Если у Эда В., Тома К. и профессора Р. галлюцинации оставались где-то на грани нарушения восприятия, то Агнес Р., семидесятипятилетняя женщина, страдающая болезнью Паркинсона двадцать лет, одержима самыми настоящими, истинными зрительными галлюцинациями. Сама себя она называет старым спецом по галлюцинациям. «Я вижу множество самых разнообразных вещей, которым я очень радуюсь, – они просто очаровательны и нисколько меня не пугают». В приемном отделении госпиталя она, например, видела, как пять или шесть женщин примеряют меховые шубы. Рост, фигуры, стать и движения женщин были абсолютно естественными и казались реальными. Агнес понимала, что это галлюцинация, только потому, что женщины и их действия абсолютно не соответствовали контексту обстановки. Кому же придет в голову мерить шубы в жаркий летний день в лечебном учреждении? В общем, Агнес не утратила способность отличать свои галлюцинации от реальности, но из этого правила бывают и исключения: однажды, увидев, как на обеденный стол вспрыгнуло какое-то черное мохнатое животное, Агнес в испуге подскочила на месте. В другой раз, во время прогулки, она резко остановилась, чтобы не столкнуться с человеком, который вдруг вырос перед ней, но оказался всего лишь галлюцинацией.
Чаще всего Агнес наблюдает галлюцинации из окна своей квартиры, расположенной на двадцать втором этаже. Отсюда она «видела» каток – на крыше (реальной) церкви; «людей на теннисном корте» – на крыше соседнего дома и людей, работающих прямо у нее за окнами. Этих людей Агнес не узнает, а сами они спокойно занимаются своими делами, не обращая на нее ни малейшего внимания. Сама она наблюдает эти галлюцинации иногда равнодушно, а иногда с удовольствием. (Мне кажется, что галлюцинации помогают ей убить время – время, которое тянется теперь невероятно долго, – после возникновения трудностей с передвижением и чтением.) Эти видения, говорит Агнес, не похожи ни на грезы, ни на сновидения, ни на фантазии. Агнес – большая любительница путешествий и очень любит Египет, но у нее ни разу в жизни не было «египетских» галлюцинаций.
В галлюцинациях этой больной нет никакой закономерности – они могут появиться в любое время суток, в то время, когда она общается с другими людьми или когда она одна. Галлюцинации не имеют никакого отношения к текущим событиям, к чувствам, мыслям; галлюцинации никак не связаны с настроением или временем приема лекарств. Галлюцинаторные образы накладываются на изображения реальных предметов и исчезают вместе с ними, когда Агнес закрывает глаза.
Действительно ли все эти последствия возникают исключительно по причине приема леводопы? Это маловероятно, так как леводопу назначают и при других заболеваниях – например при дистониях, – но при этом у больных не бывает никаких галлюцинаций. Есть ли какие-то особенности у мозга больных паркинсонизмом или по меньшей мере у некоторых больных, которые предрасположены к появлению зрительных галлюцинаций?[35]
Паркинсонизм очень часто рассматривают как чисто двигательное расстройство, но при этом заболевании наблюдают и другие патологические явления – например разнообразные нарушения сна. Больные паркинсонизмом обычно плохо спят по ночам, что лишает их полноценного сна. Очень часто, если им удается заснуть, они видят яркие, живые и весьма причудливые сновидения. Иногда у них бывают кошмары, во время которых больные бодрствуют, но не в состоянии пошевелиться, чтобы как-то противостоять угрожающим образам, наслаивающимся на образы бодрствующего сознания. Эти факторы также предрасполагают к появлению галлюцинаций.
В 1922 году французский невролог Жан Лермитт описал пожилую больную с внезапно возникшими зрительными галлюцинациями. Больной виделись играющие люди, одетые в детские костюмчики, и животные (иногда больная пыталась к ним прикоснуться). По ночам больная страдала от бессонницы и испытывала сильную сонливость в течение дня. Галлюцинации обычно появлялись с наступлением сумерек.
Зрительные галлюцинации у этой женщины не были связаны с нарушением зрения. Не было у нее и поражения зрительной коры. Однако у больной наблюдались признаки поражения в стволе мозга, в среднем мозге и в области моста. В то время уже было известно, что поражения зрительных проводящих путей могут приводить к появлению зрительных галлюцинаций, но было непонятно, каким образом к галлюцинациям может приводить поражение среднего мозга – части мозга, не связанной со зрением. Лермитт предположил, что такие галлюцинации могут быть связаны с нарушением цикличности сна и бодрствования, при котором фрагменты сновидений могут вторгаться в бодрствующее сознание.
