Хэйханен сообщил, что в 1948 году провел два с половиной дня в Москве, встретился там с некоторыми офицерами советской разведки и узнал, что его должны перевести в Эстонию. После годичного пребывания в Эстонии, во время которого он проходил профессиональную подготовку, включавшую обучение фотографированию, английскому языку, вождению и ремонту автомашин, Хэйханена произвели в майоры И сообщили, что он будет направлен в Соединенные Штаты.
Для подготовки к этой поездке Хэйханен был вновь вызван в Москву, где получил имя Юджин Никола Маки, под которым ему предстояло работать.
Затем «шефы» Хэйханена направили его в Финляндию для закрепления его «легенды» — иными словами, его новой личности. Хэйханен показал, что он был доставлен к русско-финской границе и переправлен через нее нелегально. Его перевезли в багажнике автомобиля, которым управляли советские чиновники, аккредитованные в Финляндии. Один из них был офицером разведки и работал в представительстве советского телеграфного агентства — ТАСС.
В соответствии с полученным заданием Хэйханен должен был обосноваться в Финляндии как Юджин Маки, проживающий здесь с 1943 года. На это требовались средства. В Лапландии, где он жил и работал три месяца у кузнеца («просто для того, чтобы при случае доказать, что я действительно работал в Лапландии»), Хэйханен нашел двух лжесвидетелей. Одному из них он уплатил пятнадцать тысяч финских марок, а другому — двадцать тысяч.
Томпкинс. Это были ваши собственные деньги?
Ответ. Нет.
Вопрос. А чьи?
Ответ. Я получил эти деньги из Москвы.
В 1950 году Хэйханен переехал на юг Финляндии и как Юджин Маки жил в течение следующих двух с половиной лет в городах Тампере и Турку. В Тампере он работал на заводе по изготовлению сейфов и ремонту автомобилей. 3 июля 1951 г. он обратился в посольство США в Хельсинки с ходатайством о выдаче ему паспорта как коренному американцу для поездки в США.
Представителям американского посольства Хэйханен сообщил. что он родился 30 мая 1919 г. в Энавилле (штат Айдахо), и предъявил свидетельство о рождении. В своем ходатайстве он написал, что его мать, Лилиан Луома Маки, была американкой (родилась в Нью-Йорке), а оіец, Август, натурализованный американец, родился в Оулу в Финляндии. В отдельном документе, где требовалось объяснить причины любого «длительного пребывания за границей». Хэйханен указал, что в восьмилетием зозрасте он вместе со своим братом Алленом Августом и матерью приехал в Валгу, в Южной Эстонии, и жил здесь до 1941 года, до смерти матери. Он также указал, что его отец умер в марте 1933 года.
В ноябре 1951 года Хэйханен, дабы еще более закрепить свою легенду, будто он Юджин Маки, женился на двадцатисемилетней финской девушке из Силинярви. Это, конечно, и была красивая блондинка Анна. Затем, получив 28 июля 1952 г. американский паспорт, Хэйханен возвратился в Москву. Через границу он снова перебрался в багажнике автомобиля. На этот раз он провел в Москве три недели в какой-то частной квартире. («Это была какая-то частная квартира, но ее адрес мне не известен».) Он получил дополнительный инструктаж по работе с кодами, по зашифровке и расшифровке секретных сообщений, по более сложной технике фотографирования, которой должен владеть разведчик, а именно по уменьшению текста до микроточки размером с булавочную головку, по особой обработке пленки, чтобы она становилась мягкой, сгибалась и вкладывалась в такие контейнеры, как полая монета или полый карандаш.
Вопрос. Итак, вы поехали в Эстонию по распоряжению КГБ?
Ответ. Да, из Москвы.
Донован. Ваша честь, не настал ли тот момент, когда обвинению следует разъяснить, что нельзя задавать наводящие вопросы свидетелю?
Судья Байерс. Я не думаю, чтобы такие вопросы были вредными. Они задаются просто для экономии времени.
Томпкинс. Речь идет не более чем о выяснении фона.
Наше первичное возражение против наводящих вопросов прокурора была отклонено на том основании, что в них не было ничего «вредного». Теперь нам было заявлено, что прокурор экономит время и лишь выясняет фон. Несмотря на такие заверения Томпкинса, обвинению уже удалось сделать первый шаг в деле доказательства факта наличия заговора, нити которого тянулись к Кремлю. Это было существенной частью того, что прокуратура стремилась установить, и вряд ли это можно было назвать «фоном». Из дальнейшего легко было понять, что допрашивающий своими наводящими вопросами направлял показания свидетеля.
