Темир-Кутлуй недаром опасался Тохтамыша; уж больно удачлив был этот хан – он не раз оказывался в положении беглеца, за которым идут по пятам, без денег и друзей, но затем вдруг самым чудесным образом оказывался на верхней ступеньке золотоордынской власти и одерживал фантастические победы над врагами. Поверил в удачу беглеца и Витовт: «Хана Тохтамыша не выдам, а с ханом Темир-Кутлуем хочу видеться сам».
Да и что мог ответить великий князь, когда у него за спиной стояло войско, каких Литва не собирала, пожалуй, за всю свою историю! Одних только князей летописцы насчитывали до пятидесяти человек.
Они увиделись на берегах Ворсклы – как и хотел того Витовт. Войско хана было намного скромнее, и потому он желал договориться с князем через послов: «Зачем ты на меня пошел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих». Витовт передал ответ: «Бог покорил мне все земли, покорись и ты мне, будь мне сыном, а я тебе буду отцом, и давай мне всякий год дани и оброки; если же не хочешь быть сыном, так будешь рабом, и вся орда твоя будет предана мечу». Хан согласился на условия Витовта. Но уступчивость Темир-Кутлуя была расценена как слабость; к тому же ни князь, ни войско не хотели уходить без победы и добычи. И вот в татарский стан поспешил посланец с новым требованием: на ордынских деньгах должно чеканиться клеймо великого князя.
Хан попросил три дня для размышлений. За это время с его войском соединились отряды Эдигея. Теперь татары могли говорить с Витовтом на его языке. Много повидавший на своем веку Эдигей произнес: «По праву взял ты нашего хана в сыновья, потому что ты стар, а он молод; но я старше тебя, так следует тебе быть моим сыном, дань давать каждый год, клеймо мое чеканить на литовских деньгах».
Витовт вышел из себя и приказал немедленно начинать битву, но злость плохой помощник. В начале сражения, несмотря на губительный дождь татарских стрел, хоругви Витовта теснили войско Эдигея, но тут Темир-Кутлуй обошел разноплеменное воинство литовского князя и ударил с тыла. Разгром был полный; Витовту едва удалось уйти с небольшим отрядом – татары гнались за ним пятьсот верст, до самого Киева. Более двадцати князей осталось лежать на поле битвы.
Поражение на Ворскле лишило Витовта шанса овладеть Восточной Русью – как оказалось, навсегда. Но воинственный литовский князь отказывался верить в крах своих планов. Ради продолжения восточной политики он даже пожертвовал частью литовской территории. В обмен на мир и обещание помощи непримиримому врагу Литвы – Тевтонскому ордену – была отдана Жмудь. В 1404 году с крестоносцами был заключен так называемый вечный мир; причем Витовт, в случае восстания жмудинов, обязался военной силой принуждать их покориться Ордену.
Щедрый подарок крестоносцам принес мало пользы Великому княжеству Литовскому, сил для осуществления задуманного катастрофически не хватало. В 1400 году Витовт был вынужден заключить мир с Новгородом. В 1401 году князь Юрий отнял у Литвы свою прежнюю вотчину – Смоленск. Витовт пытался вернуть обратно город – разгорелась долгая упорная борьба. Юрий смоленский, чувствуя, что против Витовта ему не выстоять, обратился за помощью к московскому князю.
«Тебе все возможно, – говорил он, – потому что он тебе тесть, и дружба между вами большая, помири и меня с ним, чтоб не обижал меня. Если же он ни слез моих, ни твоего дружеского совета не послушает, то помоги мне, бедному, не отдавай меня на съедение Витовту, если же и этого не хочешь, то возьми город мой за себя; владей лучше ты им, а не поганая Литва».
Московский князь обещал помощь, но слишком долго размышлял, какого рода она будет. Нерешительность Василия привела к тому, что Смоленск вновь оказался во власти Витовта.
В 1405 году Витовт совершил еще одну попытку подчинить своей власти Новгород и Псков. Война переполнилась жестокостями. В псковской земле «Витовт взял город Коложе и вывел 11 000 пленных, мужчин, женщин и детей, не считая уже убитых; потом стоял два дня под другим городом, Вороначем, где литовцы накидали две лодки мертвых детей: такой гадости, говорит летописец, не бывало с тех пор, как Псков стал» (С. М. Соловьев). Тут следует отметить, что изменился сам характер войн: кончилось время легких побед на русских землях для Литвы. С принятием литовской знатью и частью народа католичества они стали для православных восточно– русских княжеств иноверцами.
