Этот молодой человек очень заинтересовался моими часами, устройство которых было совершенно ново для него; и он был в восторге, когда я подарил их ему. Через несколько времени он ответил мне более ценным подарком в виде часов своей конструкции, которые одновременно показывали наше время и принятое у Вриль-я. Эти часы до сих пор у меня, и они вызывали удивление между лучшими часовщиками Лондона и Парижа. Они золотые, с алмазными стрелками и цифрами, и по прошествии каждого часа играют мелодию, весьма распространенную между Вриль-я, они заводятся только раз в десять месяцев и отличаются верностью. Так как оба молодых человека были заняты, то обычными спутниками в моих прогулках были мой хозяин или его дочь. Во исполнение раз принятого мною благородного решения, я теперь всячески старался уклониться от приглашений Зи на такие прогулки и, воспользовавшись удобным случаем, когда эта ученая Гай читала лекцию в коллегии ученых, обратился к моему хозяину с просьбою показать мне его ферму. Она находилась в некотором расстоянии от города, и так как Аф-Лин не любил ходить пешком, а я благоразумно отказался от всяких дальнейших попыток летания, то мы отправились к месту нашего назначения в одном из воздушных экипажей, принадлежавших моему хозяину. Он был сделан из какого-то чрезвычайно легкого материала и наружным видом походил на нашу лодку с румпелем и рулем, но снабженную большими крыльями, приводившимися в движение особым механизмом, действовавшим врилем. Восьмилетний мальчик сидел на руле; раскинувшись на мягких подушках внутри нашего воздушного экипажа; я находил этот способ передвижения весьма легким и приятным.
– Аф-Лин, – сказал я, – могу ли я просить твоего разрешения посетить некоторые из других общин вашего знаменитого племени? Мне хотелось бы также познакомиться и с другими народностями, которые не признают ваших учреждений, и которых вы считаете дикими. Для меня представляет особый интерес уяснить себе разницу, существующую между ними и теми племенами на поверхности земли, которые мы признаем цивилизованными.
– Ты не можешь ехать один в эти места, – сказал Аф-Лин. – Даже между Вриль-я ты подвергаешься опасности. Особенности сложения и цвета кожи и щетинистая растительность на твоих щеках и подбородке, резко отличающие тебя от всех известных видов Ана не только между нами, но и среди варваров, сразу привлекут внимание коллегии ученых во всякой из посещенных тобою общин Вриль-я и дальнейшее решение вопроса, т. е. встретишь ли ты радушный прием, как у нас, или тебя подвергнут диссекции, будет уже зависеть от личного взгляда какого-нибудь ученого. Ты должен знать, что когда Тур в первый раз привел тебя в свой дом, он собрал во время твоего сна совет ученых; и они разделились во мнении, принадлежишь ли ты к вредным или безвредным животным. Для разъяснения вопроса, во время твоего сна были исследованы твои зубы, и часть их обличала плотоядное животное. Все подобные животные твоего размера признаются у нас вредными и всегда истребляются. Наши зубы, как ты мог заметить, не плотоядной формы. Зи вместе с другими учеными утверждает, что в отдаленные времена, когда Ан еще питался мясом животных, его зубы были приспособлены для такой пищи. Но и допуская это, несомненно, что они совершенно изменились путем долгой наследственной передачи; даже самые необразованные народы, усвоившие себе дикое учреждение Глек-Наз, и те не питаются мясом, подобно кровожадным животным.
– Во время диспута, возникшего между учеными, было решено подвергнуть тебя анатомическому исследованию; но Таэ вымолил тебе пощаду, и Тур, будучи, уже по своему официальному положению, противником всяких новых опытов, особенно в связи с уничтожением жизни (допускаемым у нас только в крайности), послал за мною. На моей обязанности, как самого богатого человека в общине, лежит прием путешественников из дальних стран; и мне предстояло решить вопрос, можно ли с безопасностью принять в свой дом подобного чужестранца. Если бы я отказался от этого, тебя передали бы в коллегию ученых, и о дальнейшей своей судьбе ты можешь сам догадаться. Кроме всего указанного мною, ты подвергаешься еще другой опасности во время путешествий; ты можешь встретиться с каким-нибудь четырехлетним ребенком, которому только что дали в руки жезл вриля, и который, испугавшись твоего наружного вида, может моментально обратить тебя в пепел. Если бы его не удержал отец, Таэ, при первом свидании, также поступил бы с тобою. Поэтому я и говорю, что для тебя немыслимо путешествовать одному; но вместе с Зи ты будешь в полной безопасности; и я уверен, что она согласится, если я ее попрошу, объехать с тобою некоторые из соседних общин Вриль-я. О поездках к диким народам конечно и думать нечего.
