Секундная вспышка в голове — и Маруся вспомнила рисунок на футболке Ильи. Это был мамонт.
— Мамонт?
Маруся читала про то, что ученые пытаются клонировать это вымершее животное по останкам мамонтенка Димы. Она даже видела его в палеонтологическом музее. Но представить себе такое…
Мамонт был ростом с двухэтажный дом, а прямо на его голове сидела миниатюрная (или так казалось из-за разницы в росте) белобрысая девочка, которая невозмутимо ела эскимо.
— Митри-и-ич…
Нос подошел к мамонту и погладил его по волосатой коленке.
— Хоро-о-о-оши-и-и-ий…
Маруся закрыла рот. Митрич… Сын, точнее клон того самого Димы? Ну-ну… Сколько же лет его прятали, если он вымахал до таких размеров…
— Он взрослый?
Вместо ответа Митрич задрал хобот и еще раз оглушил Марусю своим жутким ревом. Здесь больше всего подходит выражение «уши свернулись в трубочку». Для пущей надежности Маруся прикрыла их ладонями и опять непроизвольно зажмурилась. Какой кошмар!
— …сказать, что взрослый…
Маруся открыла глаза. Первая часть фразы растворилась в децибелах, но смысл она уловила.
— А это… — она показала на полутораметровый «муравейник», — его?
— Его! — не без гордости ответил Нос.
Парадоксально, но иногда даже такие вещи вызывают, нет, восхищение — не то слово… Уважение?
— Круто…
— Это еще не самое страшное, — вступил в разговор один из мальчишек. — Вот колония летающих белок…
— Да-а-а… — с видом знатока поддержал его второй мальчик.
— Этот хотя бы локально.
— Ага.
— Много, но локально.
— И редко.
— Не часто, да… А эти… — мальчишка покачал головой, — повсюду!
— И каждые полчаса.
— А то и чаще.
Совершенно потрясенная Маруся обернулась к Носу.
— И что… вы всем этим занимаетесь? — шепотом спросила она.
— Это часть работы. Профессор даже выдал грант на решение проблемы утилизации…
— Обалдеть. А ничем другим вы не пробовали заниматься?
— Ну, это же… Нет. Ты не понимаешь. То есть… Ты понимаешь, что это мамонт?
— Это я понимаю.
— А это… часть мамонта. Ну, точнее… скажем так… часть проекта.
Вот, Маруся. Вот до чего ты докатилась. Решение проблемы утилизации отходов крупного, как бы его назвать-то? Лохматого скота.
Маруся еще раз внимательно посмотрела на животное. Обычно, когда люди видят что-то необыкновенное, у них в голове происходит помутнение рассудка, не зря в таких ситуациях говорят «уму непостижимо». Они перестают адекватно воспринимать действительность, ибо действительность перестает быть адекватной. Они могут выбежать в поле, чтобы сфотографировать приземление летающей тарелки, или броситься с видеокамерой под смерч, или просто стоять, разинув рот, и смотреть на семидесятиметровую волну во время цунами.
Удивляться можно чему-то странному, но объяснимому — например, если собачка станцует на задних лапках. Однако если после этого собачка попросит у вас закурить, вы не удивитесь, вы будете стоять и смотреть на нее, стоять и смотреть, и думать: «Это собака. Она разговаривает человеческим голосом. И курит!» Но никакого удивления. Возможно, это называется шок.
Так вот. Стоять рядом с пятиметровым мамонтом, последний из которых вымер десять тысяч лет назад, — это шок. Сначала вы как бы ничего не чувствуете. Ну, мамонт и мамонт. Офигенно здоровущий мамонт. Просто с ума сойти, какой здоровущий мамонт. Потом начинаете рассматривать его более внимательно. Он не похож на картинки из учебника. Не похож он и на мамонтов из мультфильмов, не похож на компьютерных мамонтов, на игрушечных, на восстановленных по скелету…
Длинная, почти черная шерсть, которая распадается на сосульки — вроде дрэдов. Челка, полностью закрывающая глаза. Уши маленькие и из-за шерсти их почти не видно. Густой шерстяной покров на ступнях… Господи, как же это называется у мамонтов. Ну, пусть будут ступни. Хвоста нет. Хобот не такой уж и большой, а вот бивни — огромные. Из-за лохматости он выглядит еще более крупным, он похож на дом — такой мохнатый дом с очень громким ревом. После детального осмотра шок отступает. И наступает еще более сильный шок. Это приходит осознание. Да, да. До этого вы ничего еще не осознавали. Вы просто пытались примириться с картинкой, которая нарисовалась у вас перед глазами, пытались проанализировать ее, чтобы постичь. И вот когда постигли, только тогда и наступает настоящее…
— Это же мамонт!