Томпкинс. Перед переводом в Эстонию вы встречались с полковником Коротковым?
Ответ. Да, встречался.
Вопрос. Вы можете рассказать об обстоятельствах? Ответ. Коротков был заместителем начальника ПГУ. Хэйханен показал, что ПГУ — это разведывательное управление Министерства государственной безопасности. Это, казалось бы, случайное, но на самом деле обдуманное и осторожно вытянутое сообщение о полковнике Александре Михайловиче Короткове так и осталось на протяжении всего процесса единственным. Больше его фамилия не упоминалась, хотя он и был одним из четырех проходивших по делу обвиняемых.
Свидетель рассказал, как он получил новый псевдоним — Вик, как встретился со своими шефами и получил новые, письменные инструкции о том, что ему предстояло делать в Соединенных Штатах.
По его словам, ему сообщили о том, что он станет помощником резидента в Нью-Йорке, и от него ожидают, что он будет вербовать секретных агентов, с тем чтобы «получать от них разведывательную информацию».
После этого Томпкинс поинтересовался у Хэйханена, какое жалованье он получал как шпион.
Вопрос. В ваших инструкциях говорилось что-нибудь относительно денег?
Ответ. Простите?..
Вопрос. Относительно денег.
Ответ. Да. В тех же инструкциях говорилось, что я получу пять тысяч долларов для работы по созданию «прикрытия» и что мое жалованье будет составлять четыреста долларов в месяц плюс сто долларов на расходы. Такое жалованье я должен был получать в Соединенных Штатах. Другое жалованье — в рублях — я оставил своим родственникам.
Вопрос. В ваших инструкциях говорилось что-нибудь относительно форм связи и кодов?
Это был явно наводящий вопрос, и я, хотя и помнил о предыдущих разъяснениях судьи относительно экономии времени, все же встал, чтобы заявить о своем возражении.
Донован. Ваша честь, учитывая ваши предыдущие решения относительно постановки перед свидетелем наводящих вопросов, когда мне можно будет выступить с возражением?
Судья Байерс. Если вы возражаете против постановки этого вопроса как наводящего, я с вами согласен.
Донован. Благодарю вас.
Прокурор сформулировал свой вопрос иначе и спросил у свидетеля, имелось ли в его письменных инструкциях что-нибудь, о чем он еще нам не рассказал.
Хэйханен. Позвольте… о письменных инструкциях я вам рассказал. Я рассказывал как раз о письменных инструкциях.
Вопрос. И это все, что вы помните о письменных инструкциях?
Ответ. Да.
Мое возражение и последовавшая в связи с этим некоторая заминка, видимо, выбили Хэйханена из колеи, и он забыл, что намеревался сообщить относительно кодов и методов связи.
Начало процесса походит на спектакль. Поднимается занавес, и при идеальных условиях начинает разворачиваться драма, которую судья и присяжные смотрят впервые. Рассказ повторяется неоднократно, подкрепляется, подтверждается и опровергается. Подробно, деталь за деталью, выясняется суть дела. Вначале это делает одна сторона, а затем другая. Каждый свидетель, появляясь на сцене, представляет собой нового актера.
Хэйханен давал показания более часа. Он ответил на двести двенадцать вопросов. Все теперь уже привыкли к его балтийскому акценту и к его не совсем складной речи. Судья и присяжные, которые старались не проявлять своих эмоций, видимо, примирились с этими неудобствами. Вероятно, эти штрихи лишь дополняли портрет иностранца — сотрудника разведки. Заслуживали ли бы показания Хэйханена большего доверия, если бы он говорил по-английски хорошо и отчетливо? Сомневаюсь. И все же казалось, что даже прокурора, а временами и судью этот свидетель раздражает.
Вопрос. Ну а теперь позвольте мне спросить вас прямо: какого характера информацию вы стремились получить?
Ответ. Разведывательную информацию.
Вопрос. Вы могли бы охарактеризовать, что вы понимаете под выражением «разведывательная информация».
Ответ. Разведывательной информацией я называю всякую информацию, которую можно получить путем просмотра газет или официальным путем, запросив ее, например, в каком-нибудь учреждении. Разведывательной информацией я называю и такую информацию, которую нужно получить нелегально. То есть это секретные сведения…
В допрос вмешался судья и прервал Хэйханена на половине фразы.
В допрос вмешался судья и прервал Хэйханена на половине фразы.
Судья Байерс. О чем? Информация какого рода?
