– Что – нет?
– Если я не могу вернуться к началу, не получается?
– Значит, надо постараться, чтобы получилось, – сухо ответил отец. – Фон Клотц все равно женится на тебе в ближайшее время. И с этим фактом тебе придется смириться.
– С какой стати?! – Это снова Славка.
– Срок беспроцентной ссуды истекает. По условиям нашего с фон Клотцем договора я должен либо вернуть ему всю сумму полностью, либо отдать ему тебя в жены.
– То есть продать? – тихо уточнила Вика.
– Понимай как хочешь! – раздраженно заорал Голубовский. Он явно устал сдерживать эмоции. – Но вылетать в трубу из-за бабских капризов я не намерен! У меня все деньги крутятся в деле, изъять единовременно такую гигантскую сумму я не в состоянии! Сюси-пуси, лютики-цветочки ищи в женских журналах, доченька! Мне очень жаль, что вы с братом так рано столкнулись с прозой жизни, но тут уж ничего не поделаешь. Матери больше нет, и теперь тебе, Вика, придется взять на себя ее функции по отношению к младшему брату. У меня заниматься его воспитанием нет времени.
– Да и особого желания! – Холод снова вернулся в голос Сашиной дочери.
– Пусть даже так! Александра вас безбожно избаловала, ты, Слава, отвратительно непослушен и невоспитан. Исправлять все, что напортачила ваша мамаша, я не намерен…
– Заткнись! – Ломающийся Славкин голос сорвался на фальцет: – Не смей так говорить о маме, ты! Мы давно уже не нужны тебе, мы только мешаем! А дома тебя с нетерпением ждет эта молодая гадина, надеется, что Андрюшенька вернется к ней свободным и без груза старой семьи! Жена погибла, дочь выгодно продана, сыном теперь должна заниматься сестра! Ты, отец, похоже, даже рад, что мама погибла! А если бы еще и я в пропасть упал, совсем хорошо было бы!
– Не смей! – Звонкий удар пощечины. Грохот упавшего стула, на который, видимо, налетел Славка…
– Ты с ума сошел, отец! У него же кровь! – негодующий крик Вики. – Давай, Славочка, помогу, вставай.
– Не надо, я сам. – Хриплый Славкин голос был подозрительно спокоен. – Ну что же, папуля, теперь, думаю, между нами все ясно. Точку ты поставил увесистую. Можешь размахивать кулаками и дальше, но мое мнение окончательное – ты трус и подлец! И учти – использовать Вику для собственной благополучной жизни с Галчоночком я тебе не позволю.
– Ох ты, боже мой! – насмешливо протянул Голубовский. – У щенка зубки прорезались, страшно-то как! В общем, так, детки. Я пытался достучаться до вас, до вашей совести, но это бесполезно, как я вижу. Вы – самые обычные эгоисты, привыкшие думать только о себе и не питающие никакого уважения к отцу. Особенно это касается тебя, Владислав! Да если бы я позволил себе в твоем возрасте так разговаривать со своим отцом, на мне места живого не осталось бы от его ремня! И часика два-три я отстоял бы на коленях, на горохе. Раз вы не понимаете по-хорошему, будем общаться на доступном вам языке. Ты, Виктория, готовься к свадьбе, которая состоится через пять дней. Если будешь вести себя разумно, тебя ждет великолепная церемония с белым платьем, лимузином и толпой гостей. Если ты продолжишь упрямиться, мы обойдемся и без твоего присутствия. Просто оформим брачный договор в мэрии – и все. И ты станешь фрау фон Клотц! А потом я заберу Владислава и вернусь домой, в Минск. Там, сынок мой разлюбезный, тебя ожидает Суворовское училище, пусть отцы-командиры вправляют тебе мозги, сестре, я думаю, это не удастся. А я женюсь на Гале, как только получу свидетельство о смерти вашей матери. И официально стану вдовцом.
– И не надейся, ничего у тебя не получится, – сквозь зубы произнес Славка. – Я не младенец беспомощный, да и Вика – не кукла… А что, если я в Минске в милицию пойду?
