Вообще-то Фарли хотел задавать вопросы. Ну что ж, хорошо. Фарли сказал:
— Вы в больнице «Элмер Ньюман», Снейк-Ривер, Флорида.
— Во Флориде?
— Он прошептал это слово, как будто слышал его впервые, потом моргнул и спросил: — А что я делаю во Флориде?
— Проводите отпуск, как и все, разве вы не помните? Вы остановились в «Брейкерз», в Палм-Бич.
— Я живу в Сан-Антонио, — прошептал Пармитт, — я… я ехал в свой клуб. Я попал в аварию?
И такое Фарли уже видел. После серьезных аварий, пережив насилие, жертвы часто не помнили событий, которые привели к таким травмам. Позже воспоминания к ним возвращались, но не сразу. М-да, не повезло. Фарли понял, что нет смысла его допрашивать сейчас. Он все равно ничего не помнил, и, если ему рассказать, что его пытались убить, это просто введет его в шок. Поэтому он сказал:
— Да, вы попали в аварию и теперь выздоравливаете. Поговорим позже, когда вам станет лучше…
— Я был за рулем?
Фарли пришлось подвинуться ближе, чтобы расслышать:
— Что, сэр? Нет. Вы не были за рулем.
— Я еще никогда не попадал в аварию.
— Уверен, что так и есть, мистер Пармитт. Мы с вами поговорим позже, — сказал Фарли и встал, чтобы уйти.
Лесли Маккензи по-прежнему сидела на диване. Когда Фарли вошел, она начала подниматься, но он остановил ее со словами:
— Посидите пока, мисс, нам нужно поговорить.
Он сел на другом конце дивана, развернулся к ней и спросил:
— Вы друг мистера Пармитта? Давно его знаете?
— Всего несколько недель, — ответила она, открывая сумку, лежавшую на коленях. — Я агент по продаже недвижимости в Палм-Бич. — Она протянула ему свою визитку.
Он принял ее, бросил на нее взгляд, положил в карман рубашки и перевел взгляд на женщину.
— Мистер Пармитт собирался покупать дом в Палм-Бич, и я показывала ему подходящие объекты. Мы начали встречаться. У нас как раз была назначена встреча, не свидание — просто чтобы посмотреть еще один дом, и, когда он не появился, я не знала, что и думать. А потом я прочла… ну, в этой, как она называется… «Геральд», и я приехала сюда, как только узнала.
Фарли не видел причин не верить этой женщине. Она была той, кем представлялась, ее отношения с Пармиттом выглядели вполне реальными. А тот факт, что она прибежала в больницу, как только узнала, что с ним произошло, говорил о ее вере в то, что со временем ее отношения с Пармиттом перерастут в нечто большее.
Она не станет первым маклером в мире, который закончил свою карьеру свадьбой с одним из богатых клиентов. Они ходят вместе, осматривают все эти спальни, и временами между ними пробегает искра. Ну что ж, она молодец! Фарли сказал:
— Я должен вам сказать, мисс Маккензи, что сейчас он вообще мало что помнит. Он не помнит ни стрельбы, ни своей поездки во Флориду, и, может быть, сейчас он и вас не вспомнит!
Слабая улыбка, которой она его одарила, была весьма очаровательной.
— Господин полицейский… или сержант, как вы предпочитаете?
— Сержант, — ответил он, польщенный и благодарный за то, что она назвала его должность правильно.
— Так вот, сержант, если Дэниел Пармитт не вспомнит меня, то я и наполовину не такая женщина, какой себя считаю!
Фарли всегда чувствовал себя неуютно и немного глуповато, когда женщины при нем говорили пошлости. Он моргнул, попытался улыбнуться и ответил:
— Ну что ж, вы можете пройти в палату и перемолвиться с ним парой слов, хотя доктор просил, чтобы он сильно не возбуждался.
Она засмеялась. Даже после того, как она ушла, он чувствовал, как румянец заливает его щеки.
6
Лесли пришла в ужас от того, как он выглядел. Она не знала, чего ожидать, но явно не этого. Такое впечатление, что внутри него выключили мощный мотор, и вот он лежит без движения. Взгляд был полон тоски, руки, сложенные на коленях, казались мертвыми.
Вспомнит ли он ее? Ей показалось, что самый лучший способ отделаться от этого полицейского — солгать, будто у них с Дэниелом роман. Ведь если любовная интрижка не причина, по которой она находится здесь, то в чем же истинная причина?
Также она заметила, что он — один из тех мужчин, которым тяжело говорить на сексуальные темы с женщиной, и ей показалось, что неплохо было бы именно так немного отвлечь его от главного.
Но на самом деле, если Дэниел был изувечен так же ужасно, как выглядел, то, возможно, он действительно ее не вспомнит. Возможно, она не оставила в нем никакого следа.
