Но в апреле 1851 года все изменилось. Со всей страны, со всего мира сюда доставляли экспонаты Всемирной выставки, промышленные изделия всех народов мира. Большие фургоны с ящиками медленно, как улитки, тащились по улице, влекомые усталыми лошадьми. Все они направлялись в Кенгсингтон. Все они громыхали по деревянным мостовым, словно гром небесный, прижимаясь к тротуарам, чтобы уступить дорогу другим экипажам — каретам, двуколкам, кабриолетам, телегам и омнибусам, пробиравшимся к центру.
День и ночь по тротуарам медленно текла плотная толпа прохожих и зевак. Шли остролицые визгливые лондонцы, которые продирались через толпу с уверенностью, свойственной местным жителям; сельские жители в грубых фланелевых рубашках и тяжелых сапогах, похожие на перепуганный домашний скот, беспомощно озирались вокруг, удивляясь такому скоплению народа. Семейства с индустриального севера, розовощекие женщины в простых шалях, сжимавшие ручки своих отпрысков, мужчины с впалой грудью, решительно настроенные на борьбу с эксплуатацией, готовые познакомиться с любым мошенником, который обратится к ним с добрым словом или дружеской улыбкой в этом чуждом им месте.
Здесь встречалось множество иностранцев, в странных нарядах, с бородами, в панталонах в обтяжку, в забавных шляпах, — они оживленно болтали на разнообразных языках, размахивая для убедительности руками, словно мельничными крыльями. Если вам приходила охота поверить тому, о чем пишут в газетах, то вы в них обязательно нашли бы сообщения о заговорах с целью смещения того или иного правительства, о навязывании свободолюбивым жителям коммунизма, социализма, чартизма, в общем, любого современного ужасного «изма», не говоря уже о папстве и анархии в придачу.
В этом необычном смешении мелькали мелкие торговцы сувенирами, золотыми и серебряными медалями, бумажными панорамами с изображением исторической достопримечательности, глянцевыми открытками; коробейники катили перед собой ручные тележки с корзинами мандаринов, кокосовых орехов, на которых горой возвышались высокие бутылки с имбирным пивом; жонглеры и уличные музыканты, шулера и кукольники;, мошенники разных сортов, предлагавшие фальшивые билеты на светские мероприятия, незаполненные путеводители по Всемирной выставке с несуществующими товарами; карманники, пьяницы, кулачные бойцы, уличные мальчишки и нищие. Вся улица походила на один большой бедлам — все кричали, свистели, визгливо мяукали, рассыпали направо и налево проклятия, лаяли собаки, щелкали кнуты, экипажи вздымали клубы пыли и грязи, повсюду валялся лошадиный и ослиный навоз, ореховая скорлупа, мандариновые корки, кости, а иногда ноги прохожих натыкались на потерянную кем-то перчатку или платок.
Внимание всех, безусловно, привлекал к себе парк, где красовался сам большой Хрустальный дворец. Господа Фокс и Гендерсон возвели его за небывало короткий срок. Величественная верхняя часть сияла на весеннем солнце, а за временной оградой выстроились экспонаты. Все тыкали пальцами в поперечный неф трансепта, пересказывая снова и снова чудесную историю о том, как строителям удалось сохранить нетронутыми старинные вязы, которые теперь зацветали, укрытые под надежной крышей.
С боков сооружения свисали лестницы, и по ним к стеклянной крыше поднимались крошечные фигурки, похожие на муравьев. Внутри более пятисот декораторов украшали стальные перекрытия, придавая им бледно-голубой, желтый или ярко-красный оттенок. Газета «Таймс» сурово раскритиковала эти цвета, назвав их вульгарными, но большая часть публики была убеждена в противоположном, все находили, что они приятны и радуют глаз. Когда на крыше установят флаги стран-участниц выставки, тогда дворец приобретет законченный вид.
С другой стороны здания, между ним и озером, находилась аллея для верховой езды, Роттен-роу, где представители высшего света красовались друг перед другом на своих прекрасных лошадях. Флер тоже любила покататься там на Обероне, ей нравилось прислушиваться к цоканью копыт лошадей и время от времени поглядывать на поразительное сооружение, которое всего несколько месяцев назад существовало лишь в воображении главного садовника герцога Девонширского.
