Лотти и Селия постояли немного, наблюдая, как краснолицые потные грузчики заносят мебель. Неожиданно из дома выбежала высокая женщина с длинными каштановыми волосами, собранными сзади в строгий узел.
– Стойте! Погодите секунду! – крикнула она, помахав связкой ключей. – Я передвину машину к черному ходу!
– Думаешь, это она? – прошептала Селия, которая почему-то сразу нырнула за ближайшее дерево.
– Откуда мне знать? – Лотти даже перестала дышать. Внезапное замешательство Селии заставило ее почувствовать неловкость.
Они крепче прижались друг к другу и выглядывали из-за ствола, обеими руками придерживая пышные юбки, чтобы те не раздувались.
Женщина села за руль и огляделась, словно раздумывая, что именно следует сделать дальше. Затем, страдальчески закусив губу, повернула ключ зажигания, поборолась с рычагом скорости, сделала глубокий вдох и резко подала назад, с оглушительным грохотом въехав в решетку радиатора стоящего фургона.
Последовала короткая тишина, потом кто-то из мужчин громко выругался и зазвучал продолжительный гудок. Женщина подняла голову, и девушки поняли, что она, похоже, сломала нос. Кровь была повсюду: на светло-зеленой блузе, на руках, даже на руле. Женщина посидела немного, видимо оглушенная, но быстро пришла в себя и посмотрела вниз в поисках чего-нибудь способного остановить кровотечение.
В следующую секунду Лотти осознала, что бежит по заросшей лужайке, зажав в руке носовой платок.
– Вот, – сказала она, добежав до женщины одновременно с орущими людьми, которые начали собираться вокруг машины. – Возьмите. Откиньте голову назад.
Селия, поспешившая за Лотти, глянула в забрызганное лицо женщины.
– Вы очень сильно ударились, – сказала она.
Женщина взяла платок и повернулась к водителю грузовика:
– Простите. Я просто никак не могу освоить переключение скоростей.
– Вам вообще не следует садиться за руль, – заявил мужчина. Его мощное тело со всех сторон выпирало из-под темно-зеленого фартука. В руках он держал то, что осталось от передней фары. – Вы даже не глянули в зеркало заднего вида.
– Я думала, что включила первую. Она очень близко расположена к задней передаче.
– У вас отлетел бампер, – взволнованно сообщила Селия.
– Это даже не мой автомобиль. О боже!
– Взгляните на эту фару! Теперь придется менять весь блок. Потрачу время и деньги.
– Понимаю. – Женщина скорбно кивнула.
– Послушайте, оставьте даму в покое. Она пережила сильный шок. – У дверцы машины появился темноволосый мужчина в светлом льняном костюме. – Просто скажите мне, каков ущерб, и я все улажу. Френсис, ты сильно пострадала? Врача вызвать?
– Ей не следовало садиться за руль, – качая головой, повторил шофер.
– А вам не следовало останавливаться так близко! – выпалила Лотти, возмущенная отсутствием сочувствия с его стороны.
Шофер даже не взглянул в ее сторону.
– Мне так жаль, – пробормотала женщина. – О боже! Что стало с моей юбкой!
– Так сколько? Пятнадцать шиллингов? Фунт? – Молодой человек начал отсчитывать банкноты из пачки, достав ее из внутреннего кармана. – Вот, забирайте. И пятерка сверху за беспокойство.
Шофер сразу успокоился. Скорее всего, он даже не владелец фургона, подумала Лотти.
– Что ж, ладно, – кивнул он. – Думаю, теперь все в порядке. – Он быстро убрал деньги, дальновидно прикинув, что лучше не искушать судьбу. – Раз так, мы продолжим. Пошли, ребята.
– Погляди на ее юбку, – прошептала Селия, подтолкнув подругу локтем.
Юбка Френсис с ярким принтом ивовых деревьев доходила почти до щиколоток и выглядела на удивление старомодно.
Лотти невольно занялась изучением остального наряда женщины: туфли чуть ли не Эдвардианской эпохи, длинная нитка круглых янтарных бус…
– Богема! – прошипела она.
– Давай, Френсис. Нужно зайти в дом, пока ты не залила весь салон кровью. – Молодой человек сунул в рот сигарету и, осторожно поддерживая женщину за локоть, помог ей вылезти из машины.
Она направилась к дому, потом резко обернулась:
– Ой, ваш прелестный платочек. Я запачкала его кровью. – Она взглянула на него. – Вы из местных? Прошу вас, зайдите в дом, выпейте чая. А мы тем временем попросим Марни замочить его. Это самое меньшее, что я могу сделать. Джордж, позови Марни, а то я могу тебя забрызгать.
Лотти и Селия переглянулись.
– Это было бы чудесно, – сказала Селия.
И только когда за ними закрылась дверь, Лотти вспомнила, что цветы они оставили на дорожке.
* * *В главном холле Селия уже не казалась такой уверенной. Более того, она так резко затормозила, что Лотти, отвлекшись на минуту, больно ткнулась носом в ее затылок. Это произошло не столько из-за врожденной нерешительности Селии (которую малыши в семье прозвали Острые Локотки), сколько из-за того, что она оказалась перед огромной картиной, прислоненной к изогнутым перилам лестницы прямо напротив входа. На этой картине, написанной маслом в пастозной технике, была изображена лежащая обнаженная женщина. Судя по позе, не из скромных, решила Лотти.
– Марни! Марни, ты там?! – крикнул Джордж, шедший впереди по плиточному полу мимо громоздившихся ящиков. – Марни, не могла бы ты принести нам теплой воды? Френсис больно ударилась. И нельзя ли между делом приготовить чай? У нас гости.
Из соседней комнаты послышался приглушенный ответ, хлопнула дверь. При отсутствии ковров и мебели звук усиливался, отражаясь от каменного пола в почти пустом помещении. Селия вцепилась в руку Лотти.
– Как ты думаешь, нам остаться? – прошептала она. – Какие-то они… несерьезные.
Лотти озиралась по сторонам: множество огромных картин, свернутые ковры у стены, похожие на согбенных старцев, африканские деревянные фигурки женщин с раздутым животом. Совсем не похоже на те дома, что она знала: дом ее родной матери – тесный, темный, забитый дубовой мебелью и дешевыми фарфоровыми побрякушками, насквозь пропахший угольной пылью и вареными овощами, не знающий покоя от игр соседской ребятни и шумного движения на улице; жилище Холденов – приземистый, удобный, семейный дом в псевдотюдоровском стиле, ценный не только тем, что в нем размещено, но и своей историей. Мебель в доме была унаследована, и к ней полагалось проявлять почтение – даже большее, чем к его обитателям. Запрещалось ставить на нее чашки, а детям – спотыкаться об нее. Все это, как говорила миссис Холден, полагалось «передать дальше», словно они сами были просто охранниками этих деревяшек. Дом постоянно готовили для кого-то: прибирали к приходу «дам», наводили порядок для доктора Холдена «к его возвращению с работы», а миссис Холден была этаким хрупким маленьким королем Кнудом,[2] отчаянно старавшимся избавиться от неистребимой грязи и вечного беспорядка.
И вот этот дом – белый, яркий, чужой; необычной угловатой формы, с широкими, низкими матовыми окнами или иллюминаторами, сквозь которые можно увидеть море, наполненный экзотическими сокровищами, во всей его экзотической красе. Дом, где каждый предмет имел свою историю, начавшуюся в заморских землях. Лотти вдохнула запах соли, пропитавший стены за много лет, с примесью свежей краски. Почему-то он ее пьянил.
– Чай – это ведь так безобидно, правда?
Селия помолчала, вглядываясь в ее лицо.
– Только не говори маме. Она будет ругаться.
Они последовали за скорбной Френсис в главную гостиную, заполненную светом из четырех окон, выходящих на залив, два средних окна образовывали полукруглый эркер. У дальнего окна справа двое мужчин боролись с карнизом и тяжелыми портьерами, а слева молодая женщина, стоя на коленях в углу, расставляла книги в книжном шкафу со стеклянными дверцами.
– Это новая машина Джулиана. Он придет в ярость. Лучше бы я позволила тебе ее переставить. – Френсис опустилась на стул, проверяя, нет ли на платке свежей крови.
Джордж наливал ей большую порцию коньяка.
– Я разберусь с Джулианом. Лучше скажи, как твой нос, а то ты выглядишь словно с картины Пикассо, дорогая. Как думаешь, нам нужен врач? Аделина! Ты знаешь какого-нибудь врача?
– Мой отец врач, – подала голос Селия. – Я могла бы позвонить ему, если хотите.
Прошло несколько секунд, прежде чем Лотти заметила еще одну женщину. Та сидела абсолютно прямо на маленькой софе, скрестив ноги и сцепив руки перед собой, как будто суета вокруг совершенно ее не касалась. Волосы женщины, иссиня-черные, как вороново крыло, прилегали к голове блестящими волнами, платье из красного восточного шелка было не по моде длинным и узким, поверх него она надела жакет, расшитый павлинами с радужным оперением. У нее были огромные темные глаза, подведенные сурьмой, и маленькие, как у ребенка, ручки. Она сидела так неподвижно, что, когда кивнула в приветствии, Лотти чуть не подпрыгнула.
