Так же как и его предшественники Итурбиде и Санта-Анна, он начал свою карьеру армейским офицером. Подобные карьеры, разумеется, известны и в США. Первый президент США Джордж Вашингтон был победоносным генералом во время Войны за независимость. Улисс Грант, один из известнейших военачальников армии северян во время гражданской войны, стал президентом в 1869 году. Дуайт Эйзенхауэр, верховный главнокомандующий объединенными силами антигитлеровской коалиции в Европе, занимал пост президента США в 1953–1961 годах. Однако в отличие от Итурбиде, Санта-Анны и Диаса, никто из них троих не использовал военную силу для того, чтобы самому прийти к власти. Более того, они не использовали военную силу и для того, чтобы избежать передачи власти следующему президенту. Они соблюдали Конституцию. И хотя в Мексике XIX века тоже действовали конституции, они мало ограничивали действия Итурбиде, Санта-Анны и Диаса. Эти трое могли быть отстранены от власти только тем же способом, которым они ее взяли, — военной силой.
Президент Порфирио Диас нарушал права собственности, экспроприировал большие участки земли, раздавал монополии и оказывал другие услуги своим сторонникам, имевшимся во всех отраслях экономики, включая банковскую сферу. В таком поведении не было ничего нового: это именно то, что делали испанские конкистадоры и следовавший их примеру Санта-Анна.
Причина того, что в Соединенных Штатах банковская система гораздо больше способствовала экономическому процветанию, чем в Мексике, никак не связана с разницей в мотивации банкиров. Погоня за прибылью, которая способствовала монополизации банковской системы Испании, имела место и в США. Но жажда наживы в США была направлена в другое русло экономическими институтами, с которыми сталкивались американские банкиры и которые поддерживали острую конкуренцию между участниками рынка. А это положение дел, в свою очередь, было следствием принципиально отличных от мексиканской ситуации стимулов, которые американские политические институты создавали для политиков. На самом деле в конце XVIII века, когда вскоре после принятия конституции в США стала складываться банковская система, она была очень похожа на ту, что со временем утвердится в Мексике. Политики пытались учредить банковские монополии в каждом штате и передать их в руки друзей и сторонников в обмен на долю в монопольной прибыли. Банки быстро начали ссужать деньги политикам, которые отвечали за регулирование банковской системы, — все точно так же, как Мексике. Однако в США такая ситуация не могла продолжаться долго, поскольку политики, которые пытались создать банковские монополии, должны были участвовать в выборах и перевыборах. Монополизация банковской системы с последующим предоставлением кредитов политикам, которые ее защищают, — отличный бизнес, но только до тех пор, пока это сходит политикам с рук. Для обычных же граждан такая ситуация совсем не выгодна. В отличие от Мексики, граждане США могут держать политиков под контролем и избавляться от тех из них, кто использует служебное положение для личного обогащения или передачи монополий своим ближайшим друзьям. Широкие, особенно если сравнить с Мексикой, политические права граждан США гарантировали им равный доступ к кредиту. А это, в свою очередь, обеспечило возможность изобретателям и инноваторам зарабатывать на своих идеях.
Не сходя с привычной колеи
В 1870-е–1880-е годы мир быстро менялся, и Латинская Америка не была исключением. Институты, которые создал Порфирио Диас, не были точно такими же, как те, что были создан Санта-Анной или испанской колониальной администрацией. Мировая экономика во второй воловине XIX века переживала бум, а новые изобретения в сфере транспорта, такие как пароходы и железные дороги, привели к колоссальному росту объема мировой торговли. Эта волна глобализации привела к тому, что богатые ресурсами страны, такие как Мексика, — или, если быть точным, элиты этих стран — могли обогатиться за счет экспорта сырья и полезных ископаемых в Северную Америку и Западную Европу, которые как раз проходили новый этап индустриализации. В результате Диас и его окружение однажды обнаружили, что мир вокруг быстро меняется, и поняли, что придется меняться и Мексике. Но для них это совсем не означало, что следует избавиться от колониальных институтов и заменить их на какую-то вариацию американских. Напротив, реформы в Мексике были изменениями, так сказать, «не сходя с привычной колеи» (path-dependent changes) и привели к утверждению новой инкарнации тех же институтов, которые сделали бо́льшую часть Латинской Америки бедной и страдающей от высокого уровня неравенства.