Маруся поняла, что снова стоит в оцепенении и не замечает ничего вокруг. Какие-то люди возятся рядом, что-то говорят, жестикулируют…
— …сверхскоростные самолеты, поезда, клонирование, лекарства от рака, вот-вот откроем телепортацию…
Нос воодушевленно перечислял изобретения последних лет и загибал пальцы.
— …искусственные органы, межгалактические станции, мы даже научились добывать полезные ископаемые на Луне…
С невероятным усилием Маруся перевела на него взгляд и попыталась сконцентрироваться.
— А проблему отходов решить не можем, — закончил свою пламенную речь Нос. — Парадокс.
Маруся, молча, кивнула.
— Вообще-то это девочка.
— Что?
— Митрич.
— Девочка?
— Название проекту придумали до его рождения. То есть ее. То есть сначала придумали, что это будет Митрич, а уже потом она родилась на свет.
— А почему не переименовали?
— Зачем?
Искреннее удивление на лице. И правда, зачем? Все-таки ученые совершенно отдельный вид людей. А может, и не людей. В эту тему лучше не углубляться.
— Пойдем отсюда, а то глаза уже щиплет.
Глава 3. Охотники
1
Школа была похожа на огромный кубик Рубика, который уронили с неба. И поэтому он рассыпался на разноцветные секции: тут красная, тут в два этажа белая и синяя, тут оранжевый кубик вонзился в землю под углом в 30 градусов, а тут — сразу три желтых секции в ряд. Некоторые секции объединялись в сложные геометрические фигуры, другие валялись по отдельности. Все это было разбросано в высокой зеленой траве и напоминало скорее гигантскую художественную инсталляцию, но никак не корпуса школы.
По непонятной причине у Маруси снова разболелся правый глаз. Сначала он начал слезиться, потом чесаться, потом расчесался до того, что, казалось, он вот-вот вывалится или лопнет. Маруся даже прикрыла его рукой — чтобы, если все-таки вывалится, не потерялся в траве. Нос медленно плелся по тропинке и смотрел себе под ноги. Маруся шла за ним и старалась уже никуда не смотреть. Дойдя до красной секции, Нос обернулся.
— Что там у тебя?
— Не знаю…
— Болит?
— Угу…
— Дай посмотреть.
Маруся замотала головой.
— Я просто посмотрю, вдруг что попало.
— Ничего не попало.
— Да перестань…
Маруся вздохнула, убрала руку и зажмурилась.
— Открой.
— Не-е-е…
— Я не увижу, что случилось, пока ты его не откроешь.
Маруся снова заслонилась руками, потом отвернулась от солнца и осторожно приоткрыла глаз. Из него текли слезы, поэтому смотреть было больно и неприятно. Нос подошел поближе и наклонился.
— Такое ощущение…
— Что?
— Что он стал другим.
— Каким другим?
Марусе захотелось сесть на траву, заплакать, захныкать и закапризничать. Все девочки делают так, когда болеют.
— Каким-то… таким.
— Красным?
— Зеленым.
— Да ну тебя.
— Правда!
Маруся оттолкнула Носа и отошла в сторону.
— У тебя глаза разного цвета.
— Не смешно.
— Я и не шучу.
Придурок…
— Смотри!
Нос вытащил из кармана коммуникатор и поднес к Марусиному лицу.
Маруся подняла глаза на экран. Микроскопическая вебкамера передавала изображение, словно зеркало.
— Ч-ч-че-е-ерт…
Один голубой, второй зеленый. Какое-то воспаление? Болезнь? Оптический эффект? Неисправная камера? Испорченный экран?
Маруся проморгалась и посмотрела еще раз. Взяла коммуникатор в руки и поднесла поближе. Нет. Никакой ошибки. Голубой и зеленый.
И как такое может быть? Радиация?
— Что-то случилось?
Какой-то старик неожиданно появился из-за кустов и теперь шел им навстречу.
— Степан Борисыч!
Бунин? Маруся снова прикрыла глаз рукой, а другим посмотрела на старика. Загорелый, короткие седые волосы ежиком и черно-белая щетина на щеках. Дальше — хуже. Брюки, заправленные в высокие рыбацкие сапоги, старая майка с прожженными дырочками и поверх всего этого длинный махровый халат. Впрочем, пора бы уже ничему не удивляться.
— Все нормально… В глаз что-то попало.