Метод сооружения необыкновенного здания был настолько новым и вызывал такой огромный интерес, что с каждой неделей подавалось все большее число заявок на посещение этого чуда, и теперь у входа в парк процветала торговля фальшивыми пропусками. Подрядчики наконец смягчились и ежедневно пускали за ограду ограниченное число зрителей. За вход они брали пять шиллингов, и вся выручка поступала в кассу строителей, в фонд по технике безопасности. Сама королева уже посетила дворец восемь раз. Флер вспоминала, как мистер Фокс рассказывал дяде Фредерику о том, что при появлении Ее величества на рабочих от волнения словно находил столбняк и ему приходилось терять по двадцать фунтов за каждый такой визит.
За неделю до открытия павильона всеобщее возбуждение достигло наивысшей точки. Даже тетушка Венера была готова позабыть, что она с самого начала выступала против всей этой затеи. Флер намеревалась оставаться в Лондоне вместе с отцом столько, сколько ей захочется. Теперь она только улыбалась, вспоминая, как их туда пригласили. Тетушка Венера с дядей Фредериком приехали по обыкновению на Рождество, и за праздничным обедом беседа, как это часто бывало, снова коснулась Всемирной выставки.
На этот раз Венера не возражала. Со снисходительной улыбкой она заметила:
— Вам с Флер лучше приехать в Лондон на все лето. Стоит ли постоянно колесить туда и обратно? К тому же в Лондоне будет немало и других развлечений. Вы, конечно, остановитесь на Ганновер-сквер, а об остальном я сама позабочусь.
Но эффект от такого великодушия был сразу же испорчен Фредериком, который после третьего стакана кларета, подмигнув племяннице, сказал:
— Не нужно, дорогая, так ее за все благодарить. Она действует из своих личных, эгоистических интересов!
— Фредерик! — одернула его Венера.
— Ах, дядя, не думаю, что дело обстоит именно так!
— Готов поклясться! С того момента, когда стало известно об организации Всемирной выставки, родственники буквально забросали нас просьбами, прежде мы не знали даже об их существовании, а теперь стало ясно, что они не могут прожить без нас и дня. Летом в Лондоне вы не найдете ни одной лишней кровати, поэтому твоя тетушка намеревается оказать гостеприимство только тем людям, которые ей нравятся, и лишить своих забот тех, кого она недолюбливает.
По какой бы причине ее ни пригласили, Флер была этим весьма довольна. Рождество к тому же было отмечено еще и сообщением об успешном завершении переговоров по поводу офицерского звания Ричарда. Он отъезжал в полк в январе, и Флер теперь предстояло прожить еще год в полном одиночестве.
Подчиняясь неизбежности, сэр Ранульф оказался на высоте положения и купил Ричарду звание корнета не просто в модном, но в самом модном, одиннадцатом гусарском полку!
— «Сборщики вишен» самого принца Альберта! — объявил он, чуть не задыхаясь от восторга, после беседы с отцом накануне Рождества. Лицо у него раскраснелось, глаза блестели. «В таком состоянии Ричард похож на пятнадцатилетнего мальчишку», — подумала, глядя на брата, Флер.
— Предел мечтаний! — радовался он.
— Наверное, это стоило отцу немало денег?
— Скорее всего. Конечно, цена офицерского звания строго фиксирована, но ведь надо кое-кому сунуть в лапу.
— Очевидно, оно обошлось ему раза в два дороже, — предположила Флер, — но тебе не стоит повторять такое грубое выражение, мой милый. Они к этому спокойно относятся. Разве ты не знаешь?
— На самом деле? Корнет, который продавал звание, ожидал лейтенантского чина в семнадцатом полку улан, а это зависело от выхода в отставку капитана в восьмом. Он не хотел расставаться со своим званием, рассчитывая получить за это твердый доход. Поэтому по всей цепочке нужно было дать взятку. Отец не назвал мне общую сумму, но, скорее всего, ему пришлось заплатить несколько тысяч фунтов.
— Но будет ли такая сделка одобрена? — Я имею в виду, в одиннадцатом полку, самом модном, самом хорошем полку легкой кавалерии?
— Да уже все сделано. Папа попросил дядю Маркбая замолвить словечко перед королевой, а Ее величество поговорила с полковником одиннадцатого полка лордом Кардиганом, которого она очень любит, и все было легко улажено!
Позже, когда Флер обсуждала тему с дядей Фредериком, Ричард сообщил ей дополнительную информацию:
— Само собой, Кардиган в последнее время мало занимается полком, что, в общем, и к лучшему, потому что у него не все дома, ты же знаешь!
— Ах, перестань, — рассмеялась Флер.
— Правда. Если тебе обо всем рассказать, не поверишь!
— Правда. Если тебе обо всем рассказать, не поверишь!
— Я слышала, что он красивый любезный человек.