Глобализация сделала огромные незанятые пространства обеих Америк вдоль линии фронтира ценным ресурсом. Зачастую, конечно, эти «свободные» пространства были незанятыми только на карте, на самом же деле они были заселены коренными жителями, которые изгонялись с большой жестокостью. Тем не менее схватка за этот новый и ценный ресурс стала во многом определяющей в судьбе обеих Америк второй половины XIX века. Однако эти новые возможности не привели к одному и тому же результату в Соединенных Штатах и Латинской Америке, а, наоборот, усилили дивергенцию, вызванную уже существовавшими на тот момент институциональными различиями, особенно в вопросе о праве владения землей. В США длинная серия законодательных актов — начиная с Ордонанса о земле, принятого в 1785 году, и вплоть до Закона о гомстедах (1862) — обеспечила гражданам широкий доступ к землям на фронтире. За исключением вытесненных коренных жителей, остальные американцы пользовались равными правами доступа к земле, что обеспечило быстрое экономическое развитие территории. В большинстве же латиноамериканских стран политические институты привели к совершенно другому результату. Земли фронтира были распределены между теми, кто обладал политическим влиянием или богатством и нужными связями, что привело к дальнейшему их обогащению и росту влиятельности.
Президент Диас также приступил к упразднению мешающих международной торговле колониальных институтов — он ожидал, что это даст ему и его сторонникам невиданные возможности обогащения. Однако его модель развития была совсем не такой, какую он наблюдал к северу от Рио-Гранде; его политика наследовала Кортесу, Писарро и Толедо и предполагала, что огромные прибыли будет получать элита, в то время как остальное населения будет отрезано от выгод, которые сулит экономический бум. Когда инвестиции делает только элита, экономика немного вырастает, но такой экономический рост всегда обогащает только элиту и разочаровывает большинство населения. К тому же этот рост происходит за счет тех, кто лишен прав, например племени яки, живущего в штате Сонора неподалеку от Ногалеса. В 1900–1910 годах до 30 000 яки были депортированы, по существу, превращены в рабов и отправлены на плантации генекена на Юкатане (волокна генекена были ценным продуктом экспорта, поскольку из них делались веревки и канаты).
Живучесть институтов, которые привели Мексику и всю Латинскую Америку к экономической стагнации, ярко иллюстрируется тем, что так же, как и в XIX столетии, в XX веке они порождали очень вялую экономическую динамику, политическую нестабильность, гражданские войны и перевороты, ставшие следствием борьбы различных групп влияния за власть. Мексиканская революция 1910 года свергла Диаса. В течение XX столетия последовали революции в Боливии (1952), на Кубе (1959) и в Никарагуа (1979), продолжительные гражданские вой ны развернулись в Колумбии, Сальвадоре, Гватемале и Перу. Земельные реформы (или попытки их проведения) в Боливии, Бразилии, Чили, Колумбии, Гватемале, Перу и Венесуэле зачастую включали экспроприацию земли и капитала (или как минимум угрозу экспроприации). Вместе с революциями, экспроприациями и политической нестабильностью пришли военные хунты и разнообразные варианты диктатуры. И хотя в течение XX столетия наметился постепенный тренд в сторону предоставления гражданам более широких политических прав, только к 1990-м годам большинство стран Латинской Америки стали, наконец, демократическими — но даже при этом так и не смогли вырваться из трясины нестабильности.
Эта нестабильность сопровождалась массовыми репрессиями и убийствами. Национальная комиссия по установлению истины и примирению, созданная в Чили в 1990 году, выяснила, что за время правления Аугусто Пиночета (1973–1990) в стране было убито по политическим причинам 2279 человек, до пятидесяти тысяч были посажены в тюрьму, подвергались пыткам; сотни тысяч были изгнаны с работы. Комиссия по историческому выяснению нарушений прав человека и актов насилия, принесших страдания народу Гватемалы, в своем докладе 1999 года смогла идентифицировать имена 42 275 жертв, но многие утверждают, что всего в 1962–1996 годах в Гватемале были убиты до 200 000 человек, причем 70 000 из них в период правления генерала Хосе Эфраина Риоса Монтта.[10] Генерал остался абсолютно безнаказанным и в 2003 году даже смог выставить свою кандидатуру на президентских выборах; к счастью, он проиграл их. Национальная комиссия по исчезновению людей в Аргентине смогла установить, что около 9000 человек были убиты военными в 1976–1983 годах, хотя подчеркнула, что подлинная цифра может быть еще больше (оценки правозащитников ближе к 30 000).
