— Вы ведь представляете семейство Розенов из Бойсе, которое предполагает производить симулякры? — осведомилась Колин Нилд.
Пробежав глазами документ, я уловил снова и снова вылезающее имя Стэнтона. Не вызывало сомнений, что это — ответ на какое-то письмо Прис, написанное ранее. Однако общий смысл послания Барроуза упорно ускользал от меня, слишком уж оно было многословным.
Затем внезапно наступило просветление.
Я осознавал, что Барроуз неправильно понял Прис. Ее предложение воссоздать перипетии Гражданской войны при помощи
наших симулякров он воспринял как некую гражданскую инициативу патриотического характера. Этакий жест доброй воли направленный на усовершенствование системы образования. Может, рекламная акция, но никак не деловое предложение. Вот, чего добилась эта девчонка! Я еще раз перечел полученный ответ: Барроуз благодарил мисс Фраунциммер за ценную идею, предложенную его вниманию… однако, говорилось далее, он ежедневно получает подобные предложения, в данный момент у него на руках уже немало интересных проектов… в некоторых он принимает посильное участие. Например, он затратил немало усилий на запрещение строительства дороги, проходящей через жилой район времен войны где-то в Орегоне… далее письмо становилось таким расплывчатым, что я и вовсе потерял нить рассуждений.
— Могу я оставить это у себя? — спросил я у мисс Нилд.
— Конечно, — любезно ответила она. — И если у вас есть какие-то комментарии, мистер Барроуз будет счастлив с ними ознакомиться.
— Сколько лет вы работаете на мистера Барроуза?
— Восемь лет, мистер Розен, — Казалось, этот факт делал ее абсолютно счастливой.
— Он действительно миллионер, как утверждают газеты?
— Полагаю, что так, мистер Розен. — Ее карие глаза блеснули за стеклами очков.
— Насколько хорошо он обращается с своими сотрудниками?
Вместо ответа мисс Нилд улыбнулась.
— А что это за история с жилым районом, которая упоминается в письме? Кажется, Грин-Пич-Хэт?
— Да, именно так. Это один из крупнейших многоблочных жилых массивов на северо-западном побережье Тихого океана. Его официальное название — «Небесные Врата Милосердия», но мистер Барроуз предпочитает то, что указано в письме. Хочу заметить: изначально наши противники вкладывали в это название издевку, в то время как мистер Барроуз использует его, чтобы защитить граждан, проживающих в том районе. И люди ценят его заботу. Они подготовили петицию с благодарностью мистеру Барроузу за его участие в этом многотрудном деле. Там почти две тысячи подписей.
— Я так понимаю, жители района не хотят, чтоб его сносили?
О да, они горячо поддерживают нас. Проблему создает некая группа доброхотов, в основном из домохозяек и светских людей, которые присвоили себе функции ходатаев по данному делу. Они добиваются передачи земли под сельскии клуб или что-то в этом роде. Называет себя эта группа «Товарищество граждан Северо-Запада за улучшенную застройку», их лидер — миссис Деворак.
Я припомнил то, что читал об этой даме в орегонских газетах: достаточно высокое положение в светских кругах, всегда в центре событий. Ее фотография регулярно появлялась на первых страницах модных журналов.
— А почему мистер Барроуз хочет спасти этот участок застройки?
— Он не желает мириться с фактом ущемления прав американских граждан. Ведь большинство из них бедные люди, им некуда идти отсюда. Мистер Барроуз прекрасно понимает их чувства, поскольку сам многие годы жил в подобных условиях…вы ведь знаете — его семья была не бог весть как богата. И свое благосостояние он обеспечил себе сам, годами упорного труда.
— Да, — сказал я.
Мисс Нилд, казалось, ждала продолжения, поэтому я добавил:
— Замечательно, что, несмотря на все свои миллионы, он сохраняет связь с рабочим классом Америки.
— Хотя мистер Барроуз сделал свое состояние на крупной недвижимости, он прекрасно понимает, как трудно рядовому американцу обеспечить себе пусть маленькое, но достойное жилье. В этом его отличие от великосветских дам, подобных Сильвии Деворак. Для них Грин-Пич-Хэт — это всего лишь кучка старых домов. Они же никогда там не бывали, более того, им и в голову такое не придет!
— Знаете, — сказал я, — то, что вы рассказываете о мистере Барроузе, вселяет в меня надежду на сохранение нашей цивилизации.
Миссис Нилд одарила меня теплой, почти неофициальной улыбкой.
— А что вам известно об этом электронном симулякре Стэнтоне? — задал я вопрос.
