Чтобы пойти на риск, нужна решительность.
За решительность – особенно в начале дела, когда далеко ещё до итога – легко принять необдуманность и даже безрассудство. Пример «решительности», оказавшейся безрассудством, показал Фридрих Великий в битве с армией русских при Кунерсдорфе. Начало сражения складывалось в пользу пруссаков, почти весь левый фланг русских был уничтожен. И заносчивый, самоуверенный полководец не стал считаться с тем, что русские стойко отражают атаки, что у них достаточно сильных и свежих резервов. Торопясь полностью уничтожить противника, Фридрих бросил в атаку все силы. Но когда атака была отбита, сдержать натиск русских, ударивших в штыки, было уже нечем. Началось паническое бегство, и целая неприятельская армия перестала существовать. На грани гибели оказалось само Прусское государство.
«Я несчастлив, что ещё жив, – писал тогда Фридрих. – Из армии в 48 тысяч человек у меня не остаётся и 3 тысяч. Когда я говорю это, всё бежит, и у меня уже больше нет власти над этими людьми… У меня больше нет никаких средств, и, сказать по правде, я считаю всё потерянным».
Чем же отличается настоящая решительность от мнимой? Тем, что отчаянная смелость полководца сочетается с глубокой осторожностью и осмотрительностью. Великие полководцы были одновременно смелыми и осторожными. «Если и случается иногда, что 17 000 человек разбивают 25 000, то это не оправдывает безрассудства тех, кто без оснований вступает в такой бой. Когда армия ожидает подкреплений, утраивающих её силы, она не должна ничем рисковать, чтобы не сорвать успеха, вполне вероятного после сосредоточения всех её дивизий» – это сказал Наполеон-осторожный. А Наполеон-смелый говорил: «Бывают моменты, когда нужно сжечь все корабли, подтянуть все силы для решительного удара и сокрушительной победой уничтожить противника; для этого приходится рискнуть даже и временным ослаблением коммуникационной линии».
Смелость Суворова не имела границ. Но он не был бы великим полководцем, если бы забывал об осторожности. Решительность Суворова, до сих пор поражающая человеческое воображение, всегда вырастала от двух корней – осторожности и смелости.
Самой великой своей победой полководец считал взятие Измаила. Да и во всей истории вряд ли можно найти подобный подвиг. Измаил был окружён рвом глубиной 10 и шириной 15 метров, валом высотой до 10 метров и протяжённостью 6 километров. На валу стояло 260 орудий, гарнизон крепости насчитывал 35 тысяч человек (а русских было только 30 тысяч). К этому надо прибавить, что укрепления были построены очень расчётливо, их возводили под руководством французских и немецких военных инженеров.
Получив назначение командовать войсками под Измаилом, Суворов приехал в русский лагерь на донской лошадке, следом ехал казак с узелком, в котором лежали вещи полководца. После осмотра позиции и изучения обстановки Суворов написал главнокомандующему Потёмкину: «Обещать нельзя; божий гнев и милость зависят от его провидения». Единственный раз Суворов не дал прямого ответа – «можно». Но тем не менее он решился овладеть крепостью. Это было смелое, мужественное решение. От исхода штурма зависело положение России, на земли которой зарились многочисленные враги, а главное – сокрушительный удар получила бы Турция.
Но в чём же заключалась осторожность Суворова? В плане штурма. Основной удар должны были нанести колонны (две трети всех сил) со стороны Дуная, высадившись на берег с судов, – там турки меньше всего ожидали нападения. Колонны же, наступавшие с суши, должны были заставить неприятеля растянуть свои войска по длине всего вала. Но самой большой осторожностью надо считать постройку точной копии измаильских укреплений. На них несколько ночей подряд «репетировался» предстоящий штурм. Люди в установленном порядке подходили ко рву, бросали в него фашины, переходили по ним так же, как нужно было переходить в назначенную ночь, сапёры рубили палисады, солдаты связывали лестницы, приставляли их к валу, взбирались на вал, занимали там отведённые для них места. Днём солдаты учились штыковому бою.
Опасаясь утечки сведений, Суворов до крайнего срока не делал различия между основными и вспомогательными колоннами, внушал всем мысль, что штурм будет проведён равномерно по всему фронту. В его расчёты даже входило, чтобы такую информацию получили турки.