– Получится, сыночка, получится, – издевательски хохотнул Андрей. – Кто тебе поверит в милиции, а? Пришел пацан какой-то и несет полный бред, обвиняя всеми уважаемого человека, собственного отца, во всех смертных грехах! Будешь упорствовать – вместо Суворовского загремишь в психушку. Вам все ясно, детки?
– Все, папа, – прозвучал после паузы безжизненный голос Вики.
– Тогда марш в свои комнаты, вам есть над чем подумать. Надеюсь, завтра все будет по-другому.
– Будь уверен! – Это Славка. Словно камень уронил. – Пойдем, Вика.
– Да, – судорожный вздох, похожий на всхлип. – Пойдем.
Глава 30
Я вжалась в угол кресла, снова пытаясь изобразить небрежно брошенный на него старый плед. Удачное расположение мебели в гостиной и состояние Голубовских, действуя слаженно и дружно, и на этот раз пришли мне на выручку.
Сначала мимо меня торопливо прошли, почти пробежали, Вика и Слава. Минут через пять, после очередной серии позвякиваний и побулькиваний, ушел Андрей, насвистывая себе под нос веселенький мотивчик.
Выждав еще некоторое время, я осторожно выглянула из своего окопа. Пусто и тихо.
Так, теперь элегантно и бесшумно, на цыпочках, проскользнем к себе в комнату. Получилось!
Прикрыв за собой дверь, я смогла наконец отдышаться.
Эх, врезать бы самой себе по мозгам, да не знаю как! Впрочем, нет – знаю. Я ведь сегодня официально еще не спускалась вниз, не ужинала. Значит, имею право пойти на кухню и приготовить себе кофе. Вот мозги-то и вздрючатся.
Я снова открыла дверь и направилась по коридору к лестнице. Откуда-то из дальней комнаты доносились возбужденные голоса фон Клотца и Голубовского. О чем они говорили, разобрать, увы, на этот раз мне не удалось. К тому же, услышав звук захлопнувшейся двери, господа прекратили беседу, и в коридор выглянул Андрей:
– Добрый вечер, Анна. Поужинать решили? Не поздновато ли?
– Да вот, зачиталась и пропустила свое обычное время, – робко улыбнулась я. – Но, думаю, в кухне что-нибудь съедобное найдется. Не знаете, мой муж не звонил? Когда же он приедет?! Я так хочу домой! – всхлипнув, я отвернулась.
– Понимаю, – кивнул Андрей. – И полностью разделяю ваше желание.
Еще бы не разделял, мешаю. Ведь словно крошка в постели.
– Да, спасибо вам, – на случай отсутствия в пределах досягаемости крахмальных изысков фон Клотца я таскала в кармане гигантский носовой платок, который и извлекла дрожащими руками. Чтобы в следующую секунду зарыться в него носом и выдать мощный трубный звук, на который немедленно сбежались бы все окрестные слонихи, будь они тут окрестными.
Голубовский же, не будучи слонихой, лишь брезгливо поморщился и закрыл дверь. Вот и хорошо, вот и ладненько! Теперь эти дружки будут уверены, что докучливая гостья весь вечер проторчала у себя в комнате. И, следовательно, ничего не слышала и не видела.
В столовой уже суетилась прислуга, убирая остатки хозяйского ужина. На мое появление никто не обратил внимания, поскольку обычно я трапезничала в кухне.
Сварив себе атомную кофейную смесь, я разогрела в микроволновке ростбиф и, водрузив свой скромный ужин на поднос, хлопотливо уволокла припасы в свою норку.
Кофе успешно справился с поставленной задачей. Через полчаса мой обвешанный пенделями мозг обрел нужную степень работоспособности. И выдал на-гора конструктивную мысль – пора мне сменить комнату и постараться вернуться в ту, которая была предоставлена мне изначально. Она находится в противоположном крыле замка, возле апартаментов Сашиных детей. Я просто обязана быть с ними рядом и иметь возможность вмешаться, если понадобится.