Псков и Новгород обратились за помощью к московскому князю. Мы видели, сколько колебаний стоило Василию Дмитриевичу подобное обращение со стороны Смоленска, – и город, который сам шел в объятья Москвы, в конце концов был присоединен к Великому княжеству Литовскому. Теперь отношения зятя и тестя в корне меняются, отныне между двумя государствами начинается беспрерывная кровавая беспощадная борьба.
Хотя у Москвы с Новгородом и Псковом всегда существовали напряженные отношения, князь Василий действует с удивительной решительностью. Он понял, что тесть не удовлетворится поглощением Смоленска, а в случае успеха – Новгорода и Пскова; опять же, колоссальные потери литовцев в битве на Ворскле добавляли надежды на успех. Московский князь объявляет войну Витовту и в союзе с тверским князем вторгается на территорию Великого княжества Литовского.
Впрочем, больших успехов московское войско не достигло, разве что привело в ярость Витовта: он приказал перебить всех москвитян, что находились в его владениях.
Корона для великого князя
Кроме войны с восточнорусскими княжествами Витовту приходилось вести упорную дипломатическую борьбу с Польшей: здесь на кону стояла самостоятельность Великого княжества Литовского. Витовт желал ее сохранить в первозданном виде, несмотря на обещание Ягайлы присоединить земли литовские и русские к Польше.
Поляки не торопились с исполнением главнейшего пункта Кревской унии, понимая, что в этом вопросе поспешность ни к чему хорошему не приведет, но и не оставляли надежды прибрать к рукам огромнейшее княжество. В 1398 году поляки предприняли попытку утвердить некий элемент зависимости: королева Ядвига в письме к Витовту напомнила, что Великое княжество Литовское и Русское Ягайло передал ей в вено и, следовательно, она должна получать от него ежегодную дань.
Для требования дани был избран не совсем удобный момент: Витовт находился на вершине могущества, он готовился расправиться с татарами, а затем покорить Восточную Русь. Чтобы придать отказу видимость законности, Витовт созвал сейм и задал боярам вопрос: «Считают ли они себя подданными короны Польской в такой степени, что обязаны платить дань королеве?» Ответ был единогласным: «Мы не подданные Польши ни под каким видом; мы всегда были вольны, наши предки никогда полякам дани не платили, не будем и мы платить, останемся при нашей прежней вольности».
«После этого поляки больше уже не толковали о дани, – рассказывает С. М. Соловьев о том, к чему привело требование королевы. – Но Витовт и бояре его не могли забыть этой попытки со стороны Польши и должны были подумать о том, как бы высвободиться и из‐под номинального подчинения. Однажды на обеде, данном по случаю заключения мира с Орденом, бояре провозгласили тост Витовта, короля литовского и русского, и просили его, чтоб он позволил всегда так величать себя. Витовт на этот раз притворился скромником и отвечал, что не смеет еще почитать себя достойным такого высокого титула».
Отнюдь не из скромности Витовт отказался от титула – он будет мечтать о нем остаток жизни; просто объявление королем на пьяной пирушке стоило немного.
Польша продолжила дипломатическое наступление на Великое княжество Литовское после поражения Витовта на Ворскле; пусть не удалось присоединить его сразу – расчет брался на перспективу. В 1401 году на Виленском сейме, проходившем с участием Ягайлы и Витовта, было решено, что после смерти Витовта Великое княжество Литовское перейдет под власть польского короля.
В 1413 году на Городельском сейме Польша сделала еще один хитроумный ход с целью привлечения на свою сторону литовской шляхты и магнатов. Согласно Городельскому привилею, литовское дворянство уравнивалось в правах с дворянством польским – но только то, что приняло католичество. На православных льготы и вольности, вырванные польской шляхтой у королей, не распространялись.
На склоне лет Витовт развил кипучую деятельность, целью которой было преобразование Великого княжества Литовского в королевство и получение короны. Он обратился с этой просьбой к императору Священной Римской империи Сигизмунду. Время было выбрано удачно: Сигизмунд вел тяжелейшую борьбу с гуситами и турками, а потому сам нуждался в союзниках, помощи и поддержке.
