— Фамилия. Имя?
— Альварес, Николас. Среднего имени нет.
— Год рождения.
— Семьдесят второй.
— Место рождения?
— Пало-Альто, Калифорния.
— Привлекались раньше к уголовной ответственности?
— Нет, сэр.
Составлявший протокол коп посмотрел на сидящего перед ним человека. Впервые — как на человека, а не как на потенциального преступника, на которого надо составить протокол.
— Служил?
— Морская пехота.
— Мексика?
— Она самая. Спецотряд.
Коп положил ручку.
— Ты что, оборонялся от нападавших?
— О чем вы, сэр?
— Перестань. Двое мексиканских ублюдков и телка. Несколько часов назад.
— Сэр, я по-прежнему не понимаю.
— Двое ублюдков с ружьем, ножом, револьвером. Подъезжают и просят подать на бедность, на дозу наркоты. Оказывается, что перед ними не простой белый пендехо — а морской пехотинец, превратившийся в Мексике в боевую машину. Бах-бах-бах — и тремя ублюдками стало меньше, а у меня прибавилось головной боли. Итак?
— Сэр, я просто зашел в бар выпить пива и перекусить.
— Самооборона. Прокурор попросит пару лет условно, адвокат согласится. И ты выйдешь на свободу.
— Сэр, я просто зашел в бар выпить пива и перекусить.
Потеряв терпение, полицейский нажал на кнопку. Вошли двое.
— В камеру его.
Камера, конечно же, была не одиночной — в наши криминальные времена одиночная камера это роскошь, мало кому доступная.
Примерно десять на восемь, какие-то нары в два этажа, запах дезинфицирующего средства и дерьма. И примерно пятьдесят ублюдков. У того, кто стоял ближе всего к нему — не было одного глаза и тело было покрыто татуировкой. Вся шея, все лицо, бритая наголо голова. МС-13, сальвадорская мафия. Эти обожают казнить, вырывая из человека внутренности через задний проход. Рядом еще один ублюдок. Этот — из конкурирующей Зетас, ангелы смерти. Профессиональные убийцы, но не только. Садисты, поклоняются смерти, обожают сжигать людей заживо в бочках и рубить на куски. Буква Z, похожая на ту, которой расписывался Зорро, любимый герой в латиноамериканской мифологии. На воле МС-13 и Зетас конфликтуют, здесь — трогательное единение.
Все как один — латиноамериканцы. Негры, видимо, тоже есть, их намного меньше — но их не трогают. За все надо платить — замочи сейчас негра и потом, если придется отбывать наказание где-то севернее, где негры в большинстве — негры сделают из тебя горячую латиноамериканскую девчонку.
Белых не видно. Вероятно — их здесь нет.
— Привет, солдат… — сказал представитель Зетас.
Солдат здесь люто ненавидели, назвать другого солдатом — значило дать повод для расправы. Солдаты несли смерть — там, где была зона свободного огня.
Николас Альварес презрительно плюнул на пол.
Прежде чем мексиканцы добрались до него — он, вцепившись руками в решетку, нанес страшный двойной удар ногами. Он видел, что попал, и сальвадорец и мексиканец упали под ноги своих сородичей, остальные продолжали напирать. Ему удалось нанести еще один сильнейший удар — тыльной стороной ладони по носу снизу вверх — правильно выполненный, он вызывает смерть от того, что сломанные кости носа входят в мозг. После чего ему оставалось только отбиваться от озверевших мексов, хотевших только одного — убить его…
— Как он?
Человек в полицейской форме раздраженно махнул рукой
— Нормально… С вашими дубинноголовыми ничего не делается. Вы знаете, что он убил человека в камере?
Человек средних лет, в гражданском, но с военной выправкой, в черных очках, которые он не снимал даже в помещении — усмехнулся
— Человека, мистер Лекок?
— Черт бы вас побрал с вашими экспериментами…
Полицейский капитан, которому выпала нелегкая доля служить в участке, который находился в одном из самых опасных районов Лос-Анджелеса, испытывал странное чувство. Смесь гнева, раздражения и… страха. Он был родом из Нового Орлеана, веселого, шумного, почти латиноамериканского города, который после урагана Катрина превратился в рассадник бандитизма. Он был белым христианином мужского пола, относился к самой угнетаемой в современной Северной Америке социальной группе. Сначала он вступил в популярное на юге Общество Джона Бэрча, потом еще кое-куда, где состояли многие полицейские и военные, ребята, которые реально делают дела, а не просто размахивают флагом Конфедерации на тусовках. Но теперь он все чаще и чаще задумывался — а куда идет путь, по которому они идут. Вот и этот, то ли майор, то ли полковник, побывавший и в Мексике, и в Бразилии. Он же псих, у него крыша поехала! Он вообще не считает мексиканцев за людей! Для него убитый в камере мексиканец — все равно, что падаль, от которой надо быстро и тихо избавиться. И он ведь не один такой…
— Наш… подопытный сильно пострадал?
— Переломов нет. Несколько порезов, один глубокий. Зашивают.
— Тогда я его забираю. И этого ублюдка, которого он прибил — тоже.
Николас Альварес пришел в себя в чем-то, напоминающем морг. Кто-то наскоро латал его, порезанного и избитого в камере, словно после ранения, полученного от взрыва подложенного террористами фугаса. Было больно.
Он повернул голову — и понял, что это и в самом деле морг. Он лежал на секционном столе и кто-то зашивал его рану на груди, сделанную обломком опасной бритвы.
— Лежи спокойно, парень… — голос врача был добродушным и уверенным — через несколько минут будешь как новеньким.
— Черт… — прохрипел Альварес — а у вас нет чего-то типа… наркоза?
— Здесь морг, как ты видишь. Зачем местным… клиентам наркоз?
Потом ему выдали одежду, недорогую, неприметную, но крепкую, такую обычно носили наемники. Массивные ботинки "Катерпиллер" со стальной вставкой, пластиковые противоударные часы, возможно — с маяком внутри. Они прошли чередой каких-то выложенных белой плиткой коридоров, мимо омерзительно воняющих кабинетов, где хранили и вскрывали трупы — и вышли во двор каунти-морга. Здесь их ждал черный, новенький Субурбан.
— Там тебя ждут. Иди.
Альварес сделал шаг, потом остановился.
— Спасибо, что подлатали док. Как смогли…
Доктор помедлил немного, потом протянул руку, большую и сильную.
— Будут проблемы, обращайся. Здесь безопасно и никакой отчетности.
Альварес пожал руку, потом сел в Субурбан, на заднее сидение. В машине были трое, все в гражданском, но Альварес не сомневался — военные. Отслуживший в морской пехоте, он давно научился отличать военных и гражданских…
Субурбан тронулся с места, выехал на улицу, стафф-сержант понял, что они направляются в сторону северного Голливуда. Никто не объяснял ему, в чем дело, куда они едут и что, черт побери, все это значит — и он не считал нужным обращаться к кому-либо с вопросами. Машина едет, никто не стреляет, не пытается его убить — и значит, пока все нормально…
Они выехали за пределы Лос-Анджелеса, проехали плотное месиво пригородов, выехали на шоссе, ведущее в Аризону. Проехав по нему миль двадцать, потом водитель без команды свернул с шоссе на проселочную дорогу, потом еще раз. Впереди были какие-то развалины, похоже на завод по производству строительных материалов или шахту. Старые, заброшенные, грязные, никому не нужные и никем не охраняемые. Было уже темно, над развалинами висела полная, серебристая луна. Они проехали в ворота, затем свернули налево, к пыльным, с выбитыми стеклами корпусам. Заехав в один из них, остановились…
— Выходим…
Человек, который это скомандовал, по званию был как минимум капитаном. Морская пехота, десант или даже спецназ, подготовку не скроешь. Средних лет, короткая стрижка, темные очки. Старше водителя и еще одного пассажира, по-видимому, охранника. Этим — нет и тридцати…
Стафф-сержант открыл дверь, вышел. Пробежался взглядом по стенам с висящими жгутами кабелей, полу, на котором еще были следы от установленных станин и подведенного к ним питания. Жалкое зрелище экономического упадка…
Метров пять до ближайшей стены, метров тридцать до ворот. Не уйти.
Тем временем, два человека, водитель и телохранитель, вытащили из багажника и бросили на пол стандартный пластиковый мешок, применяемый в армии для транспортировки трупов. Явно полный.
— Сержант Альварес, ко мне! — скомандовал человек в черных очках.
Сержант подошел ближе, принял стойку смирно, как сделал бы любой морской пехотинец перед командиром, или тем, кого он считает командиром.
— Я удовлетворен вашим поведением во время испытания. Вы показали, что морская пехота САСШ по-прежнему чего-то стоит.
— Сэр!
— Можете принять стойку "вольно", сержант, у нас не принято излишнее следование уставу. В конечном итоге Устав — не более чем средство сделать из гражданских раздолбаев некое подобие армии, а у нас в этом нет необходимости. У нас нет никого, кого нужно учить должному порядку. Рядом с вами мешок, откройте его.
