Дверь мне отворила миссис Браун и проводила меня в гостиную – собственно, гостиная начиналась сразу у дверей. Тут был и констебль, и двое его квартирантов. Я об этих ребятах много думал. Ведь гораздо логичнее предположить, что Мэг Тосстик убил чужой человек, чем допустить, что кто-то из наших, деревенских, совершил такой подлый поступок. Я пристально разглядывал обоих студентов, но, если говорить по совести, не замечал признаков какой-то особой порочности. Кроме того, ни у одного из них не было загнанного выражения лица или нервного взгляда, характерного для убийцы, который боится, что его поймают. Впрочем, таковых мне тогда еще встречать не доводилось.
Никаких новостей я от Брауна не узнал. Инспектор опросил всех, кто мог, по его мнению, знать хоть что-то об убийстве; дело против Боба Кэнди ничуть не продвинулось. К сожалению, только этим он меня и обрадовал. По мнению констебля, стороне обвинения особо усердствовать не придется.
– Понимаете, мистер Уэллс, – пояснил наш добряк, – полиции все яснее ясного. Им уже хватает улик, чтобы повесить беднягу Боба. И свидетели у них наготове. Уж они знают, кого вызывать, кого – нет. Инспектор не хочет найти чего-нибудь такого, из-за чего дело запутается, ясно вам, сэр?
– По-вашему, – перепугался я, – полицейские не желают докапываться до правды?
– Желать-то желают, еще как, – Браун махнул рукой, в которой держал трубку, – да только они думают, что уже докопались. А значит, песенка Боба Кэнди спета. Чего инспектор тут искал, так это доказательств своей правды. А если ничего и не найдет – не беда, и без того уж достаточно набрали. С другой стороны, инспектор не хочет расквасить себе нос. Так уж люди устроены, сэр, при всем моем уважении. В теперешнем своем виде это дело просто загляденье! Не станут же они из кожи лезть, чтоб его испортить.
Я мрачно кивнул. И двое молодых людей тоже. Добавить было нечего.
– Ну, тогда я пошел. Спасибо вам, Браун.
– Я слыхал, этой приезжей, из Лондона, нет равных в сыскном деле, – сказал Браун, провожая меня к двери. – Да только навряд ли ей интересны наши деревенские дела.
– У меня таких сведений нет. – Я решил не говорить констеблю о том, как миссис Брэдли догадалась, что Берт занимается контрабандой, и потому, сохраняя таинственный вид, вышел и направился в Манор-Хаус. Вскоре я сидел в большой компании – там были сэр Уильям, Маргарет, Брэнсом Бернс и миссис Брэдли – и передавал собравшимся слова констебля. В заключение я сказал, что дела у Кэнди совсем плохи.
– А Браун о вас упоминал, – обратился я к миссис Брэдли. – Я, как мог, поддержал вашу репутацию.
– Напрасно беспокоились, мистер Уэллс, – довольно сурово вставила Маргарет.
– Нет-нет, вы не так поняли! – Стараясь загладить промах, я был сама доброта и ласка. – Все вовсе не…
– Надеюсь, о Берте вы не говорили? – спросила миссис Брэдли.
– Ни звука, честное слово, – ответил я, радуясь в душе, что поборол искушение. И с терпеливой улыбкой добавил: – Это было бы неумно. Надо же – контрабанда спиртного!
– Ничего подобного! – бросила миссис Брэдли.
Ее всегда мелодичный голос стал вдруг резким, а выражение лица столь свирепым, что я только и сказал:
– Да? – И отдался на волю судьбы.
Мои подозрения, что миссис Брэдли ведет какую-то игру, еще больше укрепились, однако я решил быть тише воды ниже травы.
Сэр Уильям спросил:
– А какие есть козыри против Кэнди, кроме мотива?
– У него была возможность убить, – ответила миссис Брэдли. – Во время убийства он находился в таверне. И пятнадцать минут провел неизвестно где.
– Какой кошмар, – сказала Маргарет. – Не мог он никого убить. Он даже ходил на мои занятия по изучению Библии.
– Да не способен он на убийство! – воскликнул сэр Уильям.
Мне было приятно, что они так горячо защищают парня; я внимательно оглядывал своих собеседников – все ли они единодушны? Меня удивило выражение несимпатичного лица финансиста. Губы его раздвинулись, кривые зубы оскалились в злобной ухмылке.
«Милостивый Боже! – подумал я. – Да ведь он уверен, что убил сэр Уильям!»
И тут же, как если бы я сказал это вслух, миссис Брэдли начала:
– Да, именно такие вещи и нужно учитывать. По-вашему, Боб Кэнди не способен убить, а по-моему – способен.
– Но как… – прогремел сэр Уильям. (Во всяком случае, прогремел бы, если бы миссис Брэдли его не прервала.)