В 1429 году в Луцке состоялась встреча трех властителей: императора Сигизмунда, короля Владислава-Ягайлы и великого князя Витовта. По всему видно, что Сигизмунд очень рассчитывал на союз с Витовтом; если Рим и католический мир относились к православным христианам как к схизматикам и даже еретикам, то из уст императора было озвучено совсем другое мнение:
«Я понуждаю папу, чтоб он созвал собор для примирения с гуситами и для преобразования церкви; отправлюсь туда сам, если он согласится; если же не согласится, созову собор собственною моею властью. Не должно пренебрегать также и соединением с греками, потому что они исповедуют одну с нами веру, отличаясь от нас только бородами да тем, что священники у них женатые. Но этого, однако, не должно ставить им в порок, потому что греческие священники довольствуются одною женою, а латинские держат их по десяти и больше».
Слова Сигизмунда вызвали недовольство делегации поляков, среди которых было много духовных особ. Бедняги не знали главного: за их спиной успешно шли переговоры о признании Витовта королем литовских и русских земель. Император дал согласие на появление в Европе еще одного королевства; более того, им с Витовтом удалось добиться одобрения этого акта со стороны слабовольного Ягайлы.
Когда все обстоятельства происходящего в Луцке стали известны полякам, то последних поразил шок от того, что мечта о присоединении Литвы и Руси, к которой они продвигались не один десяток лет, за которую пролили много польской крови, рушится в одночасье – причем в этом есть вина их собственного короля. Лояльное отношение Сигизмунда к православию в этом свете показалось намеком, что следует забыть о планах обращения православных Великого княжества Литовского в католическую веру.
Светские и духовные именитые вельможи ругались как сапожники, досталось всем, и королю в том числе. «Разве ты нас затем сюда позвал, чтобы быть свидетелями отделения от Польши таких знатных владений?» – спрашивали Владислава польские прелаты и вельможи.
Ягайло, обливаясь слезами, клялся, что никогда не давал согласия на отделение Литовского княжества от Польши, но его заверения ничуть не успокоили подданных. Возмущенные поляки оставили Луцк; король, покинутый всеми, ближайшей ночью бежал следом.
Раздражение довольно скоро уступило место здравому размышлению. Поляки поняли, что угрожать Витовту и германскому императору – себе дороже, и попытались отвратить Витовта от рокового шага уговорами. В Вильно отправился Збигнев Олесницкий, епископ Краковский, тот самый, что недавно в Луцке довольно пренебрежительно отозвался о Витовте и его княжестве вообще. На этот раз опытный дипломат и талантливый оратор обрушил на князя неиссякаемый поток красноречия.
«Знай, – говорил он, – что корона королевская скорее уменьшит твое величие, чем возвысит: между князьями ты первый, а между королями будешь последний; что за честь в преклонных летах окружить голову небольшим количеством золота и дорогих камней, а целые народы окружить ужасами кровопролитных войн?» Витовт оказался не менее искусным демагогом.
«Никогда, – отвечал он епископу, – у меня и в голове не было намерения стать независимым королем; давно уже император убеждал меня принять королевский титул, но я не соглашался. Теперь же сам король Владислав потребовал этого от меня; уступая его мольбам, повинуясь его приказанию, я дал публично свое согласие, после чего постыдно было бы для меня отречься от своего слова».
Свою миссию епископ Краковский позорно провалил, чтобы удержать Витовта и ускользающую Литву предпринимались шаги один другого отчаяннее. «Поляки были в страшной тревоге, – пишет С. М. Соловьев, – после долгих совещаний положено было опять слать послов к Витовту, и опять отправлен был Збигнев Олесницкий вместе с Яном Тарновским, палатином Краковским. Послы удивили Витовта предложением принять корону польскую, которую уступает ему Ягайло, по старости лет уже чувствующий себя неспособным к правлению. Витовт отвечал, что считает гнусным делом принять польскую корону, отнявши ее у брата, и прибавил, что сам не станет более добиваться королевской короны, но если ее пришлют, то не откажется принять».
Почему Витовт отказался от польской короны? Собственно, как и Ягайло, он был на то время стариком, и перспектива стать «калифом на час» великого князя не устраивала. Польский трон для Витовта был бы одновременно и концом Великого княжества Литовского как независимого государства. Он предпочел стать первым королем Литвы и Руси, тогда Польша вряд ли бы смогла поглотить его государство, несмотря на решение Виленского сейма.
