Мы лихо запрыгнули в броневики, завели их и помчались по маршруту. Сперва показывали просто езду с преодолением препятствий, змейкой и парным маневрированием. Потом с коротких остановок расстреляли несколько рядов мишеней. После чего перешли к главному действу – имитации боя. При атаке свежеустановленных цепей мишеней рядом с машинами хлопали взрывпакеты, разбрасывая грязь и клубы дыма. Эта обычная для меня уловка произвела на всех впечатление. Здесь такого еще не видели. Хорошо, что Симоненко с первых слов уловил идею и организовал саперов в помощь. Преодолев "обстрел" мы начали крошить "цепи противника" и тут с фланга появилась еще одна группа врагов. Это по траншеям бежали приданные солдаты с чучелками на палках. Вторые расчеты, ловко перебросив "Мадсены", отбили "внезапную" атаку. Клочья соломы летели от чучел, от основных мишеней летели щепки, всюду стояла пыль, а пулеметы грохотали. Под конец взвод солдат пошел в штыковую совместно с нами и при поддержке огнем взял вражеские позиции где я, выпрыгнув из броневика лично воткнул знамя. Пехота и экипажи кричали "ура", публика аплодировала, фотограф окончательно скрылся в клубах магниевого дыма. Откричавшись мы подкатили к помосту и высыпавшись наружу вновь выстроились перед машинами.
Генерал спустился, хорошо поставленным голосом громко выразил нам свое удовольствие и даже толкнул небольшую речь. После ответного рева, подошел ко мне и милостиво похлопал по плечу.
— Вижу, Константин Эммануилович не ошибся в выборе. Порадовал старика, порадовал. Верю, что германца будешь бить так же лихо! Да что я? Ты же его уже бьешь! На сколько я знаю, за сбитый аэроплан награду ты еще не получал.
— Никак нет, ваше превосходительство. Мы не за награды сражаемся, а за Отечество!
— Как и все мы! — заявил генерал под солидные кивки прочих офицеров. — Однако, заслуживших награду отмечать необходимо.
Генерал не оборачиваясь протянул руку и в нее вложили крест, который он тут же повесил мне на грудь на мгновенье замерев при очередном пшиканье магния. Да, в пиаре тут толк понимают, даже не зная такого слова.
— Ваше превосходительство, уничтожение вражеского аэроплана – заслуга всего экипажа. Только благодаря слаженным и четким действиям каждого этот бой был выигран.
— Ну этот вопрос командир полка решит сам, — отмахнулся генерал.
Публика снова прошлась вокруг нас. На этот раз шли не единой колонной, а разбрелись. Несколько офицеров осмотрело броневики и даже заглянуло вовнутрь, а парочка наиболее любопытных направилась к мишеням. Генерал же, беседуя с серьезным гражданским в очень дорогом на вид костюме, прошел к установленному за время представления столу, куда тут же подтянулось большинство. Начался светский вечер, а нам прислали четыре бутылки запретного вина и отпустили. Фу-у-ух, вроде все закончилось.
Я отправил мужиков в расположение, а сам решил пройтись пешком – надо было перевести дух и подумать.
— Сергей Алексеевич! Здравствуйте. Поздравляю вас!
Это была Сашенька. Ее появление стало для такой неожиданностью, что даже не сразу понял о чем она говорит.
— С чем?
— Ну как же, вас же Георгиевским крестом наградили. Уже вторым и за столь короткий срок.
— Ах это. Спасибо, Александра Александровна. Вас отец не заругает за то, что ушли и с нижними чинами общаетесь да еще наедине?
— Нет, что вы, папа знает, что я не люблю бывать в обществе, а с нижними чинами я в госпитале постоянно общаюсь. Сергей Алексеевич, а почему вы не поехали со своим отрядом?
— Я всю неделю непрерывно езжу, а сегодня так и вовсе накатался всласть. Ну а вы почему пешком?
— Я только до санитаров пешком, а там с ранеными до госпиталя доеду. Их сейчас немного, но все же есть каждый день.
— В этом платье? Не жалко? У нас рессорная повозка есть. Хотите, я прикажу ездовому вас доставить?
— Ну что вы, я уже привыкла к госпитальным двуколкам, а на бричке лучше раненных отвести – им нужнее.
Хороший она человек все таки, а я обормот даже не удосужился до сих пор узнать, что моя бричка бричкой называется.
— Как скажете, Александра Александровна, — козырнул я. — Кстати, вы не знаете кто это газетчикам про меня рассказал? Такую чушь настрочили, что перед разведчиками неудобно. В этот раз хоть фотограф был, а то бы опять нарисовали какого-нибудь столичного э-э-э… модника.
— Извините, Сергей Алексеевич. Это я, — Сашенька смутилась.
— Вы? Зачем?