Так как главная моя цель была именно бежать общества Зи, то я воскликнул с поспешностью:
– Нет, не нужно просить ее! Я отказываюсь от своего намерения ввиду предстоящих опасностей. Да я полагаю, кроме того, вряд ли будет удобно, что бы столь привлекательная молодая Гай, как твоя очаровательная дочь, пустилась в такое опасное путешествие под защитою слабого Тиша.
Аф-Лин, прежде чем отвечать мне, издал какой-то слабый звук, отдаленно напоминавший наш смех:
– Я должен просить извинение моего гостя, что его серьезное замечание вызвало мой смех. Но мне показалось донельзя забавною идея, что Зи, вся отдавшаяся покровительству других и которую дети прозвали своею «защитницей», может нуждаться в охране от опасностей, вызванных поклонением мужчин. Ты должен знать, что наши Джай-и до своего замужества совершают постоянные путешествия между разными племенами Вриль-я с целью найти Ана, который бы им понравился больше своих. Зи уже совершила три таких путешествия, но сердце ее до сих пор свободно.
Тут, по-видимому, представился удобный случай, которого я искал, и я сказал прерывающимся голосом:
– Простишь ли ты меня, мой добрый хозяин, если то, что я выскажу, оскорбит тебя?
– Говори только правду; и если она оскорбит меня, то извинения должны быть с моей стороны.
– Пособи мне уйти отсюда; как ни поражают меня все виденные здесь чудеса цивилизации, то блаженное существование, которого вы достигли... отпусти меня к моему народу!
– Вряд ли это будет возможно; и, во всяком случае, необходимо разрешение Тура, который вряд ли даст его. Ты не лишен понятливости; ты, может быть, скрыл от нас (хотя я и сомневаюсь в этом) те силы разрушения, которыми обладает твой народ; одним словом, ты можешь навести на нас опасность. Если Тур придет к такому заключению, его прямая обязанность или покончить с тобой, или запереть тебя на всю жизнь в железную клетку. Но что же заставляет тебя покинуть общество, которое, по твоим же словам, достигло высшего предела счастья?
– О Аф-Лин! Ответ мой будет прост. Я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством; если вследствие случайного каприза, и это зачастую бывает между нашими женщинами, и от него не всегда свободны и Джай-и, если твоя божественная дочь, почтила меня, Тиша, своим благосклонным вниманием ... и ... и ...
– И желает вступить с тобой в брак? – добавил Аф-Лин, совершенно спокойно и без признака удивления.
– Ты сказал это.
– Да, это было бы несчастье, – продолжал мой хозяин, помолчав немного, – и ты поступил разумно, предупредив меня. Случается, как ты говоришь, что незамужняя Гай обнаруживает странные склонности; но не существует силы, которая могла бы заставить ее поступить против ее желания. Мы можем только убеждать ее, и опыт показал, что даже убеждения целой коллегии ученых ни к чему бы не привели, если вопрос касается предмета любви Гай. Мне жаль тебя, потому что брак будет противен А-Глауран, или общественному благу, и дети от такого союза будут способствовать к ухудшению расы; они даже могут появиться на свет с зубами плотоядных животных. Этого нельзя допустить; Зи, как Гай, удержать невозможно; но тебя, как Тиша, можно уничтожить. Я советую тебе всякими способами противостоять ее исканиям и прямо объявить, что ты не можешь отвечать на ее любовь. У нас постоянно бывают такие случаи. Ан часто избавляется от преследований влюбленной Гай тем, что женится на другой. Ты можешь поступить так же.
– Нет; потому что я не могу жениться на другой Гай, без вреда для общества и риска появления на свет плотоядного потомства.
– Это правда. Все, что я могу сказать – и я говорю это откровенно и с полным сочувствием к тебе, как моему гостю – остерегайся, или ты будешь превращен в пепел. Я предоставляю тебе самому выбрать лучший образ действия. Пожалуй, ты можешь сказать Зи, что она безобразна. Такого рода мнение, высказанное любимым существом, обыкновенно охлаждает самую пылкую Гай. Но вот и ферма.
