Двери открылись, из здания аэропорта вышла значительная толпа таможенников, полиции и чинов префектуры, мужчин и женщин. Над этой толпой важных персон, между прочим, покачивалась голова Лярокка. Приземлившийся лайнер теперь не спеша, словно выставочный автомобиль, катил по бетону и с каждой минутой приближался. Он остановился метрах в ста от пирамиды контейнеров. Тут же к нему подъехали два высоких трапа. Открылись два люка. Из «Боинга» вышла дюжина парней в отменно сшитых костюмах; преобладали светлые тона. Тут же они рассредоточились вокруг трапов. За ними выскочила на трап какая-то девчонка в тренировочном костюме. Она откинула назад растрепанные волосы и воссияла своей лучшей из улыбок, которую Ник никогда, невзирая на долгие разлуки, не мог позабыть.
«Мамка!» — завопил он по-русски и, забыв про все меры предосторожности, сиганул с вершины контейнерной пирамиды.
Они не виделись больше года, потому что Ашка не могла себе представить встречи с сыном в то время, когда его отец сидит в тюрьме. Теперь, когда так ловко подстроенная встреча состоялась, у нее прервалось дыхание и заплясали колени. «Димка! Димка! — кричала она, как будто случайно увидела его в толпе. — Посмотрите, это же мой Никодимчик!» Пляска колен не давала ей спуститься по трапу. Он, прыгая через три ступени, достиг своей возлюбленной матушки и прижал ее к себе. «Боже мой! — бормотала она. — Как ты вырос! Эдакая Большуха! — И закричала через плечо из сыновьих объятий: — Ген, посмотри, кто нас встречает! Это наш сын Никодимчик по прозвищу Огромная Большуха!» Он целовал мамулю то в одну щеку, то в другую, а то и в ближайшее ухо, запускал свою пятерню в ее волосы. «Димка, родной мой!» — услышал он голос отца. Ген на трясущихся ногах спускался к ним по трапу. Как странно выглядит этот главный Стратов, подумал сын. Мощные бицепсы распирают короткие рукава тенниски, а щеки ввалились, в глазах лихорадка, по серой коже струится пот.
Достигнув двух своих самых близких, Ген окружил их объятием и, не в силах больше держать равновесие, съехал на трап. Теперь они трое сидели на ступеньке и бормотали что-то любовное и бессвязное. Никто из них, конечно, не видел, как за спинами официальных представителей из здания аэропорта вышел бартендер Уазо вместе с девушкой-студенткой, которую мы мельком заметили в пустом зале. Теперь ее тощий рюкзачок висел у нее на спине, придавая ее тоненькой фигурке дополнительную прямкость. Читатель наверняка уже догадался, что это была не кто иная, как четвертый член многострадальной семьи олигархов, 19-летняя Парасковья. Уазо показал ей галантной ладонью на трап самолета. Девчонка взвизгнула и понеслась, расталкивая габаритные спины истеблишмента департамента Пиреней-Атлантик. Через минуту она уже была в центре семьи. В дверях самолета запричитали на бабский русский манер стюрдессы корпорации «Таблица-М», а вместе с ними и самая голосистая от переизбытка эмоций Стомескина Елена, посеянная в этом сезоне в первую десятку почти непобедимых игрочих. