А злился он прежде всего на самого себя. Была же у него мысль посчитаться с Фраером. Без оглядки на закон свести с ним счеты… Намерения были самые серьезные, но духу не хватило. Разум возобладал над инстинктами, но именно это и злило. Что, если, оборзев от безнаказанности, Фраер погубил Кустарева? Максим никогда себе этого не простит.
– Где Никиткин?
Парень не выдержал его взгляда, попятился. Понял, что лучше не кобениться.
– Так уехал он куда-то.
– Куда?
– Ну, мне не докладывают…
– На чем уехал?
– Как на чем? На машинах…
– На машинах? – переспросил Одинцов, обращая внимание на множественное число.
– Ну а на чем?
– На трех?
– Ну да, как обычно…
На этом разговор закончился. К воротам подъехали «Гелендвагены» Никиткина. Но не три машины, а две.
Ворота открывались медленно, и Одинцов этим воспользовался. Он подошел к одной машине, схватился за дверь. Охранник у ворот дернулся, но Ожогин перекрыл ему путь.
Впрочем, Одинцов машину открыть не смог: двери были заблокированы. И никто не выходил к нему. А жаль. Он готов был подставить себя под раздачу, лишь бы получить повод наехать потом на Никиткина. Плевать на Санькова и Якирова, он и без них мог натравить на Фраера спецназ. И он обязательно сделает это – лишь бы повод получить.
Машины, одна за другой, проехали во двор. Чистые машины, только-только вымытые. Сухо на улицах, при такой погоде пыль должна была осесть на кузове. Должна была, но не осела. Значит, машины мыли совсем недавно и где-то неподалеку.
А двор у Фраера большой, и гараж для машин серьезный, и мойка у него своя есть…
Вдруг из сторожки вышел охранник.
– Вы майор Одинцов? – стараясь казаться крутым, сухо и зычно спросил он.
– Майор Одинцов и старший лейтенант Ожогин.
– Если вам нужен Леонид Афанасьевич, прошу!
Никиткин мог устроить им с Юрой ловушку – заманить в дом, а потом убрать по-тихому. Но Максима это не пугало. Во‑первых, бояться Фраера – себя не уважать, а во‑вторых, в управлении знают, куда они поехали.
Охранник повел их в обход дома к купальному павильону, пристроенному к главному зданию.
– Прошу!
Яркий свет хлынул из распахнутых дверей в глаза, ослепляя и сбивая с толку. Замешательство длилось всего мгновение, но этого бы хватило, чтобы лишить Одинцова как минимум инициативы. Но никто не собирался на них нападать. Просто в павильоне царил яркий солнечный день. Искусственные и настоящие пальмы в кадках усиливали атмосферу тропического острова, а создавало ее тропическое «солнце» и трехмерное панно за бассейном – море, небо, легкие облака… На песке перед бассейном стояли шезлонги, но парень показал им на барную стойку, сплетенную из бамбука. Судя по его взгляду, он ожидал от гостей дикого восторга и поросячьей радости, но Максим и не думал садиться на высокий пенек за стойкой. И Ожогин остался на своих двоих.
– Есть отличный ямайский ром и кубинские сигары! – с легким разочарованием сказал охранник.
– Никиткин где? – зло спросил Одинцов.
Вот кого бы он сейчас отдал на съедение карибским каннибалам. Сначала освежевать, а потом отдать…
Никиткина пришлось подождать. Он вышел к гостям в белой тенниске, бежевых джинсах и кожаных шлепках на босу ногу…
– Извините, что задержался, – улыбнулся он, изображая чувство вины.
– Где Кустарев?
– Какой Кустарев? – изобразил Леонид удивление, но что-то дрогнуло у него внутри под свирепым взглядом Одинцова.
– Что это такое? – Максим заметил припудренные царапины у него на щеке.
– Ну, это мое личное дело, – нахмурился Фраер.
– Жена вроде в Лондоне.