Как заработать миллиард-другой
Долгосрочное наследие колониального общества и сформированных в нем институтов продолжает определять различия между США и Мексикой, а значит, и между двумя частями Ногалеса. Эти различия наглядно демонстрируют два разных пути, которые прошли американец Билл Гейтс и мексиканец Карлос Слим, чтобы стать двумя самыми богатыми людьми в мире — Уоррен Баффет остается третьим претендентом.[11] История успеха Гейтса и Microsoft широко известны, однако статус Гейтса как самого богатого человека в мире и основателя одной из самых инновационных компаний современности не помешали Министерству юстиции США 8 мая 1998 года вчинить корпорации Microsoft иск о злоупотреблении монопольным положением. Конкретным поводом было обязательное включение браузера Internet Explorer, разработанного Microsoft, в основную поставку ее же операционной системы Windows.
Правительство следило за действиями Гейтса уже долгое время, и еще в 1991 году Федеральная торговая комиссия начала расследование предполагаемых нарушений Microsoft антимонопольного законодательства на рынке компьютеров PC. В ноябре 2001 года корпорация заключила с Министерством юстиции сделку. Microsoft пришлось пойти на серьезные уступки, тем не менее многие наблюдатели сочли их недостаточными.
Мексиканец Карлос Слим заработал деньги не на собственных изобретениях. Изначально он преуспел в сделках на фондовом рынке и в покупке и последующей реструктуризации убыточных предприятий. Его главной удачей стало приобретение телекоммуникационной монополии Telmex, которую в 1990 году приватизировал президент Карлос Салинас. В сентябре 1989-го правительство объявило, что желает продать 51 % голосующих акций компании (20,4 % всех акций); торги состоялись в ноябре следующего года. Хотя цена, которую предложил Слим, была не самой высокой среди заявок на конкурсе, консорциум во главе с его флагманской компанией Grupo Carso выиграл торги. Более того, Слиму удалось договориться об отсрочке оплаты и использовать дивиденды на эти самые, только что полученные им акции Telmex, чтобы заплатить правительству. То, что раньше было государственной монополией, стало теперь частной монополией Слима — и весьма прибыльной монополией.
Экономические институты, которые сделали Карлоса Слима богатейшим человеком своей страны, совсем не похожи на экономические институты Соединенных Штатов. Для мексиканского бизнесмена барьеры для входа на рынок играют ключевую роль на каждом этапе его карьеры. Среди таких барьеров — дорогие лицензии, которые нужно получить, чтобы начать работать, бюрократическая волокита, политики и уже раскрутившиеся конкуренты и, наконец, трудности с получением финансирования, поскольку банки находятся в сговоре с уже действующими на рынке игроками, которым не нужны новые соперники. Эти барьеры в зависимости от обстоятельств могут быть непреодолимым препятствием, а могут — отличной защитой, которая не оставит шансов вашим потенциальным конкурентам. Чем они окажутся для вас, определяется тем, кого вы знаете, на кого вы можете повлиять — и да, кого вы можете подкупить. Карлос Слим, талантливый и амбициозный бизнесмен, выходец из среднего класса, потомок ливанских эмигрантов, стал настоящим виртуозом получения эксклюзивных контрактов; он смог монополизировать прибыльный телекоммуникационный рынок Мексики, а затем расширил свое влияние на всю Латинскую Америку.
Принадлежащей Слиму монополии Telmex приходилось сталкиваться с конкуренцией, но соперникам Слима не сопутствовал успех. В 1996 году компания Avantel, поставщик международной и междугородной телефонной связи, обратилась в мексиканскую Комиссию по конкуренции с просьбой проверить, не является ли Telmex доминирующим игроком на рынке. В 1997 году Комиссия объявила, что Telmex действительно пользуется монопольным положением (среди прочего) на рынке локальной, междугородной и международной телефонной связи. Но попытки регулирующих ведомств Мексики ограничить монополию ни к чему не привели. Первая причина состоит в том, что Слим и Telmex могут прибегнуть к так называемому ходатайству об ампаро (recurso de amparo). Термин «ампаро» (букв. «защита, покровительство») обозначает особое судебное решение, которое указывает, что тот или иной закон не должен применяться конкретно в вашем случае. Идея ампаро восходит к мексиканской конституции 1857 году, и изначально эта процедура была призвана защищать личные права и свободы. Однако в руках Telmex и других мексиканских монополий ходатайство об ампаро стало инструментом, еще больше укрепляющим их монопольное положение. Вместо того чтобы защищать права человека, ампаро становится лазейкой в принципе равенства всех перед законом.