– Я не убеждена в невиновности Кэнди. Думаю, он способен на убийство, но также знаю, что в деревне есть и другие потенциальные убийцы. – Она обвела нас взглядом. – Например, сэр Уильям.
Сэр Уильям побагровел; он уже готов был впасть в бешенство, однако миссис Брэдли его осадила.
– Не нужно становиться в позу, дорогой хозяин. Мистер Брэнсом Бернс того же мнения.
Брэнсом Бернс – я с удовольствием вспомнил, что миссис Гэтти окрестила его акулой (он, нечего и говорить, относится к серым акулам… впрочем, в жизни их не видал), – сунул палец за воротничок и издал вежливо-протестующий звук. Тусклые рыбьи глаза холодно блеснули. Он отнюдь не забыл тот день, когда ударил собаку, – по его лицу это читалось, словно по книге.
– Затем, – продолжала миссис Брэдли, – обратив на меня сверкающий зловещей радостью взгляд, – есть еще наш юный друг мистер Уэллс.
– Я – убийца?!
Просто смешно! Да, я взял в руки кочергу – там, в Бунгало. И взял, должен признать, с намерением от души, с хрустом, врезать Берту по башке – начни он сам махать кулаками. А эта дамочка, значит, готова укусить руку, которая ее же собиралась защитить. Однако сказать такое вслух я не мог.
– Затем еще мистер Берт, – продолжала она.
Тут я был согласен. Берт при мне признался, что под давлением обстоятельств мог бы совершить убийство.
– И еще миссис Куттс, хотя у меня до сих пор нет никаких доказательств, кроме чистой психологии – доказательство бесспорное, но неприемлемое как в бытовом аспекте, так и в юридическом, – что миссис Куттс – потенциальная убийца. И еще, – миссис Брэдли улыбнулась, – есть я. За мной уже числится одно убийство. Меня за него судили и оправдали, вот так, дети мои.
Она грустно покачала головой и повернулась ко мне.
– Значит, по-вашему, Кэнди не способен на убийство?
– Вы пока не привели никаких фактов, подтверждающих его виновность.
– Согласитесь хотя бы, что убить он мог. У него же дурная наследственность.
– Лори об этом знал, но рискнул взять его на службу барменом и вышибалой.
– Верно, – признала миссис Брэдли.
Я, чтобы закрепить позиции, прибавил:
– Вывод мне вполне ясен.
– И мне тоже, – поспешно сказала миссис Брэдли и, явно торопясь сменить тему, заметила:
– По поводу Берта и контрабанды, сэр Уильям. Здесь, у себя дома, вы ведете беседу как частное лицо и не выступаете в качестве мирового судьи. Так?
– Мм… не совсем. Пожалуй, мне лучше удалиться. – Ему, конечно, не понравилось, что его назвали убийцей. Маргарет вышла вслед за ним, а Брэнсом Бернс остался.
– А почему вы говорили о спиртном? – поинтересовалась миссис Брэдли. Ее, казалось, сама эта мысль позабавила.
– Дело очевидное.
– Да, – поспешно продолжила она. – Дело очевидное, что это никак не спиртное. Будь это спиртное, всяк в деревне, от мала до велика, был бы в курсе и каждый постарался бы хоть как-то поживиться. Однако же никто не знал. Никто не интересовался. А почему? Потому что Берт ввозил книги, а не спиртное. Запрещенные книги, мой мальчик, грязные, порнографические книжонки, настоящие отбросы, причем он даже не нажился на них, а значит, его поступок совершенно непростителен. – И она разразилась хохотом.
Брэнсом Бернс нервно сказал:
– Экая непристойность. А где, кстати, его жена? Мы с ней иногда сталкивались на почте и болтали, но после убийства я ее не видел.
– И не могли, – заявила миссис Брэдли, прежде чем я успел открыть рот. – В Бунгало ее уже нет.
– Вот как? Милая девушка. Жаль, что вышла за такого противного типа.
О Берте мы еще говорили немало.
Глава VIII Как провел праздник Боб Кэнди
Я не особенно и удивился. Берт с точностью до наоборот соответствовал моему представлению о том, как выглядит распространитель грязных книжонок, однако выражался он порой столь грубо, что буквально вгонял людей в краску.
Я осуждающе нахмурился и в праведном негодовании уставился в пол. Сказать мне было нечего. По счастью, за миссис Брэдли дело не стало. Дав мне время переварить новость, она продолжила:
– Он, конечно же, не способен ни на что путное.
– Еще бы! – подхватил я. – Надо думать! Держу пари, Лори тоже при деле, будь то пиво или книги. Старый сквалыга никогда не упустит своего! В смысле – чужого!