Штурм крепости начался на рассвете. В 8 часов утра был взят вал, и бои закипели в городе. К 11 часам дня уже определился исход сражения. Вечером Измаил был полностью в руках русских.
«Военные добродетели, – писал Суворов, – суть (есть): отважность для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала». Этим великий полководец подчёркивал, что военачальнику мало быть отважным и храбрым, он должен быть ещё и мужественным – способным на дерзкие решения.
Итак, командир, полководец имеет ещё одно качество – решительность, основанную на смелости и осторожности.
ПОЛКОВОДЕЦ УВАЖАЕТ ПРОТИВНИКА
Можно и нужно ненавидеть противника, при этом совершенно необходимо уважать его.
Целые поколения прусских и немецких военачальников вошли в историю как люди, отличавшиеся высокомерным отношением к неприятелю. Рядом с их именами в истории стоят и названия мест, где они потерпели сокрушительные поражения. К примеру: Фридрих Великий и Кунерсдорф.
Осенью 1806 года наполеоновские войска за три недели захватили всю Пруссию, разгромив при этом 150-тысячную армию.
Одной из причин успеха французов было опять-таки высокомерие прусского командования. Пруссия, объединившись с Россией, Австрией и Швецией против Наполеона, объявила себя ударной и решающей силой коалиции. Она отвергла план, по которому прусской армии следовало отойти с Эльбы на Вислу для соединения с русскими, чтобы затем объединёнными силами начать контрнаступление. Дух пренебрежения к противнику был так велик, что один из составителей прусского плана войны с французами счёл возможным употребить такие слова: «…подобно бурному потоку наша армия низвергает все плотины, противопоставляемые ей с фронта, и как туман рассеются все фланговые движения врагов».
В историю вместе с этим бахвальством вписано имя главнокомандующего герцога Брауншвейгского и два города: Иена и Ауэрштедт – свидетели страшного разгрома пруссаков.
Если нет уважения к противнику, не будет большого желания изучать его, вникать в его планы, разгадывать его намерения и замыслы. А между тем «ничто не делает полководца более великим, как проникновение в замыслы врага» (Макиавелли).
Высокомерные пруссаки считали, что противник должен действовать так, как на его месте действовали бы они сами. Герцог Брауншвейгский перед тем, как погубить свою армию (сам он тоже был убит при Ауэрштедте), почему-то считал, что французы будут ждать в обороне его наступления, и в соответствии с этим строил свои планы. Наполеон поступил иначе – двинул войска в наступление первым.
Впоследствии Наполеон писал с удивлением и даже с обидой: «Это был странный способ суждения обо мне лично, о моей позиции, о моём прошлом. Как можно было, в самом деле, думать, что полководец, устремившийся с быстротой орла на соединённые силы Австрии и России, погрузится в сон за Майном перед изолированными силами второстепенной державы (Пруссии. – А. М.) –в особенности тогда, когда у него были сильные мотивы для решительных действий (против пруссаков. – А. М.) до прибытия русских и до пробуждения австрийцев».
Фридрих Великий, герцог Брауншвейгский были храбрыми, по-своему умными полководцами, они хорошо знали военное дело. Но, может быть, главное их несчастье состояло в том, что они свои победы над слабым противником воспринимали как истинные и великие. Пруссаки часто воевали с австрийцами. О том, какой это был противник, можно судить по тому, что австрийское правительство однажды наградило своего главнокомандующего Дауна медалью с надписью: «Продолжай побеждать медлительностью». Если бы приписать туда «нерешительностью», то характеристика Дауна была бы законченной.
Серебряная георгиевская груба для подачи сигналов. Вручалась отличившимся полкам русской армии.
Привыкнув к медлительному и нерешительному противнику, который избегал сражений, пруссаки наивно полагали, что русские под Кунерсдорфом и французы под Иеной и Ауэрштедтом будут держать себя так же.
Георгиевское знамя. Им в русской армии награждались особо отличившиеся полки.
Поучительна судьба самого Наполеона. Он побеждал, пока считался с противником. В 1807 году, после ряда блестящих побед над союзниками, Наполеон сказал своему брату Люсьену: «Я теперь всё могу…» И очень скоро наступил 1812 год, когда гениальный полководец, растеряв всю армию на Смоленской дороге, с позором был выброшен из России. Позже, находясь в ссылке на острове Святой Елены, он сам причиной катастрофы назвал «несчастную веру в свою звезду и манию постоянно верить в слабость противника».
