Полковник отправился бродить по квартире, изучая её содержимое. Вернулся в кабинет, походил вдоль книжных полок, почти машинально скользя по ним глазами. Среди множества золочёных корешков старых книг и переплетённых литературных журналов начала ХХ века вдруг обнаружил трёхтомник «История военного искусства» профессора Строкова, изданный в СССР в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. Как книга здесь оказалась, гадать было бессмысленно, по рассказам Воронцова и Шульгина Михаил знал, что Замок с самого начала мог подсунуть гостю любой предмет, исходя из собственных соображений или руководствуясь его тайными или явными желаниями. Но Басманов сейчас о военной истории точно не задумывался, так что книга, скорее всего, осталась здесь от кого-то из предыдущих посетителей.
Однако ему стало интересно, он пролистал оглавление третьего тома и раскрыл страницы с описанием Восточно-Прусской операции девятьсот четырнадцатого года. Захотелось вспомнить, а заодно и посмотреть, как знакомые события описал большевистский историк.
Тихо прошёл на кухню, сел за стол с недопитой бутылкой и пепельницей, закурил — и зачитался. Этот самый профессор, доктор военных наук и полковник А. А. Строков оказался вполне приличным человеком, демонстрировавшим знание предмета и полное сочувствие к старой российской армии.
Он оторвался от книги, только когда Сильвия его окликнула.
— Чем это ты так увлёкся? — Михаил поднял глаза. Пояс на халате она не завязала, скорее всего — без всякого умысла. Леди Спенсер, как древнеримская матрона, не считала нужным, за исключением общественных мест, скрывать свою наготу.
Басманов показал ей обложку книги:
— Молодость вспоминаю. И грустно, и светло…
— А я оказалась даже способнее, чем сама предполагала. — Она присела по другую сторону стола. — Мой успех стоит отметить. Займись…
Заниматься было особенно нечем, разве что сходить на кухню, заварить по чашке «Кофе молотого с цикорием» из круглой коричневой банки с обозначенной ценой — «87 коп.» и местом производства: «Чаеразвесочная фабрика, г. Рязань». Просто, без всяких буржуазных изысков.
Сильвия рассказала, как сумела разыскать около десятка незаконченных, но достаточно полных блоков информации, в которых Скуратов с нескольких направлений подходил к проблеме функционирования подобных Арчибальду псевдомыслящих структур. Кое в чём эта проблема соприкасалась с давними разработками Виктора о возможности и необходимости внедрения элементов «свободы воли» в суперкомпьютеры, управляющие земными звездолётами. За что, в конце концов, тридцатилетний академик и получил свою Нобелевскую премию. Когда появились хроноквантовые двигатели, способные переносить корабли через сотни парсеков пространства, преобразуя его во время и наоборот, быстро выяснилось, что возможности человеческого мозга упёрлись в очередной «непреодолимый» барьер. Массив подлежащей переработке и осмыслению оперативной информации, необходимой для прокладки курсов и соотнесения пространственных и временны́х координат звездолётов, заведомо превосходил быстродействие даже крюгеритовых вычислительных машин. Оставалась обычная для человечества альтернатива — отказаться от космических полётов неограниченного радиуса или придумать что-нибудь ранее небывалое!
В своё время с похожей проблемой столкнулись первые межконтинентальные мореплаватели. И даже на интеллектуальном уровне XVI века довольно быстро её решили, сообразив, что совместное использование точного (по тем временам) хронометра и секстана позволяет определять своё место с погрешностью до нескольких миль. Почти одновременно подоспел Меркатор с его картографической проекцией, и дело пошло.
Почти то же самое, но с поправкой на пять веков придумал Скуратов. Электронный мозг с разработанными Виктором программами и алгоритмами научился так же легко (можно сказать — подсознательно) ориентироваться в межзвёздном и даже межгалактическом пространстве, как обычный штурманский лейтенант в открытом море.
Сильвии помог блок-универсал, настроенный по совету Левашова на не совсем обычные для него режимы, и она привела к законченному виду несколько формул, получив нечто вроде тех кодов, которыми пользуются ленивые любители компьютерных «бегалок и стрелялок»: приходишь к финальной точке маршрута, не затрудняясь преодолением промежуточных этапов.
— Так почему же сам Скуратов с Антоном этим не воспользовались? Ведь еле-еле выбрались отсюда, самым рискованным и грубым образом? — удивился Михаил, для которого почти все «научные» слова леди Си оставались чем-то вроде нудной церковной службы, которую приходилось выстаивать в кадетские и юнкерские годы. Что-то батюшка бубнит, помахивая кадилом, вроде как правильное и полезное, но в итоге — отстоял, выскочил на свежий воздух и забыл.
