Все та же неведомая сила подняла меня с земли. Я выпрямилась и впервые смогла посмотреть на чужих в упор.
И ровным, неожиданно спокойным голосом заговорила:
– Я не знаю, кто вы и откуда пришли. И конечно, я боюсь вас, и именно потому, что не знаю. Незнание всегда рождает страх. Но я не причиню вам вреда, и вовсе не из-за беспомощности. Я просто не желаю вам зла. Живите сами и дайте жить мне. Меня ждет дочь, ей нужна помощь. Я должна идти.
Странное ощущение, словно кто-то выворачивает сознание наизнанку и с холодным любопытством рассматривает содержимое.
А потом цвет объектов изменился. И стал нежно-сиреневым, как недавно у одного из них. Щупальца втянулись, и амебы стали почти похожи на шарики. Вернее, на лохматые шапки хризантем.
Легкое движение воздуха – и они исчезли. Совсем.
Ноги, только что ровно и уверенно стоявшие на земле, вспомнили, что состоят из желе, и немедленно подкосились. Хорошо, что я стояла возле дерева и успела уцепиться за него, иначе обрушения на многострадальное седалище избежать вряд ли бы удалось.
А так я просто стекла по стволу на землю, прислонилась спиной к его надежной твердости и застыла, неподвижно глядя в одну точку.
Глава 42
Душа угрюмо забилась в самый дальний уголок пыльного чулана и в довольно резкой форме потребовала оставить ее в покое. У нее, видите ли, полностью исчерпан лимит моральных сил! Подумаешь, фифа какая! Трусливая ренегатка! Или ренегатша?
Забыла, что ли, о недавнем звонке Игоряна? Сюда скоро приедут, за тобой, между прочим, приедут! Вернее, за телесной оболочкой, в которой ты, голубушка, сейчас обитаешь. И если эту саму оболочку повяжут, то одна трусливая душонка скоро станет бездомной.
Дзынькнув, высветилась табличка: «Пошла в…!» Вот так, значит, да? Ладно, сама напросилась.
Преодолевая внутреннее сопротивление, я перевела взгляд туда, где недавно стоял Игорь…
Раздался тонкий, рвущий нервы в клочья крик, душа забилась в истерике и, всхлипывая, бросилась вон из чулана. Потрясение силой в девять баллов вытряхнуло из закромов неприкосновенный запас моральных и физических сил и пинками погнало их на передовую.
Здоровенного двухметрового громилы больше не было. На земле лежала его одежда, своей нетронутостью сводившая с ума. Потому что под одеждой лежал серый пепел. И одна-единственная обугленная кисть с зажатым в ней пистолетом.
Человек сгорел, сгорел дотла, в прямом смысле этого слова, а одежда его лежала целенькая, без единого подпала! Как такое может быть, как?!
И ни единого следа огня вокруг: ни на деревьях, ни на траве.
Кто нанес нам визит? А в том, что это именно «кто», а не «что», я не сомневалась. Они были разумны, только разум этот чужой, непонятный, немыслимый…
От размышлений о непознанности Вселенной меня отвлек нарастающий звук автомобильного двигателя.
Я метнулась к джипу, схватила с заднего сиденья отобранную у меня куртку, нашарила на полу мобильник Игоряна и едва успела забиться в густые кусты боярышника, как на дороге появился еще один джип. Они что, других автомобилей не знают? Впрочем, по лесным разбитым тропам проехать может только внедорожник, его название обязывает.
Вновь прибывший самобеглый экипаж остановился метрах в трех от джипа Игоряна. Хлопнули дверцы, из машины выбрались два брателлы. Они тут что, клоны? Или хозяин этой плантации отбирает персонал по типажу?
Два здоровенных лысых луковоголовых бугая, громко топая, подбежали сначала к изрешеченному пулями джипу. Если опускать все непарламентские выражения, речь этих господ станет весьма пунктирной:
– Это что за…?
– …!…!
– А где Игорян?
– …!…!…! Оглянись, дубина!
– ……..да……твою…….на…..!
– А бомжа вообще сгорела на…!
– ……. с ней! Слушай, надо хозяину сказать, что пора… отсюда. За последние два месяца…, эти… сожгли уже троих, Игорян четвертый!
– Ага, уйдет он!…! Не он же здесь…….подставляет! Чтобы новую точку организовать…, сколько бабла надо!
– Нет…, я… не останусь! Пусть других… нанимает!
– А с этим всем что делать будем?
– Вот пусть хозяин приедет…, и сам… посмотрит…!
– Так че…, бросим?
– Я к нему не притронусь! Звони… хозяину!
Бугаи стояли над останками своего приятеля, их голоса звучали все громче, парни явно начинали истерить. Один из них трясущимися руками достал из кармана куртки мобильный телефон, набрал номер неведомого хозяина и, с трудом подбирая литературные слова (видимо, шеф предпочитал цивилизованное общение), рассказал о случившемся. Упомянул и обо мне.
