– Петр Аркадьевич должен присутствовать на праздничных мероприятиях. Ваша просьба невыполнима.
– Но тогда хоть усильте охрану.
– У вас есть свободные люди?
– Нет.
– Вот и у нас нет. Я слово в слово передам премьер-министру наш разговор. Окончательное решение будет принимать он. За предупреждение спасибо. Желаю вам как можно быстрее поймать злодеев. У вас все?
– Да.
– Еще раз благодарю, до свидания.
Окончив разговор с адъютантом Столыпина, Кулябко попробовал дозвониться до губернатора, и это ему удалось. Трепов как раз заехал домой.
– Слушаю тебя, Николай Николаевич.
Кулябко обрисовал ему ситуацию.
– Так-так-так, – проговорил Трепов. – Что ты предпринимаешь?
– Все, что в моих силах. Но Павел Григорьевич Курлов отмахнулся от меня как от назойливой мухи, с Митрофаном Николаевичем Веригиным и с полковником Спиридовичем связаться не удалось.
– Чем я могу помочь?
– Положение серьезное, Федор Федорович. Я разговаривал с адъютантом Столыпина, просил передать премьер-министру, чтобы тот не выходил на улицу без особой необходимости и охраны. Но кто такой я? Всего лишь начальник охранного отделения. Вот если бы вы отправили Столыпину хотя бы простое письмо с той же просьбой, это было бы другое дело.
– Хорошо. Завтра утром господин Столыпин получит мое письмо.
– Благодарю вас.
– Я также переговорю с Курловым, Спиридовичем и Веригиным. Император будет поставлен в известность о замыслах террористов. А ты, Николай Николаевич, брось всю свою агентуру на поиск преступников. Их необходимо нейтрализовать. Ты представляешь, что начнется, если террористы даже только проявят себя, не нанеся урона государю и Столыпину? Да нас здесь всех с дерьмом смешают. Так что работай, Николай Николаевич, старайся, из кожи лезь, но отведи угрозу. Тогда ты узнаешь, что такое царская милость. Все понял?
– Так точно, Федор Федорович!
В девять часов утра рокового дня 1 сентября, когда Столыпин пил кофе, к нему явился адъютант.
Председатель Совета министров улыбнулся ему:
– Доброе утро, Володя!
– Не такое оно и доброе, Петр Аркадьевич, как может показаться, – ответил штабс-капитан Есаулов.
– Что-то произошло?
– Ничего особенного, если не считать, что на императора и на вас готовится покушение.
Эту новость Столыпин воспринял спокойно.
– Если об этом знаешь даже ты, то злоумышленников непременно поймают.
– Я бы не был так уверен в этом. Разрешите доложить по существу?
– Докладывай, время у нас еще есть.
Есаулов сообщил Столыпину все, что узнал от Кулябко, и передал ему письмо Трепова, доставленное час назад.
Премьер-министр прочитал его, взглянул на адъютанта:
– Ты считаешь, что положение серьезное?
– А как иначе, Петр Аркадьевич?
– Два, пусть три террориста, в том числе дама, планируют убить императора и председателя Совета министров?
– Насчет государя сказать ничего не могу, – ответил Есаулов. – Он хорошо защищен, его охраняет вся полиция Киева, а вот вас, председателя правительства, почему-то оставили без охраны. Тут будет достаточно и одного террориста с бомбой. Вспомните историю с убийством народовольцами императора Александра Второго!
– Что ты предлагаешь? Запереться в доме? Сказаться больным и не участвовать в торжествах? Такого не будет, Володя.
– Петр Аркадьевич, вы, конечно, правы, но я прошу вас не выходить сегодня на прогулку и изменить способ перемещения.
– На прогулку не пойду, я и не хотел, а остальным займись сам. Я для себя выпрашивать что-либо не буду.
– Я понял. Хоть это.
Вечером Столыпин с адъютантом прибыли в театр. Место Есаулова оказалось в стороне от кресла Столыпина. Это не было случайностью. Подполковник Кулябко отдал место адъютанта террористу.
Одновременно с премьером в театр приехал министр финансов. Со спектакля он должен был отправляться на вокзал для возвращения в Санкт-Петербург. Государь на утро планировал убыть на маневры, а далее в Крым.
Коковцев сидел в первом ряду, как и Столыпин, но поодаль от него. Место председателя Совета министров находилось у царской ложи, у левого прохода. Коковцев же занимал кресло у правого.
Он подошел к премьеру во время второго антракта, как только спустился занавес и опустела царская ложа. Столыпин разговаривал с бароном Фредериксом и военным министром Сухомлиновым.