XXII
Я должен сознаться, что мой разговор с Аф-Лином и, особенно, то равнодушие, с которым он относился к грозившей мне опасности быть обращенным в пепел благодаря безумной любви его дочери, отравили все то удовольствие, которое иначе доставил бы мне обзор фермы моего хозяина с ее удивительными земледельческими машинами, заменившими здесь всякий ручной труд.
XXII
Я должен сознаться, что мой разговор с Аф-Лином и, особенно, то равнодушие, с которым он относился к грозившей мне опасности быть обращенным в пепел благодаря безумной любви его дочери, отравили все то удовольствие, которое иначе доставил бы мне обзор фермы моего хозяина с ее удивительными земледельческими машинами, заменившими здесь всякий ручной труд.
Внешний вид дома ничего не имел общего с массивным и несколько мрачным городским жилищем Аф-Лина, частью выдолбленным в скале, как и значительная часть всего города. Стены его состояли из посаженных на известном расстоянии деревьев, в промежутках между которыми были вставлены листы из полупрозрачного металлического вещества, заменяющего у них стекло. Деревья были покрыты цветами, что производило поразительный эффект. У дверей дома нас встретил автомат и проводил в комнату: нечто подобное, как сквозь сон иногда представлялись мне в моих грезах, когда мне случалось лежать летом в саду. Это был какой-то волшебный уголок – не то комната, не то сад; стены ее представляли одну массу вьющихся растений, покрытых цветами. В пустые пространства между ними, заменяющие у них окна, открывались самые разнообразные виды: обширные ландшафты с озерами и скалами; другие вели в особые наружные пристройки, вроде наших оранжерей, утопающие в цветах. По стенам комнаты шли цветочные клумбы с расставленными между ними низкими диванами. Посредине ее бил фонтан той самой светящейся, отливающей розовым цветом, жидкости, о которой я уже упоминал; она наполняла комнату каким-то розовым полусветом. Все пространство вокруг фонтана было покрыто толстым слоем самого мягкого мха нежного коричневого цвета (зеленый цвет не встречался мне среди растительности этой страны), на котором глаз отдыхал с таким же чувством успокоения, как на зелени наших лугов. На цветах, в наружных верандах или оранжереях сидела масса поющих птиц, которые наполняли воздух самыми мелодическими звуками. Потолка в комнате не было. Вся эта сцена была полна разнообразной прелести, услаждавшей каждое чувство... пение птиц, аромат цветов, чудные виды повсюду. Она наводила чувство какого-то сладострастного покоя. Вот где можно, подумал я, провести очаровательный медовый месяц, если б Джай-и не были бы так страшны своими женскими правами и мужскою силою! Но когда я представлял себе такую высокую и такую ученую величественную Гай, превосходившую всякий, доступный нам, идеал женщины – одним словом Зи... даже, если бы не опасность быть превращенным в пепел ... нет ... и тогда в своей мечте я не мог вообразить ее вместе с собою, в этом уголке, созданном для поэзии любви.
В это время в комнате появился автомат и поставил перед нами один из тех чудесных напитков, которые заменяют вино между Вриль-я.
– По истине, – сказал я, – это очаровательное жилище, и меня удивляет, отчего ты не поселишься здесь, вместо мрачного города.
– Я отвечаю перед обществом за непрерывное освещение страны, и потому я должен жить в городе; сюда я могу приезжать только по временам.
– Но я понял из твоих слов, что эта довольно беспокойная должность не соединена ни с какими почестями; зачем же ты принял ее?
– Каждый из нас беспрекословно повинуется Туру. Он сказал: "Просят, чтобы Аф-Лин взял на себя заведывание освещением", – и мне ничего более не оставалось, как исполнить его желание; но, прослужив долгое время в этой должности, я привык к ее обязанностям и они меня не тяготят. Нас создает привычка; даже различие нашей расы от дикарей является как бы долго передаваемой, укоренившейся привычкой, которая, путем такой наследственной передачи, делается частью нашей натуры. Ты видишь, что между нами находятся Аны, готовые примириться даже с обязанностью правителя; но конечно никто не пошел бы на эту должность, если бы беспрекословное повиновение просьбам Тура не облегчало исполнение этих обязанностей.
– Даже в том случае, если его просьбы неразумны или несправедливы?
– Нам никогда не приходит в голову подобная мысль; у нас все идет так, как будто мы управляемся издревле укоренившимся обычаем, и давление власти не чувствуется.
– Когда правитель умирает или отказывается от своей должности, как вы находите ему преемника?