Я засмеялся собственной шутке, но миссис Брэдли не слишком развеселилась. Да, по моим наблюдениям, у женщин с чувством юмора не очень. Тогда я пошел с козырной карты и заинтриговал-таки старую даму.
Я засмеялся собственной шутке, но миссис Брэдли не слишком развеселилась. Да, по моим наблюдениям, у женщин с чувством юмора не очень. Тогда я пошел с козырной карты и заинтриговал-таки старую даму.
– Понимаете, Берт, чтоб его не засекли, наверняка порой пользовался тайным ходом, а вряд ли он мог это делать без ведома Лори.
Уж не знаю почему, но разговоры о подземных ходах никого не оставляют равнодушными. Миссис Брэдли, нечего и говорить, заинтересовалась и задала кучу вопросов. Я мало мог рассказать – только что раньше из таверны в бухту вел подземный ход, а потом его заложили. Однако Лори с Бертом вполне могли его восстановить.
– Зачем выгружать книги именно в бухте, если не из-за подземного хода? – торжествующе заключил я.
Миссис Брэдли смотрела на меня с интересом.
– Все их делишки были как на ладони, – сказала она наконец. – Как только кто-то заподозрил бы, что в одиноко стоящем доме происходит нечто необыкновенное, сразу же вылезли бы наружу все их шалости. Добавьте сюда жильца, который мало того что не проявляет элементарной осторожности, а еще и хватает, и едва не убивает местного викария, и устраивает жестокую шутку с таким хорьком, как Гэтти, и к тому же, как вы говорите (ничего такого я не говорил!), отдает себя в руки старого лиса Лори. Конечно, так любое предприятие развалится. Не сложи я два и два, это сделали бы другие.
– Да уж, все к лучшему. После таких событий, я думаю, что общественная нравственность…
– Я всегда верила, – перебила меня миссис Брэдли, – и буду верить, что любая грязь пристает лишь к тому, кто сам грязен душой. Ведь любое зло грязно, гадко и должно отвращать. Почитайте Бернарда Шоу. Порочность, считает он, не только противна нашим чувствам, но и затуманивает воображение. Зло – самый скверный адвокат дьявола. Возвращаясь к нашей теме, скажу: мальчик мой, вы, как священнослужитель, должны бы знать, что человечество губят подлые грешки – зависть, злоба, ревность, алчность, вероломство, самообман, – а не грязные открытки и эротическая литература… именно так, дорогой поборник приличий.
Торжественность своей речи она сама же и испортила: захохотала как гиена и ткнула меня в бок; я же старался увернуться от ее желтых лапок.
– Honi soit qui mal y pense[6], хотите сказать? – попытался я закрыть тему, но миссис Брэдли лишь еще громче заклохтала. Совершенно необычная женщина. Притом по-своему искренняя.
– Тогда я предположу, что даже убийство… – начал я, когда восстановилась тишина, хотя, как продолжать, понятия не имел. Просто хотел сменить предмет беседы. Нельзя позволять людям думать, будто они победили меня в споре. Англиканская церковь, которую я представляю, должна всегда быть на высоте.
– О, убийство! – со зловещей радостью ухватилась миссис Брэдли за это слово. – Убийство, юноша, – преступление сомнительное, если вообще преступление.
– Нечего и говорить, преступление. И грех. – Я сделал строгое лицо, как бы переводя беседу в сферу благочестия.
– Глупости, мой мальчик, – с жаром возразила миссис Брэдли. – «Убийство» – лишь заголовок для целого перечня деяний, большинство из которых следует квалифицировать как нетяжкие преступления. И только малая часть остается для настоящих убийц.
– И пусть довольствуются малым! – сказал я. Мою остроту она оставила без внимания.
– Вспомните дело Криппена[7].
Хотя я всегда считал этого злодея самым эффектным экспонатом Кабинета ужасов, ее намек пропал втуне.
– А что Криппен? – спросил я. – Жертва скрытых страстей, вот и все.
– Жертва комплекса неполноценности.
– Хм… – только и сказал я, пытаясь переварить эту мысль. Боюсь я психологов: они любят ставить людей в тупик своими научными рассуждениями.
– Кроме того, в момент совершения преступления ненормальны почти все убийцы. Вспомните Патрика Мэхона[8].
– Это слишком ужасно.
– Вы смешиваете два деяния несчастного.
– Он даже тело расчленил!
– И я как раз о том.
Я заморгал.
– Если преступник подсунул полицейским ложный след, заморочил их и одурачил, оставил фальшивые улики, разве он намного больший негодяй, чем если бы не предпринимал ничего, чтобы избежать наказания?
Я обдумал вопрос и ответил отрицательно.
– Так ведь человек, который расчленяет тело и прячет голову, всего лишь пытается спастись от тюрьмы. Старайтесь мыслить здраво, мой мальчик.
