– – А нахрен они тебе нужны, ты что, воевать собрался? – хмуро ответил тот, – ладно, идем. Возьми сумку. И не трепись.
И он меня завел в соседнюю комнату, где у него в нише стояло три небольших ящика, такие же я видел в Десне, когда мы бросали боевую гранату. И Георгич отсчитал мне десяток гранат, а из другого ящика, десять запалов к ним. Маслюкова отправил за сумкой к водиле. А сам, тем временем расписывался в ведомости. Через минуту прибежал боец с сумкой. Я попрощался с Зиборовым и, через минуту, мы уже ехали в машине.
Добрались мы без приключений. И втроем начали выгружать ящики и шмотки. Чуть позже к нам присоединились какие-то два мужика из аппарата усиления. Все мы занесли в комнату хранения оружия. И Канарейчук начал распределять оружие согласно штатного расписания. С Кенаром я был в хороших отношениях и поэтому мне попался новенький, еще в масле, ПМ с кобурой и шестнадцатью патронами к нему. Сразу побежал в машину и взял сумку с гранатами. Тихонько прошел в кабинет военкома и доложил ему насчет того, что раздобыл гранаты. За что получил нагоняй от шефа, дескать, они нам по штату не положены. Что самое интересное – он меня заставил их привести в боевую готовность и положить к нему в сейф. Но после, сам шеф признал мою предусмотрительность.
Я забежал в свой кабинет и захватил из под стола тряпочку, которая всегда у меня там лежала. Надо же было удалить смазку с поверхности пистолета. Да и положено при получении оружия произвести полную разборку. На кобуре у меня была протирка – это стальная спица с кольцом на конце и небольшой петелькой на другом. Ее используют как шопол для пистолета, там же есть и отвертка. Но работа ГУ не должна из-за этого страдать. И сидя у шефа в кабинете, занимался приведением оружия в нормальное состояния, кроме, конечно проверки и доводки боя. А что? ГУ к работе готова, ГК горвоенкомата еще не развернулась, до начала работы участков оповещения еще часа три. Шеф с Петровым пошли вниз получать оружие. Перед этим, дав мне команду поставить его буржуйский электрочайник. Военком у нас молодец, как отец родной. К нему с любым вопросом можно подойти. Я, конечно, всего пока сменил три места службы, но ни в одном у меня не было такого начальника. Представьте себе, вас отправляют с каким-нибудь поручением и дают еще деньги на проезд, либо отвозят на машине. Частенько бывало, что работал у него в кабинете за компьютером, и он угощал меня кофе. Так и в этот раз.
Повесив кобуру с пистолетом на ремень камуфляжа, сделал кофе на четырех персон.
Наконец зашел Петров и дал мне контрольную цифру нагрузки по оповещению и поставке ресурсов, которую я сразу провел по ведомостям. И тут началась веселуха: позвонили из 3-й горбольницы и сказали, что не могут прислать все машины, так как некоторые на вызовах или поломаны. Не знаю, как им удалось дозвониться в этой суматохе. Наши вызовы частенько снимали из-за того, что не было свободных каналов. Хорошо еще, что из троллейбусного депо прислали два троллейбуса и автобус-пазик. Шеф вызвал всех военных, и тех, кто ими только что стал, в мобкласс:
– – Значит так, товарищи офицеры и прапорщики, – сказал военком, а нас стало уже вместо шести военных – уже человек десять, – с транспортом у нас проблемы, топлива нет для обеспечения мобилизации, и еще не весь личный состав собрался. Связи с мобобъектами пока нет. Через два часа мы должны уже как-то наладить связь, поэтому экипаж радиостанции должен через час мне доложить о готовности к работе. Вы, Владимир Анатольевич, сейчас езжайте с нашим водителем по сельсоветам и постарайтесь наладить там работу, то есть соберите личный состав участка, делайте это, как хотите. Александр Алексеич, езжайте на пазике на ППСВ и проследите, чтобы там было все в порядке, когда наладите – возвращайтесь. Вы, Владимир Анатольевич, тоже.
– – Товарищ полковник, разрешите вопрос? – сказал я, – разрешите мне бойца с автоматом взять на всякий случай.
И, получив добро, спустился вниз, подошел к водиле, который о чем-то разговаривал с Маслюковым. Дав команду Сане залезать в машину, подошел к водителю и передал ему содержание той части совещания, на которой присутствовал. Он без лишних разговоров сел в свою газель. И тут у меня мелькнула мысль – его рация в машине (он ведь таксист) должна работать в одном диапазоне с нашим «Корсом». Сказал об этом дяде Толе (водителю). Тот тоже смекнул, к чему я клоню. Маслюкова послал найти Барановского, который помогал разворачивать радиостанцию. Мы быстро настроились на одну частоту, и оказалась моя мысль хорошим подспорьем.