Сержант открыл мешок. Там лежал один из ублюдков, которые напали на него в камере — этому не повезло, он погиб от удара в нос. Сломанный, провалившийся нос, черные мешки под глазами — явные признаки кровоизлияния в мозг.
— К сожалению, мы не можем здесь действовать так же, как мы действуем в Мексике, сержант. Даже там нас держат за руки всякие ублюдки, которые умеют красиво говорить, но ни черта не делают, у кого североамериканский флаг лежит на полу вместо половой тряпки, и которые считают за подлость сотрудничать с государством и служить в армии. К сожалению, мы вынуждены защищать и их, потому что таков наш долг. Здесь же за то, что вы сделали за прошедший день — вас вполне могут приговорить к смертной казни.
— Сэр, это была самооборона.
— Я и не сомневаюсь в этом. Предатели, засевшие в Вашингтоне и торгующие страной, делают все, чтобы отнять у простого американца самые необъемлемые, самые очевидные права, в том числе и право на защиту от преступных посягательств. Перед вами лежит тело, сержант, от которого надо избавиться. Взрывчатку вы найдете в багажнике. Приступайте.
О чем идет речь — Альварес хорошо знал. Стандартная процедура. Когда у вас оказывалось тело террориста, от которого надо было гарантированно избавиться — его вывозили в безлюдное место, приматывали к нему несколько фунтов взрывчатки и подрывали. Основное достоинство этого метода было в том, что после подрыва не оставалось вообще ничего, никаких следов. Если тело бросить в воду с камнем на шее — оно обязательно всплывет, если закопать — найдется какой-нибудь ублюдок, который стукнет, могилу эксгумируют, и начнется внутреннее расследование. А здесь — не остается ничего, ни костей, ни могилы, ни даже чего-либо пригодного для того, чтобы взять образец ДНК. А нет тела — нет и дела…
Взрывчатка была не армейская, а промышленная, для использования при вскрышных работах в карьерах. РДХ или что-то в этом роде, шашки в один фунт, как нельзя лучше подходящие. Николас Альварес распределил шашки по всему мешку, чтобы от тела не осталось ничего, связал взрывную сеть, вывел концы проводов на блок управления, который нашел вместе с шашками. Вопросительно взглянул на человека в черных очках.
— Достаточно. Итак, вам, сержант Николас Альварес, предлагается вступить в общество. Я мог бы много говорить о нем, но не вижу в этом смысла, в этой стране и так слишком много слов. Скажу только вот что: мы свято чтим Конституцию Североамериканских соединенных штатов как величайший политический документ, который когда-либо был создан человеком. Мы свято чтим государство, созданное отцами — основателями и на сегодняшний день управляемое узурпаторами и предателями. Мы свято чтим традиции североамериканской армии — как последнего бастиона на пути воинствующего варварства, захлестывающего нашу страну. От своих соратников мы не требуем принесения ни клятвы, ни присяги — достаточно той, которая уже принесена. Вы можете ее повторить, стафф-сержант?
Я, Николас Альварес, торжественно клянусь сохранять верность Североамериканским Соединенным Штатам, верно служить им против любых врагов, подчиняться приказам президента Североамериканских Соединенных Штатов и назначенным вышестоящим офицерам в соответствии с военным законодательством. Да поможет мне Бог!
Стафф-сержант помнил эту клятву. Хорошо помнил.
— Как видите, сержант — продолжил человек — клятва обязывает вас служить против любых врагов. Любых, сержант, которые посягают на территориальную целостность нашей Родины и основы существования нашего общества. Теперь посмотрите на тело, которое лежит в мешке, и скажите — враг он или нет.
Сержант знал, что они хотят услышать. Но знал он и то, что переигрывать опасно.
— Не знаю.
— Вам известно, что такое La Raza? Или движение "Двадцать третье мая"?
— Известно, сэр. Я сражался против них.
— Нам это известно, и только поэтому мы считаем вас достойным вступления в движение. Нам нужны соратники, которые убивали и умирали, которые пролили кровь за свою страну. Древо свободы время от времени необходимо окроплять кровью патриотов и тиранов — так сказал Томас Джефферсон. Но современная армия узко понимает понятие "враг" — а кое для кого из политиков в Вашингтоне наши враги становятся нашими друзьями. Скажите, разве La Raza[40] и движение "Двадцать третье мая" не посягают на территориальную целостность нашей страны? Разве они не хотят отторгнуть от нее значительные территории ради создания собственного государства?
