— А по какому праву вы нас пехотой обозвали? — нашелся я.
Есаул крякнул, и повертев головой сменил тему
— Зачем стрелять собрались?
Выслушав объяснения, махнул своим рукой чтобы отошли и уехал, а мы приступили к модернизации своей бронетехники. Прислонили снятую крышу к пулеметной стойке и столпившись за ней стали смотреть как Криворучко стоя сбоку, приставил свой "Мадсен" к щели и зажмурив один глаз нажал на спуск. Пулемет болтался в его вытянутых руках, но вдоль щели все же двигался исправно. Высадив почти пол-магазина, мастер-щелевик глянул на результат и дал еще одну очередь.
— Ну чё, пойдет? — обернулся он к нам.
Мы все трое сунулись смотреть, но Сыпченко решительно отодвинул всех и внимательно осмотрев щель с крайне недовольным лицом проворчал
— Коряво, ну да ладно. Для новичка сойдет.
Продолжили поход через десять минут. Тележно-пулеметный взвод пополнился двумя ручниками и россыпью германских патронов, а казачьи переметные сумки какими-то одним им ведомыми трофеями. Нам они принесли полный ранец гранат, четыре пары почти новых сапог, еще один ранец, набитый жратвой и четыре фляги со шнапсом. Видимо, из расчета по фляге и паре сапог каждому. Лично мне выделили пистолет и крупный элегантный кинжал. Что досталось остальным пулеметчикам, я проверять не стал. Наверняка то же самое. Раз уж казаки признали наше право на долю в добыче, то вряд ли будут мухлевать – репутация на войне дороже любой добычи, она иногда и жизни стоить может.
Как только тронулись к нам подъехал есаул
— Германца пленного расспросили. Совсем еще зеленый офицерик. Говорит, на берегу их сейчас не больше двух сотен пехоты стоит, так что можно их сбить и прорыв закрыть.
Ого, оперативно, а я даже не знал, что тут кто-то немецкий знает.
— А этот ваш офицерик, случайно не знает, почему германцы не единым кулаком пошли, а поротно? Нелепо это как-то, а германцы не те люди, чтобы на войне глупить.
— Хе-хе. Это они артиллерии нашей испугались. Что резервов у нас тут нет вызнали и атак не опасались, а вот пушки могли их накрыть. Поэтому и растянулись, чтобы не всех сразу. Да только вы им весь план порушили, когда на овраге пулеметы поставили и последнюю роту от всего батальона отсекли. Те, кого мы только что побили как раз этой роте в подмогу и направили. Так что германцы пока даже не догадываются, что их батальон уничтожен, а мы к ним в гости идем.
Есаул прямо светился от предвкушения внезапной атаки на не окопавшегося противника без артиллерии. Небось уже и трофеи в голове подсчитывал, а может и орден примерял.
Немецкие позиции толком рассмотреть не получалось. Место вроде и открытое, но редкие вроде бы кусты ивы торчали то там, то тут и обзору мешали. Сколько там немцем на самом деле и как расположены понять было невозможно. В итоге есаул, поворчав, решил положиться на показания пленного и внезапность. Затягивать тоже не стоило – в любой момент к противнику могли подойти новые силы., может даже прямо сейчас реку форсируют, а может и уже тут сидят. Ни черта не видно.
Пластуны скользнули вперед. По плану они должны были снять часовых и таким образом обеспечить полнейшую внезапность удара. Мне же оставалось возвращаться к себе и ждать начала стрельбы. Броневик оставили довольно далеко, чтобы шум двигателя нас не выдал.
— Ждем, — сообщил я своим, забравшись в кузов. — Гранаты приготовьте. Там кусты повсюду – могут близко подобраться.
Ждать пришлось минут двадцать. Я уже было заскучал, когда грохнул первый выстрел и сразу же загрохотало множество винтовок, затарахтели пулеметы и даже грохнуло несколько слабых взрывов. Сыпченко стойко проигнорировав наше дружное "давай! быстрей! что ты возишься!" тронулся и, набрав скорость, поскакал по неровностям к месту боя. Дороги тут не было, только свежая тропа, натоптанная немцами за сегодня.