Хэйханен. Относительно национальной безопасности или…
Судья Байерс (нетерпеливо). Что вы хотите этим сказать?
Свидетель (заикаясь). В этом случае — Соединенных Штатов Америки.
Судья Байерс {примирительным тоном). Что вы понимаете под выражением «национальная безопасность»?
Хэйханен. Я имею в виду определенную военную информацию или секретную информацию об атомном оружии.
Фактически этот ответ содержал в себе юридическое определение шпионажа как преступления, наказуемого смертной казнью. Удовлетворенный тем, что это внесено в протокол, судья возвратил свидетеля прокурору. Однако Хэйханен заявил, что он больше ничего не помнит о содержании данных ему инструкций. Томпкинс быстро изменил направление допроса. Он попытался перевести разговор на Нью-Йорк.
Вопрос. В то время или когда-либо позднее вы получали какие-нибудь указания о методах связи с людьми после приезда в Соединенные Штаты?
Донован. Возражаю против этого вопроса как наводящего.
Судья Байерс. Полагаю, мистер Томпкинс, что вопрос действительно наводящий. Спросите его, был ли этот вопрос затронут и что было сказано.
Томпкинс. Я могу сказать вот что, ваша честь. Я задал такой вопрос совсем не для того, чтобы подсказать содержание ответа, а для того, чтобы только выяснить тему. Мы имеем дело со свидетелем, который не так свободно владеет английским языком, как все мы.
Тем не менее прокурор снял этот вопрос и спросил свидетеля, что он должен был делать после приезда в Соединенные Штаты. Хэйханен ответил, что вначале он должен был найти себе квартиру, а затем, убедившись, что за ним не следят, доложить о готовности приступить к выполнению задания.
Хэйханен. Убедившись, что за мной нет слежки, я направился в Центральный парк к тому месту, где проходит дорожка для верховой езды, недалеко от ресторана «Тэверн», и воткнул в объявление «Осторожно! Верховая езда!» белую кнопку. Это означало, что за мной нет слежки и я не чувствую какой-либо опасности.
Оставшаяся часть дня была занята временами прерывавшимся, но тем не менее захватывающим рассказом Хэйханена о той сложной жизни, какую он вел в Нью-Йорке в качестве советского шпиона. Он рассказал о тайниках, местах, где ставятся сигналы, о зрительных контактах, о мягкой пленке, магнитных контейнерах, секретных посланиях в пустых сухих батарейках.
Журналисты набросились на эти детали, с тем чтобы использовать их в своих репортажах. Одна бульварная газета на первой странице поместила заголовок: «Разоблачение деятельности красного шпиона на процессе Абеля». Более крупный и жирный заголовок другой бульварной газеты гласил: «Абель разоблачен как советский шпион». Одно броское резюме показаний Хэйханена начиналось так: «Жизнь и времяпрепровождение русского шпиона в Соединенных Штатах — сигналы мелом в Центральном парке, закладка разных сообщений в полые монеты, получение трех тысяч долларов через тайник в фонарном столбе, пребывание на станции метро в галстуке в красную полоску — были описаны им самим в показаниях, данных Федеральному суду в Бруклине. История со шпионскими трюками, как в приключенческом боевике Голливуда…»
Хэйханен показал, что его московские руководители дали ему описание трех тайников, через которые он должен был отправлять сообщения и получать задания. («Под «тайником» я имею в виду секретное место, известное только вам и еще нескольким лицам, где вы можете оставить какой-нибудь контейнер… выемку которого произведет другой человек…») Один из этих тайников находился в Центральном парке, другой — в основании фонарного столба в Форт-Трайон-парке, расположенном в верхней части Манхэттена. Третий представлял собою углубление между тротуаром и стеной на Джером-авеню, в Бронксе, между 165-й и 167-й улицами.
Хэйханен сообщил, что кроме этого ему были указаны два места для постановки сигналов: на фонаре в Бруклине и в районе вокзала в Ньюарке, штат Нью-Джерси. В этих местах он должен был определенным образом делать пометки мелом. Горизонтальная линия означала, что у него есть сообщение для одного из его руководителей, а вертикальной он сигнализировал, что сам получил какое-то сообщение через один из тайников.
С помощью этих показаний, в основном представлявших собой описание повседневной профессиональной деятельности Хэйханена, обвинение не только разоблачило факт существования в нашей стране шпионской организации, но и дало понять, что если Хэйханен занимался подобными делами, то деятельность резидента Абеля была, несомненно, куда более опасной для национальной безопасности США.