– Личная жизнь – это не только жена…
– Почему на двух машинах вернулся?
За Никиткиным стояли два «быка» в черных костюмах, но он будто не чувствовал их поддержки. Пытался бодриться, но смятение и растерянность в нем не просто угадывались, а бросались в глаза.
– А это имеет значение?
– Что с третьей машиной произошло?
– Сломалась она.
– На ремонте?
– Да, на ремонте.
– Где? В каком месте?
– А я обязан давать отчет? Вы меня в чем-то подозреваете?
– Да, в похищении старшего лейтенанта Кустарева. Собирайтесь, гражданин Никиткин, проедем с нами.
– На каком основании? – Никиткин злился, его трясло изнутри, но вместе с тем он действительно хотел знать, что у Одинцова есть против него.
– Будут основания!
– Вот когда будут основания, тогда и поговорим…
– Где третья машина из твоего эскорта?
– Во‑первых, нет никакой машины! Во‑вторых, я требую, чтобы вы, товарищ майор, обращались ко мне на «вы»! А в‑третьих, я хочу знать, на каком основании вы здесь находитесь.
– Позвали нас.
– Это была ошибка! Вас проводят, господа! – Никиткин повернулся к гостям спиной, передернул плечами, как возмущенная гимназистка, и направился к выходу.
– Если с Кустаревым что-то случится, я тебя лично! Своими руками!
Фраер, не оборачиваясь, поднял руку и пошевелил пальцами. Дескать, пустые угрозы в этом доме никакой силы не имеют и всерьез не воспринимаются.
– Я тебя предупредил! – на ходу бросил Максим.
Не так давно при личной встрече он собирался дать Никиткину ценный совет. Хотел сказать, чтобы он убирался из этих мест подобру-поздорову. Но сейчас в самую пору говорить, чтобы Фраер, напротив, оставался на месте. Он что-то с Кустаревым сотворил. Он! Одинцов почему-то в этом не сомневался…
Они с Ожогиным вернулись в машину, выехали из поселка.
– Что дальше? – спросил Юра.
– А дальше он позвонит Санькову. А завтра Саньков спросит… на каком основании мы побеспокоили гражданина Никиткина.
– Мы его не беспокоили. Мы просто задали вопрос, а он не смог на него ответить. Действительно, где третья машина?
– В ремонте машина. После столкновения с джипом Кустарева в ремонте. Где у нас круглосуточный сервис? Там же они и два других джипа помыли. Где-то рядом это, где-то рядом… А зачем потребовалось мыть машины?
– Грязь с колес смывали. Лесную грязь… Надо ребят поднимать… Патрульных можно задействовать…
– Задействуем… Ты мне скажи, кто Фраера разукрасил? – Одинцов провел растопыренными пальцами по своей щеке. – Какая тигрица? И почему он говорить не хочет? Ни о машине, ни о тигрице…
– Тигрицы разные бывают, – вслух подумал Ожогин. – Могут быть чужие, могут быть свои… Могла чужая поцарапать… Юля могла, она баба резкая…
– Юля?
– Ну, Кустарева подружка… У меня даже ее телефон есть.
Ожогин набрал номер, но вскоре развел руками:
– Глухо.
– Она с ним живет? – спросил Одинцов и, не дожидаясь ответа, отправился на улицу Грибоедова.
Окна в квартире Кустарева не горели, дверь на звонок никто не открывал. Пришлось звонить его матери, объяснять ситуацию, не драматизируя ее. Диана Михайловна встревожилась, сказала, что постарается выяснить домашний адрес Юли Ерофеевой. Минут через двадцать она позвонила, назвала улицу, дом.
К этому времени Одинцов озадачил дежурные наряды, пусть поездят по округе, проверят по возможности автосервисы, где могла находиться на ремонте машина Никиткина. И оперов своего отдела поднял по тревоге. Положение чрезвычайное, поэтому обид и непониманий быть не должно…
Глава 27
Ночь – время для кошмаров. Человеку может присниться чудовище, которое поджидает его за дверью. Голос из глубины преисподней поднимает его с постели, он идет по темному коридору, открывает дверь и видит перед собой жуткое создание с рогами, клыками и горящими глазами…
Нетрудно догадаться, как будет выглядеть человек в этот момент. Нетрудно, если посмотреть на девушку, которая с ужасом таращила на Максима глаза. Она смотрела на него, как будто он и был тем самым чудовищем… Как будто ее поднял с постели не звонок в дверь, а тот самый голос из преисподней. Глядя на Максима, она не понимала, как ее угораздило открыть ему дверь.
– Спокойно, гражданка, полиция!
– А в чем, собственно, дело? – хлопая глазами, спросила она.
– Агния Петрова?
– Ну, допустим…
– Извините, что так поздно вас беспокою… Или рано? – Одинцов посмотрел на часы.
Начало шестого утра. Скорее рано, чем поздно, только вряд ли стоит вступать в дискуссию с этой бедной девушкой. Ей сейчас все равно, рано или поздно, главное, что не вовремя.
– Что вам нужно?
– Если вы не в курсе, сегодня днем пропала ваша подружка Юля Ерофеева.
Одинцов был у родителей Юли, узнал, что последние два дня она жила у них. Вроде как поссорилась с Кустаревым. Несмотря на поздний час, он поднял соседей, и, как оказалось, не зря. Одна женщина видела днем во дворе дома джип Кустарева. Его самого, правда, не видела, и как он выходил из дома, тоже. Но Максим не унывал. Его опера обходили одну квартиру за другой, спрашивали, выясняли… Кто-то сказал про Агнию, с которой дружила Юля и которая жила в соседнем доме.
– Ну, не то чтобы подружка… Сейчас мы как бы не очень дружим… Значит, все-таки пропала?
– Что значит все-таки? – вцепился в ее слова Одинцов.
– Ну, я еще подумала, что добром это не кончится…
– Если можно, поподробней.
– Ну, я видела сегодня Юлю. Она на улице стояла, я хотела ее окликнуть, а к ней машины подъехали. Одна за другой. И все одинаковые… Крутые… Я даже испугалась… А вы точно из полиции? – встрепенулась Агния.
Максим предъявил удостоверение, она попробовала вчитаться в строчки, но, похоже, не смогла этого сделать. Зато фотографию посмотрела внимательно и с оригиналом ее сравнила.
– Вы так сильно испугались? – усмехнулся он.
– Ну, солидные машины, чего уж там… Три «кирпича», все черного цвета.
– «Кирпичи» – это «Гелендвагены»?
– Ну да. У меня брат о такой машине мечтает…
– Значит, вы испугались. А Юля?
– Она нет, не испугалась. Мужчина к ней вышел, она улыбалась ему. Он даже поцеловал ее. Открыл дверь, посадил в машину…
– Этот человек? – Одинцов показал фотографию Никиткина, и девушка его узнала.
– Да, он…
– Значит, она добровольно села к нему?
– Ну да… Я бы в полицию позвонила, если бы силой…
– Она села в машину, и они уехали?
– Ну да.
– Может, за ними еще кто-то поехал?
– А кто за ними поехал? – задумалась Агния.
– Может, вы видели джип «Гранд Чероки»?
– Черный?
– Почему черный?
– Ну, черный джип был… Он у обочины стоял… Эти уехали, и джип тоже поехал… Но я не знаю, за ними он поехал или сам по себе…
– Номера, случайно, не запомнили?
– Нет, не запомнила.
– Спасибо, Агния, вы нам очень помогли.
У подъезда Максима ждали Ожогин с Ляховым. Герман подъехал не так давно и с запасом на ночь. Термос у них, кофе пьют, курят.
– Максим Львович! – Ляхов протянул свой стаканчик.