— Ну как же! Ведь вас не наградили за этот подвиг. Охотники уже давно награды получили, а вам задерживали. Это несправедливо, а папа сказал, что это дело полковника Петухова и он вмешиваться не станет.
— Полковник награждение хотел на сегодня оставить, — автоматически пояснил я. — Не стоило это делать. Слухи могут пойти. Зачем вам это? Да и мне ни к чему, чтобы все мои успехи знакомством с вами объясняли. И вообще ни к чему мне лишнее внимание начальства.
— Извините, Сергей Алексеевич, я не подумала об этом.
Мне стало стыдно. Расстроил девушку, а она как лучше хотела, заботилась обо мне. Стоп. Заботилась. Спокойно, Серега, спокойно. Эта девушка не для тебя. Ты женат, а она генеральская дочка, практически инопланетянка в местных условиях. И вообще, на кой такая нужна? Она же ничего о жизни не знает, а уж о сексе тем более и подмышки у нее наверняка мохнатые. Ну вроде уговорил себя, осталось ее уговорить.
Дальше разговор шел как-то скомканно, оба чувствовали себя неловко. Оживилась Сашенька только когда разговор зашел про госпиталь. Тут она чувствовала себя уверенно, а главное можно было легко перевести разговор на другие проблемы. Она рассказывала о нехватке некоторых лекарств и сложностях некоторых типов ранений. Одна тема меня зацепила. Часто при повреждениях костей конечности становились короче, а если сложили неправильно, то и кривые.
— Знаете, кажется я знаю как эту проблему решить.
— Как?
— Ну на словах это объяснить трудно, я лучше нарисую сейчас.
Как только мы дошли до сарая я набросал на бумажке аппарат Илизарова как я себе его представлял. Знал я только общий принцип, поэтому подробности прорисовывать не стал. Чай, технически грамотные люди найдутся, а ничего сложного там нет. Сашенька внимательно следила за карандашом и моими пояснениями, а потом завороженно прошептала
— Это же гениально! И так просто! Сергей Алексеевич, вам непременно нужно учиться! Вы столько замечательных изобретений можете сделать!
Ну вот, и эта туда же!
— Ну, скажете тоже. Это так, ничего особенного. К тому же бронеотрядом пока командовать некому.
Теперь смутился я. Приписывать себе чужое изобретение не хотелось, а сказать, что не мое не могу. К счастью тут явился ездовой и сообщил, что бричка готова и я принялся прощаться и деликатно выпроваживать Сашеньку.
— Сергей Алексеевич, я сегодня же покажу это профессору! — Сашенька размахивала бумажкой. — Он сразу поймет, как это важно и сделает все возможное для скорейшего применения вашего приспособления, я уверена!
Ее восторженное мировоззрение меня каждый раз удивляло еще в госпитале. Столько энтузиазма и веры в людей я раньше не встречал. Как она революцию переживет, а Гражданскую? Предупредить бы, а как? Сказать, что знаю будущее? Нереально. Ладно, подожду пока, а после февраля уже можно будет прямо говорить об опасностях.
Наконец Сашенька укатила. Со всех сторон на меня с любопытством глазели солдаты.
— Чего уставились? Просто о нуждах госпиталя говорили! Понятно? И чтобы не трепались! Мне тут слухи всякие не нужны.
Солдаты честно забормотали про "да мы ни в жисть, мы ничего такого и не думали" и резко занялись делами, кроме Огурцова. Этот рохля себе занятия быстро придумать не смог, а сделать вид как остальные, не догадался. Снял неловкость момента Сыпченко. Этот мудрый, повидавший жизнь мужик переключил внимание общественности на другую трепетную тему.
— Господин фельдфебель, — нарочито официально обратился он ко мне. — А вино когда можно будет употребить? Или его тоже только после боя?
— За ужином. Только не светить. Хоть оно и от начальства, но императорский приказ никто не отменял. Так что по-тихому.
Замерший на секунду народ бодро зашевелился вновь, а Клим дернул Огурцова за рукав и пристроил к делу. Ну вот, теперь порядок.
Вечером прибыл ездовой и вручил мне бутылку коньяка от профессора и записку с благодарностью и обещанием непременно приложить все силы. Я строго глянул на народ и убрал бутылку в свой ящик под замок.
— Для особого случая пусть полежит.
И случай не заставил себя ждать.
На следующий день нас посетил Петухов с Симоненко и вручил кресты остальным участникам великой битвы с самолетом. Сыпченко и Огурцову достались премии в 10 рублей, похвала и похлопывание по плечу. К ужину коньяк пришлось достать и поздравлять свежих кавалеров.
— Господин фельдфебель, — нарочито официально обратился он ко мне. — А вино когда можно будет употребить? Или его тоже только после боя?