Поучительна судьба самого Наполеона. Он побеждал, пока считался с противником. В 1807 году, после ряда блестящих побед над союзниками, Наполеон сказал своему брату Люсьену: «Я теперь всё могу…» И очень скоро наступил 1812 год, когда гениальный полководец, растеряв всю армию на Смоленской дороге, с позором был выброшен из России. Позже, находясь в ссылке на острове Святой Елены, он сам причиной катастрофы назвал «несчастную веру в свою звезду и манию постоянно верить в слабость противника».
Сложный, но прямой характер был у Суворова. И заслужить его уважение было непросто. Тут он не считался ни с чинами, ни со званиями. Приглашённый австрийцами в Вену, он ехал по улицам в коляске и на приветствие толпы «Виват Суворов!» отвечал: «Виват Иосиф!», хотя император Иосиф умер и страной правил Франц. Русский посланник пытался поправить его, но фельдмаршал махал рукой и твердил: «Помилуй бог, всех не упомню…»
По дороге в Вену Суворов останавливался в Митаве, где жил бежавший от Наполеона претендент на французский трон, будущий король Людовик XVIII. Прежде чем заехать к нему, полководец отправился в казарму к солдатам и пообедал там из полкового котла.
Не делал Суворов исключения и для собственных монархов. Когда Екатерина после смотра войск в Кременчуге спросила полководца, чем его наградить, тот ответил:
– Давай тем, кто просит, ведь у тебя и таких попрошаек, чай, много… Прикажи, матушка, отдать за квартиру моему хозяину: покою не даёт.
– А разве много? – спросила императрица.
– Много, матушка, – ответил Суворов, – три рубля с полтиной.
Екатерина уплатила деньги, придав ответу Суворова вид шутки. В этот раз Суворову всё сошло; он получил и подарок: табакерку с бриллиантами, хотя твёрдо считал, что награды надо давать не за парады, а за сражения.
Что же касается неприятеля, то Суворов, умея бить его, умел и уважать. Когда Наполеон только начинал победное шествие по Европе, Суворов на вопрос, кого он считает лучшими полководцами, ответил: Цезаря, Ганнибала, Бонапарта (Наполеона). Дав такую оценку, Суворов до конца жизни мечтал сразиться с этим полководцем.
– Я почитаю божеским наказанием, что до сей поры ни разу не встретился с Бонапартом, – говорил он.
Крепостное орудие.
В Северной Италии, при городе Нови Суворову пришлось вести сражение с французским полководцем Моро. Суворов, атакуя левый фланг неприятеля слабыми силами, надеялся, что Моро, легко отбив атаку, прикажет преследовать отходящих и выйдет из гористых оврагов, удобных для обороны, на равнину. Но Моро не сделал этого. «Моро понимает меня, старика, – сказал тогда Суворов, – и я радуюсь, что имею дело с умным военачальником».
Штуцеры – нарезные ружья.
После сражения с турецким десантом у Кинбурна, где чаша весов дважды склонялась в сторону турок, Суворов говорил о неприятеле: «Какие же молодцы, с такими я ещё не дрался…»
Полководец преследовал в Польше отряд Пулавского. Неприятельский командир хитроумным манёвром заставил русских посчитать арьергард за основные силы и тем сохранил своё войско. Суворов восхитился искусством Пулавского и послал ему в подарок свою любимую фарфоровую табакерку.
«Никогда не пренебрегайте вашим противником, но изучайте его войска, его способы действия, изучайте его сильные и слабые стороны» – такой завет оставил Суворов.
Итак, командиру, полководцу необходимо уважение к противнику, как оружие для уничтожения этого противника.
УПОРСТВО ПОЛКОВОДЦА
Полководец придумал план сражения. Отдал приказ войскам. Тысячи и тысячи людей – и тех, кто будет сражаться, и тех, кто обеспечивает сражение из тыла, – всё пришло в движение. Но противник препятствует осуществлению этого плана. У него тоже ведь есть план, который предусматривает совершенно противоположные цели. Значит, чтобы исполнить задуманное, нужно быть упорным и стойким, уметь преодолевать неожиданные и грозные препятствия.
По словам современников, упорством выше человеческого обладал Суворов. Это действительно так. Альпийский поход, где к трудностям военным прибавились трудности природные, великолепное подтверждение тому.