Два года спустя бельгийский невролог Людо ван Богарт описал сходный случай – его больной внезапно начал видеть головы животных, как бы спроецированные на стены дома. Галлюцинации тоже возникали в сумерки. Неврологический статус этого больного был приблизительно таким же, как у больной Лермитта, – ван Богарт полагал, что имело место поражение среднего мозга. Через год больной умер, и на вскрытии был обнаружен обширный инфаркт в среднем мозге с вовлечением ножек мозга (pedunculi cerebri). Соответственно, Богарт назвал эти галлюцинации педункулярными.
При болезни Паркинсона, постэнцефалитическом паркинсонизме и деменции с тельцами Леви поражается именно средний мозг и связанные с ним структуры – как и при педункулярном галлюцинозе. Правда, при этих дегенеративных заболеваниях поражения развиваются постепенно, а не внезапно, как при инсультах. Одновременно при дегенеративных заболеваниях развиваются галлюцинации, а также расстройства сна, двигательные и когнитивные нарушения. Эти галлюцинации разительно отличаются от галлюцинаций при синдроме Шарля Бонне, так как почти всегда бывают сложными, характеризуются разнообразием модальностей и часто вводят больных в заблуждение, что редко случается при изолированном синдроме Шарля Бонне. Галлюцинации, порождаемые в среднем мозге, обусловлены нарушениями в системе ацетилхолиновых синапсов[36], а эти нарушения могут усугубляться на фоне приема леводопы или близких по действию лекарств, повышающих дофаминовую нагрузку на поврежденную холинергическую систему[37].
Люди, страдающие классической болезнью Паркинсона, могут десятилетиями сохранять ясный ум и вести активный образ жизни – например философ Томас Гоббс начал страдать «дрожательным параличом» в возрасте пятидесяти лет, когда заканчивал работу над «Левиафаном», и сохранял свои творческие способности и интеллект до девяноста с лишним лет, хотя и был практически обездвижен. Только в последние годы выяснилось, что существует более злокачественная форма паркинсонизма, при которой у больных рано или поздно неизбежно развивается деменция и зрительные галлюцинации, даже если им не назначают леводопу. Посмертное патологоанатомическое исследование мозга таких больных показывает, что в их нейронах накапливаются белковые образования (тельца Леви), преимущественно в нейронах ствола мозга и базальных ганглиев, а также в ассоциативных зонах зрительной коры. Полагают, что тельца Леви могут предрасполагать к развитию зрительных галлюцинаций и до назначения леводопы.
Эдна Б., вероятно, страдает именно таким паркинсонизмом, хотя диагноз болезни с тельцами Леви не может быть достоверно установлен без биопсии мозга. Миссис Б. обладала отменным здоровьем до середины седьмого десятка, но в 2009 году у нее появился тремор рук, и это был первый симптом паркинсонизма. К лету 2010 года у больной появились скованность движений, замедленность речи, а также возникли проблемы с памятью и концентрацией внимания – больная стала забывать слова, собственные мысли, теряла нить разговора и мышления, и, что больше всего ее удручало, у нее появились галлюцинации.
Осматривая эту больную в 2011 году, я спросил ее, как выглядят эти галлюцинации. «Ужасно! – воскликнула в ответ миссис Б. – Это все равно что смотреть фильм ужасов и при этом в нем участвовать». Она видела, как несколько изуродованных людей бегают по ночам вокруг ее кровати. Люди о чем-то говорят, так как у них непрестанно шевелятся губы, но миссис Б. не слышит ни звука. Один раз она попыталась заговорить с ними. Несмотря на свой устрашающий вид и (как казалось больной) дурные намерения, они ни разу не угрожали ей и не приставали, хотя однажды один из этих типов уселся к ней на кровать. Но самым ужасным были сцены, которые развертывались перед ее глазами. «Я видела, как у меня на глазах убивают моего сына», – сказала она. (Муж добавил: «Это было после того, как она посмотрела «Звездные войны».) Однажды, когда больную в галлюцинации посетил муж, она сказала: «Что ты здесь делаешь? Тебя же только что отпели в церкви Священного Сердца». Больная часто видит крыс и даже ощущает их присутствие в постели. Иногда она чувствует, как рыбы грызут ее за ноги. Часто она видит себя в рядах атакующих противника солдат.
Когда я спросил, бывают ли у нее приятные галлюцинации, миссис Б. ответила, что иногда видит каких-то людей в гавайских рубашках, которые стоят под окном и готовятся исполнять музыку, но больная ни разу ее не слышала. Подчас она слышит какие-то мнимые звуки – например шум текущей воды. Голосов больная не слышала ни разу. «Слава богу, – говорит она, – что этого не было, иначе меня бы просто сочли сумасшедшей!» Бывают у больной и обонятельные галлюцинации: «Все люди, которых я вижу, пахнут по-разному».
Когда у миссис Б. начались галлюцинации, она была страшно ими напугана, так как была убеждена в их реальности. «Я вообще не знала даже слова галлюцинация». Потом она постепенно научилась отличать свои видения от реальности, но тем не менее они продолжали ее пугать. Для того чтобы отличить галлюцинацию от реальности, женщина прибегает к помощи мужа: видит ли он, слышит, чувствует, обоняет то же, что и она? Иногда у нее случаются расстройства зрительного восприятия: она видит, как искажается лицо мужа, как на его лице появляется кривая ухмылка. Недавно она видела особенно странную и пугающую галлюцинацию. Над кроватью миссис Б. висит репродукция картины с изображением индейского вождя. Несколько дней назад этот вождь внезапно вышел из картины и встал посреди спальни. Чтобы успокоить миссис Б., муж встал и махнул рукой сквозь индейца. Галлюцинация рассыпалась, но миссис Б., к своему ужасу, вдруг почувствовала, что и она тоже распадается на части. Однажды ей показалось, что лежащая в спальне одежда вдруг встала и начала ходить. Она даже попросила мужа встряхнуть пару джинсов, чтобы удостовериться, что они лежат на стуле.
Галлюцинации могут возникать и при деменциях других типов, например при умеренно выраженной болезни Альцгеймера, хотя и реже, чем при деменции с тельцами Леви. В таких случаях галлюцинации могут вводить в заблуждение, казаться реальными или, наоборот, могут возникать из-за обмана зрения. При болезни Альцгеймера и при деменциях других типов возможны также удвоение образов и ошибки при их распознавании. Одна моя больная, сидя в самолете рядом с мужем, вдруг увидела в нем самозванца, который убил ее мужа и решил занять его место. Другая пациентка днем отчетливо понимала, что находится в обычном интернате для престарелых, но по ночам ей казалось, что ее переносят в какой-то другой, очень похожий, но ненастоящий дом. Иногда психоз проявляется бредом преследования, и тогда поведение больного может стать агрессивным. Например, одна больная как-то вообразила, что ее соседка по палате все время за ней шпионит. Галлюцинации при болезни Альцгеймера, как и при деменции с тельцами Леви, обычно вплетаются в сложную ткань сенсорных иллюзий, спутанности сознания, дезориентации в месте и времени и редко встречаются изолированно, в «чистом виде», как это бывает при синдроме Шарля Бонне.
В течение многих лет мне пришлось работать с восьмьюдесятью больными паркинсонизмом, описанными мною в книге «Пробуждения». Многие из них на много лет буквально «застыли», обездвиженные болезнью. Познакомившись с ними ближе (после того как они стали получать леводопу), я узнал, что приблизительно треть из них страдала зрительными галлюцинациями – до того как они начали принимать препарат. Эти галлюцинации были в большинстве своем доброкачественными и нестрашными. Тогда я не понимал, почему их галлюцинации отличались спокойной окраской, но связывал это с изоляцией больных от мира, по которому они сильно тосковали. Их галлюцинации являлись виртуальным замещением реального мира, от которого они были оторваны из-за своей болезни.
У Герти К. были мирные и почти управляемые галлюцинации, до того как она начала принимать леводопу. В своих буколических видениях она либо лежала на залитом солнце лугу, либо каталась на лодке по речке около родительского дома. Все изменилось после назначения леводопы. Галлюцинации приняли социальный и отчасти сексуальный характер. Рассказав мне о них, Герти с тревогой добавила: «Вы же не станете запрещать несчастной старушке видеть приятные галлюцинации!» Я ответил, что такие приятные галлюцинации в ее положении скорее благо, чем беда, если, конечно, они ее не сильно расстраивают. После этого из галлюцинаций Герти напрочь исчез параноидальный компонент; галлюцинации стали приятными, дружескими и любовными. Герти относилась к ним с юмором и тактом, а кроме того, научилась виртуозно ими управлять. Она никогда не позволяла себе наблюдать галлюцинации до восьми часов вечера и ограничивала продолжительность галлюцинаций 40 минутами. Если у нее допоздна засиживались родственники, она вежливо, но твердо говорила им, что через несколько минут к ней в гости придет джентльмен и она не хочет заставлять его ждать на улице. Больная получала любовь, внимание и невидимые подарки от верного джентльмена, приходившего к ней каждый вечер в ее галлюцинациях.