Понятно, зачем меня переселили подальше от Голубовских – чтобы мое присутствие не травмировало нежную психику детей. Но это лишь официальная версия: о душевном здоровье Вики и Славы здесь заботятся в последнюю очередь. Значит, меня изолировали, дабы я не вздумала помешать осуществлению плана «Барбаросса».
Но и у этого немца тоже вышел облом на восточном фронте! Блиц-криг не получился, белорусы снова ушли в партизаны.
А я своим нытьем и беспорядочным сморканьем сумела, надеюсь, убедить «жениха» и папеньку в собственной никчемности и полной профнепригодности в качестве партизанской связной. Значит, особо препятствовать они мне не должны.
На следующее утро я спустилась в столовую к общему завтраку. Не могу сказать, что я чувствовала себя спокойной и безмятежной, все же с Сашиными детьми я последнее время совсем не встречалась, и предугадать их сегодняшнюю реакцию на мое появление было довольно сложно. Но ничего, я была готова к любому повороту событий.
Оказалось, что надувала щеки и медитировала я совершенно напрасно. Ни Вики, ни Славы за столом не было. Фон Клотц и Голубовский наслаждались утренней трапезой вдвоем, что-то оживленно обсуждая.
При моем появлении господа-заговорщики замолчали и удивленно воззрились на меня. Хотя при чем тут возвышенное «воззрились» – тупо уставились.
– Доброе всем утро, – дрожащим голосом проблеяла я, робко приблизившись. – Извините, если помешала, но я… – дрожащие руки теребят край рубашки, – я просто… Я больше не могу быть одна! – Истерический выкрик, теперь надо обессиленно упасть на ближайший стул. – Это невыносимо, просто невыносимо! После пережитого кошмара оказаться в полной изоляции, и вместо слов дружеского участия – требование не маячить перед глазами! А это чудовищное обвинение! Ну ладно – дети, юношеский максимализм, но вы, Андрей, как вы могли! – громкое, образцово-показательное рыдание все в тот же платок.
– Но, Анна, я… – с трудом загнав «выскочившую» было на лице гримасу недовольства обратно «на склад», Голубовский начал успокоительный спич, однако продолжить ему не удалось.
– Не надо, – горько прохлюпала я, обреченно взмахнув рукой. – Не говорите ничего! Я все понимаю. Но поймите и вы меня! Ситуация ужасная, я даже не могу поговорить с мужем, а о том, чтобы скорее уехать домой, мне приходится только мечтать! – Очередной трубный зов слона во время брачного гона. – И еще этот омерзительный вид из окна! Мне все чаще хочется просто взять и выброситься из этого дурацкого окна, чтобы покончить со всем этим ужасом раз и навсегда! – Так, теперь нервная истерика, дамочку колотит до судорог.
– Что вы, так нет, нельзя! – переполошился фон Клотц. Он выскочил из-за стола и бросился ко мне, протягивая стакан с водой. – Пить, Анна, пить вода и успокаиваться!
Я продолжаю истерить, отталкиваю его руку. Вода расплескивается, но Фридрих не оставляет своих попыток справиться со мной. Ему на помощь приходит Голубовский. Он придерживает меня за плечи, надежно фиксируя руки. Фон Клотц снова подносит к моим губам стакан с водой. Ну ладно, придется выпить, никуда не денешься. Но по краю стакана зубами постучим всласть, не сомневайтесь! Главное, не перестараться и не откусить кусочек – я стекло по утрам не ем.
Пролив ровно в два раза больше, чем выпила, я постепенно прекращаю трястись. Виновато поглядывая на Фридриха и Андрея, все еще стоявших рядом, я сипло выдавила:
– Простите меня, пожалуйста! Накопилось просто…
– Ну что вы, Анна, – облегченно вздохнув, участливо проговорил хозяин замка. – Это вы есть прощать меня. Я хозяин, вы мой гость, а я совсем забывать про вы. Много проблем, много волнение, вы же понимать.
