Перси несколько замялся:
— Прямо и не знаю, с чего начать. В общем, Василий, то есть боярин Василий, прибыл в Мухомо… простите, в Новую Ютландию со вполне определенной миссией.
— Ну, это понятно, — отпил немного вина Александр. — То-то он так скоро куда-то ускакал. И что же это за миссия, с коей прибыл твой хозяин?
— Да нет, он мне вовсе не хозяин… — Перси пожалел, что у него вырвались эти слова, но было уже поздно. Александр поставил кубок на стол:
— Я уже давно понял, что боярин Василий вам вовсе не хозяин. А вы — не совсем паж. — И, с хитрецой улыбнувшись, король добавил: — Не так ли, сударыня?
— Вы очень проницательны, Ваше Величество, — почтительно сказал Перси. — Да, я женщина, и здесь тоже с определенным заданием.
— Позвольте узнать ваше имя, мадемуазель? — учтиво осведомился король. — Или фрекен, как говорят на родине моих предков.
— Надежда, — ответил «не совсем паж». — A если полностью, то Надежда Чаликова. A по основному роду занятий — журналистка.
— Надежда… Красивое имя, — одобрительно кивнул Александр. — Почти как Перси. Только, простите, что это за жур… жур… как его?
— Ну, это не так просто объяснить, Ваше Величество, — несколько смутилась Надежда. — В общем, я пишу о том, что вижу…
— A, так вы тоже стихотворица! — обрадовался король.
— Н-нет, скорее прозаик.
— Тоже неплохо. Ну а теперь, сударыня Надежда Чаликова, будьте любезны объяснить, что за особая миссия привела вас ко мне в замок и как вы думаете узнать, кто съел Касьяна. — Вспомнив вид обглоданных костей, король резко помрачнел.
— Можете называть меня просто Надя, Ваше Величество, — улыбнулась Чаликова, — мне так привычнее. Только, прошу вас, для всех остальных я должна оставаться Перси, пажом и слугой боярина Василия.
— Да, разумеется, — кивнул король.
— Вероятно, Вашему Величеству известно о недавнем походе князя Григория на Царь-Город? — Король кивнул. — В тот раз у него ничего не получилось, но ясно, что своих замыслов он не оставил.
— Да уж, если князь Григорий чего себе в голову вобьет, то уже не отступится, — заметил Александр.
— Ну вот, а всего опаснее то, что у него есть свои люди в Царь-Городе. Одного из них, столичного мэра, то есть градоначальника князя Длиннорукого, вовремя разоблачили и упрятали в темницу, да что толку — он ведь был не один. Да и не только в Царь-Городе — у вас тоже могут быть его агенты.
— У меня? — изумленно вскинул Александр брови. — Но с какой стати?
— Как это с какой стати, Ваше Величество? — возмутилась Надя. — Покончив с Кислоярским царством, он же сюда полезет!
— Ну, на что ему наши болота, — как бы успокаивая самого себя, возразил Александр.
— Болота, может, и не нужны, — ответила Чаликова, — но у Григория большой зуб на ваших доблестных рыцарей. Вернее сказать, он не может спать спокойно, имея их у себя в тылу.
— Говорил я сто раз своим доблестным рыцарям, чтобы вели себя потише… Постойте! — неожиданно резко вскочил Александр. — Я вспоминаю — боярин Василий что-то спрашивал насчет Беовульфа и еще кого-то. Эдак он еще поедет настраивать их против князя Григория!
— Нет-нет, Ваше Величество, — поспешила успокоить короля Надя. — Василий Николаич просто хочет, так сказать, частным порядком прощупать обстановку.
— A, ну тогда другое дело, — опустился в кресло Александр. — Нам тут, знаете ли, приходится быть очень тихими и незаметными, чтобы беды не накликать.
— A мне почему-то кажется, что ночное происшествие как-то связано с происками князя Григория, — гнула свое Чаликова.
— Сомневаюсь, — возразил король. — Князь Григорий и его сподвижники только пьют кровь, а людоедство — это все же несколько другое. Но вы правы — установить истину обязательно нужно. Погодите, как же я поручу вам это благородное дело, если вы значитесь пажом? A, знаю — я сам займусь изысканиями справедливости, а вы будете постоянно находиться при мне. Вы согласны, госпожа Надя?
— Это вы здорово придумали, Ваше Величество, — радостно ответила Надежда. — Только я здесь человек совсем новый и толком ни с кем еще не знакома. Может быть, Ваше Величество подозреваете кого-то из обитателей замка в склонности, так сказать, к людоедству?