6. Измененные состояния сознания
Многие свои признаки и свойства люди делят с животными – например базовые потребности в еде, питье или сне, – но, кроме того, есть ментальные и эмоциональные потребности, которые, как мне кажется, являются уникальными именно для нас, людей. Нас не удовлетворяет монотонная обыденная жизнь; нам необходимо что-то возвышенное, вызывающее восторг, ускользающее; мы хотим разглядеть в своей жизни какую-то общую закономерность. Нам нужны надежды, мы хотим чувствовать будущее. Нам нужна свобода (или по крайней мере иллюзия свободы), для того чтобы выйти за пределы самих себя, будь то с помощью микроскопов и телескопов или с помощью изменения состояния сознания, для того чтобы проникнуть в иные миры, преодолеть границы своего привычного окружения. Нам необходимо некоторое отчуждение от жизни, чтобы ощутить ее во всей полноте.
Мы ищем успокоения и тихого мира для того, чтобы не терять связей друг с другом, нам нужны восторг и восхищение, чтобы ощутить время и легче перенести сознание собственной бренности. Мы ищем отдохновения в праздниках, отвлекающих нас от серости повседневного существования, мы хотим более живо ощущать момент пребывания на земле здесь и сейчас, мы хотим видеть красоту и ценность мира, в котором нам выпало жить.
Уильям Джемс всю жизнь интересовался мистическими свойствами алкоголя и других опьяняющих веществ, о которых написал в 1902 году в своей книге «Многообразие религиозного опыта». В этой книге он описал свои переживания, вызванные вдыханием закиси азота:
«Наше нормальное бодрствующее сознание, рациональное сознание, как мы его называем, есть всего лишь один тип сознания, в то время как все, что находится вне этого сознания, отделенное от него тончайшим экраном, содержит в себе совершенно иные потенциальные формы сознания. Оглядываясь на мой собственный опыт, могу сказать, что все они сходятся к тому роду знания, которому я против воли приписываю некоторое мистическое значение. Ключевая нота этого знания – примирение и согласие. Возникает впечатление, будто все противоположности мира, его противоречия и конфликты, создающие все трудности и скорби, тают и сливаются в единство. [Это ощущение] приходит ко мне только в те минуты, когда мое сознание пребывает в измененном состоянии».
Многие из нас находят примирение, о котором говорит Джемс, и даже приобщаются – выражаясь словами Вордсворта – к «бессмертию» в общении с природой, в искусстве, творчестве или религии; некоторым удается достичь трансцендентного состояния путем медитации, молитвы или иных духовных упражнений. Наркотики и сильнодействующие лекарственные средства облегчают путь; они обещают трансцендентность «по требованию». Такой короткий путь к возвышенному становится возможным, потому что многие лекарственные средства обладают способностью стимулировать сложные психические функции мозга.
В каждой культуре были разработаны свои способы постижения сверхъестественного, и в некоторых случаях употребление одурманивающих средств было закреплено обычаем, стало частью магических обрядов; сакраментальное использование психостимулирующих и наркотических веществ имеет долгую историю; продолжается оно и теперь во всем мире в виде шаманских и религиозных ритуалов.
На более приземленном уровне психотропные вещества используют не столько для просветления и расширения сознания, или для увеличения концентрации внимания, или для «улучшения восприятия», сколько для вызываемого этими веществами чувства удовольствия и эйфории.
Вся эта тяга к удовольствиям – высоким и низменным – с лихвой удовлетворяется царством растений, представители которого содержат в себе психотропные вещества, словно самой природой созданные для того, чтобы воздействовать на нейротрансмиттерные системы человеческого головного мозга. (На самом деле это, конечно, не так: психотропные вещества синтезируются в растениях для отпугивания одних животных и привлечения других – поедающих плоды и тем самым помогающих распространению семян. Тем не менее удивляет тот факт, что на свете столько растений, способных вызывать галлюцинации и измененное состояние сознания[38].)