— Что-то не похоже это на двести человек, — настороженно прислушиваясь к пальбе забеспокоился Иван.
Все тут же навострили уши
— Точно! Больше там германцев, намного больше, — согласился Криворучко.
— Так… смотрим в оба! Похоже надо теперь казачков вытаскивать из этой свалки. Главное, немцев к себе близко не подпускать!
Сходу вступить в бой не вышло. Наши с немцами сошлись довольно близко и понять где кто среди кустов было невозможно. Хреново. Придется лезть вперед. Опасно, а не лезть нельзя – не поймут ни казаки, ни свои мужики. В животе противно захолодило. Мысленно встряхнул себя за шиворот и зло крикнул
— Сыпченко! Заходи слева и выбирайся впритык, а то свои сектор загораживают! — не знаю есть сейчас такое понятие, как "сектор стрельбы", но вроде все поняли. — Криворучко! Следи, чтобы не подобрались к нам, больше ни на что не отвлекайся! Гранаты наготове держи.
Сам пристегнул к "Маузеру" деревянную кобуру и навалился на борт, высматривая потенциальную засаду. Как же хреново видно, да еще машина болтается как не знаю что.
Между тем, Сыпченко, отчаянно виляя выскочил на фланг перестрелки и встал. Тут же загрохотала спарка. Ручник тоже дал короткую очередь. Я завертел головой. Ага, вон что-то серое мелькает. "Маузер" уперся и пару раз мягко толкнул в плечо. По броне тут же загрохотали пули, будто в камнедробилке сидим. Надеюсь наш перекидной экран спасет и Криворучко никого с другой стороны близко не подпустит.
— Твою мать! — ругнулся Криворучко, ныряя вниз.
— Что там? — спросил я не оборачиваясь
— Хана "Мадсену" – разбил его германец, — ответил пулеметчик, выныривая обратно. — Н-н-на, падла!
Бумкнула первая граната. Я тоже схватил одну и, дернув запал, кинул в подозрительный куст. Тут же нагнулся за новой – смотреть потом будем. Ногу больно дернуло, в корпус уже знакомо стукнуло пулей. Ниже экрана светилось уже с десяток отверстий, и это меньше чем за минуту – пора валить отсюда пока целы. Кинув вторую гранату, огляделся. Немцев и правда было много – грохотало повсюду, пыль и сизоватый дымок стелились среди кустов. Казаки уже отходили, значит и нам пора. Что могли мы сделали, а умирать здесь мне совсем не хочется, особенно зная исход этой войны.
— Сыпченко, давай назад потихоньку.
Потихоньку, потому что стрельбу прекращать нельзя. Я нагнулся к механику и крикнул чуть не в ухо
— Старайся к немцам углом держать, чтобы пули в рикошет уходили!
Тот молча кивнул и стал пробираться задним ходом, следя за моими руками. Я отчаянно размахивал ими стараясь проложить курс среди кустов и кочек.
Жуткий грохот сзади, по спине ударили комья влажной земли. Резко обернувшись, глянул на воронку. Блин, откуда тут пушка?! Не было же! Не смогли немцы ничего кроме ручников протащить через болото.
— Гони, Сыпченко!
Скорость махания руками возросла раз в пять, но Сыпченко панике не поддавался и упорно вел броневик, лишь чуть-чуть прибавив скорость. Умом-то я понимал, что дергаться здесь нельзя – застрянем сразу, но руки сами летали туда-сюда. Хорошо пулеметчикам – они делом заняты. Ваня палит, Криворучко гранаты мечет как заведенный, а мне адреналин только в рукомашестве выжигать можно. Справа поднялся еще один взрыв. Осколки забарабанили по броне, за шиворот залетела земля. С каски что ли осыпалась… Блин, и во рту тоже земля!