– Это новая машина Джулиана. Он придет в ярость. Лучше бы я позволила тебе ее переставить. – Френсис опустилась на стул, проверяя, нет ли на платке свежей крови.
Джордж наливал ей большую порцию коньяка.
– Я разберусь с Джулианом. Лучше скажи, как твой нос, а то ты выглядишь словно с картины Пикассо, дорогая. Как думаешь, нам нужен врач? Аделина! Ты знаешь какого-нибудь врача?
– Мой отец врач, – подала голос Селия. – Я могла бы позвонить ему, если хотите.
Прошло несколько секунд, прежде чем Лотти заметила еще одну женщину. Та сидела абсолютно прямо на маленькой софе, скрестив ноги и сцепив руки перед собой, как будто суета вокруг совершенно ее не касалась. Волосы женщины, иссиня-черные, как вороново крыло, прилегали к голове блестящими волнами, платье из красного восточного шелка было не по моде длинным и узким, поверх него она надела жакет, расшитый павлинами с радужным оперением. У нее были огромные темные глаза, подведенные сурьмой, и маленькие, как у ребенка, ручки. Она сидела так неподвижно, что, когда кивнула в приветствии, Лотти чуть не подпрыгнула.
– Какая прелесть! Послушай, Джордж, не успели мы приехать, как ты уже нашел нам скаутов. – Женщина улыбнулась медленно и ласково, словно зачарованная.
Говорила она с каким-то явно иностранным акцентом, возможно с французским. Слова звучали тихо, загадочно, будто произносившая их слегка забавлялась. Что касается ее наряда и косметики, это было что-то невероятное, далеко выходящее за рамки возможного, даже для тех, чей жизненный опыт не ограничивался двумя полюсами – Мерхемом и Уолтоном. Лотти остолбенела. Взглянув на Селию, она убедилась, что подруга тоже ничего не понимает.
– Аделина, познакомься… О боже, я ведь даже не спросила, как вас зовут. – Френсис прижала руку ко рту.
– Селия Холден. И Лотти Свифт, – сообщила Селия, выделывая что-то непонятное ногами. – Мы живем за парком. На Вудбридж-авеню.
– Девочки были так любезны, что одолжили мне свой носовой платок, – пояснила Френсис. – Я его сильно испачкала.
– Бедняжка. – Аделина взяла Френсис за руку.
Лотти наблюдала за ними, ожидая ласкового пожатия или похлопывания. Вместо этого, нежно поглаживая руку, Аделина поднесла ее к рубиновым губам и на глазах у всех без намека на смущение медленно наклонилась и поцеловала.
– Как это ужасно для тебя.
Наступила короткая тишина.
– О, Аделина, – печально сказала Френсис и убрала руку.
Лотти, у которой перехватило дыхание от такой эксцентричной демонстрации, не предназначенной для чужих глаз, даже не смела взглянуть на Селию.
Но затем Аделина, после секундной паузы, вновь повернулась к присутствующим, и теперь ее улыбка была ослепительно-яркой.
– Джордж, я не успела тебе сказать. Себастьян прислал нам из Суффолка артишоки и яйца вальдшнепов. Разве это не мило? Мы сможем приготовить их на ужин.
– Хвала Господу. – Джордж к тому времени успел присоединиться к работникам у окна и теперь помогал им навешивать карниз. – А то у меня душа не лежала к жареной рыбе с картошкой.
– Не будь таким снобом, дорогой. Нет ничего чудеснее жареной рыбы с картошкой. Правда, девочки?
– Мы, право, не знаем, – поспешила ответить Селия. – Мы ходим только в приличные рестораны.
Лотти прикусила язык, вспомнив, что всего лишь на прошлой неделе они сидели на волнорезе с братьями Уэстерхаус и уплетали жареного ската с промасленной газеты.
– Разумеется, – тихо и томно произнесла Аделина с легким акцентом. – Вы молодцы. А теперь, девушки, назовите мне самое лучшее, что есть в Мерхеме.
Селия и Лотти недоуменно переглянулись.
– Да нет тут ничего особенного, – начала Селия. – Жить здесь довольно скучно. Есть теннисный клуб, но зимой он закрыт. А еще кинотеатр, но киномеханик часто болеет, а заменить его некому. Если хочется провести время в каком-нибудь шикарном месте, приходится ехать в Лондон. Большинство так и делают. Если вы хотите провести по-настоящему хороший вечер – пойти в театр или первоклассный ресторан… – Она трещала, напустив на себя беспечный вид, но все равно спотыкалась о собственную ложь.
Лотти посмотрела на Аделину и увидела, что ее улыбка слегка померкла.
– Море, – выпалила она, испугавшись, что эта женщина потеряет к ним интерес.