— Я знаю, что он существует. Мисс Фраунциммер сообщала об этом и в письме, и в телефонном разговоре с мистером Барроузом. Также мне известно, что мисс Фраунциммер хочет отправить его одного, без сопровождения, на грэйхаундовском автобусе в Сиэтл, где в настоящий момент находится мистер Барроуз. По ее мнению, это должно наглядно продемонстрировать способность симулякра раствориться в толпе, не привлекая ничьего внимания.
— Забавно, если принять во внимание его костюмчик и раздвоенную бороду.
— Меня не информировали об этом моменте.
— Не исключено, что симулякр затеет спор с водителем автобуса о кратчайшем маршруте от автовокзала до офиса мистера Барроуза. Это станет дополнительным доводом в пользу его человечности.
— Я обсужу данный вопрос с мистером Барроузом, — пообещала Колин Нилд.
— Позвольте еще спросить: вы знакомы с электроорганом Розена, или, может быть, со спинет-пианино?
— Не уверена.
— Фабрика Розенов в Бойсе производит самые лучшие из всех существующих электроорганов. Хаммерштайновский тональный орган по сравнению с нашим не более чем слегка видоизмененная флейта.
— К сожалению, я не имею такой информации, — призналась мисс — или, может быть, миссис — Нилд. — Но я обязательно сообщу это мистеру Барроузу. Он всегда был ценителем музыки.
Я все еще сидел, погруженный в изучение письма Сэма К. Барроуза, когда мой партнер вернулся с ланча. Я показал ему бумагу.
— Значит, Барроуз пишет Прис. — Мори сосредоточенно изучал письмо. — Глядишь, из этого что-нибудь да выгорит… Как думаешь, Луис? Возможно же, что это не просто выдумка Прис? О, Боже, здесь ничего не понять… Ты можешь мне сказать, он заинтересовался или нет нашим Стэнтоном?
— Кажется, Барроуз ссылается на страшную занятость в связи с собственным проектом под названием Грин-Пич-Хэт.
— Я жил там, — сказал Мори, — в конце пятидесятых.
— Ну и как?
— Я скажу тебе, Луис, — сущий ад. Эту помойку следовало бы сжечь до основания. Спичка, одна только спичка спасла бы это место.
— Некоторые энтузиасты тебя бы с радостью поддержали.
— Если им нужен исполнитель для такого дела, — мрачно пробормотал Мори, — можешь предложить мою кандидатуру, я с радостью соглашусь. Это ведь собственность Барроуза, насколько я знаю.
— А…
— Собственно, он сделал на этом состояние. Один из самых выгодных бизнесов сегодня — сдача трущоб внаем. Получаешь в 5–6 раз больше, чем вкладываешь. Тем не менее, полагаю, не стоит впутывать личные отношения в дела. Сэм Барроуз — смышленый парень, как ни крути. Пожалуй, он лучший, кому бы мы могли доверить раскрутку наших симулякров. Хоть он и порядочный подонок… Но, ты говоришь, в письме он отказывается?
— Можешь позвонить ему и лично выяснить. Прис, кажется, уже звонила.
Мори взялся за телефон.
— Погоди, — остановил я его.
Мори вопросительно поглядел на меня.
— У меня дурное предчувствие — это добром не кончится.
Мори пожал плечами и проговорил в трубку:
— Алло, я хотел бы поговорить с мистером Барроузом…
Я выхватил у него трубку и швырнул на рычаг.
— Ты… — Мори дрожал от гнева. — Трус!
Он снова поднял трубку и набрал номер.
— Прошу прощения, связь прервалась. — Он огляделся в поисках письма с номером телефона Барроуза.
Я скомкал листок и швырнул на пол. Мори выругался и снова дал отбой. Мы стояли, тяжело дыша и глядя друг на друга.
— Какая муха тебя укусила? — поинтересовался наконец Мори.
— Думаю, нам не стоит связываться с таким человеком.
— Каким таким?
— Если боги хотят погубить человека, они лишают его разума, — процитировал я.
Это, похоже, проняло Мори. Он смотрел на меня, смешно, по- птичьи склонив голову.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он. — Считаешь меня психом, оттого что я звоню Барроузу? Бронируешь место в клинике? Что ж, может, ты и прав, но я сделаю это.
Он прошел через всю комнату, поднял и разгладил бумажку, запомнил номер и снова вернулся к телефону. С упрямым выражением лица стал накручивать диск.
— Нам конец, — констатировал я.
Ответом мне было молчание.
— Алло, — внезапно ожил Мори. — Я хотел бы поговорить с мистером Барроузом. Это Мори Рок из Онтарио, Орегон.