Маруся вежливо улыбнулась.
— Бывает… А то идемте, промоем. У меня есть капли…
Следом за Буниным из-за кустов появился толстяк в водонепроницаемом комбинезоне.
— Степан Борисыч! И течет и течет! Всю землю размыло.
— Да что ж такое…
— Только вчера высадили, грядочка к грядочке… Сам лично проследил…
Толстяк схватился обеими руками за сердце, будто боялся, что оно вот-вот разорвется от горя.
— Это в какой?
— Да в пятой. Все в кучу теперь…
— Так отключи.
— Тогда в шестой пересохнет!
— А в шестой у нас что?
— В шестой редис.
— Не пересохнет. Отключай.
Толстяк недовольно замотал головой — судя по всему, он сомневался в правильности решения профессора, но, тем не менее, развернулся и пошел обратно.
— Нет, ну как так, а? Сам лично же проследил, — бубнил он, раздвигая огромными руками кусты и удаляясь. — Грядочка к грядочке…
— И вызови кого-нибудь, кто с этим… кто там в этом понимает? — крикнул ему вслед Бунин.
— В чем?
— А-а-а…
Бунин отмахнулся и вытащил из кармана доисторическую модель коммуникатора (кажется, он назывался «мобильник»). Толстяк остановился и с надеждой посмотрел на профессора.
— Петя? Зайди в шестую…
— В пятую!
— В пятую… черт, как ее… теплицу! Трубу прорвало. Да черт ее знает… Ну, прикрути там что-нибудь, я не знаю…
Теперь заверещало в другом кармане, и Бунин, не глядя, вытащил еще одну доисторическую трубку.
— Да! Да я. Да. Там не вода, а сплошной аммиак. И что они пытаются… И что? Так потому и не замерзает, что аммиак. От какого ядра? Пришли мне почтой, я так не понимаю. Хорошо, да… да.
— И лампу там почини, мигает — у меня перед глазами все прыгает, — добавил он в первую трубку.
— Ну что? — осторожно поинтересовался толстяк.
— Черти что. Иди пока, я позже подойду.
Бунин спрятал обе трубки в карманы и посмотрел на Марусю с Носом.
— А еще у нас коза отелилась… окозлилась… С пяти утра на ногах.
Маруся даже забыла про свой больной глаз.
— Мы, в общем-то, к вам шли… — начал Носов, — по поводу это… Девушка вот. Она это…
— Мне письмо пришло.
В небе вспыхнуло как от молнии. Бунин обернулся, потом вытер руки о подол халата и внимательно посмотрел на Марусю.
— С вашей подписью, — добавил Носов.
Маруся протянула распечатку е-мейла.
Бунин развернул лист и пробежал глазами сверху вниз.
— Обратный адрес мой, да…
— Но я не такая.
— А какая?
— Я ничего не умею и не знаю. Это какая-то ошибка.
Бунин изучил письмо на просвет, будто искал какие-то водяные знаки.
— Да, я не отправлял это.
— Ну вот, — Маруся потерла глаз. — Я и пришла спросить.
Бунин сложил письмо вчетверо и сунул в карман.
— Раз вы меня не приглашали, значит, я могу ехать?
— Куда?
Раздался громкий лай. Маруся обернулась и увидела двух черных псов, которые неслись прямо на них. Профессор вытянул руку, и собаки, подпрыгивая, принялись тыкаться носами в Бунинскую ладонь и лизаться.
Маруся постаралась сосредоточиться и не отвлекаться.
— Домой. Вы же не приглашали меня.
— Так… Давайте-ка все-таки зайдем…
Он снова вытер обслюнявленную руку о халат и пошел к красной секции.
— Домой, домой! — крикнул он собакам.
Опережая друг друга, собаки бросились к двери.
— Может, я и не присылал, но кто-то же присылал… И даже с моего адреса… — Бунин обернулся и посмотрел на Марусю. — А я как-то не привык к тому, что кто-то пользуется моей электронной почтой без спроса.
Профессор улыбнулся и подмигнул.
Маруся растерянно посмотрела на Носа и пошла следом. Зачем кому-то понадобилось заманивать ее сюда? Кто это подстроил?
2
Внутри красного сектора все выглядело, наоборот, очень старомодно. Светлые стены, дощатый пол, такая же деревянная мебель «под старину», или действительно старая, лампы с абажурами, мягкие кресла с потертой обивкой, огромное количество (штук сто, не меньше) самых разнообразных глобусов, включая глобусы других планет. Древняя телевизионная панель (или как он там назывался — телевизор?) в виде куба (такие Маруся вообще никогда не видела) и настоящие бумажные книги повсюду: на полках, стопками на столе и на полу, на комоде, на табуретках, рассыпанные на диване, сложенные на подоконнике — и ни одного компьютера!