Третий выстрел пушки был более метким. Самого взрыва я не услышал, броневик просто толкнуло кормой вперед и все кроме водителя попадали хватаясь за борта. Фух, хорошо, что Криворучко гранату успел кинуть, а не выронил внутрь кузова. Мы еще несколько метров проехали по инерции и медленно завалились набок.
Я выполз из кузова и огляделся. Мотора и капота вообще больше не было. Вместо них полоса вспаханного грунта в два метра и в ее начале воронка. Странно, стрельбы не слышно, только писк противный в ушах. Кто-то толкнул меня в зад. Я оглянулся и увидел Ваню активно машущего руками на свою спарку. Он что-то говорил, но я слышал только писк. Неужели совсем оглох? Мысль эта почему-то не напугала. Иван, похоже просил помочь снять установку. Я попробовал встать, но боль в ноге не позволила. Ну да, точно, меня же на позиции зацепило. Подбежал на четвереньках и встав на колено взялся за станок. Иван ухватился с другой стороны и резким рывком мы сдернули агрегат со стойки. И что дальше? На себе мы его не уволочем – сам тяжелый да еще и щит не снять быстро. Соображал я плохо, поэтому командовать не лез. Мужики мои – солдаты опытные, головы не потеряли и справятся лучше меня. Ваня не подвел. Вскочив, быстро сдернул обе доски с борта и положив их параллельно закантовал установку на них. Получились эрзац-волокуши. Так, а где остальные? Криворучко, закинув на одно плечо ранец с гранатами, палил куда-то из "Нагана". Сыпченко тоже здесь, живой, слава Богу! Только кровь из носа течет.
Между тем Иван закинул на волокуши цинк с патронами и, взявшись за одну доску, неуверенно посмотрел на меня. Я впрягся. Так и поползли: я с Иваном впереди изображаем бурлаков, за нами качающийся Сыпченко придерживает установку, чтобы не свалилась, а сзади с ранцем на плече Криворучко волоком тащил второй цинк. Еще и стрелял в кого-то оборачиваясь.
Полностью в себя пришел уже лесу. Слух вроде вернулся, хотя слышал еще плохо, но это мелочь. Раз уж вернулся, значит не оглох, а острота слуха со временем вернется. Главное, что голова работает нормально. Все-таки героические у меня бойцы. Если бы не контузило, не стал бы установку вытаскивать, приказал бы снять затворы и валить во весь дух, а они вынесли. И пулеметы вынесли и патроны и меня с Сыпченко вывели чуть ли не за руки. Клим свой отряд тоже вывел, потери понес. Двое погибли, ранены были все, но в госпиталь отправили только одного, остальные остались в строю. Больше всего досталось казакам. Немецкие пушки, разбив броневик, перенесли огонь на них. Кусты хоть и перекрывали обзор, но от шрапнели не защищали. От сотни осталось тридцать два активных бойца и ни одного офицера. Посланная разведка смогла пробраться к берегу в стороне от места боя и выяснила что случилось. Немцы довели гать до ума и протащили две легкие пушки. Сейчас через речку сплошным потоком переправлялась пехота и похоже, там скоро соберется целый полк. Вряд ли они опять пойдут поротно. И что мы можем сделать в такой ситуации? Все смотрели на меня. Я теперь старший по званию, мне и решение принимать.