Наконец мы выехали из военкомата, возле арки, что на Генерала Мельника нас остановили гаишники и начали проверять документы. Начал им было объяснять, в чем дело, пришлось показать удостоверение, что я военнослужащий военкомата. Наконец отпустили. И мы быстро, через Сапуны поехали в Качу. На повороте на Фруктовое нас остановили опять, но только ВБР. Получилось тоже самое. Попробовал связаться с военкоматом, но никто меня не слышал. А уж когда мы прибыли на место, то есть в Качинский поселковый совет, рация заработала. Уже было около пяти утра, то есть в совете еще никого не было.
– – Пятьсот одиннадцатый ответьте пятьсот четвертому, – сказал я в рацию.
– – Здесь пятьсот одиннадцатый – на приеме, – ответил мне голос Барановского, – как обстановка, сообщите, где находитесь.
– – Нахожусь на месте, нужны домашние адреса шишек, так как никого еще нет. Здесь пока все спокойно. Доложите ноль пятому.
Он мне продиктовал адреса, хоть это и небольшое нарушение, но другого выхода не было. Мы поехали по указанным адресам за председателем поселкового совета Онищуком и его замом Вакаровым. Уже светало, и на улице еще никого не было, даже отдыхающих, которые обычно могут возвращаться в это время из баров и дискотек. Дискотеки, которые расположены возле пляжа уже были закрыты, и спросить было не у кого. Наконец нашли мы дом председателя. Вместе с Маслюковым выскочил из машины, поправил кобуру на ремне. И нажал на звонок возле калитки. Домина, конечно, огромная, да и, судя по лаю, собака там тоже была не маленькая. В доме было темно, я начал звонить настойчивее, и приказал Сане прикладом автомата стучать в калитку. На веранде загорелся свет и из дома вышел мужчина лет под пятьдесят, среднего роста с залысинами, на уже седеющей голове. Представился и доложил обстановку. Валерий Иванович сначала было, не поверил, но вид Маслюкова в бронежилете, в каске и с автоматом на груди, окончательно его и убедил, и разбудил. Цыкнув на лающую собаку, после чего она, обиженно поджав хвост, залезла в будку, он провел нас в дом. Из спальни видимо, вышла женщина таких же лет, – его жена.
– – Тамара, сообрази чего-нибудь покушать ребятам, – сказал Онищук жене, – с двенадцати уже на ногах. И, наверное, ни фига не жрамши. И кофе поставь. Сейчас, ребятки, я оденусь. Света, иди сюда, – крикнул он на второй этаж.
– – А что случилось? – спросила жена председателя
– – Что-что, мобилизация началась! Нужно собираться.
Мы начали отнекиваться от предложенного нам ужина или, точнее, завтрака. Но Тамара Васильевна – жена председателя, и слышать не хотела. Импортная микроволновка за две минуты вскипятила воду. На столе появилось кофе, бутерброды с колбасой и сыром. И мы с видимым смущением начали их поглощать. Саня налегал в основном на бутерброды с колбасой. Я, хоть и не страдал «нехваткой», но тоже с удовольствием ел. Так как с вечера, как у нас говорят: «маковой коноплинки во рту не было».
Через несколько минут со второго этажа спустилась Света – младшая дочка, довольно таки симпатичная девчонка лет девятнадцати. Старшая вышла замуж и жила в Севастополе. Маслюков даже жевать прекратил, глядя на нее – оно понятно-то – срочка есть срочка. Сам таким был.
Наконец спустился Валерий Иванович:
– – Света соберешь мне две смены чистого белья и харчей на два дня, принесешь в совет – я буду там. Тамара, ребятам с собой пару бутербродов заверни.
– – Володя, Вакарову я уже позвонил, он сейчас уже придет в совет, – сказал он мне. – поехали! Дожуй сначала.
Маслюков взял пакет с бутербродами и автомат. Вместе с председателем мы вышли во двор. Сразу поехали в совет. Там уже горел свет. Зашли в кабинет председателя, который находился на втором этаже. Он знаком показал на кресла, и мы сели. Валерий Иванович сел в свое кресло и, взяв трубку телефонного аппарата, начал набирать номер – срывалось. Наконец получилось и попросил военкома, когда военком ответил, я передал микрофон председателю.
– – Николай Иванович? Онищук беспокоит… да у меня… в общем, сейчас уже люди оповещены и прибудут. Где-то к 06.00 начнем оповещение… постараюсь, как можно раньше… даю…, – и он протянул мне телефонную трубку.