Видимо, хозяин что-то переспрашивал, потому что бугай убеждал его минуты две, что я, гм, скончалась. А что следа не осталось, такое уже было, с одной из бомжих. И вообще, тут Игорян сгорел, а вы о какой-то… беспокоитесь!
Следующие три минуты парнишка слушал мнение хозяина по поводу высказываний подчиненного. Судя по выцветшей физиономии, мнение явно унижало человеческое достоинство бугая и не сулило ему радужных перспектив.
– Да, понял! – облегченный выдох, и мобильник отправился по месту прописки – в карман.
– Ну, че? – бугай номер два встревоженно прядал ушами.
– …………………….! – Сколько чувств, какая экспрессия! Номинация на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана, которая только что получила трехлитровую клизму от роли первого плана и, ощущая необыкновенную легкость во всем организме, делилась впечатлениями с товарищем по партии.
Долго делился, со вкусом. Меня упоминал с нежностью и искренней скорбью. Шефу желал самого наилучшего.
Останки Игоряна в большой черный пластиковый мешок, вытащенный из багажника, сгребали довольно небрежно.
Потом мешок закинули все в тот же багажник, второй бугаина сел за руль расстрелянного джипа, и похоронная процессия двинулась в обратный путь.
А я осталась в лесу одна. И впервые в жизни порадовалась этому.
В той, нормальной, жизни я, как истинное дитя цивилизации, терпеть не могу лесные походы и всю эту походную экзотику: палатки, костры, песни под гитару, вонючие носки. Невозможность принять душ. Комариные серенады, женщины всегда готовят и моют посуду, мужчины с романтически-загадочным видом поют им за это про солнышко лесное.
А вы предложите настоящему солнышку, хоть лесному, хоть морскому, хоть степному приготовить ведро жратвы на костре, накрыть поляну, перемыть в холодной воде гору жирной посуды – долго оно светить будет? Думаю, сразу же наступит полярная ночь, месяцев так на шесть-семь.
А уж о том, чтобы бродить по лесу в одиночку – и речи быть не могло. Банально боюсь.
Но сегодня речь имеет место быть. И не боюсь я сейчас одиночества. Я после пережитого мало чего боюсь. Только за судьбу моей малышки.
Все, хватит торчать в кустах, здесь очень сыро, и от этого холодно. Я вышла на дорогу, было уже совсем светло. Солнце смело выкатилось из-за деревьев. Конечно, теперь оно расхрабрилось!
Мобильник Игоряна вроде работал, во всяком случае, значок сотового оператора в окошечке висел. Я набрала номер Левандовского.
– Да, слушаю, – усталый, погасший голос.
В уголки глаз против воли сбежались слезы. Как же все-таки я люблю этих стариков! Они действительно стали нам с дочкой роднее родных.
– Это я.
– Господи! – Голос генерала на секунду прервался. А потом: – Где вы? Что случилось? Как Ника? Да что же творишь, девочка!
– Сергей Львович, миленький, простите, я…
И тут связь прервалась. Видимо, хрупкий аппаратик не вынес свинского обращения. А может, еще по какой причине, но в руках у меня теперь был бесполезный кусок пластмассы, телефон отключился.
Возможно, владелец и смог бы оживить его, но для этого надо было оживить самого владельца. Я же PIN-кода, увы, не знала.
Так, и что мы имеем в итоге? Боюсь, итоги имеют нас. В частности, меня. Одна, неизвестно где, избитое тело воет от боли и просится прилечь под ближайший куст, промозглый осенний холод легко и непринужденно добирается туда, куда зовет его эпитет. До мозга, до костного. Куртка Игоряна, безусловно, лучше, чем ничего, но гораздо хуже той, что у меня отобрали, тепленькой, с капюшончиком.
А еще и дождь пошел! Класс. Ладно, надо идти. Я ведь веселый, неунывающий оптимист, для меня, как обычно, целый глоток воды на дне стакана, а не тонкий слой жижицы.
Фиг с ним, со всем вышеперечисленным, зато я знаю, куда идти, вот! В сторону, противоположную той, откуда меня привезли. И куда увезли мешок с Игоряном.
Погони можно не бояться, я ведь для них тоже того… этого… списана, короче, в связи с полным испепелением. Главное, слушать эфир на предмет приближающихся автомобилей.
А пока рассчитывать стоит только на себя, как бы смешно это ни звучало, учитывая состояние себя.
Сколько я плелась – час, два, пять? Не знаю. Дорога слилась в сплошное серое однообразие. Чувство реальности потерялось уже через двадцать минут, оставшись лежать где-то под сосной. Впрочем, оно, чувство это, после встречи с пульсарами все равно нуждалось в длительной реабилитации. Моря ему хотелось, солнца, улыбок и прикосновения теплых ладошек дочери.