Первой и наверное самой здравой мыслью было послать курьеров куда только можно и уходить, не оглядываясь. Ну что мы можем сделать полку да еще и с артиллерией? Но люди вокруг ждали приказа и по глазам было видно, что ждали приказа как бить врага, а не бежать от него. Нельзя нам было бежать – мы уйдем, первый батальон ударом с двух сторон просто уничтожат, а там и остальных последовательно разгромят. Не поймут ребята "разумного" решения, а мне почему-то вдруг стало очень важно не потерять их уважение. Еще недавно я воспринимал стрельбу и смерть вокруг себя с каким отстраненным не страшным испугом, с каким воспринимаются качественные голливудские ужасы. Первая пуля, пойманная в кирасу как бы ввела меня в реальность происходящего, но я не забоялся стрельбы, как можно было ожидать, а наоборот расхрабрился. Ведь я уже получил первую пулю и ничуть не пострадал от этого. Даже кураж как-то попер! Только кончился он быстро, когда броневичок наш разнесли, а сами мы только благодаря чуду и хладнокровию пулеметчиков живы остались. В долгу я перед ними и остальными тоже. Не мог я теперь себя уронить в их глазах. Не мог и все тут. Такое со мной только в школе было, когда от понимания неизбежности огребания дрожала левая стопа и все внутри сжималось, но прогнуться под старшего на два класса урода и самому выгребать деньги из карманов было хуже смерти. Тогда меня спасло появление завуча. И вот теперь я снова чувствовал такую же тоскливую "обреченность на подвиг" одиннадцатилетнего пацана под взглядами всего класса.
— Остановить мы их не сможем, — начал я. — Значит будем задерживать в меру сил. Сейчас надо послать людей собирать боеприпасы с германцев, которых на дороге положили, в село за нашими патронами послать и предупредить всех, кто рядом о прорыве.
— Это-то понятно, это уже послали из легкораненых, — сообщил казак с одним седым усом и красным пятном на щеке – следами старого ожога. — Где германца-то задерживать будем?
— Везде! Делаем так. Клим, ты берешь все станкачи и готовишь позиции. Ручники делим пополам и двумя группами постоянно нападаем на германцев из засад. С разных сторон, чтобы вертелись как уж на сковородке и не знали куда бежать.
Вроде взбодрились ребята. Начальство имеет план и ложиться костьми пока не зовет.
— Далее… — я задумался, вспоминая все, что доводилось читать о Финской войне. Идею я взял из читаной давным-давно статьи, авторы которой не пожалели красок на крутость финнов и никчемность советского командования. Не знаю, на сколько написанное было правдой, но тогда статья вызывала только раздражение откровенной симпатией к врагам и презрением к своим, хотя кто для газетчиков свой, а кто нет – вопрос особый. Сейчас я пытался выдоить из нее что-нибудь полезное, ведь как не крути, а досталось нам тогда сильно. — Казаки, чтобы засады были эффективны надо будет фланговое охранение по-тихому убирать, если немцы им озаботятся.
— Не впервой, сделаем, — кивнул седоусый.
— В засадах первым делом выбивать офицеров. Пулеметам, естественно, по толпе работать, — задумался. Так, что еще можно сделать? О! Чуть не забыл! — В первой засаде надо пушки подловить. Сами их уничтожить вряд ли получится, а вот расчеты положить с лошадьми и боекомплекты подорвать мы можем. Ну а без пушек, им наши пулеметы дорого обойдутся!
— Сергей Алексеич, тут рядышком полянка на которой мы последнюю роту германцев погромили. За ней бы "Максимки" поставить, — внес предложение Клим.
— За ней, так за ней, — не стал я спорить с опытным товарищем. — Чем ближе начнем, тем больше засад сможем устроить.
Я и сам как-то ободрился – план приобрел реальные черты и даже намекал на возможность успеха без обязательного самопожертвования.