— Конечно, красивый. Великолепен, как индюк. В старые времена, когда Кардиган ехал в Таун, то высылал туда с дюжину своих офицеров, чтобы они выстраивались вдоль Сент-Джеймс-стрит и отдавали ему салют. За это полковник платил им по шиллингу.
— И такой человек командует нашей легкой кавалерией?
— Да, но Ричард все равно будет от него без ума. Братец уже чуть в обморок не падает при виде своей формы: у «Сборщиков вишен» — самые узкие панталоны, самый короткий мундир и самый невообразимый головной убор в мире! Он, разумеется, будет выглядеть бесподобно!
— Не сомневаюсь. Ричард отрастит себе усы и будет растягивать слова, ему придется преодолевать чудовищную скуку, и он станет мечтать о сражении, чтобы испытать себя.
— Не слишком ли жестокие слова вы произносите, дядюшка?
— В самом деле? Я просто хочу сказать, что из него выйдет лихой кавалерист, ну а ежели придется принять участие в войне, то он поскачет в атаку с ясной и холодной головой и, уж конечно, вида не подаст, что ему страшно.
— Ну вот теперь вы к нему подобрели. Но, если говорить честно, разве это и все, что ему потребуется в сражении?
— Дорогая моя Фло, обязанность офицера — заставить своих людей занять верное место в бою. Он должен их там удерживать, демонстрируя собственное безразличие к смерти. Нужно постараться, чтоб английский солдат лицом к лицу оказался со своим противником. Все остальное он сделает сам. Мне об этом рассказывал герцог.
— Герцог? — удивилась Флер. — А что он знает о войне?
— Не принижай его, Фло, тебе хорошо известно, что герцог в военном деле равен лорду Веллингтону, а в ботанике не уступит лорду Девонширскому.
— В любом случае, вряд ли скоро разразится война. Ричарда отправят либо в Индию, либо в Ирландию, будет там собирать мох.
— Только не Ричард. Если его полк направят за границу, то он сделает все, чтобы достойно вернуться на родину.
Ее воспоминания прервал знакомый голос.
— Привет, Флер. Это — я.
Натянув поводья, она остановила Оберона и оглянулась. Неподалеку под цветущим каштаном Флер увидела Ричарда со своим приятелем-кавалеристом. Одиннадцатый гусарский полк ни с кем не спутаешь! Плотно облегающие малинового цвета панталоны с двойным золотым кантом, отороченный мехом гусарский ментик с золотыми застежками, наброшенный на одно плечо, широкий красно-золотой пояс с кобурой, меховая шапка с бело-красным оперением…
Гусары всегда выглядели великолепно, но никто не мог сравниться со «Сборщиками вишен»! Они были просто поразительны!
— Привет, Ричард! Я только что подумала о тебе.
— Какое совпадение, — отозвался он, — а я говорил о тебе. — Ричард по-гусарски растягивал слова, демонстрируя свой новый акцент и свои совсем новые кавалерийские усики. Пока еще они никого не сразили, но его адъютант-солдат по ночам смазывал их каким-то зельем, от которого они должны были приобрести более лихой вид.
— Я думала, ты в Хаунслоу. Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась Флер.
— Ничего особенного. Мой лучший друг, мистер Брук.
— Спасибо, хорошо, — пробормотал Брук с модным томлением, поднимая кончики пальцев к шапке. Он, конечно, был завидным красавчиком. Усы у него были куда длиннее и больше лоснились, а его корсет на осиной талии был самым тугим во всем полку.
— Вы приехали полюбоваться Хрустальным дворцом? — спросила Флер.
— Боже, что вы, мадемуазель. Мы находимся на службе. Везем важное сообщение в конную гвардию, — ответил Брук, поднимая недоуменно на нее брови: разве может их заинтересовать какая-то историческая достопримечательность? — Я просто размышлял над тем, что, слава Богу, все кончилось. Публика просто с ума посходила, слишком много здесь собралось бездельников, белоручек и слишком много шума, мисс Гамильтон, если вы хотите знать мое мнение.
— Совершенно справедливо, — отозвался Ричард. — Нельзя ездить одной, Флер. Не понимаю, почему тетушка тебе это позволяет, сейчас такие прогулки небезопасны.
Флер прекрасно понимала, что брата на самом деле беспокоит ее безразличие к новому приятелю. Новый корнет в полку требовал к своей особе повышенного внимания, а неподобающее поведение иного из родственников умаляло его достоинство.
— Какая ерунда! — небрежно бросила Флер. — Я езжу одна вот уже шесть лет, и ты это прекрасно знаешь.