– Конечно, конечно!
– Но и вы, Анхен, иметь глупый, детский поведений. Если вы так плохо, так одиноко, надо говорить, не молчать! Я же просить: есть проблема – говорить мне.
– Но вы почти всегда вместе с Викой. А он, – судорожно вздыхая, кивнула я на Голубовского, – просил меня не травмировать детей своим присутствием!
– Да бросьте, Анна, нельзя все воспринимать так буквально, – раздраженно отмахнулся тот. – Прямо детский сад какой-то, ей-богу! Если вам действительно так плохо, давно бы уже пришли к нам. А со своими детками я разберусь, поверьте. Прошло уже достаточно времени, чтобы всем более или менее успокоиться. Скоро приедет ваш муж с документами, и вы сможете вернуться домой. А до тех пор – смело присоединяйтесь к нам.
– Анхен, – озабоченно сдвинул брови фон Клотц, – а что вы говорить про окно? Зачем прыгать туда? Очень высоко, вы разбиваться в смерть!
– Ну… – Я отвела взгляд и, запинаясь, проговорила: – У меня из окна вид на горный склон. Он постоянно напоминает мне о случившемся, потому что он очень похож на тот склон, где все произошло. Я переживаю все снова и снова, слышу крики и грохот, и мне… – Я судорожно сцепила пальцы рук. – Мне порой хочется шагнуть в пустоту, лишь бы прекратить эти мучения!
– Надо было говорить! – Фридрих даже побледнел от испуга, представив, видимо, последствия еще одной смерти в своем замке. – Сразу говорить! Сегодня же переводить вас другой комната! Я немедленно командовать прислуга, и они переносить вещи. Куда вы хотеть?
– Если можно, – я, промокая глаза все тем же платком, улыбнулась ему дрожащими губами, – переселите меня в комнату, где я жила раньше, до… случившегося. Если только, – испуганно посмотрела я на Голубовского, – Вика и Слава не станут возражать…
– Не переживайте, не станут, – усмехнулся заботливый отец. – Им не до того.
Глава 31
И вот я снова в комнате, из которой некогда отправилась на прогулку в Клатовы. Можно было бы сказать, что здесь все осталось по-прежнему, но это не так. За несколько дней, проведенных в этом помещении, я успела вжиться в него, сделать его своим. Небрежно брошенные джинсы, недочитанная книга, мои шампунька и гель для душа в ванной, надкусанная шоколадка и еще много-много мелочей, делающих место, в котором я в данный момент живу, похожим на меня.
Но сейчас комната была идеально убранной, чистой и безликой. На полу сиротливо жались друг к другу мои сумки. Ладно, ребята, не робейте, вы здесь уже гостили. По местам!
К обеду я вернула комнате жилой вид. С удовольствием полюбовалась из окна дворцовым парком, надеясь увидеть Сашиных детей. Но, кроме челяди фон Клотца, в парке никого не было. Ничего, за обедом встретимся. Надеюсь, Вика и Слава не так остро отреагируют на мое появление, как это случилось в прошлый раз.
Того раза действительно не повторилось. Потому что за обеденным столом опять сидели только разлюбезный хозяин и его будущий родственник. Но накрыто было еще для трех человек. Ага, значит, я полностью реабилитирована в их глазах и удостоена столь изысканного общества. О, это так мило, так чудесно! Фридрих – просто душка! И Андрюшка – душка!
Я старательно вытаскивала из закоулков своей памяти выцветший розовый сюсюкающий шелк и приторный атлас. К сожалению, у меня этого добра не так уж много, а чалма сладкой дурочки должна быть максимально большой, чтобы скрыть настороженные рысьи ушки.
Продолжая мысленный щебет гламурной идиотки, я постепенно лепила на лице соответствующую маску. К столу я подошла уже «в образе». Надеюсь.
– Добрый день, Фридрих, здравствуйте, Андрюша! – радостно поприветствовала я сладкую парочку. – Как много все-таки значит смена обстановки! Я совсем по-другому теперь себя ощущаю.