Одинцов благодарно положил руку ему на плечо, взял стаканчик, сделал пару глотков и сказал:
– Уехала Ерофеева. Вместе с Фраером уехала. Вроде бы добровольно, если Петрова не врет.
– А зачем ей врать? – глянув на окна дома, спросил Ожогин.
– Вот и я о том же… Ерофеева уехала, а Кустарев отправился за ними. Такая вот картинка…
– Вычислили его, в ловушку заманили… Значит, все-таки Никиткин?
– Он. А доказательств пока ноль…
– Место нужно обследовать, ну, где Гришу перехватили, может, что-то найдем…
– Это само собой.
– И автосервисы пробить.
– Пока ничего, – покачал головой Одинцов.
Круглосуточные автосервисы в районе практически отсутствовали, были те, которые работали допоздна, до десяти вечера. С них и нужно было начать, да и все другие захватить бы не мешало.
– Лукомора можно напрячь, – посоветовал Ожогин. – Он тут по автосервисам главный. Его «быки» в два счета пробьют – и свои сервисы пробьют, и чужие…
Одинцов угрюмо кивнул. Не хотелось ему напрягать Лукомора, но, видимо, без него не обойтись. Ситуация требовала быстрых и, главное, решительных действий. Если, конечно, Кустарева еще можно спасти…
Утренний свет в окне, пора вставать. Будильник молчит, но все равно нужно подниматься… Гриша с трудом оторвал голову от подушки, и тут на него нахлынули воспоминания. Он преследует Юлю, «Гелендваген» Никиткина врезается в его джип, Гришу связывают по рукам и ногам, потом делают укол…
Но руки у него сейчас развязаны. И ноги тоже. И не в машине он, а в какой-то комнате. Свет со двора вливается в окна, кровать двуспальная, шкаф, трюмо, тумбочки. Юля спит, обхватив голову руками… Все почти как дома.
И все-таки это чужая комната. И Юля спит в одежде. И он одет. Кровать нерасправленная.
Гриша подошел к окну, открыл его, выглянул во двор. Какая-то клумба между домом и высоким кирпичным забором, пышные кусты сирени. За забором виднеется крыша соседнего дома. Только крыша, больше ничего.
Окно закрывала решетка. Декоративная решетка, но прутья толстые, без ножовки с ними не справиться. И расшатать ее не получится – слишком крепко вделана в стену. На совесть устанавливали.
– Эй! – крикнул он.
Ответила ему собака. Откуда-то со стороны ворот появилась страшная кавказская овчарка, она с глухим рычанием бросилась к окну. Прыгать на Гришу не стала, но зашлась глубоким утробным лаем. Пришлось закрывать окно, чтобы не слышать ее.
– Что там такое? – спросила Юля. Она сидела на кровати, зевала и терла глаза.
Гриша ничего не ответил. Не было у него желания разговаривать с этой предательницей.
Он подошел к двери, обследовал ее. Входная дверь бронированная, как будто за ней межквартирный холл. И глазок в ней, но в него не посмотришь, так как она была установлена задом наперед. Складывалось впечатление, что ее установили совсем недавно, возможно, пока Гриша спал. Выломали обычную дверь, установили бронированную, даже рабочий мусор за собой не убрали.
– Мы где? – спросила Юля.
– Где-где, – буркнул он. – Слышала про езду педальную? Вот там мы и находимся… Ты ехала, а я приехал… Давно ты с ним?
– С кем, с ним?
– С Фраером! Дуру из себя не строй!
– Я его вчера впервые увидела! Я даже не знала, что он и есть твой Фраер…
– Мой Фраер?
– Ну, вы же за ним охотитесь…
– А ты за кем охотишься?
– Ну, не за ним же…
– А в машину к нему зачем села?
– Позлить тебя хотела! Я же знала, что ты за мной следишь.
– Знала?