— За ужином. Только не светить. Хоть оно и от начальства, но императорский приказ никто не отменял. Так что по-тихому.
Замерший на секунду народ бодро зашевелился вновь, а Клим дернул Огурцова за рукав и пристроил к делу. Ну вот, теперь порядок.
Вечером прибыл ездовой и вручил мне бутылку коньяка от профессора и записку с благодарностью и обещанием непременно приложить все силы. Я строго глянул на народ и убрал бутылку в свой ящик под замок.
— Для особого случая пусть полежит.
И случай не заставил себя ждать.
На следующий день нас посетил Петухов с Симоненко и вручил кресты остальным участникам великой битвы с самолетом. Сыпченко и Огурцову достались премии в 10 рублей, похвала и похлопывание по плечу. К ужину коньяк пришлось достать и поздравлять свежих кавалеров.
Утром поехал в госпиталь. Не хотел, но швы пора было снимать еще вчера. Впрочем, выехав за пределы села, я изменил отношение к поездке. Впервые за неделю я ехал спокойно. Ни тряски, ни тарахтения двигателя, ни вони, только копыта глухо топают по земле, упряжь поскрипывает и птички поют вокруг. Благодать. Я уже и забыл как это бывает. Сидел, и тихо млел, пока не нагнали телегу с парой раненых. Посадил их к себе и поехал дальше блаженно жмурясь на солнце. Правда, недолго, уж очень интересный спор вели солдаты. Шел он явно уже давно, а я был в кожанке и не видя погон, солдаты приняли меня за ровню. А за кого меня еще принимать, если я вместо приказа сказал ездовому "Саня, давай раненых возьмем, а то растрясет их", а Саня согласился, назвав меня по имени-отчеству. Спорили, собственно о войне. Кто затеял, да за что воюем. Дело обычное, в общем-то я даже не слушал поначалу, наши после Осетии тоже спорили, а до нее спорили про Чеченские войны, но один из солдат упомянул листовки. Как выяснилось, они тут ходят в товарных количествах. С ними боролись. Одни офицеры яростно, другие чисто формально, а некоторые и сами почитывали, особенно младшие. Листовки были разные. Одни призывали дезертировать, другие убивать офицеров, а третьи создавать солдатские комитеты и бастовать. Были и вовсе нелепые. Похоже, забрасывали солдат агитацией разные партии, а может и немцы участвовали. Однако, все листовки утверждали, что война идет ради наживы богатых. Вот солдаты и спорили. Даже ездовые в спор втянулись. Мой Саня-то еще ладно, так, кинет фразу иногда через плечо, а санитарный ехал рядом и убежденно доказывал, что хотя война и не нужна, но идет она не по злому умыслу фабрикантов и банкиров, а по глупости. Даже аргументы приводил, мол если бы они войну устроили, то и товар к ней подготовили, а то в 15-м году ни за какие деньги снарядов не найти было и вообще они такие дела не решают, а решает царь. Раненые на это отвечали, что Николашка – дурачок и слушает министров, а министры все давно с потрохами продались. Наконец, один из разошедшихся спорщиков толкнул меня и спросил
— Слышь, браток, а ты как думаешь? Кто войну устроил?
— Разбудили-таки ироды, — буркнул я. — Англичане ее устроили.
— Э, постой! Как это англичане, если начали австрияки с германцами?! Не знаешь ты ничего, так молчи!
— Ну молчи, так молчи, — проворчал я и опять отвернулся, но солдат уже передумал и опять стал меня тормошить
— Нет, ты скажи, при чем тут англичанка.
Поняв, что отмахнуться не выйдет, я сел прямо и выдал политинформацию
— Англичане давно войну готовили. Подкупали нужных людей, чтобы на чужие правительства влиять и другие уловки использовали. Нужно им это потому, что Германия и Россия быстро силу набирать начали, заводы строить. Германия вообще английских купцов подвинула в мире своей заводской продукцией. Вот англичанам и нужно, чтобы Россия и Германия взаимоубились и в долги влезли. Тогда банкиры британские обе страны досуха высосут. Германия тоже планы строила нашей землей разжиться. Им в своей Германии уже тесно, — я старался подбирать слова попроще и из-за этого сбивался с мысли, так что получалось как-то коряво – а нам эта война уже ни к чему. Вначале не дали германцам сходу французов снести и завязывать надо было. Пусть сами там толкались бы.
— Ишь ты, хитро закрутил. Ну чего же наши министры думают тогда, почему войну не прекращают, раз она России уже не нужна? Чай не дурней тебя там люди сидят.
— Не дурней, но не нужно России – не значит еще не нужно министрам. Да и министры, наверное, не все войны хотят. Решает-то царь, а на него союзники давят, да и долгами страна обросла. Не просто так все, там много разных интересов перепутано. Кому война, а кому мать родна.