Король немного подумал:
— Да, я понял вашу мысль. Никто извне попасть сюда не мог — ведь нас затопило весьма основательно. A что касается обитателей… Ну, уж в своих слугах я могу быть уверен — они служат уже долгие годы, многие помнят еще моего покойного батюшку…
— A все эти творческие личности? — осторожно поинтересовалась Чаликова. — По-моему, вчера они отличились отменным аппетитом. Особенно господин Диоген.
— Ну, вы уж скажете!.. — запротестовал Александр.
— Нет, Ваше Величество, вы уж как хотите, но для себя всю эту публику я оставляю под подозрением, — решительно заявила Надя.
— Ну что же, — уныло пожал плечами король. — Я не верю, что среди них есть настоящие, а не словесные людоеды, но голову в залог не поставил бы…
— A тот господин во фраке? — припомнила Надя.
— Кто — Иоганн Вольфгангович? — Король протестующе замахал руками. — Нет-нет, это же знаменитый поэт, к тому же просвещенный европеец. Когда он появился в замке, то предъявил рекомендации от высоких лиц Европы. И из Лютеции от короля галлов Луи XXV. И от саксонского курфюрста Готфрида. Да это все пустяки — его лично знает даже мой давнишний друг, ливонский рыцарь Йохан Юргенс, порядочнейший человек, истинный знаток и ценитель искусств!
— Да, но Иоганн Вольфгангович, насколько мне известно, прибыл сюда совсем недавно, — напомнила Чаликова.
— Как и вы, сударыня, — учтиво возразил Александр.
«A Его Величество отнюдь не такой уж небожитель не от мира сего, каким кажется», — отметила про себя Надя. Вслух же деланно возмутилась:
— Ну что вы, Ваше Величество, разве такая хрупкая девушка способна съесть молодого здорового парня?
— Да не обижайтесь, Надя, я же пошутил, — вновь вздохнул король и подлил себе еще вина.
* * *В здоровенном камине, сложенном из неотесанных валунов, весело потрескивали дрова, каждое размером чуть не с бревно. Славный рыцарь Беовульф сидел, развалясь в мягком кресле. Одет он был по-домашнему просто, в кожаную жилетку, украшенную металлическими шипами на плечах, кожаные штаны с бляхами на коленях и красные сапоги с высокими каблуками. И естественно — толстенная золотая цепь на шее.
— Я вам прямо скажу, боярин Василий, — говорил хозяин, почесывая волосатую грудь, — я вообще люблю прямоту. Так вот, мне ваша затея нравится. Кому-нибудь башку оторвать там, или шкуру там спустить. Это я всегда пожалуйста. Вот как, помнится, прошлой осенью пришел тут ко мне славный рыцарь Августин и говорит, мол, слушай, Беовульф, тут на меня Стефан наезжает, кусок дороги оттяпать хочет. Ну, я, как водится, сразу меч в ножны и… Хотя нет, это происшествие не осенью было, да и вообще оно не так уж, э-э-э, гладко закончилось. Ну и бог с ним. Главное, я вам скажу, если кому там чего, так я всегда с удовольствием. Но не сейчас.
— Извините, не понял? — склонил голову набок Василий.
— Ну, видите ли, — неожиданно несколько смущенно прогудел Беовульф, — я как раз сейчас не могу. Тут такая женщина. Ну такая. — При этом он изобразил ее изящную фигуру в воздухе своими огромными лапищами. — В общем, не женщина, а мечта настоящего мужчины. То есть меня. Я как ее в первый раз увидал, что-то меня словно в задницу стукнуло — вот она, твоя судьба! — При этом славный рыцарь покраснел от смущения. — Нет, ну вы не подумайте там чего. Бабы — это дело десятое. Мне бы лучше мечом помахать, скакуна резвого объездить. А там все эти поцелуйчики и обжиманчики — это не для сурового воина, закаленного в смертельных схватках с врагами. Но тут вся закавыка в том, что эта женщина в опасности. И я не могу оставаться в стороне. И наблюдать, как этот гад Грендель за ней охотится. А что как он ей горло перегрызет? Это непорядок. В моих землях только я могу головы отрывать. Ну и немножечко король. А этот оборотень так вокруг нее и увивается. И если бы не я, так давно бы на нее напал. И вообще, я до него точно доберусь и спущу с него эту волчью шкуру и постелю ее вот здесь у камина. Спущу точно. Как-нибудь. Сейчас, правда, некогда. Потом. Но непременно…
И вдруг несколько неожиданно могучая голова Беовульфа упала на грудь и… раздался богатырский храп. Василий тихо встал со своего кресла и вышел из залы.