– Слушай, а давай без порожняков! Надо как-то выбираться отсюда! – Юля смотрела на него, призывая к здравому смыслу. Дескать, не время сейчас выяснять отношения…
– Фраеру скажи, он тебя выпустит!
– Я еще раз говорю, что села к нему в машину, чтобы позлить тебя. Не надо было. Знаю, что не надо было… Но это уже случилось. Знаешь, чем он занимается, этот Фраер? Он девчонок снимает и предлагает им деньги. Обычным девчонкам – обычные деньги! Он ловит от этого кайф! Оттого, что совращает девчонку, ловит! Он извращенец, понимаешь?
– Обычным девчонкам?
– Да, обычным случайным девчонкам… Он – псих!..
– Что это? – Только сейчас Гриша обратил внимание на синяк у нее под глазом. Плюс распухшая губа, ссадина на носу.
– А угадай!
– Он тебя бил?
– Он мне пять штук евро предлагал! А я отказалась! Я не проститутка! А он меня… душить начал! Я думала, все… Потом избил… А я ему сказала, что у меня парень есть, в угрозыске работает…
Юля зарылась головой в подушку и разрыдалась. И еще рукой махнула. Дескать, ошиблась она, нет у нее никакого парня. И не надо было про него говорить…
– Ты его, правда, раньше не знала?
Гриша сел рядом, взял ее за руку. Она перестала плакать, затихла, а затем переместилась к нему, положив голову ему на колени.
– Не знала я его… И Саши у меня никого не было… И в спальне никого не было… Я тебя дразнила.
– Дразнила?
– Да. Чтобы ты не зазнавался… Бегаю за тобой как собачонка, никакой благодарности. Смотришь на меня как на пустое место.
– Да нет, просто я привыкнуть к тебе сразу не мог… А пришел к тебе сказать, что не могу без тебя…
– Не сейчас! – Юля вскочила, села на кровать и, весело глядя на него, положила руку ему на плечо. – Когда выкрутимся из всего этого, тогда все скажешь. Мы же выкрутимся?
– Выкрутимся, – вяло пожал плечами Гриша. – Фраер не в том положении, чтобы нас убивать… Нас ищут.
– Уверен?
– В том, что ищут, уверен. А в том, что найдут…
В этом уверенности не было. Одинцов – отличный розыскник, но и у него есть свои пределы.
Но в то же время у Никиткина нет уверенности в том, что их с Юлей не найдут. Он потому и держит их взаперти, что боится возмездия. Возможно, хочет посмотреть, чем все закончится. Если Одинцов не выйдет на их след, если упрется в тупик, он вынесет пленникам смертный приговор. А если Одинцову повезет, то найдет он их живыми, а не мертвыми. А это совсем другая статья Уголовного кодекса, и наказание куда более мягкое. А еще это наказание смягчит отношение к пленникам. Над ними не издеваются, на цепь сажать не стали, комнату с мебелью выделили, кормить будут. И Юлю вроде никто не домогается. Во всяком случае, пока…
– Может, и не найдут… – загрустила Юля. – Так по-дурацки все вышло… Надо было уступить… Тогда бы ничего не было…
– Как это уступить? – похолодел Гриша и возмущенно тряхнул Юлю за плечи.
– Ну, не уступила же… – вздохнула она. – И еще наговорила ему! Он мне деньги предлагал. Потом, когда про тебя узнал, предлагал… Ну, чтобы я тебе ничего не говорила. А на меня нашло! Он понял, что расскажу… Он в принципе не против решить все миром. Может, поговоришь с ним? Ну, типа, ничего не было, претензий не имею…
– Как это не имею? Он тебя бил!
Гриша не собирался прощать Никиткина. Да и не в прощении дело. Нельзя давать этому гаду спуску, не должен он ползать по земле дальше. Не все девушки покупаются на его деньги, кто-то из них отстаивает свою честь до последнего. Возможно, стоят насмерть, вплоть до летального исхода… Он очень опасный, этот человек. Он должен быть изолирован от общества…