В палате находился интерн в белом халате. Он теперь сидел в углу на железном стуле с сиденьем из искусственной кожи. Интерн кивнул Лесли и сказал: — Вы можете с ним побеседовать, но недолго. Только подойдите к нему поближе, он может говорить только шепотом.
— Спасибо.
Второй стул стоял возле кровати. Она присела — неохотно, жалея, что пришла, что не позвонила заранее, чтобы узнать, в каком он состоянии. Тогда бы ей не пришлось общаться еще с тремя мужчинами, только чтобы подойти к этой койке.
— Дэниел, — позвала она.
Его глаза следили за ней, пока она пересекала комнату, и он прошептал:
— Какой сегодня день? — Шепот был хриплым, скрипучим и едва доносился до нее, хотя она сидела совсем рядом.
Она подвинулась еще ближе к нему:
— Понедельник.
— Четыре дня, — прохрипел он.
— Четыре дня? Что ты имеешь в виду?
— Аукцион.
— Что? Ты все еще не оставил эту идею?
Он проигнорировал ее вопрос, следуя лишь цепочке собственных мыслей:
— Как ты узнала, что я здесь?
— Об этом писали в «Геральд». Тебя подстрелили, и людей, которые в тебя стреляли, тоже убили…
— В «Геральд»? В газете?
— Да, в воскресном выпуске. Я не могла приехать раньше.
— Лесли, — прошептал он, — ты должна вытащить меня отсюда.
Теперь она тоже еле слышно шептала, опасаясь интерна, хотя он не обращал на них никакого внимания. Она подвинулась еще ближе и произнесла:
— Ты не можешь уйти отсюда! Ты даже двигаться не можешь!
— На самом деле все не так плохо, как они думают, но, если про меня писали в газете, кто-нибудь еще может прийти и прикончить меня!
Это и была та тема, которую она хотела обсудить, главная причина ее поездки в больницу. Те три вора. Она прошептала:
— В тебя стреляли люди, у которых ты хотел все забрать? Они знают обо мне?
— Нет, это были другие, не они.
Вот это сюрприз! Она была уверена, что это сделали те трое, каким-то образом узнав, что он их обнаружил, и, естественно, хотела выяснить, известно ли им о ней. Она прошептала:
— Есть еще кто-то? Кто?
— Я не знаю, и мне все равно, главное, чтобы я вышел отсюда! Лесли…
— Что?
— Чем дольше я здесь остаюсь, тем больше копов будут мной интересоваться: моим прошлым, моим именем, и я не могу допустить, чтобы сняли мои отпечатки пальцев!
— Ясно.
Она откинулась назад, задумавшись. Он действительно находился в ужасной ситуации, не так ли?
Поверженный, слабый, преследуемый киллерами, которых он не знал, прикованный к этой койке.
7
Миссис Хелена Стокворт Фритц была очень занятой женщиной, особенно сейчас, после смерти дорогой Мириам Хоуп Клендон. Она была членом жюри учредительных советов, давала интервью прессе, организовывала благотворительные приемы, ланчи, делала покупки, звонила дальним и ближним друзьям, занималась йогой со специалистом по ауре, постоянно планировала то или иное событие, и теперь вот должен был состояться аукцион драгоценностей дорогой Мириам, и прямо здесь, в Сискейп.
И не в саду, как обычно, а в доме! В большинстве случаев благотворительные мероприятия в Сискейп устраивались на лужайке и на террасе, которые выходили прямо на океан, но теперь, поскольку необходимо было выставлять драгоценности в витринах, а также для того, чтобы ведущего аукциона всем было слышно и видно, пришлось открыть танцевальный зал в Сискейп, одна стена которого состояла из французских окон, выходивших прямо на террасу со знаменитым видом на море.
Так вот, во всей этой безумной суете последнее, в чем она нуждалась, — это музыкальные усилители, доставленные на три дня раньше.
Джеддингз вошла с новостями в кабинет, где миссис Фритц сидела, погруженная в планы расстановки цветов. Джеддингз выглядела взволнованной, как, впрочем, и всегда. Прижимая к плоской груди свою вечную папку с записями, она доложила:
— Миссис Фритц, у ворот стоит мужчина из службы доставки.
— Доставки чего?
— Говорят, усилителей для оркестра.
— Оркестра? У нас сегодня нет никакого оркестра.
— Нет, для аукциона.
Аукцион, ах да! В этот вечер будет играть оркестр, конечно же, состоятся танцы, а перед началом аукциона подадут шампанское, чтобы посетители немного размялись.
Да, но это все будет в пятницу, на следующий день после бала в «Брейкерз», где драгоценности впервые публично выставят, а сегодня только вторник.