— Так именно потому, что не успели, — терпеливо пояснила Сильвия. — К идее Скуратов подошёл, а сформулировать работающую формулу, может, часа не хватило… Бывает?
С этим полковник не мог не согласиться. Случалось, пяти минут недоставало, чтобы превратить поражение в победу.
— Зато мы с тобой сейчас можем этого монстра больше не опасаться. Мне бы до Шара добраться, тогда он у меня на задних лапах плясать будет, как медведь в цирке. А блоком я его только припугну как следует. И то дело…
До Шара, целых пяти шаров, принадлежавших девушкам, оставленных в сейфе их комнат на острове, в ближайшее время добраться было столь же проблематично, как до Луны пешком. Зато Сильвия могла ввести в действие шесть блок-универсалов, отсечь все связи Арчибальда с основной, «формообразующей» сутью Замка и, скорее всего, заставить выполнять прямые команды, как и любого робота низшего уровня. Это, конечно, пока только «эскизный проект» доступной им тактики, так ничего лучшего всё равно нет.
— Рад за тебя. За всех нас, — облегчённо выдохнув, сказал Басманов. Если леди ручается — в любом случае это вернее, чем полагаться на верный «ноль-восьмой Борхарт-Люгер». С ним тоже сколько-то поживёшь, но очень недолго.
— Теперь что — к себе возвращаемся?
— А до утра ты со мной задержаться не хочешь? — насмешливо спросила Сильвия, выпрямив спину, отчего груди вызывающе приподнялись.
— Если тебе хочется — пожалуйста. Я ведь в целях уяснения диспозиции спросил. Что там сейчас без нас происходит? Замок ведь ещё не знает о твоём открытии. Мы с тобой, как-никак, командиры. А это, знаешь ли, кое-какую ответственность налагает…
— Приятно сознавать, что ещё остались люди, для которых чувство долга выше собственных страстей. — Она произнесла это вроде бы искренне, но Басманов почувствовал, что Сильвия всё же сочла себя задетой. Женщины вообще непонятные существа, Михаил временами удивлялся — неужели они вправду принадлежат к одному биологическому виду? Взять хотя бы данный случай. Если бы он вдруг начал намекать замужней даме, что не прочь увлечь её в постель, а она тактично отказала — где тут повод для обиды? В противоположной ситуации вполне можно нажить себе в лице нарвавшейся на отказ особы смертельного врага.
— Тогда я сейчас оденусь, и пойдём…
«Нет, кажется, сильно она не расстроилась», — с облегчением подумал полковник.
Удолин, уединившись в своих комнатах, попытался через мало кому известные уровни астрала связаться со своими коллегами-магами. Он представлял, как они сейчас обеспокоены его внезапным исчезновением и наверняка тоже стараются уловить его ментальные следы.
Увы, поставленный Замком или кем-то более могущественным блок оказался непреодолим. Как научная проблема это было даже интересно, стоило бы сосредоточиться и поискать обходные пути, но профессор здраво оценил положение. Не стоит раньше времени раскрывать карты, возможно, у противника против твоего каре чистый флеш-рояль. И вместо астрала со всеми его производными залетишь в такую задницу, что до исхода века не выберешься.
Ему пришла в голову другая мысль. Очень возможно, что Арчибальд сегодня ночью предпримет некие действия. Зачем ему тянуть? Всё, что он хотел сказать — сказано, его «друзья и партнёры» сейчас находятся в самом подходящем психологическом состоянии. Одновременно и деморализованы, и несколько успокоены, примерно как человек, уставший ждать ареста и наконец арестованный. Завтра они опять соберутся с силами и будут готовы противостоять новым обстоятельствам, и любой опытный инквизитор это великолепно понимает. Константин Васильевич имел в этих делах обширный опыт и с той, и с другой стороны.
Второй вопрос — кого Замок считает в их команде «слабым звеном» или, иначе, кто ему представляется самым перспективным объектом воздействия?
За себя Удолин не опасался, если Арчибальд и решит заняться им, то в самую последнюю очередь. То же относится и к Сильвии. Офицеров и девушек вообще можно вынести за скобки, они для Замка — почти что роботы, обслуживающий персонал. Значит — Катранджи! Насколько маг чувствовал расклад, Замок именно его воспринял как ключевую фигуру новой партии. Так оно, в общем, и есть. Военный, политический и финансовый лидер большей части «третьего мира»[22] второй реальности. Вождь «Чёрного интернационала», способного сыграть решающую роль в затеянной Арчибальдом игре, в зависимости от того, на чью сторону он встанет. Вокруг турка закручивается нешуточная интрига, его зачем-то доставили из двадцать первого века одной реальности в самое начало двадцатого другой. Под мощной охраной. Шутка ли — команда магов-некромантов, сильнейшая на Земле аггрианка и пятеро её помощниц.