– Я прямо из театра после спектакля еду на поезд. Подошел проститься, а также узнать, не надо ли чего передать в Петербург, – сказал Коковцев.
– Нет, Владимир Николаевич, передавать ничего не надо, – ответил Столыпин. – Вот если бы вы могли взять меня с собой, я был бы весьма вам благодарен. – Премьер-министр улыбнулся: – Я завидую вам, мне здесь совершенно нечего делать. Счастливого пути, Владимир Николаевич.
Коковцев пошел по правому проходу. Он хотел проститься с владельцами дома, где останавливался, поблагодарить за гостеприимство.
В это время и начал действовать Богров, одетый во фрак. Он быстро подошел к председателю Совета министров, выхватил револьвер и дважды выстрелил.
Раздались крики. Преступник бросился бежать, но был схвачен офицерами, которых в зале было очень много.
Коковцев подбежал к Столыпину, когда тот еще стоял на ногах. На кителе в нижней части – небольшое пятно крови. Подскочили еще люди. У царской ложи появился генерал Дедюлин с обнаженной шашкой.
Столыпин, пошатнулся, совершил крестное знамение и стал опускаться в кресло. Его понесли к проходу прямо в этом кресле. Рядом метался Есаулов. У выхода что-то кричал Кулябко.
Государь и вся царская семья вернулись в ложу. Присутствующие убедились с том, что император жив. Грянул гимн.
Взволнованный Николай стоял у края ложи и смотрел на публику. Затем он резко развернулся и вышел.
Первую помощь Столыпину оказал профессор Рейн. Потом раненого премьера отвезли в клинику доктора Маковского. Там врачи определили, что одна из пуль задела печень и положение весьма серьезно.
2 сентября первым в клинику приехал штабс-капитан Есаулов, за ним – министр финансов. Он застал Столыпина в бодром состоянии, но заметил, что это дается премьер-министру тяжело.
Петр Аркадьевич передал адъютанту ключи от портфеля, которые всегда носил с собой. Он попросил разобрать бумаги, хранившиеся в нем, и доложить о самых важных государю в назначенное время – четыре часа того же дня. Затем Столыпин пожелал увидеть генерала Курлова и побеседовать с ним наедине. Коковцев сумел отговорить его и спросил, не хочет ли Петр Аркадьевич, чтобы о случившемся было сообщено Ольге Борисовне, супруге премьера.
Столыпин согласился. Адъютант вскоре отправил телеграмму.
В исполнение обязанностей председателя Совета министров вступил В. Н. Коковцев. Подполковник Кулябко, едва отошедший от страшного потрясения, доложил ему, что киевляне узнали, что на Столыпина покушался еврей. В городе начались сильные волнения, готовые перерасти в кровавый погром.
Коковцев связался с генералом Треповым, дабы согласовать действия полиции и войск гарнизона по предотвращению погрома. Оказалось, что войска уже ушли на маневры, а полиции и жандармов недостаточно. Пришлось обращаться к помощнику командующего войсками генералу барону Зальцу. Надо отдать ему должное, тот действовал быстро. К семи часам утра в город вошли три казачьих полка, отозванные с учений. Их появление успокоило обстановку.
В двенадцать часов дня в Михайловском соборе состоялось молебствие об исцелении Столыпина.
3 сентября клинику доктора Маковского посетил государь. Столыпина он не видел. Император знал, что Петр Аркадьевич часто терял сознание и бредил, но выразил уверенность, что крепкий организм премьер-министра справится с ранением. Тем более что доктор Боткин утверждал, будто серьезной опасности нет. Вечером Николай уехал на маневры.
Утром 4 сентября приехала Ольга Борисовна. Коковцев встретил ее на вокзале и доставил в клинику.
Состояние Столыпина ухудшалось с каждой минутой. Угасла последняя надежда на благополучный исход. Во второй половине дня всем стало ясно, что минуты Петра Аркадьевича сочтены. 5 сентября около шести вечера он впал в забытье и в 22 часа 12 минут скончался.
Коковцев тут же послал телеграмму императору, который принял решение вернуться в Киев.
В 6 часов утра 6 сентября Коковцев прибыл на пароходную пристань для встречи государя. Там же были граф Бенкендорф и генерал Трепов. Вскоре подошел пароход. Николай принял исполняющего обязанности председателя Совета министров на палубе, выслушал доклад и сказал, что едет поклониться праху Столыпина.