Аделина повернулась к ней, слегка приподняв брови.
– Море, – повторила Лотти, стараясь не обращать внимания на разъяренную Селию. – То есть жизнь у моря. Это самое лучшее – слышать его шум день и ночь, вдыхать его запах, гулять вдоль берега и смотреть за горизонт, где скругляется земля… Сознавать, что там, в глубине, происходит столько всего такого, что нам никогда не увидеть и не узнать. Словно за твоим порогом сразу начинается какая-то великая тайна… А еще штормы. Когда волны перехлестывают через волнорез, ветер гнет деревья как траву, а ты наблюдаешь за всем этим, сидя в доме, где тепло, сухо и уютно… – Она запнулась, поймав возмущенный взгляд Селии. – Во всяком случае, именно это мне нравится.
В наступившей тишине казалось, что она дышит неестественно громко.
– Прекрасно, – произнесла Аделина и так пристально посмотрела на Лотти, что девушка разрумянилась. – Я уже рада, что мы сюда переехали.
* * *– Так насколько сильно она повредила фургон? Думаешь, они привезут его в мастерскую отца? – Джо отодвинул пустую кофейную чашку на край пластиковой стойки, вид у него был серьезный. Впрочем, у Джо всегда был такой вид. На людей он смотрел с какой-то почтительной озабоченностью, что совершенно не вязалось с его веснушчатым румяным лицом.
– Не знаю, Джо. Разбита была всего лишь фара или еще что-то.
– Да, но ремонтировать все равно нужно.
За его спиной, иногда заглушаемая звоном дешевой посуды и скрипом передвигаемых стульев, звучала песня Альмы Коган «Dreamboat». Лотти разглядывала некрасивые черты своего спутника, жалея, что вообще упомянула о визите к Аделине Арманд. Джо всегда задавал не те вопросы и обычно сводил всякий разговор к отцовскому гаражу. Джо, как единственный сын, однажды унаследует разваливающийся бизнес, это тяжкое наследство уже давило на него, словно бремя, которое суждено взвалить на свои плечи принцу-регенту. Она-то надеялась своим доверительным рассказом мысленно перенести его к странным, экзотическим людям, в тот огромный дом, похожий на океанский лайнер, чтобы он тоже вырвался, быть может, из тесноты маленького мирка курортного Мерхема. Но Джо интересовался только земными делами, его воображение ограничивалось домашними заботами: как же их горничная приготовила чай, если они еще не успели распаковать сундуки? Какую именно фару разбила та женщина? Не разболелась ли у них всех голова от запаха свежей краски? И Лотти вдруг разозлилась на себя за то, что рассказала ему о необычном визите, и почувствовала неодолимое желание описать картину с голой женщиной, просто чтобы заставить его покраснеть. Джо имел обыкновение краснеть по любому поводу.
Она бы обсудила все это с Селией, но Селия с ней не разговаривала. С тех самых пор, как они вернулись домой. Правда, по дороге Селия не умолкала:
– Ты что, нарочно сконфузила меня перед теми людьми? Лотти! Поверить не могу, что ты наболтала столько ерунды насчет моря. Можно подумать, тебе не все равно, какая там обитает рыба, – ты ведь даже плавать не умеешь!
Лотти хотелось поговорить с ней об истории венгерских принцесс и о том, что Аделина поцеловала руку Френсис, словно ее почитательница, а также о том, кем им приходится Джордж (не похоже, чтобы он был мужем одной из них: слишком большое внимание он оказывал обеим женщинам). Ей хотелось поговорить об Аделине, которая сидела сложа руки на софе и ничего не делала, когда вокруг столько работы и в доме царит полный хаос.
Но Селия в эту минуту увлеченно беседовала с Бетти Крофт, обсуждая возможность поездки в Лондон до конца лета. Поэтому Лотти ничего не оставалось, как только сидеть и ждать, когда утихнет эта летняя буря.
Только беда в том, что Селия рассердилась на Лотти не на шутку. Время шло, облака на небе становились темнее, наливаясь дождем, кафе заполнили непослушные дети с раздраженными родителями, которые несли в руках мокрые, грязные пляжные полотенца, а она по-прежнему не обращала внимания на Лотти – ни на ее попытки вступить в разговор, ни на ее предложение отведать кусочек пудинга. Даже Бетти, которой обычно нравилось наблюдать яростные перепалки между подругами, начала испытывать неловкость.
«О боже, – подумала Лотти, безропотно смиряясь, – мне еще аукнется тот визит».
– Пожалуй, пойду домой, – вслух произнесла она, глядя на кофейную гущу на дне чашки. – Погода портится.
Джо поднялся с места:
– Тебя проводить? У меня есть зонтик.