— Почему, ради всего святого, они привезли свою аппаратуру сейчас?
— Не знаю, миссис Фритц. Они говорят, что могут доставить ее только сегодня.
— Проведи меня к этим людям!
Миссис Фритц в сопровождении Джеддингз прошествовала в привратницкую, расположенную перед домом, возле входных ворот, где все было оборудовано, как в хорошем офисе. Там в основном и работала Джеддингз вместе с парой клерков, помогая миссис Фритц в ее многочисленных общественных и благотворительных делах и прочем; кроме того, видеонаблюдение было также установлено там. Миссис Фритц остановилась перед монитором, передающим изображение с улицы, и снова ей пришла в голову та же мысль: почему изображение не может быть цветным, как в телевизоре? Но дело, конечно, не в этом. Дело — вот оно, стоит за воротами, практически перегородив все движение, безликий темный фургон, в котором сидят двое мужчин. Водителя трудно было разглядеть, а пассажир — крупный мужчина с коротким ежиком кучерявых черных волос — наполовину высунулся из окна, чтобы поговорить по интеркому, и сейчас ждал ответа.
— Скажите ему, что это весьма неудобное время, — велела миссис Фритц.
— Да, мэм.
Джеддингз села за стол, взяла трубку и сказала:
— Миссис Фритц говорит, что это весьма неудобное время.
Потом она нажала на кнопку громкоговорителя, чтобы и хозяйка могла услышать ответ. Который был вежливым и любезным, но ничем не помог.
Миссис Фритц увидела, как крепыш улыбнулся и ответил:
— Мне жаль, что так получилось. Я не люблю, когда мои клиенты недовольны, но нам дали этот груз и велели доставить его сегодня, а нам негде его хранить. И у нас нет страховки для такого имущества. Эти усилители, я не знаю, сколько они стоят, и мне не хотелось бы отвечать за них.
Джеддингз прикрыла микрофон ладошкой, повернулась к миссис Фритц и сказала:
— Мы можем поставить их в бальной комнате, в углу, и они не будут мешать.
Миссис Фритц это не понравилось, но она поняла, что это одно из тех неудобств, с которым просто придется смириться, поэтому она сварливо ответила:
— Ладно, но я надеюсь, что не буду на них натыкаться!
— Конечно нет, мэм! — пообещала Джеддингз и сказала в интерком: — Заходите. — Она нажала кнопку, открывающую наружные двери.
Миссис Фритц увидела, как крепыш что-то еще произнес, но в этот раз Джеддингз не нажала кнопку громкоговорителя.
— Да, хорошо, — сказала та и повесила трубку. Большие деревянные двери начали расходиться в стороны.
— Что он сказал? — спросила миссис Фритц.
— Он поблагодарил вас.
— Хм, вежливый. Сейчас это редкость.
— Да, мэм.
Они вышли из привратницкой и направились к переднему залу, к которому вела фигурная лестница и где пол был выстлан розовым мрамором, прохладным даже в самую жаркую погоду. Джеддингз открыла двери, как только увидела, что фургон миновал ворота. Он проехал по извилистой подъездной дорожке и сдал назад.
На дверях кабины было небрежно написано белым: «Прибрежная доставка». Двое мужчин вышли из машины и двинулись к задним дверям фургона, а крепыш сказал, улыбаясь:
— Добрый день, мэм, простите за неудобство.
— Ничего, — ответила она великодушно, хотя все присутствующие понимали, что это совсем не так.
Водитель был ростом поменьше, худощавый, с острыми чертами лица и большими ушами. Оба были в обычной рабочей одежде, темных бесформенных штанах и футболках, у крепыша — с рекламой пива, а у мелкого — «Дельфинов Майами».
И почему низший класс всегда превращает себя в рекламные щиты?
Когда открыли заднюю дверь, показались две большие черные коробки, стоящие внутри, а рядом с ними — ручная тележка, которую крепыш достал первой. Потом они вдвоем переложили ящики из фургона на тележку, миссис Фритц и Дженнингз отступили назад, и мужчины вкатили ее по широким ступенькам к дому. Сверху на коробке виднелись обычные разъемы и выключатели, впереди она была занавешена черной тканью, и название производителя, «Магно», выбитое железными буквами, значилось спереди, возле кнопок.
Джеддингз, указывая дорогу, повела их в дом, крепыш толкал тележку перед собой, а водитель шел рядом, придерживая усилитель сбоку, чтобы тот не упал. Миссис Фритц, замыкая шествие, следила, чтобы колеса тележки не повредили ее паркет.