Лес кончился внезапно. Никакого там подлеска с перелеском, дорога выпала сразу в поле, выглядевшее еще более унылым и депрессивным, чем съежившийся за спиной лес.
Населенного пункта в обозримой серости не наблюдалось. Свинство какое, я ведь могу и не дойти! Попутку останавливать стыдно, да и не рискнет ни один нормальный человек брать на борт избитую бомжиху, а к ненормальному сама не хочу.
И еще одна засада: в поле спрятаться негде, и если поедут ребятенки с бессердечно покинутой мной плантации, мой нежный, теряющийся в дымке дождя абрис не сможет не привлечь их внимания.
Конечно, если я услышу шум движка заранее, можно попробовать, жизнерадостно квакнув, плюхнуться в придорожную канаву. Но, вот ведь странно, почему-то не хочется.
И я шла, брела, тащилась. От всей ситуации в целом тащилась, сочиняя хокку и танку. Вот такое настроение было возвышенно-романтичное. Да и походка стала, как у туго спеленутой японской гейши.
Наконец, вдали появились намеки на присутствие человека. Термитов ведь здесь не водится, следовательно, и термитников быть не может.
А значит, невнятные сооружения впереди построены людьми. И там должен быть телефон.
Я надеюсь.
Глава 43
Дорога, по которой перемещалось в пространство мое очень-очень бренное тело (а кстати, бренное – это как, это бренькающее разболтанными запчастями?), была, видимо, совсем уж второстепенной. Может, ее даже на карте автомобильных дорог России не было, потому что за весь период перемещения меня мимо проехали только антикварный грузовик времен освоения целины и мотоцикл с коляской, гордый владелец которого совершенно не заморачивался такой ерундой, как глушитель.
Разумеется, оба транспортных средства прокряхтели мимо, подбирать мокрую оборванку в явно чужой куртке категорически противоречило кодексу чести местных самураев.
А и хорошо, не пришлось напрягать отсыревшие мозговые извилины, придумывая правдоподобную версию моего появления здесь.
В мерзком холодном дожде тоже удалось высмотреть пусть едва заметный, но имеющий право на существование плюсик: эта мокрень смыла с моей физиономии грязь и кровь.
Так что в населенный пункт, название которого было созвучно с местом дислокации Остапа Бендера, только вместо «Ч» там было «Х». Фу, господа, как вы вульгарны. Или не знакомы с литературным наследием Ильфа и Петрова?
Передо мной раскинулся… нет, учитывая погодные условия – скукожился поселок Хмаровка. И здесь уже мой внешний вид привлекал внимание населения, но не так чтобы очень пристальное. В этом околотке народ в выборе одежды руководствовался явно не советами журнала «Космополитен».
Но мне самой осточертела тяжелая от влаги куртка Игоряна, и я наконец решила исследовать содержимое карманов.
Хорошо, что этим увлекательным времяпрепровождением я занялась в укромном местечке между гаражами, потому что содержимое оказалось довольно любопытным: рубли, доллары, сигареты, жевательная резинка и… пистолет. Он эти пукалки коллекционировал, что ли?
Спасибо тебе, господи, что мы с местными охранниками правопорядка сумели разминуться во времени и пространстве! То-то развлеклись бы ребятки. О способах развлечений, участницей которых могла бы стать избитая женщина в чужой одежде и без документов, зато с оружием в кармане, не хотелось даже думать.
Так, доллары и пистолет я пока спрячу здесь, укромных закоулков хватает. Мокрые сигареты и жвачку – в мусор. Две с половиной тысячи рублей – в карман. Теперь можно и в люди.
Язык, говорят, до Киева доведет, но так издеваться над ним (языком, а не Киевом) я не стала, мне нужен был всего лишь местный супер-гипермаркет. Таковой, гордо именуемый «Промтовары», оказался совсем недалеко, язык даже вспотеть не успел.
Ассортимент в «Промтоварах» соответствовал названию, густо запахло социалистическим реализмом. Зато все было сухим, а еще – довольно дешевым, так что из магазина я вышла, ощущая уже подзабытый телесный комфорт. А то, что я стала неотличима от местного населения, – очень даже хорошо.
Мокрые вещи я запихала в большой пластиковый пакет и торжественно захоронила его в мусорке. Стоять, скорбно склонив голову и предаваясь печальным размышлениям о бренности всего сущего, не стала, пора было звонить Левандовскому.
Единственный в Хмаровке переговорный пункт находился, вот удивительно – на почте! Только почему-то связи с мобильными телефонами там не было, только со стационарными.