— Вероятно да, сэр.
— Не "вероятно", стафф-сержант. Названные мною организации созданы именно для этого. В то время как картели являются обычными наркотранзитерами, Зетас — наемными убийцами, Раса и Двадцать третье мая существуют для того, чтобы разрушить нашу страну, забрать наши земли, уничтожить на них наших людей. Само их существование является прямой и явной угрозой Североамериканским соединенным штатам, дальнейшему существованию нашей страны и нашего общества. Для борьбы с этой угрозой допустимы и приемлемы любые средства. Вы с этим согласны, сержант?
— Э, сэр… а как же…
— Как же быть с тем, что вы латиноамериканец по происхождению? Что же, я по происхождению француз, а вот Брик — он шотландец. Наши предки прибыли на эту землю в поисках лучшей доли и они поселились здесь, чтобы создать новую, справедливую и богобоязненную страну, а не для того, чтобы приобрести какие-то земли для своей бывшей страны. Наши предки всей душой, всем сердцем принимали новую родину и служили ей, и проливали за нее кровь. Посмотрите, что творится теперь? Мексиканцы, которые прибывают сюда — они требуют пособий и в то же время кричат, что эта земля краденая. Они не желают становиться североамериканцами, учить наш язык и подчиняться нашим законам, они совершают преступления, сбиваются в банды, создают гетто и требуют уважения к себе, хотя ничего для этого не сделали. Второе отличие их от вас, сержант, в том, что вы добровольно пошли в морскую пехоту САСШ, защищали нашу страну и проливали за нее кровь. Именно поэтому для нас вы североамериканец, сержант, и ваша кровь, ваша внешность и цвет вашей кожи не имеют для нас никакого значения. Итак, вы согласны, сержант, что для обеспечения нашего тыла, тыла сражающейся страны, мы обязаны сделать все возможное, вне зависимости от того, отдан нам приказ это сделать, или нет?
— Да, сэр. Согласен.
— Вы готовы помнить о своей клятве и защищать свою страну от врагов, внешних и внутренних, вне зависимости от того, кем они будут, и будет ли их защищать закон?
— Да, сэр. Готов.
— В таком случае, сержант, отныне вы член Общества, и да поможет вам Бог в выполнении Ваших клятв.
— Да поможет нам Бог, сэр — сержант не знал, что именно отвечать, но судя по реакции окружавших его людей, ответил он правильно.
— Да, да поможет нам Бог.
Четыре человека, относящиеся теперь к Обществу, сели в машину и выехали в ночь…
— Сэр?
— Взрывчатка, мистер Альварес — напомнил человек.
Стафф-сержант Николас Альварес сжал армейскую подрывную машинку — и где-то там за спиной полтора килограмма взрывчатки превратили в ничто человека, которого он убил.
— Да, сэр.
— Ваш вопрос, сержант?
— Сэр, что мне делать дальше? Каковы приказания? Возвращаться в часть?
— Не думаю. Вам найдется… куда лучшее применение. Брик…
Громила с переднего сидения обернулся — и протянул Альваресу небольшой пакет из крафт-бумаги, который он достал из бардачка Субурбана. Стафф-сержант заглянул в него — первое, что бросилось в глаза, так это толстая пачка денег, крупные купюры.
— У вас двадцать пять процентов потери здоровья, вы были ранены и обладаете достаточным опытом. Возвращайтесь в часть и не позднее чем через месяц подайте рапорт на демобилизацию из Морской пехоты США. Дальше явитесь по адресу, указанному на листе бумаги, там офис одной организации, которая нас чрезвычайно интересует. Будете использовать только подлинные документы, там умеют проверять тех, кто приходит к ним. Попроситесь к ним на работу. При проверке говорите правду обо всем за исключением нас. Думаю, ваши навыки весьма заинтересуют эту организацию. Дальше будете делать то, что скажут они, пока мы не выйдем на вас. Постарайтесь подняться по служебной лестнице. Ждите нашего сигнала, вам ясно?
— Ясно, сэр. А как мне узнать… ну, того, кто пойдет со мной на контакт.
— Вам не нужно будет знать его, он будет знать вас в лицо. Мы не используем ни паролей, ни разорванных банкнот, ни прочих глупостей, сержант. Просто каждый знает то, что он должен знать — и не более того. Мы едем в Эл-Эй, где вас высадить, сержант?
Когда огни Субурбана растворились в суматохе ночного движения Лос-Анджелеса, у стафф-сержанта Николаса Альвареса возникло стойкое чувство того, что его сегодня — раскусили.