– – Слушаю, прапорщик Свешников, – привычно сказал я.
– – Ну, как у вас там обстановка? – спросил военком у меня, голос его был уставшим.
– – Слушаю, прапорщик Свешников, – привычно сказал я.
– – Ну, как у вас там обстановка? – спросил военком у меня, голос его был уставшим.
– – Пока в норме, товарищ полковник, люди потихоньку приходят, но не все знают, что нужно делать.
– – Вы им постарайтесь объяснить, высылайте человека за повестками. Езжайте вместе с ним. Потому что на дорогах творится черт-те что. Солдат парень надежный? Оставьте для охраны и поддержания порядка. Ну, все я жду вас.
– – Есть, товарищ полковник, но я не вижу смысла оставлять бойца, – у них есть целый участковый, который уже на месте, – ответил я и положил трубку. – Валерий Иванович, я поехал в военкомат за повестками.
Через минуту мы ехали с дядей Толей, а сзади, за нами, ехал пятьдесят третий газон в военкомат.
На дороге нас несколько раз останавливали и проверяли документы. Но все обходилось без эксцессов. Наконец мы добрались на место. Уже было около 07.00 утра. У шефа в кабинете сидело уже человек пять офицеров – представители комплектуемых воинских частей. У каждого была радиостанция для связи со своей частью. Тут из группы контроля городского военкомата передали такую информацию, что в Симферополе начались уличные бои с татарами. Из Бахчисарая в сторону Севастополя двинулась колонна машин с вооруженными людьми татарской внешности. Нам рекомендовалось усилить охрану военкомата и мобобъектов. Мы даже еще не успели развесить афиши об объявлении мобилизации, но уже ближе к полудню первых суток уже начали приходить люди непосредственно в военкомат. Народ приходил самый разнообразный: были и почти пацаны, которые этой весной дембельнулись, были и уже сорокалетние мужики, были и совсем молодые девчонки – романтики захотевшие. Они все рассаживались по лавочкам во дворе военкомата или толпились в середине двора или за воротами.
Я же бегал по группам контроля собирал данные о ходе оповещения или вызывал их начальников в кабинет военкома. Наконец – то появилась минута и я выскочил на крыльцо покурить. Спустился по лестнице к урне, достал из нагрудного кармана камуфляжа, не вынимая из кармана пачки (солдатская привычка – не показывать, сколько у тебя есть сигарет), сигарету и подкурил ее. И только тут почувствовал, что уже почти сутки на ногах. Тут ко мне подошли три каких – то мужика лет под пятьдесят.
– – Слышь, прапорщик, вот ты мне скажи, что случилось? Говорят, войну объявили?- спросил один из них, и к нам начал подтягиваться народ.
– – А вы что телек не смотрите? Мобилизацию объявили, а не войну. Татарва голову подняла. В Симферополе уличные бои идут. Подо Львовом оранжевые толпу собирают. Так что никуда не уходите, всем дела хватит, – закончил я передачу новостей.
– – Объявили! А почему нас не хотят брать в армию? Я слышал, что по хохлятскому закону солдат берут до 40 лет, – сказал другой, – а мне уже сорок семь. Так что теперь я не нужен? Какие – то писюны газированные будут с татарами и оранжевыми воевать, а я буду дома отсиживаться? Да я еще любого двадцатилетнего в бараний рог сверну.
– – Вы не волнуйтесь, я поговорю с военкомом, чтобы вас приобщить к делу. – успокаивающе сказал я.
Тут ко мне подошли три девчонки – добровольцыцы. Одна была симпатичной крашеной брюнеткой среднего роста с карими глазами, на вид ей было не больше шестнадцати. Вторая была прыщавая девчонка с непонятного цвета с баклажанным отливом волосом лет шестнадцати. Ну, а третья была симпатичная девушка с натуральными русыми волосами и стального цвета глазами. Первую я знал, она ко мне приходила как-то около года назад на прием – хотела попасть на контрактную службу. Но ей тогда было то ли 17, то ли 16 лет. А по закону, девушек берут на службу с 19 лет. Я ее отправил тогда, с умным видом процитировав закон. Посоветовал не забивать себе дурным голову и не брать тяжелого в руки. А где-то через месяц, когда искал себе квартиру в частном секторе, я с ней еще раз столкнулся – она мне помогала в поисках. Но тогда с квартирой пролетел, как фанера над Москвой.
– – Молодой человек, а вы не подскажете, к кому мы можем обратиться, чтобы попасть в армию? – спросила та, которую уже знал, видать, она в этой тройке верховодила.