Вот что писал о походе сам полководец в донесении Павлу I:
«Войско… прославившееся храбростью и мужеством на суше и на морях, ознаменовывает теперь беспримерную неутомимость и неустрашимость и на новой войне, на громадах неприступных гор… На каждом шагу в сём царстве ужаса зияющие пропасти представляли (собой) отверстые и поглотить готовые гробы; дремучие, мрачные ночи, непрерывно ударявшие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах с каменьями, с вершин низвергавшихся, увеличивали сей трепет… Все опасности и трудности преодолеваются, и при такой борьбе со всеми стихиями неприятель, гнездившийся в ущелинах и неприступных выгоднейших местоположениях, не может противоустоять храбрости войска, являющегося неожидаемо на сём новом театре. Он всюду прогнан. Войска проходят через тёмную горную пещеру Урзерн-Лох, занимают мост, удивительною игрою природы из двух гор сооружённый и проименованный Тейфельбрике (Чёртов мост). Оный разрушен неприятелем, но сие не остановляет победителей; доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершин в бездны и, достигая врага, поражают его всюду. Напоследок надлежало восходить на снежную гору Винтнер-берг, скалистою крутизною все прочие превышающую; утопая в скользкой грязи, должно было подыматься посреди водопада, низвергавшегося с рёвом и низрывавшего страшные камни и снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми летели в преисподние пучины, где многие убивались, а многие спасались. Всякое изложение недостаточно к изображению картины природы во всём её ужасе».
Урзерн-Лох – Урзернская дыра – представляла собой туннель в скале длиной 50 и шириной около 2 метров. Перед входом французы установили пушку, которая била вдоль тропы. Достаточно вспомнить оборону Фермопильского прохода спартанцами, чтобы представить упорство русских солдат, овладевших такой позицией.
Французы потеряли в этих сражениях в четыре раза больше людей, чем русские. Был убит французский генерал, другой пленён, русские захватили неприятельское знамя. Даже в самые ужасные минуты у Суворова не было мысли об отступлении. А самое главное, такой мысли не было ни у офицеров, ни у солдат. И упорство победило.
Один из лучших наполеоновских маршалов, Массена, с которым Суворов сражался в Альпах, сказал, что он «отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова».
Упорству противника полководец противопоставляет сверхупорство. Такое сражение было у Суворова с турками при Кинбурне. Эта крепость охраняла Черноморское побережье и устье Днепра – выход России к южным морям. Суворов располагал небольшим гарнизоном и 28 пушками, когда семнадцать турецких кораблей начали высаживать десант на оконечности Кинбурнской косы. Полководец не стал мешать высадке и отправился с офицерами в церковь.
– Сегодня день праздничный: покров, – сказал он, – пойдём к обедне. Пускай их вылезают.
Поведение полководца объяснялось просто: десант нужно было уничтожить, а не отбить, иначе турки сделали бы новую попытку. К тому же на оконечности косы русские попали бы под огонь 600 корабельных орудий.
Турки высадились, перекопали занятую часть косы пятнадцатью рядами траншей и после этого пошли на штурм крепости.
Крепость встретила наступавших картечью, из ворот вышла пехота и ударила в середину, казачья конница налетела на фланги. Турки бежали. Сразу было занято десять траншей. Но тут русские попали под обстрел с кораблей. Войско, состоявшее наполовину из новобранцев, покатилось к крепости. Были ранены почти все батальонные командиры. Под Суворовым убило лошадь, и он пешим отходил с арьергардом.
Суворов остановил отступавших. Теперь под натиском русских пятились турки. Но дело приняло прежний оборот, как только бой достиг зоны, поражаемой корабельными орудиями. Потери русских были большие, кончились патроны. Суворова ранило в грудь картечью, и он потерял сознание. Когда Суворов пришёл в себя, его глазам снова открылась картина отступления русских солдат. Турки увозили к себе захваченные пушки.
Собрав войска и приведя их в порядок, полководец приказал контратаковать в третий раз. Тут он ввёл в дело резерв – 400 пехотинцев и 900 кавалеристов, – который берёг весь день. Одновременно на турецкие корабли напал единственный русский корабль и заставил некоторые из них отойти от берега. Обстрел с моря не был уже таким губительным, казаки по отмели зашли в тыл десанту.
Суворов вечером был снова ранен – в руку. Он несколько раз терял сознание, но не бросил руководить сражением.