Пауза.
— Мистер Барроуз? Говорит Мори Рок. — Он скособочился, опираясь локтем на бедро, на лице застыла напряженная гримаса. — Мы получили письмо, сэр, к моей дочери Присцилле Фра- унциммер… это по поводу нашего изобретения — электронного симулякра. Вы помните, совершенно очаровательный мистер Стэн- тон, военный советник мистера Линкольна.
Снова пауза.
— Так вы заинтересованы в нем, сэр?
Пауза, гораздо длиннее, чем предыдущие.
«Нет, Мори, не надо продавать его», — заклинал я в душе своего партнера.
— Да, мистер Барроуз, я все понимаю, сэр, — бубнил Мори. — Но позвольте обратить ваше внимание… Боюсь, что вы недооцениваете…
Разговор тянулся до бесконечности долго. Наконец Мори распрощался с Барроузом и повесил трубку.
— Ничего не вышло?
— Ну… — промямлил он.
— Что он сказал?
— То же, что и в письме: он не рассматривает это как коммерческое предложение и продолжает нас считать организацией патриотического толка. — Мори выглядел растерянным. — Пожалуй, ты прав — ничего не выходит.
— Н-да, плохо.
— Может, оно и к лучшему, — голос его звучал потерянно, однако я видел: Мори не сдался. Когда-нибудь он снова повторит свою попытку.
Никогда еще мы с моим партнером не были дальше друг от друга.
Глава 5
В последовавшие за этим две недели начали сбываться мрачные прогнозы Мори относительно спада в сбыте электроорганов— все наши грузовики возвращались ни с чем. Одновременно с этим хаммерштайновские менеджеры снизили цены — их тональные органы теперь стоили меньше тысячи. Естественно, не считая налогов и расходов на транспортировку. Но все равно мы приуныли…
Между тем, драгоценный симулякр Стэнтон все еще оставался нашей головной болью. Мори пришла в голову идея устроить на улице демонстрационный павильон, где Стэнтон развлекал бы публику игрой на спинет-пианино. Заручившись моим согласием, он связался с подрядчиками, и работы по перепланировке пер вого этажа здания закипели. Тем временем Стэнтон помогал Мори разбирать корреспонденцию и выслушивал его бесконечные инструкции по поводу предстоящей демонстрации спинета. Он с возмущением отверг предложение Мори сбрить бороду и по-прежнему оживлял панораму наших коридоров видом своих седых бакенбардов.
— Позже, — объяснил мне Мори в отсутствие своего протеже, — он будет демонстрировать самое себя. Сейчас я как раз в процессе окончательной доработки проекта.
Он пояснил, что планирует установить специальный модуль в участок мозга, отвечающий за стэнтоновскую монаду. Управление — элементарное, оно снимет в будущем почву для возникающих разногласий, как в случае с бакенбардами.
И все это время Мори занимался подготовкой второго симулякра. Он оккупировал одно из автоматизированных рабочих мест в нашей мастерской по ремонту грузовиков, и процесс сборки шел вовсю. В четверг мне было впервые дозволено ознакомиться с результатами его трудов.
— И кто же это будет на сей раз? — спросил я, с чувством глубокого сожаления озирая кучу соленоидов, прерывателей и проводов, загромоздивших алюминиевую плату.
Банди был весь поглощен процессом тестирования центральной монады: он воткнулся со своим вольтметром в самую середину проводов и сосредоточенно изучал показания прибора.
— Авраам Линкольн, — торжествующе объявил Мори.
— Ты окончательно спятил.
— Отнюдь, — возразил он. — Мне нужно нечто действительно грандиозное, чтобы произвести должное впечатление на Барроуза, когда мы встретимся с ним через месяц.
— О! — Я был сражен. — Ты ничего не говорил мне о своих переговорах.
— А ты думал, я сдался?
— Увы, — вынужден был признать я, — Для этого я слишком хорошо тебя знаю.
— Поверь, у меня чутье, — расцвел мой компаньон.
Назавтра, после нескольких часов мрачных раздумий, я полез в справочник в поисках телефона доктора Хорстовски, куратора Прис по восстановительной терапии. Его офис располагался в одном из самых фешенебельных районов Бойсе. Я позвонил и попросил о скорейшей встрече.
— Могу я узнать, по чьей рекомендации вы звоните? — поинтересовалась ассистентка.
— Мисс Присциллы Фраунциммер, — после колебания назвал я.
— Отлично, мистер Розен. Доктор примет вас завтра в половине второго.