– – А сколько вам лет? – они ответили, что им по восемнадцать, – Так, девочки, ваши родители знают, что вы здесь? – спросил им, зная о том, что они врут, и, показывая на ту, которую знал, – а вас девушка я помню, вы ко мне приходили на прием и вам явно не девятнадцать лет. Что романтики захотелось?! А ну, быстро домой и не высовывайтесь. И без вас разберемся.
Я увидел, как у них на глазах навернулись слезы, и тут мне стало немного их жалко. Да и не совсем прав – они хоть и малолетки, но все-таки женщины. И чуть помягче добавил, чтобы они приходили через неделю. Они явно повеселели и обещали точно прийти. Тем временем затушил сигарету и побежал на свой пост. И опять завертелись цифры, доклады, вводные… А вводных хватало: особенно с техникой, что поставлялась для обеспечения проведения мобилизации. У нас была расхожа пословица: «Автомобиль – это не роскошь, а единица учета». На бумаге выглядело все вроде бы нормально. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Да еще с Дергачей не прибыл представитель воинской части, который убыл уже с одной командой людей в пешем порядке. А время уже подходило для отправки еще одной команды, но уже на машинах. Я зашел в кабинет к военкому. Он сидел и пил очередную чашку кофе.
– – Владимир Анатольевич, вы сейчас берите Курдогло (наш водитель-прим.) с его машиной и езжайте на ППСТ берите там партию грузовиков и потом на ППСВ за людьми. После этого езжайте на ПВП Дергачей. А потом назад.
– – Товарищ полковник, тут пришел народ, которому уже больше сорока лет. И волнуются, что их не хотят брать в армию. Я им пообещал поговорить с вами, насчет того, чтобы их приобщить к делу. Что с ними делать. Я предлагаю их приобщить к тому, чтобы они насыпали в мешки песок и землю чтобы обложить им окна военкомата. Потому что пришла информация из городского военкомата о том, что возможны нападения со стороны татар. А также оборудовать окопы возле военкомата.
– – А оплачивать им все это кто будет? И где вы найдете мешки? Задумка хорошая, конечно. Но…
– – Я сам разберусь.
– – Я не против.
Вышел потом на крыльцо военкомата. Люди повставали со своих мест.
– – Так! Все, кому уже за сорок лет и он имеет воинское звание от самого главного, то бишь «рядовой» до старшины включительно собраться на спортгородке. – громко сказал я всем. И показал на правый угол двора, где у нас был спортгородок. Хотя это было громкое название: там был всего лишь турник и брусья. Но народ начал собираться. Минут через пять их набралось человек десять.
– – Мужики, нужна помощь непосредственно военкомату. Нужно оборудовать блиндаж или щель на случай бомбежки. Набрать мешков, а в мешки песок, землю, щебень ну, в общем, для защиты окон. Единственная проблема: эта работа не будет оплачена государством. Но если мы управимся за день, то с меня магарыч и поляна. И каждому из своего кармана заплачу по двадцатнику. – обратился я к ним. – Деньги у меня были – позавчера зарплату получили, а спиртное у меня всегда в загашнике имеется. – Идет?
– – Ты это, парень, не мельтеши. – сказал тот, что обещал свернуть в бараний рог любого двадцатилетнего. – Та сами понимаем, что важно. Ты мне лучше скажи, откуда ты двести гривнов возьмешь? Из своего кармана? Да что мы не знаем, сколько вы там получаете? Я лично с тебя ничего не возьму. А вы мужики как? Запомни, сынок, ни копейки на оборону! – обратился он к остальным. Те ответили одобрительным гулом.
– – Ну, раз такое дело, идемте получать инструменты, – сказал я и направился в военкомат.
К концу следующего дня у нас уже были готовы и щели, и огневые позиции. А вечером сидели и обмывали наши фортификационные сооружения. Было весело. И песни, и политические споры, и маты. С разрешения шефа, даже костер во дворе разожгли в старой ненужной урне. В общем, все тридцать три удовольствия.
В городе началась неразбериха. Никто не мог понять, что случилось и куда бежать. В городе начались массовые грабежи магазинов, повысилось число изнасилований. Под шумок народ решил обогатиться.
3.
Я сидел в кабинете военкома и читал газеты – был как раз период затишья. Писали примерно такое: «По состоянию на 00.00 24 июля 2004 года, Число сторонников оппозиции в Скныливском лагере уже достигло двадцати тысяч. Появились вооруженные люди. Львовская милиция и «Беркут» оцепила окрестности Скныливского поля, но активные действия по разгону собравшихся сторонников Ющенко не предпринимались. Внутри лагеря с прибывшими активистами «оранжевого Движения» и новыми членами УНА – УНСО иностранные инструкторы проводили занятия по способам активного противодействия силам правопорядка.