А служебного-то номера генерала я и не знаю, всегда обходилась мобильным. Что же, звонить на домашний? А на чей, старших или младших?
Попробую вначале позвонить Алине с Артуром. Не хочется лишний раз волновать Ирину Ильиничну.
– Алло, квартира Левандовских. – Слава богу, это Кузнечик.
– Привет, подружка.
– Улечка! – перешла на ультразвук та. – Ты где? Ты как? Что случилось? Ника с тобой? А Май?
– Стоп-стоп, не тарахти, лучше скажи мне номер служебного телефона деда.
– А зачем, позвони на мобильный!
– Не могу.
– Тогда… – послышалась приглушенная возня, сопровождаемая возмущенными воплями Кузнечика, и в трубке раздался голос Артура: – Ты где?
– В какой-то Хмаровке.
– Ника с тобой?
– Нет. – Голос сорвался и поплыл.
– Так, – Артур хоть и музыкант, но в критических ситуациях он действует четко и быстро, не отвлекаясь на бессмысленное кудахтанье, – слушай меня внимательно. Оставайся там, где ты есть, дождись нас.
– Но ведь я не знаю, сколько часов езды от Москвы до этой Хмаровки, – голос все еще предательски вибрировал. – А сейчас уже половина третьего. Я на почте, закрывается она в шесть, и куда мне потом?
– Раз ты на почте, уточни полный почтовый адрес…
– Ага, не клади трубку, – я выскочила из кабинки, ошарашила вопросом единственную работницу и через тридцать секунд уже диктовала адрес.
Оказалось, я все еще была в Нижегородской области.
– Отлично. Думаю, до закрытия почты мы успеем. Отец, скорее всего, пришлет кого-то из местных сотрудников его конторы, так будет быстрее. Они отвезут тебя куда надо. Ну, Аннушка, ты держись там, а я буду звонить отцу. Теперь все будет хорошо.
– Пока, – всхлипнула я и положила трубку.
Наверное, можно расслабиться? Но почему-то не получалось, стянутые в тугой узел нервы возвращаться в исходное состояние не желали. По-прежнему хотелось скалиться и угрожающе рычать, чувство опасности ерошило затылок. Сидеть на почте и тупо ждать я не могла. Надо быстренько сгонять за припрятанным пистолетом, а потом уже буду сидеть и тупо ждать. Все равно раньше чем через полчаса вряд ли кто появится.
Хорошо хоть дождь прекратился! Хотя на мне сейчас была китайская куртка на синтепоне, якобы непромокаемая, но проверять честность китайских тружеников почему-то не хотелось.
Зато ребятки не поскупились на количество карманов, разбросав их как снаружи, так и изнутри. Вот туда-то, в самый нутряной карман, и отправился пистолет. Доллары устроились поближе, в районе левой… гм… у сердца, короче.
Родных, российских рублей у меня осталось чуть больше двух сотен. Часть остатка я потратила на черствую булочку и стакан жуткой бурды, гордо именуемой в местной забегаловке чаем. И хотя есть хотелось просто зверски, здешние кулинарные изыски отведать я не рискнула. Отравления для полноты картины мне как раз и не хватало.
Забегаловка располагалась неподалеку от почты, так что пропустить посланцев Левандовского я не боялась.
Прошло около часа с момента телефонного разговора с Артуром, прежде чем у дверей почты притормозила черная «Волга». Корпоративные предпочтения, смотрю, здесь не изменились.
Из машины вышли двое мужчин самой неприметной внешности, в серых же костюмах. Люди в сером. Агент Джей и агент Кей, для друзей Женя и Костя.
Они вошли в помещение почты и направились прямо ко мне. Аплодировать их проницательности я не стала, поскольку в комнате находились всего два человека: притаившаяся за конторкой работница и, собственно, я.
– Вы – Анна? – улыбнулся один из мужчин.
М-да, мышцы этого неприметного лица так сосредоточились на поддержании неприметности, что вместо улыбки получилась страдальческая гримаса.
– Да.
– Мы – от Сергея Львовича.
– Какого еще Сергея Львовича? – можете назвать это паранойей, но сейчас я не доверяла никому. По телефону ведь фамилии я не называла.
– Левандовского, – усмехнулся второй. – Такой ответ вас устраивает?
– Почти, – плевать мне на его сарказм.
– Может, и документы показать?
– Их и подделать можно. Вы лучше наберите Сергея Львовича, и я с ним поговорю.
– Логично, – неприметный номер два вытащил из кармана мобильный телефон и запикал кнопками. – Сергей Львович? Мы на месте. Да, здесь. Проверяет нас. Хочет говорить с вами. Согласен, правильно. Возьмите, – и он протянул мне трубку.
– Алло, Аннушка? – зарокотал Левандовский. – Это очень хорошо, что ты стала такой осторожной, вот только не поздновато ли?