Слиму удалось сколотить свое состояние во многом благодаря своим политическим связям в Мексике. Когда он решился войти на американский рынок, он потерпел неудачу. В 1999 году его Grupo Carso купила компьютерного ритейлера CompUSA. В это время у CompUSA действовало соглашение о франшизе с мексиканской компанией COC Services, которая продавала товары франчайзера в Мексике. Слим немедленно нарушил это соглашение, чтобы открыть свою собственную сеть магазинов в Мексике и не опасаться конкуренции со стороны COC Services. Однако COC подала на CompUSA в суд Далласа. В Далласе ампаро не действует, Слим проиграл и вынужден был выплатить штраф в 454 миллиона долларов. Как сказал после процесса адвокат, представлявший интересы COC, «значение этого вердикта в том, что в современной глобальной экономике компании должны уважать законы США, если они потом хотят работать в этой стране». Когда Слим столкнулся с институтами, существующими в США, и вынужден был действовать, не нарушая предписанных этими институтами правил, его проверенные способы делать деньги перестали работать.
Подходы к теории мирового неравенства
Мы живем в мире, полном неравенства. Различия между разными странами напоминают различия между двумя частями Ногалеса, только в большем масштабе. В богатых странах граждане имеют лучшее здоровье и образование и живут дольше. У них также есть доступ к целому ряду услуг и возможностей — от отпусков до карьерных перспектив, — о которых жители бедных стран могут только мечтать. Жители богатых стран ездят по хорошим дорогам без выбоин, и дома у них есть электричество, канализация и водопровод. Обычно правительства таких стран не арестовывают своих граждан и не угрожают им по собственному произволу; наоборот, государство предоставляет услуги, такие как образование, здравоохранение, поддержание дорог, охрана закона и порядка. Важно и то, что граждане голосуют на выборах и имеют право голоса в решениях о том, в каком направлении пойдет политика их страны.
Контрасты мирового неравенства видны любому, даже жителям бедных стран, у многих из которых нет телевизора или интернета. Восприятие этих контрастов наряду, собственно, с самим неравенством — вот что заставляет людей нелегально форсировать Рио-Гранде или переплывать Средиземное море: они хотят достичь высоких стандартов жизни и использовать возможности, открывающиеся в богатых странах. Это неравенство не только имеет прямые следствия для жизни граждан бедных стран; оно также порождает недовольство и возмущение, имеющее большие политические последствия для США и для всех стран мира. Объяснить, почему такие различия существуют и откуда они взялись, и есть задача нашей книги. Но это объяснение важно не только само по себе, но и в качестве первого шага на пути к пониманию того, как улучшить жизнь миллиардов людей, которые все еще живут в бедности.
Неравенство между двумя частями Ногалеса — лишь вершина айсберга. Так же как и все остальные жители Северной Мексики, которая активно участвует в выгодной (даже если и не всегда законной) торговле с Соединенными Штатами, жители Ногалеса, штат Сонора, живут гораздо богаче остальных мексиканцев, чей средний доход на семью не превышает 5000 долларов в год. Основа относительного процветания Ногалеса — макиладоры (maquiladoras).[12] Первое такое предприятие основал Ричард Кэмпбелл-младший, калифорнийский производитель корзин. Первым арендатором стала компания Coin-Art, производитель музыкальных инструментов, принадлежавшая Ричарду Боссе, еще одна фирма которого, Artley, изготавливала флейты и саксофоны по другую сторону стены, в американском Ногалесе. За Coin-Art последовали Memorex (компьютерные кабели), Avent (медицинские халаты), Grant (солнечные очки), Chamberlain (системы дистанционного подъема гаражных дверей для торговой сети Sears) и Samsonite (чемоданы). Обратите внимание, что все это американские компании и американские бизнесмены, использующие американский капитал и ноу-хау. Относительное (на фоне остальной Мексики) процветание Соноры, таким образом, приходит извне.