— Так может, пусть министры с банкирами и воюют, раз им война нужна, а мы по домам пойдем.
— Тише ты, думай, что говоришь! — осадил пацифиста второй солдат. — За такое под трибунал отдать могут, если узнают.
— А-а! — отмахнулся тот. — Я такого навидался, что трибуналом не напугаешь. Надоело все, домой хочу.
— Не нужна-то война не нужна, да только куда ты от нее теперь денешься, когда германец на нашей земле и сам уходить не собирается? — вернул я его в реальность.
— Это да, землю по доброй воле никто не отдаст, — согласился тот и задумался.
Остальные тоже приумолкли.
— А вот скажи мне, браток, раз грамотный, долго еще война идти будет?
— Не знаю, как идти будет.
— А вот умные люди говорят, что надо с солдатами германскими мириться и царя скидывать надо идти и по справедливости жизнь строить, а германцы пусть кайзера своего гонят. И будет всем мир и благодать.
Солдат явно нервничал и даже пару раз оглянулся, хотя кроме нас на дороге никого не было. Я задумался. С одной стороны, я знал, что победят большевики и получить авторитет агитатора-революционера заранее полезно, с другой гораздо вероятнее получить смертный приговор.
— Я тебе так скажу. Царя многие скинуть хотят. Много недовольных. Одни хотят царя посильнее, чтобы гайки закрутил, другие вообще без царя хотят, чтобы воли взять. Только воля у каждого своя. Тем же буржуям воля нужна, чтобы из народа еще больше соков давить. Но дело даже не в этом, а в том, что скинуть-то даже не пол-дела. Пока есть царь, вроде как все недовольны, но ворчат тихо, а как не станет его, то каждый за власть драться будет и никто вторым-третьим быть не согласится. Война будет по всей России и крови прольется в разы больше, чем до сих пор пролилось на этой войне.
— Так что же, значит, не скидывать?
— Так я тебе говорю: скидывателей и без тебя толпа. Усидит он – поживем, а скинут, так хочешь, не хочешь, а впрягаться придется. Так что я лично хочу, чтобы без усобицы обошлось, войну закончить побыстрее и нормальную жизнь налаживать. С землей вопрос решить и законы справедливые.
— Ага, дождешься от них законов справедливых! — зло прошипел солдат.
— Это да, — грустно согласился я. — Главное, если скинут, то буржуев к власти не пустить. Они еще хуже царей с дворянами.
— Куда уж хуже-то? — пожал боец плечами. — Все на нашей шее сидят, ноги свесив.
— Ну не скажи… аристократ свое имеет от положения, а положение к стране привязано. У буржуев все на деньги завязано, а их можно с собой за границу увести, а страну выпотрошенную оставить. Так что, если аристократы доят без жалости, то эти резать на мясо будут.
— Подъезжаем.
Все сразу замолкли и задумались. Я задумался сильнее всех. Вот какой черт меня за язык тянул? Расслабился, блин, на солнышке, разомлел. Разболтался как на форуме интернетовском, а здесь не интернет, здесь не на йух пошлют, а на виселицу. Вот кто этих солдат знает. Ну, Саня, допустим, свой человек, спорщик сам смутьян и сдавать не побежит, а остальные двое? Да уж, дурак дураком, подставился по полной. И что теперь делать? А похоже ничего не сделать. Услышанного не расслышать и остается только надеяться, что никто не сдаст. М-да, дела-а-а.
В госпитале нашел профессора, уж очень интересно было узнать как он аппарат Илизарова воспринял. Профессор нашелся у себя. На фронте было относительное затишье и раненых было мало.
— А-а-а, Сергей Алексеевич, если не ошибаюсь. Швы прибыли снимать? Садитесь.
Я уселся на указанное место и профессор, достав из шкафа металлический контейнер с инструментами, принялся снимать швы. Мог бы конечно и кому попроще поручить, но время свободное было, а он видимо хотел поговорить.
— Показала мне Александра Александровна ваше изобретение. Недурно, скажу я вам. Интересное решение. Только вы, не будучи медиком, упустили из виду некоторые важные нюансы, знаете ли. Боюсь, что использование его будет чревато заражением с крайне опасными последствиями. При самой-то операции мы стерильность обеспечим, а вот после… Вы сами представьте – лежит пациент в палате несколько недель, а в конечности у него открытые раны. Ну не совсем открытые, конечно, спицы их отчасти закрывают, но микробам ведь любой щелки достаточно, а это, знаете ли, молодой человек, гангрена! Так что попытка вытянуть пострадавшую конечность в ее нормальную длину может привести к полной потере оной. Так-то вот. Но сама по себе мысль великолепна! Честное слово, жаль, что невозможно ее использовать! У вас, определенно, есть технический талант!