– Лучше, я надеяться? – растянул губы в резиновой улыбке фон Клотц.
– Гораздо, гораздо лучше!
– Я есть очень рад. Садиться с нами обедать, битте.
– Спасибо.
Я устроилась напротив Андрея и с неподдельным удовольствием оглядела стол. За последнее время я успела уже подзабыть все это великолепие. Что ж, насладимся бессовестным чревоугодием, хоть какой-то релакс должен быть у страдалицы!
Но и о деле забывать не стоит. Минут через десять, отдав должное великолепному салату, я поинтересовалась:
– А где дети? Что-то они опаздывают.
– Они не придут, – сухо сообщил Голубовский.
– Но почему? Это… – я задрожавшими пальцами отложила вилку, – это из-за меня, да? Они не хотят сидеть со мной за одним столом?! Так надо было мне сказать…
– При чем тут вы! – раздраженно оборвал мои стенания Андрей. – Это совсем другое, не имеющее к вам никакого отношения.
– Но с детьми все в порядке? Вы ничего от меня не скрываете?
– А зачем мне что-то скрывать от ВАС? – совершенно искренне удивился Голубовский. – Поверьте, ни скрывать что-либо, ни откровенничать с вами никогда в мои планы не входило. Вы – совершенно посторонний человек, всего лишь подруга моей погибшей жены. Больше нас ничего не связывает.
– Как это? – Розовое тупое недоумение во взоре. – А дети? Вика и Слава? Я же люблю их, я волнуюсь за них!
– Я понимать вас, Анхен, – решил вмешаться фон Клотц. – Анж не есть прав, когда считать, что судьба Викхен и Слава вас не касаться. Но ему сейчас трудно, вы должен понимать. Семья иметь такая потеря, дети сильно переживать, иногда поступать неправильно, не слушать отец, устраивать истерика. Есть конфликт, я и вы не стоит вмешиваться. Они разобраться сами.
– А, ну тогда понятно, – я облегченно вздохнула. – Главное, чтобы в итоге все у них было хорошо.
– Будет, не сомневайтесь, – сухо улыбнулся Андрей. – Извините, если я был немного резок.
– Ах, да бросьте! – Я манерно пожала плечами и, повернувшись к фон Клотцу, спросила: – Есть новости от моего мужа? Он звонил?
– Да, звонить. Два раза. Но вы быть далеко, и я не искать. Алексей говорить, что приезжать дня через два-три.
– Господи, наконец-то! – я не удержалась и радостно всплакнула. Недолго, минуток пять. Пока нам не принесли запеченную форель.
После обеда я поднялась к себе, перетащила кресло к окну и, удобно устроившись, приготовилась ждать дальнейшего развития событий. Свадьбу ведь уже назначили, а счастливая невеста куда-то исчезла. Или Вика просто не выходит из своей комнаты, объявив голодовку?
Минут через двадцать в коридоре послышались голоса фон Клотца и Голубовского. Пришлось мне оставить нагретое и ласково мурлыкающе кресло и принять очень неудобную позу древнего египтянина. Что значит – какую? Вы что, их фирменные рисунки никогда не видели? Вспомнили? Вот приблизительно так я и распласталась возле двери, вывернув голову до хруста в позвоночнике. Ухо ведь следует прилепить к прослушиваемой поверхности с максимальной плотностью, подслушивать тоже надо уметь!
А веселье в коридоре тем временем нарастало. Громкий стук в дверь перемежался уговорами, которые все больше напоминали угрозы. Но никакой ответной реакции со стороны ребят не последовало.
– Виктория, немедленно открой! – Андрей явно раскалился до предела, что вызывало у меня непреодолимое желание выскочить из комнаты, плюнуть на него, насладиться его шипением и быстренько убежать. – Я знаю, что Владислав ночевал в твоей комнате. Что бы вы ни затеяли, у вас ничего не получится! Выходите сейчас же, не заставляйте меня ломать дверь!