К потолку были подвешены клетки с птицами, которые беспрерывно пищали. В одной из клеток сидела самая обыкновенная курица. Такие же клетки, но уже с грызунами, были встроены в специальную нишу в стене. По полу, как ни в чем не бывало, скакали большие зеленые жабы, а на письменном столе, забитом использованной одноразовой посудой, взгромоздился аквариум с осьминогом.
Там и сям стояли пепельницы — очень много, все заполненные окурками. По комнате, сметая все на своем пути, носились две черные собаки, жабы поспешно переползали в укрытия, посуда падала на пол, птицы кричали, мыши пищали и только осьминог неподвижно лежал на дне аквариума — дрых себе, наверно.
Судя по выражению лица Носа, он был здесь впервые, потому что глаза у него стали «квадратными». Зато Маруся почему-то почувствовала себя как дома и даже почти не удивилась. Определенно ей нравился этот творческий беспорядок, настолько все здесь было органично переплетено и логично устроено. Кофейные чашки полукругом вокруг кресла — это ведь так понятно. Выпил кофе, поставил чашку на пол и работаешь дальше. Потом выпил вторую чашку и поставил рядом с первой. Все на расстоянии вытянутой руки. Тут же на полу электрочайник и банка с кофе. Эргономично!
Профессор сразу же ушел в другую комнату, оставив гостей одних, но минуты через две вернулся с бутылкой молока.
— Свежее, — заверил он и протянул бутылку Носу, будто кто-то его об этом просил.
Нос взял бутылку и удивленно посмотрел на нее.
— Выпей пока, мне надо быстро переговорить с дамой.
— Ага…
Профессор открыл дверь, предлагая Носову покинуть помещение.
Не приходя в сознание, Нос вышел за порог, и дверь за ним сразу же закрылась.
Бунин выдержал небольшую паузу, будто собирался с мыслями, потом посмотрел на Марусю сосредоточенно и даже слегка прищурившись, словно пытался разглядеть что-то такое, чего просто так не увидишь. И, наконец, шагнул вперед. Расстояние между ними сократилось до минимума. В кино в такие моменты мужчина хватает женщину за плечи и целует, но профессор Марусю не поцеловал.
— Рассказывай! — резко произнес он.
— Что?
— Какая у тебя способность.
— Какая способность?
— Способность.
— Способность?
— Ты все будешь переспрашивать?
— Я?
Бунин наклонился, поднял с пола большую зеленую жабу и отбросил ее в сторону, будто она мешала ему разговаривать.
— Я заметил глаза.
— И что?
Бунин отвернулся и отошел в сторону.
— Ладно. Значит, не хочешь рассказывать…
Маруся растерянно улыбнулась.
— Да о чем рассказывать?
Бунин вздохнул, похлопал себя по карманам халата и извлек папиросы.
— Я знаю, что у тебя есть предмет. У тебя ведь есть предмет?
— По-моему, вы меня с кем-то путаете.
— Что у тебя с глазом?
— Он болит.
— И меняет цвет.
— Потому что болит.
— А почему он болит?
— Из-за… Даже если он и меняет цвет, это…
— Это означает, что у тебя есть предмет. А если есть предмет, значит, есть способность.
— Знаете что?
Бунин щелкнул зажигалкой, прикурил и покачал головой.
— Пока не знаю.
— Я ничего не понимаю из того, что вы говорите.
— Угу…
— Я…
Тупик. Невозможно даже подобрать слова, потому что разговор получается настолько нелепым, что…
— Ну?
Настолько нелепым, что продолжать его стало бессмысленно. Очень хотелось признаться, только было непонятно, в чем.
Словно услышав Марусину мольбу о спасении, зазвонил древний Бунинский коммуникатор. Профессор вытащил трубку и нажал отбой. Черт!
— Ты что-нибудь слышала про предметы?
— Какие предметы?
— Хорошо. С тобой происходило что-нибудь странное в последнее время?
— Со мной постоянно происходит что-то странное.
— Например?
— Например…
— Предмет, — Бунин взял со стола пуговицу и покрутил перед глазами у Маруси. — Маленькая вещичка из металла. У тебя должна быть какая-то маленькая вещичка из металла.
— Ящерица?
— Ящерица?!
— Кто-то подбросил ее в сумку.