— Дома — другое дело. Но в данный момент ты находишься в общественном месте. Могла бы взять с собой Бакли.
— У него и без меня полно хлопот. Кроме того, что же может со мной произойти в общественном месте, а?
Ричард стоял на своем.
— Просто тебе так не подобает себя вести. Повсюду полно мошенников. В парке кого только не встретишь… Сама знаешь…
— То же происходит и в клубах, — согласился с ним Брук. — Полно сельских жителей, которых я прежде там не видел, могу поклясться! — Он чуть расширил глаза. — А на днях наш привратник Джонсон был вынужден прогнать взашей какого-то субъекта с парадного крыльца. Он уплетал бутерброд с говядиной, густо намазанный с одной стороны горчицей! Брук содрогнулся от омерзения.
— Какой ужас! — сказала Флер, разделяя его чувства.
В разговор торопливо вмешался Ричард.
— Как тебе показалась Жемчужина? Что скажешь?
— Великолепна. Напрасно ты волновался по поводу ярко-красного чепрака. Он ей очень идет!
Ричард, конечно, ожидал от нее комплимента и был страшно доволен.
— На прошлой неделе майор Фостер сказал, что хочет купить ее у меня. Она такая аккуратная и легка на ногу.
— Теперь она не кажется слишком легковатой для тебя? Если начнется сражение и дела обернутся худо, — торжественным тоном начала было Флер.
Ричард густо покраснел и скорчил гримасу.
— Жемчужина вполне подходит одиннадцатому гусарскому полку, а он-то самый лучший полк в кавалерии. Когда же доведется вступить в бой, то могу заверить тебя, что мы устремимся прямо на неприятеля и не будем ловить ворон!
Флер, дерзко улыбнувшись, указала кнутом на Хрустальный дворец.
— Вот, поглядите на величайший памятник всеобщему миру. Такого еще никогда не было! Больше не будет никаких сражений. Нам не нужна война. Все, даже мелкие разногласия нужно разрешать спокойно, путем переговоров. С помощью дипломатии.
— Какой вздор ты несешь! — горячо возразил Ричард. — Ты посмотри, повсюду назревают новые конфликты. Австрия разделалась с Венгрией, поляки в ссылке, Наполеон III во Франции обуреваем невероятным тщеславием, русские намерены захватить Турцию! Когда всех нас призовут, чтобы навести порядок, — это только вопрос времени.
— Такая перспектива вряд ли кому понравится. Но мне кажется, что вами движут ваши амбиции.
— Все это факт, мадам, — вежливо ответил Брук, всячески подчеркивая ее неосведомленность, — народ не может долго прозябать в состоянии мира. Война… война за доброе дело… вот что нам необходимо. Что-то вроде…
— Катарсиса? — Перебила его Флер.
— Да, очищения. Что-то вроде крестовых походов. Нужно почувствовать, как живет весь мир.
— Благодарю вас, мистер Брук, за объяснение. Я понятия не имела, что война хороша для поддержания здоровья.
Молодому человеку явно было не по себе, — он никак не мог понять, смеется ли она над ним или говорит серьезно. Ричард знал, что сестра слегка над ним подтрунивает, и поэтому решил снова вмешаться.
— Не обращай внимания, Фло. Ну, какие новости дома? Как отец?
— Папа развлекается. Он просто очарован Всемирной выставкой. Дядя Фредерик уже ее посетил трижды. Мне кажется, что больше всего ему нравится канализация. Все эти трубы, трубопроводы, фонтаны, пожарные краны. Он даже протер себе штаны, когда ползал на коленях, изучая систему канализации и водоснабжения!
— Какой стыд! — экспансивно воскликнул Брук. Но тут же покраснел, понимая, что сморозил глупость.
Но Флер только улыбалась.
— Вполне понятно! Как же это огорчает тетушку Венеру! Она запретила за столом поднимать тему Всемирной выставки, но разговор постоянно крутится вокруг нее, несмотря на все благие пожелания. Все это так волнует, не правда ли?
Брук, вежливо кашлянув, спросил: — Мисс Гамильтон, вы намерены посетить бал у герцогини Олдерни на следующей неделе?
— Непременно, мистер Брук. Вначале мы будем на обеде у герцога, поэтому на бал приедем позже. Вы же знаете, каков он.
Такое небрежное упоминание имени главнокомандующего слегка покоробило младшего по званию, но он, собрав все свое мужество и решимость, свойственную гусару, спросил без особых церемоний:
— Могу ли я удостоиться чести и рассчитывать на танец, с вами, мадемуазель?