Все засуетились, занялись делом. Для спасенной спарки срочно изготовляли "станок Сыпченко" в виде слегка подтесанного обрубка бревна, положенного на бричку вдоль. Казаки, для которых землекопство было невместно, рассыпались по полю и сноровисто выгребали мертвым подсумки. Солдаты усердно рыли окопы по указке Клима, а сам он вместе с тремя возрастными казаками согласовывал план предстоящего боя. Делалось это в форме почтительного вопрошения моего мнения. Мне оставалось только сидеть с умным видом, кивать одобрительно и не мешать знающим опытным людям решать вопросы. Вообще-то я проходил теоретический курс тактики в армии, но толку с этого было ровным счетом ноль без палочки. Во-первых слушал я тогда нудный бубнеж офицера думая о своем, во-вторых было этих занятий мало и ходя они и были системными, но практически любой 15-летний "эксперт" в интернете мог меня в споре раздавить аргументами, статистикой и примерами на любой вкус и в-третьих тактические схемы и приемы эпохи "градов" и тотальной радиофикации здесь были малополезны. Совещание закончилось минут через двадцать и участники разбежались по своим делам. Мне оставалось только пройтись по готовящимся позициям и все с тем же умным лицом высказать свое одобрение. Ну не помню я, как должен выглядеть правильный окоп. Не рыл я их.
Наконец прибежал посыльный от сторожившего неприятеля секрета, который сообщил о выдвижении немцев и подробно описал порядок следования. Военный совет внимательно выслушал, внес необходимые поправки в план, на этот раз не обращая на меня внимания – не до политесов, и разбежался по местам. Вскоре все затихло, даже мухи над трупами не жужжали, не сезон им уже.
Вот показался головной дозор. Вышли на край поля, осмотрелись и послали одного назад. Вскоре тот вернулся с офицером. В бинокль было видно, что офицер глянул на вал трупов вдоль дороги (с дороги мы их спихнули еще когда к берегу на броневике ехали) и что-то зло скомандовал дозорным. Те вытянулись во фрунт, пролаяли положенные слова и пошли вперед, сумрачно разглядывая мертвых товарищей. Когда появилась голова колонны, дозор уже миновал поле и углубился в лес. Это не опасно, там его казаки уберут без шума и пыли. По крайней мере они меня в этом заверили.
Мы ждали когда немцы дойдут до метки на обочине. Немцы не спешили, откровенно сбавив скорость, когда вступили в коридор из тел.
— Пора, Сергей Алексеич, — шепнул Клим.
Я резко выдохнул и гаркнул
— Огонь!
Два станкача смели голову колонны и отсекли залегших, не давая им отступить. С немецкой стороны раздались свистки и цепочки солдат разбежались в стороны, начиная фронтальную атаку по всем правилам. Сперва трусцой, а потом ползком они начали подбираться к нашей позиции. На том краю поля началась какая-то суета на дороге. Я вскинул бинокль. Точно, пушки выкатывают. Вдруг лошади забились, начали падать и разбегаться люди. На поле атакующие залегли и начали оглядываться. Отсюда стрельбы было не слышно, все звуки наша собственная пальба заглушала, но и так было понятно – первая мобильная группа, сняв охранение подобралась вплотную и шквальным огнем сметала немцев с дороги. Вторая должна ударить чуть дальше, отсекая место боя от подкреплений. Нервно перебирая пальцами, я вжимал бинокль в глаза, пытаясь разглядеть подробности. Живых немцев там похоже не осталось. Вот метнулось какое-то непонятное зеленое пятно и через несколько секунд крышка одного из передков подпрыгнула, а следом и хлопок взрыва долетел до меня.
Это что и все? Почему не сдетонировал боекомплект? Ладно, хрен с ним. Расчеты уничтожены точно. Без них даже если и смогут пехотинцы стрелять не взорвавшись сами, то попадать будут не часто. Впрочем, нам и одного попадания много. Там больше смотреть не на что, а вот на поле еще борьба за жизнь продолжалась. Немцы, обстрелянные и с фронта и с тыла растерялись и действовали кто в лес, кто по дрова. Одни расползались в стороны, другие залегли и пытались отстреливаться, третьи вообще ничего не делали. Такая пассивность объяснялась просто – помня финских кукушек, я предложил спрятаться лучшим стрелкам на деревьях и снайперить в меру сил. Похоже справились они со своей задачей отлично так как ни одного офицерского шлема с знакомым, наверное, всем околышем я не видел. Организовывать вляпавшихся в засаду солдат было некому.