, но таким же писклявым:
— Мы ждём вас…Мы так вас ждём!
— Ауа! — рявкнул Зудов от неожиданности того, что вся выстроенная им система объяснений последних событий, снов и идиотизма последних моментов его жизненной действительности рассыпалась, точно небрежно построенный песчаный домик на морском берегу от неловкого телодвижения какого-нибудь жирного двухлетнего карапуза. Он вскочил, взял портфель, поискал глазами другой багаж — а его не было нигде, что вконец расстроило и даже ужаснуло З. З. "Спокойно, спокойно…Его и не может здесь быть, он в спец-отделении…"
— Никакого своего чемодана вы не найдёте, Зинаида Захаровна, — насмешливо произнёс противный голосок. — Да он вам и не нужен. Всё, что вам понадобится — в портфеле. Лифчики, прокладки…
"Ну вот, опять. Ядреноть — как же они задолбали!.. Я — мужик!.. У меня…яйцо!! Вот! Вот!"
— Идите сюда.
Зудов проследовал мимо пассажиров, которые напоминали больше плохо сделанных манекенов, нежели живых людей во плоти, и вошёл в звездолётную дверь, прямо за которой стояла знакомая ему стюардесса. На этот раз у неё на подбородке вновь, как в одном из зудовских снов, грёз, маразмов, либо же реальностей, коричневел морщинистый, волосатый сосок. Она ущипнула за него правой рукой, ухмыльнушись, и сказала:
— Ну и что, будете дальше делать вид, что всё нормально?… Вас это не убеждает?
— Меня убедит, если у тебя под трусами будет хуй! — огрызнулся Зудов.
— Пожалуйста.
Стюардесса подняла юбку, приспустила трусики и З. З. увидел большой, по-еврейски обрезанный, мужской член у неё промеж ног.
— Хорош, а? По-моему, красавец. Лично меня возбуждает.
— Чего вы от меня хотите?… — устало вымолвил Захар Захарович. — Это всё "хроник"?
— Можешь называть это и так, — ответила стюардесса, натягивая трусы и оправляя юбку. — Иди, с тобой хочет побеседовать наш жёлтый начальник. Хотя, никакой он не начальник. Он — просто первый, поэтому лучше во всём разбирается. И запомни: мы тебе не враги, и ты не одинок. Хотя нас мало. Но мы — есть!
— Рад слышать, — пробормотал Зудов. — Куда?
— Сюда, — вдруг почему-то раздражённо проговорила стюардесса. — А то ты не помнишь!..
Зудов наклонился и пролез в узкий проход, который он, к своему великому неудовольствию, вспомнил. И оказался в маленькой комнатке, где за массивным столом сидел человек, одетый во всё жёлтое. Он поднял лицо вверх:
— Здравствуй, Зинаида Захаровна!..
— Я пока что ещё Захар Захарович! — злобно воскликнул Зудов.
— Да какая разница…Ну будешь Зинаидой…Потом опять Захаром. Один шаг на грунт, и…Да ты, кажется, всё это уже знаешь. Но вот чего ты упорно ты не хочешь понять и…принять, — человек стал максимально серьёзен, — так это то, что с тобой действительно нечто случилось. И это нечто и есть сейчас твоя жизнь, твоя новая реальность, твоё бытие. Или не-реальность — но это, как нам с тобою ясно, — человек вяло улыбнулся, — чисто лингвистический вопрос. И с этим ты, увы, дружище, ничего не можешь поделать, это не какой-то там эпизод в твоей карьере, заполненной долларами и прокладками, а это на самом деле совершенно необратимо новое, принципиально иное, причём, ты отсюда уже не выберешься, как бы ни старался. Многие из нас пытались самоубиваться, у кого-то это даже получалось — на некоторое время. Пойми наконец, что ты попал в мир, где главный закон состоит в отсутствии любых законов, точнее, ты сам — вот наиглавнейший и единственный закон. На самом деле, это никакое не ограничение и не выброс тебя куда-то там "во внешнюю тьму", а наоборот: расширение, безграничные возможности, максимальный плюс, а никакой не минус. Всё будет так, как ты захочешь. Ты захотел Лерочку, и она появилась, захотел стать Захаром — стал. Перед тобой больше нету никакого предела, более того, и он возможен, если ты его себе поставишь. Ты отныне — другое существо. Я знаю, что это, конечно же, невозможно сразу понять, да и принять, но я хочу тебе помочь, как помогал до тебя всем, ибо я — первый. Нас мало, но мы есть. Тебя бы здесь сейчас, конечно же, не было бы, ибо всякие там мозги на стене, ангелы, прочая мутотень, я вообще не знаю, где бы ты был. Может быть, в том самом раю, куда тебя так настойчиво приглашали. Либо вконец запутался бы в собственных наслоениях, пока кто-нибудь тебя не вытащил, как это сделал сейчас я. Я тебя пожалел просто, но это только в первый раз. Дальше сам будешь уже во всём разбираться, и от тебя зависит, где ты в результате окажешься, вообще — быть тебе, как таковому, либо же нет, табурет, сто тысяч звёзд Бетельгейзе, абсолютная гибель, прокладки…Кстати, здесь у тебя может быть столько прокладок, сколько захочешь!.. Хочешь?
— Это не прокладки!.. — бешено выпалил Зудов. — Это — не настоящие прокладки!
— Да ну… — усмехнулся жёлтый человек. — Не настоящие?… С лингвистической точки зрения…