– Некоторых убийц признают невменяемыми и содержат в Бродмуре! – сказал я, ловко уклоняясь от ответа.
– Ох уж этот Бродмур, – вздохнула миссис Брэдли. – Напрасная трата общественных средств. Куда лучше безболезненная смерть. О смерти, молодой человек, говорят много глупостей. Заметьте, осужденный не должен переживать ужас ожидания казни, как то происходит при нашей отвратительной, бесчеловечной системе. Я не призываю отменить смертную казнь, но пусть она будет не наказанием, а избавлением. Пусть нам достанет душевных сил освобождать от жизни тех, кто не готов нести ее бремя. А общественная этика, состоящая, как правило, в том, чтобы воздерживаться от определенных поступков, для одних умов недостижимый идеал, для других – просто чепуха.
– Однако долг церкви… – начал я и замолчал. Ведь церковь не занимается светской этикой. Вопросы светской этики всего лишь вехи для нашей духовной жизни.
– Священники тоже люди, – довольно бестолково заметил я.
– Не обязательно, – заявила миссис Брэдли и ядовито фыркнула. Беда в том, что я не всегда понимаю, серьезно ли говорит моя компаньонка. Я вдруг подумал о миссис Куттс с ее унылым умом. По сравнению с ней эта маленькая странная женщина-ящерка казалась яркой, словно радуга или перламутровая ракушка. Никогда не знаешь, что внутри ракушки, зато одно точно ясно: если сам Гавриил затрубит в трубу прямо миссис Брэдли в ухо, не призна́ет она ни звука его трубы, ни самого архангела. Да, личность непростая, и отрицать это бессмысленно, но сразу чувствуешь, что она, как поется в одном мормонском гимне, «на стороне Господа».
Миссис Брэдли хлопнула меня по плечу – лучше, нечего и говорить, чем тычок под ребра.
– Ну а теперь к повестке дня, – сказала она. – Если говорить об убийцах, давайте не забывать о нашем. Между прочим, не знаете ли, на какой поезд лучше сесть в Уаймут-Харборе, чтобы успеть в Лондон к ужину и еще попасть в театр?
– Лучше всего поезд в три тридцать. Он нигде не останавливается, прибывает на вокзал Ватерлоо, и кроме того, в нем есть вагон-ресторан.
– Спасибо, мой дорогой. Значит, в три тридцать. – Миссис Брэдли записала время. – Теперь, мальчик, об убийстве Мэг Тосстик. Странное, знаете ли, дело. – И тут, решив, видимо, перейти от общего к частному, она заговорила о Бобе Кэнди. Именно этого я ждал.
– Нужно, чтобы вы с ним побеседовали. И задайте ему несколько вопросов о том, как он провел праздничный день.
– Так его адвокаты наверняка…
– Да, да, да! – Миссис Брэдли поглаживала рукав своего черно-желтого вечернего платья. – И все же лучше вам самому сходить. Он ведь к вам всегда хорошо относился, разве нет?
– Более или менее.
– Вот и докопайтесь до его алиби. А если у него нет алиби, выясните правду. Видимо, полиции он не сказал всего; если мои заключения верны, правда лишь укрепила бы позиции обвинения. Разгадывая небольшие тайны мистера Берта, я немало думала и о Бобе Кэнди и пришла к выводу, что в праздник Боб виделся с Мэг. Причем галстук он не выбрасывал, он надел его в тот день. С галстуком Боб, согласитесь, выкрутился не слишком убедительно.
Это я признавал. Ясно как день: насчет галстука, которым задушили Мэг Тосстик, бедняга наврал с три короба.
– Расскажите мне про Боба, – попросила она.
– Ну… он такой здоровенный, крепкий парень. Вы и сами видели. Никаких признаков ненормальности никогда не проявлял, разве что дуться любил из-за всяких надуманных обид. Его способности вышибалы и применения-то почти не находили: народ в деревне спокойный, напиваются редко. Перед закрытием всех просто выпроваживали. То есть Боб работал в основном барменом. Влюбился в эту несчастную, и оба стали копить деньги, чтобы пожениться. Я про их планы знал, поскольку они попросили викария хранить их сбережения. Тот сказал, что в банке им дадут два с половиной процента, а сам он процентов не дает, и уговорил их открыть сберегательный счет. Счет был на имя Мэг; Боб так решил. Куттс советовал открыть два счета, но Боб и слушать не желал.
– Вот, вы упомянули несколько фактов, говорящих в пользу Боба. – Миссис Брэдли нахмурилась. – Нет, не такой он человек, которого стоило бы повесить.
– Как видите, в материальном отношении от смерти Мэг он ничего не выигрывает. Констебль Браун указал на это инспектору, но тот проигнорировал.
Миссис Брэдли кивнула.
– Вы говорите, у него не было серьезных недоброжелателей?