Лишь в одном месте своих показаний свидетель указал на Абеля (Марка) как на фактического партнера в подобных делах. Он сообщил о том, как однажды прятал магнитный контейнер в тайник (в фонарный столб около автобусной остановки в конце Седьмой авеню), а Абель находился здесь же и наблюдал за обстановкой.
Хэйханен. Я вложил магнитный контейнер в тот тайник. Марк находился поблизости и, конечно, следил, чтобы никто этого не заметил.
Вопрос. Под именем Марк вы имеете в виду подсудимого?
Ответ. Да, я имею в виду подсудимого.
Наша позиция заключалась в том, чтобы, не вступая с Хэйханеном в спор там, где возможно, требовать от него конкретности, дабы потом уточнить его объяснения в процессе перекрестного допроса. Очень многие из его утверждений были расплывчаты и не подкреплялись твердо установленными фактическими данными — датами, указанием времени, точного местонахождения и конкретных лиц.
Например, Хэйханен показал, что вскоре после приезда в Соединенные Штаты он доложил о готовности приступить к организации своего «прикрытия» и попросил передать ему деньги. Ему ответили, что еще рано обсуждать «подобные дела». (Позднее Хэйханен получил три тысячи долларов через тайник в Форт-Трайон-парке.)
Донован. Ваша честь, не можем ли мы услышать от него более точные показания: когда он получил такой ответ, каким образом и прочее — вместо того чтобы оставлять в протоколе это заявление в его теперешней форме?
Судья Байерс. А вы не думаете, что нам с вами следовало бы быть более терпеливыми и позволить мистеру Томпкинсу продолжать допрос? Я уверен, что он будет терпелив и не станет мешать, когда вы будете проводить перекрестный допрос.
Донован. Я пытаюсь быть очень терпеливым, ваша честь.
Томпкинс. Не могли бы вы напрячь свою память и точнее припомнить дату отправки вами этого сообщения?
Ответ. Я отправил это сообщение в конце ноября или в первой половине декабря 1952 года.
Вопрос. Это было сделано через тайник в Форт-Трайон-парке или через тайник на Джером-авеню?
Ответ. Насколько я помню — через тайник в Форт-Трай-он-парке.
Томпкинс. Насколько я помню, вы сказали, что Джером… что тайник номер три находился на Джером-авеню. Но ведь на самом деле тайник номер три находился в Форт-Трай-он-парке, не так ли?
Хэйханен. Да, тайник номер три находился в Форт-Трайон-парке, а не на Джером-авеню.
Томпкинс. На Джером-авеню находился тайник номер один?
Судья Байерс (перебивая). Через какой тайник вы отправили это первое сообщение? По-моему, вы уже давали показания на сей счет.
Хэйханен. Разрешите мне подумать, ваша честь.
Донован. Он уже показывал и так, и эдак, ваша честь…
Хэйханен. Я могу…
Томпкинс. Одну минуту…
Судья Байерс. Трудно слушать более двух лиц одновременно.
Хэйханен. В конце-то концов, ведь прошло пять лет, почти пять лет, и я не могу помнить точно, в какой тайник я закладывал то или иное сообщение. Это мог быть тайник номер один на Джером-авеню или тайник номер три в Форт-Трайон-парке. Я не помню точно, через какой именно тайник я послал то сообщение. Суть в том, что оно было отправлено через один из тайников.
Донован. Я возражаю, ваша честь, против этих показаний, если свидетель не назовет точно, в каком именно тайнике он его оставил.
(Как раз в это время под окнами здания бруклинского суда прогрохотал городской автобус.)
Судья Байерс. А вы знаете, мистер Донован, этот автобус немного громче вас. Я вас не слышал.
Донован. Я сказал, ваша честь, что возражаю против внесения в протокол сведений о содержании любого такого сообщения во всех случаях, когда свидетель не может точно сказать, куда оно было им помещено.
Судья Байерс. Свидетель показал, что это был или тот, или другой тайник. Присяжные будут знать, как им относиться к этим показаниями. Если вы внесете такое возражение, я его отклоню.
Давая показания, Хэйханен неоднократно заявлял, что он встречался с «советскими должностными лицами», что он поддерживал связь с этими «должностными лицами». Когда выяснилось, что прежними тайниками больше не следует пользоваться, описание новых тайников ему дали «советские должностные лица». После того как я высказал предположение, что мы имеем право знать, кто эти лица, судья вновь посоветовал мне набраться терпения, так как обвинение «подойдет к этим фактам».