В клинике его встретил доктор Маковский и проводил в большую комнату, где лежало тело Столыпина. У изголовья покойного сидела Ольга Борисовна. Она поднялась, увидев государя. Николай принес ей свои соболезнования.
Подойдя к телу, император почувствовал легкий озноб. Он неожиданно и ясно вспомнил случай в Петербурге, когда после аудиенции Столыпин покинул кабинет и туда сразу же вошел Распутин.
В клинике его встретил доктор Маковский и проводил в большую комнату, где лежало тело Столыпина. У изголовья покойного сидела Ольга Борисовна. Она поднялась, увидев государя. Николай принес ей свои соболезнования.
Подойдя к телу, император почувствовал легкий озноб. Он неожиданно и ясно вспомнил случай в Петербурге, когда после аудиенции Столыпин покинул кабинет и туда сразу же вошел Распутин.
Старец указал на закрывавшиеся двери:
– Сильный человек, но не жилец.
– Отчего? – спросил государь.
– Смерть за ним по пятам идет, недолго ему жить осталось. Жаль.
– Тебе что-то известно, Григорий?
– Все, что известно, я уже сказал.
Тогда император не придал особого значения словам Распутина. Вспомнил сейчас, когда пророчество сбылось. Оттого и почувствовал озноб.
Николай долго молился, потом что-то тихо сказал вдове и вышел из комнаты.
Барон Фредерикс сказал государю:
– Петр Аркадьевич знал, что его убьют.
– Почему вы так думаете?
– Сегодня было вскрыто его завещание, написанное задолго до смерти.
– И что в нем?
– В самом начале весьма странная фраза: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Заметьте, ваше величество, не «умру», а «убьют».
– Да… – протянул император. – Похоже, вы правы. Его смерть предрекал и Распутин.
На следующий день император официально предложил Коковцеву пост председателя Совета министров. Владимир Николаевич согласился.
Согласно завещанию, Петр Аркадьевич 9 сентября 1911 года был погребен в Киево-Печерской лавре. Через год, 6 октября 1912 года, на Крещатике в торжественной обстановке был открыт памятник Столыпину.
Для расследования дела об убийстве распоряжением императора была назначена специальная комиссия, которую возглавил сенатор Максимилиан Иванович Трусевич. В начале 1912 года результаты ее работы были переданы в Государственный совет. В докладе указывалось, что в смерти Столыпина виновны Курлов, Веригин, Спиридович и Кулябко. Бездействие названных лиц привело к трагедии.
Ведение следствия было поручено сенатору Шульгину. Оно продолжалось почти год и в начале 1913 года по велению императора было прекращено. Доказать, что Курлов, Веригин, Спиридович и Кулябко виновны в преступном бездействии, не удалось.
Богров прожил дольше Столыпина всего на неделю. На допросах он вел себя спокойно, признавался в приверженности к анархизму, а также в том, что покушение подготовил и осуществил в одиночку. Эсеры так и не взяли на себя ответственность за убийство.
9 сентября состоялось закрытое заседание Киевского военно-окружного суда. От адвоката Богров отказался. Процесс продолжался три часа. Богрову вынесли приговор – смертная казнь через повешение. Террорист не стал обжаловать его и подавать прошение о помиловании. 12 сентября в четыре часа утра приговор был приведен в исполнение.
Весной 1912 года всю Россию взволновали трагические события, произошедшие в Восточной Сибири, на золотых приисках в бассейне реки Лена. Там трудилось несколько тысяч рабочих. Из-за невыносимых условий жизни они начали забастовку.
Администрация и полиция вследствие своей малочисленности не смогли навести порядок. Рабочие фактически стали хозяевами приисков.
В район забастовки был направлен военный отряд. Рабочие, охваченные крайним возбуждением, выступили против него. 4 апреля произошло столкновение пятитысячной толпы с солдатами, которые открыли огонь. В результате две сотни рабочих было убито, столько же ранено.
Вести о кровавом событии, как это всегда бывало в России, мгновенно облетели страну и произвели сильное впечатление на общество. Количество жертв, тяжелейшие условия труда – все это вызвало негодование в обществе.
По всей России на фабриках и заводах начались забастовки протеста. В городах проходили демонстрации.
Новый председатель Совета министров В. Н. Коковцев выступил в Думе с заявлением примирительного характера, обещал отправить на Ленские прииски компетентного человека для проведения всеобъемлющего расследования. Император возложил эту миссию на бывшего министра юстиции С. С. Манухина, который пользовался всеобщим доверием. Тот справился с поставленной задачей, забастовки пошли на убыль.