За себя Удолин не опасался, если Арчибальд и решит заняться им, то в самую последнюю очередь. То же относится и к Сильвии. Офицеров и девушек вообще можно вынести за скобки, они для Замка — почти что роботы, обслуживающий персонал. Значит — Катранджи! Насколько маг чувствовал расклад, Замок именно его воспринял как ключевую фигуру новой партии. Так оно, в общем, и есть. Военный, политический и финансовый лидер большей части «третьего мира»[22] второй реальности. Вождь «Чёрного интернационала», способного сыграть решающую роль в затеянной Арчибальдом игре, в зависимости от того, на чью сторону он встанет. Вокруг турка закручивается нешуточная интрига, его зачем-то доставили из двадцать первого века одной реальности в самое начало двадцатого другой. Под мощной охраной. Шутка ли — команда магов-некромантов, сильнейшая на Земле аггрианка и пятеро её помощниц.
При этом Арчибальд не может не воспринимать аггрианок как «исторических врагов», весь смысл деятельности Антона (так или иначе, но хозяина, бывшего или по-прежнему настоящего) заключался именно в противостоянии этой расе.
Следовательно, предположил Удолин, в ближайшие часы, если не минуты, должна начаться психическая (пока — только психическая) атака именно против Ибрагима. Для того чтобы начать с ним деловой, «человеческий» разговор, Арчибальд обязательно постарается его предварительно деморализовать. Ну так и мы не лыком шиты, ядовито усмехнулся профессор.
Без «стратегических резервов» он своего существования не мыслил, поэтому сунул в боковой карман пиджака одну из прихваченных в любимом баре бутылок и решительным шагом пересёк коридор.
Катранджи отозвался на стук в дверь не сразу. Душ он, видите ли, принимал. Отпер, в банном халате, с мокрыми волосами, держа в руках полотенце. Хорошо хоть без пистолета. Поверил, значит, в свою относительную, как всё в этом мире, безопасность.
— Что-то случилось, Константин? — спросил с лёгким удивлением. Всё ведь, кажется, было уже обговорено. По крайней мере то, что не терпело отлагательств. А об остальном можно и утром.
— Да не спится мне, Ваня. — Удолин особым образом подмигнул и похлопал по карману. — Может, пустишь?
— Заходи, — сделал широкий жест Ибрагим, он же Иван Романович. Сколько подобных внезапных посещений желающих «продолжения банкета» друзей он помнил с петроградских студенческих дней. И в полночь, и далеко за полночь. Но здесь ведь не Петроград двадцатилетней давности, здесь совсем другое!
Кофеварка в апартаментах Катранджи имелась, и они усидели больше половины бутылки коньяка, неистово куря сигары и горячо споря на совершенно бессмысленные, с точки зрения Арчибальда (наверняка их сейчас слушающего и наблюдающего), темы. При чём здесь, к примеру, Кючук-Кайнарджийский, Ункиар-Искелессийский и другие дипломатические договоры никчёмного, а иногда и нездешнего прошлого? И совершенно незамеченной, на фоне рассуждений о Наваринском, Чесменском, Синопском сражениях и бое у мыса Сарыч, вдруг проскочила фраза Удолина о том, близко ли знаком Иван Романович с тантрическими[23] практиками.
Купец Катранов со своим философским образованием кое-что об этом слышал, но абсолютно мельком, его куда больше интересовала теория «прибавочной стоимости» и кое-какие идеи из «исторического материализма», благодаря которым он и процвёл.
Удолин, зондируя и сканируя окружающее ментальное пространство, уловил, что их перестали слушать. Бог знает почему. Вдруг супермозг отвлёкся на прозрачные мысли девчонок, его тоже весьма интересовавшие. Или на брутальные настроения семи лётчиков, принявших на грудь положенную дозу и сейчас яростно спорящих, как жить дальше.
Одним словом, момент сказать то, что нужно, появился.
— Ничего не бойся. Они там хитрые, а мы хитрее, — демонстративно дрожащей рукой профессор расплескал по рюмкам никому уже не нужный коньяк. Требуемое состояние было достигнуто. — Сейчас я наложу на тебя охранное заклятие…
— Какое? — слегка испугался Ибрагим.
«Они, эти мусульмане, на десять веков опоздавшие со своим Магометом, — слегка пренебрежительно подумал Удолин, — до сих пор опасаются ифритов, джиннов и прочей нечистой силы домусульманских времён».