На самом деле мне полагалось быть сейчас в пути, координируя работу наших грузовиков. Составлять карты, давать рекламу в газеты… Но со времени телефонного разговора Мори с Сэмом Барроузом я чувствовал себя как-то странно.
Возможно, это было связано с моим отцом. В тот самый день, когда он посмотрел на Стэнтона и осознал, что перед ним всего лишь хитроумная, смахивающая на человека машина, он явно сдал. Вместо того чтобы ежедневно отправляться на фабрику, он теперь частенько оставался дома, часами глядя в телевизор. Отец сидел, сгорбившись, с озабоченным выражением лица, и его способности явно угасали.
Я пытался поговорить об этом с Мори.
— Бедный старикан, — отреагировал он. — Луис, мне неприятно констатировать данный факт, но Джереми явно сдает.
— Сам вижу.
— Он не сможет дальше тянуть лямку.
— И что, по-твоему, мне делать?
— Ты, как сын, должен уберечь его от перипетий рыночной войны. Потолкуй с матерью, с братом. Подберите ему подходящее хобби. Я не знаю, может, это будет сборка моделей аэропланов времен Первой мировой войны — типа «Спада» или фокке- ровского триплана… Так или иначе, ради своего старого отца ты должен разобраться с этим. Разве не так, дружище?
Я кивнул.
— Это отчасти и твоя вина, — продолжал Мори. — Ты не помогал ему, а ведь когда человек стареет, ему нужна поддержка. Я не деньги имею в виду, черт возьми, ему нужна духовная поддержка.
На следующий день я отправился в Бойсе и в двадцать минут второго припарковался перед изысканным, современным зданием, в котором помещался офис доктора Хорстовски.
Доктор встречал меня в холле. При взгляде на этого человека я сразу подумал о яйце. Доктор Хорстовски весь выглядел яйцеобразным: округлое тело, округлая голова, маленькие круглые очечки — ни одной прямой или ломаной линии. Даже его движения, когда он шел впереди меня в свой кабинет, были плавными и округлыми, словно мячик катился. Голос прекрасно гармонировал с внешним обликом хозяина — мягкий и вкрадчивый. Тем не менее, усевшись напротив доктора, я разглядел нечто, раньше ускользнувшее от моего внимания, — у него был жесткий и грубый нос. Создавалось неприятное впечатление, как будто на это мягкое и гладкое лицо приделали птичий клюв. Сделав это открытие, я внимательнее присмотрелся к своему собеседнику и в его голосе обнаружил те же жесткие, подавляющие нотки.
Доктор Хорстовски вооружился ручкой, разлинованным блокнотом и принялся задавать мне обычные нудные вопросы.
— И что же привело вас ко мне? — спросил он меня в конце концов.
— Видите ли, моя проблема следующего рода, — начал я. — Дело в том, что я являюсь владельцем небезызвестной фирмы «Объединение МАСА». И с недавних пор у меня сложилось некое противостояние с моим партнером и его дочерью. Мне кажется, они сговорились за моей спиной. Хуже того, их негативное отношение распространяется на все семейство Розенов, в особенности на моего далеко не молодого отца, Джереми. Они пытаются подорвать его авторитет, а он уже не в том возрасте и состоянии, чтобы противостоять подобным вещам.
— Простите, каким вещам?
— Я имею в виду намеренное и безжалостное разрушение розеновской фабрики спинетов и эдектроорганов, равно как и всей нашей системы розничной торговли музыкальными инструментами. Все это делается во имя безумной претенциозной идеи спасения человечества, победы над русскими или еще чего-то в таком роде… Честно говоря, я не очень хорошо разбираюсь в подобных вещах.
— Почему же вы не разбираетесь? — Его ручка противно поскрипывала.
— Да потому что все это меняется каждый день, — сказал я и замолчал, его ручка тоже замолкла. — Порой мне кажется: все это задумано, чтоб объявить меня недееспособным и прибрать к рукам весь бизнес, включая указанную фабрику. К тому же они снюхались с некоей одиозной личностью, Сэмом К. Барроузом из Сиэтла. Это невероятно богатый и могущественный человек, вы наверняка видели его на обложке журнала «Лук».
Я замолчал.
— Продолжайте, пожалуйста, — поощрил меня Хорстовски, но его голос звучал совершенно бесстрастно.
Хочу добавить, что зачинщиком всего является дочь моего партнера — как мне кажется, крайне опасный и психически не уравновешенный человек. Это девица с железным характером начисто лишенная угрызений совести. — Я выжидающе поглядел на доктора, но он никак не отреагировал на мое заявление. Тогда я добавил: — Ее зовут Прис Фраунциммер.