Третья Государственная дума закончила свою работу. Она в основном выдержала линию сотрудничества с властью и борьбы с революцией.
Принимая 8 июля депутатов в Александровском дворце в Царском Селе, государь дал работе Думы положительную оценку.
Выборы в Четвертую Государственную думу проходили в сентябре – октябре 1912 года. Ее председателем был избран октябрист Михаил Владимирович Родзянко.
В Государственной думе четвертого созыва уменьшилось представительство октябристов, но усилились конституциональные демократы (кадеты) и прогрессисты, а националисты раскололись. В итоге правые, на которых опиралась власть, по численному составу остались на прежнем уровне.
В конце июня 1912 года состоялась очередная встреча императора и кайзера. Но и она не принесла никаких существенных результатов.
Канцлер Бетман-Гольвег благодарил русское правительство за миротворческие усилия. Газеты писали, что, пока Россия и Германия находятся в дружеских отношениях, ничего плохого произойти не может. Германский канцлер встречался и с В. Н. Коковцевым, посещал Москву.
Но практически в это же самое время была подписана франко-русская морская конвенция, дополнившая союзный договор. Приезд же в Петербург президента Французской республики Раймона Пуанкаре превратился в манифестацию русско-французской дружбы. Это отвечало общему настроению российского общества.
Россия стремилась сохранить мир в Европе. Эту цель преследовали и государь, и П. А. Столыпин, и его преемник В. Н. Коковцев, и министр иностранных дел С. Д. Сазонов.
21 февраля 1913 года исполнилось триста лет дому Романовых. Именно в этот день боярин Михаил Федорович Романов был единодушно избран на царство. Его венчание состоялось в июне 1613 года в Успенском соборе.
Трехсотлетие дома Романовых праздновалось с большой торжественностью. По традиции по поводу юбилея были объявлены льготы, прощение недоимок, смягчение приговоров.
Торжества не ограничились Москвой и Санкт-Петербургом. Николай Второй принял решение с наступлением весны совершить поездку по местам, где выросла и окрепла Московская Русь, где была вотчина бояр Романовых.
15 мая государь со всей семьей выехал из Царского Села через Москву во Владимир, оттуда в Суздаль и Нижний Новгород. Далее на пароходе в Кострому, колыбель дома Романовых. Именно в здешнем Ипатьевском монастыре посланники Земского собора просили инокиню Марфу благословить на царство своего сына Михаила Федоровича.
Все население города и ближайшей округи вышло встречать царскую семью. Великие князья и княгини, духовенство, члены правительства собрались приветствовать государя на родине Романовых.
В присутствии царской семьи на краю высокого обрыва над Волгой состоялась закладка памятника трехсотлетию дома Романовых. Николай Второй был очень тронут приемом в Костроме.
Оттуда царская семья проехала в Ярославль и Ростов. 25 мая государь вернулся в Москву.
Грамотная экономическая политика государя и его верного соратника П. А. Столыпина не могла не принести результатов. Они проявились как раз накануне Первой мировой войны. Старшее поколение еще помнит, как достижения народного хозяйства СССР часто сравнивались с уровнем 1913 года.
В тот далекий уже год по объему производства Россия практически сравнялась с Англией, значительно превзошла Францию, Австро-Венгрию, почти догнала Германию. Российская империя являлась крупнейшим производителем сельскохозяйственных товаров в Европе.
В период с 1885 по 1913 год Россия показала невероятный промышленный рост без всяких кризисов при высшем показателе в девять процентов и таком же уровне налогов. Меньший налог был только во Франции.
Если в 1860 году в империи добывалось сто шестьдесят тысяч тонн нефти, то в 1907 году – семь, а в 1913-м – девять миллионов тонн.
Значительно выросли добыча каменного угля, выплавка чугуна и стали, производство продукции машиностроения. Россия не только добывала уголь, но и импортировала его. Рос уровень жизни.
Благодаря работам по орошению Туркестана урожай хлопка в 1913 году покрыл все годовые потребности текстильной промышленности.
К 1914 году Россия имела более семидесяти четырех тысяч километров железных дорог и по данному показателю занимала второе место в мире. Великий Сибирский путь являлся самым длинным на планете. Рост промышленности и транспорта в царской России шел невиданными темпами на протяжении десятков лет.
В этом была огромная заслуга великого реформатора Петра Аркадьевича Столыпина.
Глава 4
Наряду с ростом экономики происходили существенные изменения и в армии. К 1914 году она по штату мирного времени насчитывала свыше одного миллиона трехсот тысяч человек.