— Хорошее, — улыбнулся некромант. — Никакая сволочь его не пробьёт. Заклинание именно что чисто тантрическое. Любая, направленная против тебя и близких к тебе людей чёрная сила автоматически превратится в светлую. Шакти[24], если тебе это слово что-то говорит.
— Что-то помню, — небрежно ответил Катранджи. На самом деле он знал этот термин очень хорошо. Да что далеко ходить? В некотором смысле его «валькирии»-телохранительницы тоже воплощение шакти, дважды спасшие его от агрессии «тёмных» (по отношению к нему) сил, да вдобавок одним своим обликом способные пробуждать лучшие свойства его натуры. Он был склонен к самоанализу и понимал, что прежний вождь «Чёрного интернационала» и нынешний «купец Катранов» — во многом разные, моментами даже противоположные люди. И это не продиктованная прагматизмом смена модели поведения, а внутренняя трансформация. Совсем по Достоевскому.
— Давай-ка мы с тобой разойдёмся по домам, Костя, — предложил Ибрагим/Иван. — Устал я очень и спать хочу. Твой последний коньяк был совершенно лишним.
— Так я хотел как лучше…
Удолин пошатнулся, удержавшись за спинку кожаного кресла, и сквозь зубы произнёс нужную формулу, дополнив её пассами правой руки.
— Ну, перебрали чуть-чуть. Так знаешь, на Руси говорят: «Кто пьян да умён, два угодья в нём!»
— Знаю, знаю, — сказал Катранджи, едва ли не подталкивая в спину якобы «в лоскуты» пьяного профессора, проводил его в коридор и убедился, что тот нашёл дверь своей комнаты. После чего вернулся, налил ещё чашку не успевшего остыть кофе и стал прислушиваться к себе. Профессору он верил безгранично. Бывает такое — поверил сразу, и всё!
Так где же его заклинание? Как оно должно подействовать и когда?
Ибрагим лёг в постель, потрогал пальцами лежащий под подушкой пистолет. «Ничего глупее придумать не мог? — подумал он. — Оружие, ожидая ночного вторжения, нужно в другое место прятать». Стремительно проваливаясь в сон, Катранджи увидел, до чрезвычайности ярко, солнечный луг, покрытый одуванчиками и ромашками, и идущую по нему навстречу Кристину, в одной только развевающейся вокруг длинных загорелых ног шёлковой юбке. Босую, с открытым торсом. Она широко улыбалась и отводила рукой падающие на глаза распущенные волосы.
Удолин постоял посередине коридора, глядя в его бесконечную, сзади и спереди теряющуюся в полумраке длину. Прислушался. Катранджи его посыл принял. Теперь, что бы ни захотел с ним сделать Замок, ему придётся столкнуться с непреодолимой, потому что непонятной ему, а оттого и неподвластной силой. Константин Васильевич хорошо помнил слова ещё прежнего Арчибальда о том, что ему хочется постоянно наблюдать, как люди занимаются любовью, и понять, в чём смысл этого развлечения, или — непреодолимой потребности.
«Теперь, юноша, — подумал профессор (он Замок в этом воплощении воспринимал именно как юношу, случайно подсмотревшего, чем иногда занимаются взрослые люди), — ты зависнешь капитально. Сам себе ловушку устроил».
Услышал за ближайшим поворотом голоса Сильвии и Басманова и поспешил скрыться в своих комнатах. Эти двое сейчас тоже сработают на его план. Перестарался Арчибальд в стремлении «очеловечиться». Ему просто не хватит объёма внимания — уж слишком сильная энергия шакти распространялась сейчас ещё и аггрианкой. А они ведь с ней не сговаривались! Сама, выходит, до того же метода додумалась? А почему бы и нет, с её опытом и подготовкой? Используя исключительно женщин для работы на Земле, где вся культура, психология и практика заточены под мужское восприятие мира, её прежние хозяева проявили хорошее знание предмета. Мужчина почти бессилен в серьёзном поединке воль и характеров даже против обыкновенной умной женщины, а если она изучала специальные методики и неизвестные в данном социуме практики, шансы против неё могут быть только у специально подготовленного евнуха. Это, кстати, очень хорошо понимали древние правители и их советники вплоть до византийских басилевсов. С наступлением в Европе «тёмных веков» немногочисленные церковники, как-то причастные к знаниям прошлого, пошли по самому простому в их положении пути — поголовному уничтожению так называемых ведьм.
А Арчибальду далеко даже до полуграмотных, незнакомых с философиями гораздо более древних и утончённых культур. В памяти Замка наверняка содержатся все необходимые знания, но обнаружить их так же сложно, как отыскать нужный текст в библиотеке, принцип классификации и порядок расстановки книг в которой неизвестен.