В последний год жизни Витовта борьба за корону литовскую – явная и тайная – разгорелась с неимоверной силой. Поляки отправили послание Папе Римскому, в котором самыми мрачными красками расписали последствия коронации Витовта и отделения Литвы от Польши: смысл его был в том, что католичество, которое успешно начало утверждаться в Княжестве Литовском и Русском, находится на краю гибели. Встревоженный папа запретил императору Сигизмунду отправлять корону Витовту, а последнему запретил ее принимать.
Упорства Витовту было не занимать – мы помним, с какой настойчивостью он ежегодно воевал Смоленск, пока не присоединил город к своим владениям. Действия папы и поляков лишь поставили два государства на грань войны. Витовт взял со своих бояр клятву верности на случай, если придется воевать с Польшей, и принялся укреплять замки. Был назначен день коронации Витовта на праздник Успения Богородицы. Однако корона от германского императора не успела прибыть к этому дню, и коронацию перенесли на праздник Рождества Богородицы. Были разосланы приглашения, в том числе его получил и великий князь Московский – внук Витовта.
В ответ поляки расставили по всему пограничью сторожевые отряды, чтобы не пропустить корону в Вильно. Им повезло: на границе Саксонии и Пруссии были захвачены послы от Сигизмунда, которые везли грамоты о присвоении Витовту королевского титула, а также известие, что корона движется следом. На охоту за ней отправились три польских рыцаря с отрядом воинов, поклявшиеся перехватить корону, хотя бы за ней пришлось отправиться на край света. И посольство Сигизмунда, видя невозможность добраться до двора Витовта, вернулось обратно вместе со злосчастной короной.
Весть об этом ужасно расстроила Витовта, он разболелся, однако надежда продолжала теплиться в старике – она уйдет только вместе с жизнью. Он понимал, что прибытие короны в Вильно зависит исключительно от поляков, и потому пригласил в гости польского короля. Зная своего слабовольного двоюродного брата, Витовт рассчитывал вырвать у него согласие на коронацию и пропуск недостающего для этого мероприятия реквизита.
Ягайло приехал; впрочем, польского короля менее всего волновала политика – он питал страсть к охоте, а в Литве располагались знакомые с юности великолепные охотничьи угодья. Польские вельможи также прекрасно знали слабохарактерность своего короля и настойчивость Витовта и потому приставили к Ягайле твердого, как кремень, все того же епископа Краковского.
Витовт принял польского короля со всеми полагающимися его особе почестями, но при этом, не переставая, просил у него согласия на коронацию. Ягайло был бы рад его дать, чтобы отвязаться от двоюродного брата и наконец отправиться на охоту, однако Збигнев Олесницкий не оставлял своего повелителя ни на мгновение.
Король намекнул Витовту, что надо сначала размягчить этот камень, имея в виду несговорчивого епископа, потому что без его согласия ничего не получится. Литовский князь предпринял массированную атаку на Олесницкого, используя в качестве оружия просьбы и подарки, «каких никто до сих пор не получал еще в Литве», но прелат не сдавался.
«Тогда Витовт прибегнул к угрозам, давая знать, что употребит все средства, рассыплет повсюду то самое золото, раздаст те самые дары, которые были приготовлены для Збигнева, чтобы лишить его краковской епископии. Но угрозы не испугали, а только ожесточили Збигнева, и Витовт должен был оставить всякую надежду преклонить его на свою сторону, а скоро тяжкая болезнь заставила его отложить все другие надежды. Витовт умер 27 октября 1430 года; главною причиною смерти полагают тяжкую скорбь о несбывшихся намерениях» (С. М. Соловьев).
Смерть Витовта обрадовала польских магнатов, но радость оказалась преждевременной. Объединения Польши и Литвы, какое было запланировано на Виленском сейме в 1401 году, не последовало.
Русская партия воспротивилась политике ополячивания и окатоличивания. После смерти Витовта часть вельмож Великого княжества Литовского избрала великим князем Свидригайло Ольгердовича, который покровительствовал православию. Свидригайло высказал недвусмысленное намерение отложиться от Польши и подкрепил его действиями. Его отряды принялись отвоевывать у союзницы отошедшие к ней южнорусские земли. Не было пощады и католическому духовенству, пленные поляки безжалостно уничтожались.
Заварушкой не преминул воспользоваться недобитый Тевтонский орден и заключил союз с мятежным литовским князем. В августе 1431 года рыцари вторглись на территорию Польши, чьи войска были заняты борьбой со Свидригайлом, и потому тевтонцы, не получая отпора, сожгли дотла 24 города и около 1000 деревень.