* * *За обедом король Александр без обиняков завел речь о том, что происходит в замке:
— Господа, все окрестности опять затопило, и мы самое меньшее на два дня отрезаны от внешнего мира. Это, конечно, если опять не польет. Мне доподлинно известно, что людоед, чьей жертвой стал Касьян, до сих пор находится где-то в замке. A может быть — и среди нас!
«Прямо как в классическом детективе», — подумала Чаликова, которая в наряде пажа, как умела, прислуживала Александру.
— Да-да, — спокойно продолжал король, когда первые бурные эмоции утихли, — и пока мы не выясним, кто он, этот злодей, тень самых страшных подозрений будет лежать на всех нас. И прежде всего — на мне как на хозяине этого дома.
Участники трапезы внимательно слушали речь своего покровителя, не совсем еще понимая, куда тот клонит.
— Все мы благородные люди, — оглядев сидевших за столом, с некоторым сомнением произнес Александр, — и первым делом я предлагаю виновнику, если он здесь находится, добровольно признаться в содеянном и тем самым снять пятно со всех остальных… В этом нет ничего смешного, — добавил король и строго посмотрел на Перси, который, не выдержав, чуть было не фыркнул со смеху. — Как я вижу, никто признаваться не хочет, — нахмурился Александр. — Ну что ж, тогда я лично займусь поисками истины. Господа, может быть, кто-то из вас прошедшей ночью видел или слышал нечто, выбивающееся из общего порядка вещей? — Король украдкой глянул на пажа — тот еле заметно кивнул, мол, все в порядке, Ваше Величество, следствие ведут знатоки.
Над столом повисло тягостное молчание. Александр вытащил свою коробочку с леденцами и стал крутить ее длинными пальцами. Наконец заговорил Иоганн Вольфгангович:
— Ваше Величество, я точно не уверен, но мне показалось, что я ночью слышаль какие-то шаги… Как будто кто-то ходил по коридору.
— И что же? — Александр поставил коробочку на стол.
— И все, — ответил Иоганн Вольфгангович.
— Да, не густо, — с сожалением констатировал король. — Господа, я понимаю, что это очень личное. И если кто-то хотел бы сообщить что-то важное не при всех, то милости прошу — я буду у себя.
Король уже поднялся было, чтобы покинуть трапезную, но тут со стула вскочил Диоген:
— Хватит делать вид, что мы не при чем! Все мы виноваты — все его ели! И какая разница, кто довел это подлое дело до конца. — Диоген в возбуждении влил в себя бокал вина и резко опустился на место.
— Про себя говорите, а остальных не впутывайте, — проворчала госпожа Сафо.
— Что-то я не понял, дружище Диоген, — пробормотал синьор Данте, — это вы что, признались?
A Диоген, как-то неожиданно ссутулившись, тихо прочел:
— Да, такого поэта съели, — вздохнула дама богемного вида, которую все величали донной Кларой, хотя на донну ее внешность никак не тянула. Кроме разве что больших темных глаз.
— Если хотите знать, то стихи покойника, при всех недостатках, куда выше, чем все, что мы, с позволения сказать, пишем! — вновь воспрял Диоген.
Выкрикнув это, он опять вскочил и, опрокинув несколько стульев, выбежал вон.
* * *Бывший гроза Кислоярских лесов Соловей-разбойник, а ныне просто Петрович, уборщик на конюшне князя Григория, сидел пригорюнившись в своем грязном закутке и сам с собой рассуждал:
— Эх, не задалась жизнь! Кем я был — и кем стал. A все по собственной глупости. Хотел-то как лучше, чтобы у богатых отобрать и все поделить по справедливости. A вышло-то черт знает что — полонили наемники Григория и привели прямо в Белую Пущу, будто я невесть какая важная птица, а не душегуб и лиходей. Хорошо хоть князь Григорий определил на конюшню, все лучше, чем в расход…
— Эй, Петрович! — оторвал его от горестных раздумий грубый голос старшего конюшенного. — Опять, бездельник, сидишь, а дерьмо не убрано!
— Иду, иду! — Петрович вскочил с деревянной чурки, служившей ему стулом. — Ну не дадут покоя старому больному человеку…
Однако же, когда Петрович выбежал из своей коморки, то с удивлением увидал, как его грубиян-начальник вежливо раскланивается с каким-то плешивым господином:
— Да-да, князь, пожалуйста… A, вот и он сам!
Последние слова конюшенного относились явно к Петровичу. Он настороженно глянул на незнакомца:
— Чем могу служить?
Тот дружелюбно улыбнулся:
— Всегда приятно встретить земляка на чужбине!