– Ан, исполнявший в течение многих лет обязанности правителя, лучше всего может найти подходящего человека на эту должность, и большею частью он сам указывает своего преемника.
– Может быть своего сына?
– Редко; потому что эта не такая должность, которая привлекала бы много желающих; и, понятно, отец не пожелает насиловать склонности своего сына. Но если Тур отказывается выбрать себе преемника, опасаясь возбудить неудовольствие того человека, на котором бы остановился его выбор, тогда трое из членов коллегии ученых бросают жребий, на кого из них падет обязанность сделать такой выбор. Мы вообще держимся того мнения, что ум одного Ана в таких случаях лучше трех, как бы они ни были мудры в отдельности; потому что между тремя наверное возникнут споры, а раз появился спор, страсти неизбежно отуманивают рассудок.
– Не падай духом, мой дорогой маленький гость; Зи не может заставить тебя жениться на себе. Она может только увлечь тебя. Поэтому будь осторожен. А теперь пойдем смотреть мое хозяйство.
Мы вошли в огороженное навесами пространство; хотя Ана и не употребляют в пищу мяса животных, но держат некоторые виды ради молока и шерсти. Они не имеют ни малейшего сходства с нашими коровами или овцами; и, сколько мне известно, подобных видов никогда не существовало на земле. Вриль-я пользуются молоком трех родов животных: первое похоже на антилопу, но значительно больше ее – почти с верблюда ростом; другие два меньше, и хотя разнятся между собою, но не имеют ничего общего, ни с одним из виденных мною на земле животных. У них округленные формы и крайне нежная шерсть, цветом напоминающая пятнистого оленя; при этом большие, черные, кроткие глаза. Молоко этих трех пород животных различается по вкусу и густоте; его обыкновенно разбавляют водою и прибавляют к нему ароматический сок плодов какого-то растения; само по себе, оно весьма питательно и вкусно. Животное, шерсть которого идет на одежду и имеет множество других применений, более всего походит на итальянскую козу, но свободно от того тяжелого запаха, который отличает последнюю. Шерсть его тонкая и длинная; цвет ее бывает разный, за исключением белого, но преобладает серый, с металлическим отливом и сиреневый. Для платья ее обыкновенно окрашивают по вкусу каждого. Эти животные были замечательно ручные и кроткие; за ними с удивительною нежностью и заботливостью ухаживали маленькие девочки.
Потом мы прошли по громадным амбарам, наполненным зерном и фруктами. Следует тут заметить, что главная пища этого народа заключается в зерне хлебного растения, колос которого походит на нашу пшеницу, но значительно больше и постоянно улучшается во вкусе благодаря непрерывной культуре; и в особом виде плода, величиною с небольшой апельсин, первоначально после сбора весьма твердого и отличающегося горьким вкусом. Его выдерживают в течение многих месяцев в кладовых; после чего он делается сочным и нежным; сок его, темно-красного цвета, составляет основание всех их приправ. У них много сортов плодов, похожих на наши оливки, из которых получаются удивительные масла; здесь также встречается растение вроде сахарного тростника, но сок его менее сладок, хотя отличается чудным ароматом. У них нет пчел и других производящих мед насекомых; но они пользуются сладким соком, вытекающим из ствола хвойного растения, похожего на араукарию. Огороды их изобилуют множеством сочных, вкусных овощей и корнеплодов, которые они доводят до высокой степени разнообразия и совершенства благодаря постоянной культуре. Я не помню ни одного раза, когда мне случалось участвовать в их еде, чтобы за столом не появлялось какой-нибудь новости из огородных овощей. Вообще, как уже было сказано, их кухня отличается такою изысканностью, разнообразием и питательностью, что при этом вовсе не ощущается недостатка мясной пищи; и их могучее телосложение достаточно показывает (по крайней мере, при их жизненной обстановке), что развитие мускульных фибр зависит не от одного питания мясом. У них нет винограда: освежительные напитки, приготовляемые ими из разных фруктов, не производят опьяняющего действия. Но их главный напиток все-таки вода, в выборе которой они чрезвычайно прихотливы, замечая малейший признак посторонней примеси.
– Мой младший сын очень интересуется вопросом об увеличении продуктивности наших полей, – сказал Аф-Лин в то время как мы проходили по разным амбарам и кладовым, – и потому он наследует все эти земли, которые составляют главную часть моего богатства. Моему старшему сыну такое наследие причинило бы только горе и беспокойство.
– Разве у вас много таких детей, для которых богатое наследство представляет одно огорчение?