К счастью, места для витрин, где будут выставляться драгоценности, и место для помоста ведущего аукциона уже были выбраны, все столы и помост уже установили. Миссис Фритц не хотела волноваться из-за таких мелочей в самый важный день. Поэтому им удалось приткнуть усилители там, где они не будут мешать в ходе приготовлений. Они не будут бросаться в глаза, к тому же, возможно, придется установить еще что-нибудь, для чего понадобится пространство.
На самом деле это крепыш посоветовал, где их разместить. Он указал на дальний от витрин угол:
— Мэм, если мы поставим их там, они никому не будут мешать.
— Хорошо, — согласилась она.
Они так и сделали, а второй усилитель поставили перед первым. Потом они выкатили свою тележку обратно через входные двери, крепыш еще раз улыбнулся и пробормотал свои извинения, миссис Фритц опять ответила снисходительно, после чего вернулась в привратницкую, чтобы проследить, что фургон уехал и ворота закрылись.
— Джеддингз, — сказала миссис Фритц.
— Я распоряжусь, чтобы прислуга накрыла усилители скатертями, и вы их даже не заметите.
— Хорошо!
Усилители накрыли снежно-белыми дамасскими скатертями и забыли о них.
8
— Я не хочу! — проскулила Лоретта.
Она постоянно скулила, но ее скулеж всегда был разным. Иногда он едва отражал ее общее отношение к жизни, иногда выражал определенные эмоции, например злость или страх, или капризную раздражительность, или усталость. А сейчас это был тупоголовый упрямый скулеж, с дополнительными гнусавыми нотками и рокотом бунта.
Пора положить этому конец! Лесли повернулась к матери, сидящей напротив за столом:
— Мама, я немногого прошу!
Ее мать, Лоурел, отложила вилку и сильно нахмурилась, ее кремовое личико сморщилось, как бумажный пакет в супермаркете. Ей никогда не нравилась роль судьи в спорах между дочерями — прыткой Лесли и заторможенной Лореттой, немного слабоумной, очень толстой и плохо сознающей, что происходит вокруг.
Был вечер среды, они собрались за обеденным столом, и Лесли знала, что надо решить этот вопрос сейчас, потому что завтра — последний день, когда она может попытаться вытащить Дэниела из больницы.
Она все думала и думала, и этот способ был единственной приемлемой идеей, которая пришла ей в голову. Но она нуждалась в содействии Лоретты. Другого выбора не было.
Как обычно, мать не собиралась ей помогать.
— Лесли, — сказала она, — если бы ты только объяснила нам, зачем все это нужно…
Естественно, она не могла этого сделать. Но почему она должна что-то объяснять? Она кормила семью, она была тем, кто сплачивал всех, какое они имеют право допрашивать ее?
— Мама, — сказала она, заставляя себя быть спокойной и рассудительной, — этот мужчина — мой друг. Не любовник, ничего такого, просто друг. Он попал в беду, попросил помочь, и я помогу! И для этого мне нужна Лоретта.
— Я не хочу неприятностей, — опять проскулила та.
— Их не будет! — повторила Лесли уже не в первый раз. — Только сделай то, что я тебе говорю, это просто.
— Ма! — скулила та.
Лесли посмотрела на мать.
— Или я съеду отсюда, — сказала она медленно и решительно, чтобы мать поняла, насколько она серьезна. Она не упомянула, что в данный момент не собиралась этого делать, однако, если все пройдет так, как она планировала, она съедет отсюда обязательно.
Лоретта была потрясена. У нее было весьма туманное представление о том, как сложится жизнь, если Лесли уедет, но она понимала, что ужасно, во всяком случае хуже, чем сейчас.
Мать перевела взгляд с одной дочери на другую, вздохнула и сказала:
— Лоретта, ты должна это сделать!
Лоретта опустила голову и уставилась в еду на тарелке. Ее мать повернулась к Лесли и спросила:
— Когда ты хочешь выезжать?
— В четыре. И это действительно будет просто, мама, и говорить не о чем.
9
Алиса Престор Янг знала, что она стадное животное, и наслаждалась этим, потому что стадо, к которому она примкнула, было самым лучшим в мире.
Например, сейчас, в половине шестого вечера в четверг, она ехала в своем «даймлере» с шофером в банк, в компании с новым мужем, вкусняшкой Джеком, чтобы выбрать самое подходящее украшение для сегодняшнего бала перед аукционом. Она знала, что, когда она приедет в банк, ее будут окружать люди ее собственного «вида»: избалованные женщины с шоферами, с привлекательными сопровождающими, тоже пожелавшими посетить банк — на самом деле единственный, куда можно прийти, так как только он оставался открытым допоздна в дни важных приемов, чтобы стадо могло забрать свои украшения из ячеек. А потом банк откроется еще раз поздно ночью, чтобы то же самое стадо положило свои цацки обратно.