— Кто вы такой? — еще больше забеспокоился Петрович. — И побыстрее, если можно. У меня там навоз неубранный…
— Скажите, уважаемый, где мы могли бы поговорить с вами наедине? — еще шире расплылся в улыбке незнакомец.
— Где? — призадумался Петрович. — Ну, хоть у меня.
— Да уж, неважное жилище для столь достойного лиходея и душегуба, — покачал головой гость, окинув взором скудную обстановку петровичевой коморки. — Я, пожалуй, попрошу князя Григория, чтобы он предоставил вам другое помещение.
— Да кто ж вы наконец такой? — не выдержал Петрович. — Прекратите заговаривать мне зубы!
— A разве я еще не представился? Князь Длиннорукий.
— Градоначальник, что ли?
— Бывший, — со вздохом уточнил гость. — Теперь я такой же изгнанник, как и вы, уважаемый Соловей Петрович.
— Такой же, да не такой же, — проворчал Петрович. — Вы и вам подобные наживались на страданиях простого люда, а я у вас отбирал награбленное и возвращал взад беднякам! — И Петрович вновь пригорюнился, вспомнив былые лихие денечки.
— Ну, это не совсем так… — заметил Длиннорукий, но тут коморку сотряс крик конюшенного:
— Эй, Петрович, да где ж ты там?!!
— Бегу! — Петрович вновь вскочил с чурки и кинулся на зов. A его гость, цепким взглядом окинув закуток, подошел к стенке, завешанной старой попоной. Откинув ее, Длиннорукий увидел запыленную дверцу примерно с половину человеческого роста. Поддев щепкой замочную скважину, он попытался потянуть дверь на себя, но та не поддавалась.
— Ну, это дело поправимое, — пробормотал князь и, поспешно вернув попону на прежнее место, вышел из закутка.
* * *Грендель, в отличие от Беовульфа, был не очень высокого роста, стройный. Хотя вернее было бы сказать — он был его полной противоположностью. Когда Василий вошел в убогую хижину, Грендель сидел за скромным столом, устремив затуманенный взор куда-то вдаль и жуя кончик гусиного пера. И уж никак он не укладывался в образ коварного оборотня. Хотя, конечно, что-то в облике Гренделя могло показаться странным — его лицо было вытянуто и обрамлено бакенбардами с пробивающейся в ней сединой, похожей на волчью шерсть.
Дубов как-то невнимательно слушал Гренделя, машинально кивал, а про себя размышлял о том, что дело закончилось, собственно, так и не начавшись. Было немного грустно, но что уж тут поделаешь — с такой публикой каши не сваришь. Ну не судьба.
— Едва я увидел ее, как в моей душе мгновенно поднялась невиданная доселе буря. Я посвятил этой женщине свои лучшие стихи, — задумчиво вещал тем временем Грендель, даже не обращая внимания, слушает ли его гость или нет. — Я видел чудное виденье… Прекрасно, не правда ли?
Дубов, погруженный в свои невеселые мысли, сказал то, что подумал:
— Боюсь, что это уже устарело, господин Грендель.
Господин Грендель надулся, нахохлился. Вскочил со стула и заметался по хижине, бормоча себе под нос:
— Вот и она говорит — устарело… Все говорят — устарело… А какое было вдохновение!
Василий не имел никакого желания утешать влюбленного оборотня с душой возвышенной и тонкой. А потому он поднялся с табуретки, вежливо откланялся и удалился из его хижины. Хотя, похоже, хозяин этого даже и не заметил.
* * *После обеда король Александр и Надежда Чаликова уединились в королевских покоях, чтобы обсудить дальнейший ход следствия, или, как высокопарно выражался ново-ютландский монарх, установления истины.
— Мне показалось весьма подозрительным поведение Диогена, — заметила Чаликова, с интересом оглядывая некогда роскошное, а теперь неотвратимо ветшающее убранство — ковры, портреты и пейзажи на стенах, медные канделябры в углах широкого, заваленного всякими ненужными вещами стола. Прямо на бумагах спал Уильям, подергивая во сне хвостом.
— Да, таким я его никогда не видел, — как-то неопределенно заметил король. — Но хладнокровный убийца, да еще людоед, не стал бы себя так выдавать.
— В том-то и дело, что Диоген отнюдь не хладнокровный убийца, — возразила Надя. — Он, столько раз «евший» поэтов в переносном смысле, решил попробовать это дело на практике. И вот теперь страдает угрызениями совести. Или несварением желудка.
— Ну, Наденька, тут уж вы малость хватили, — вздохнул король.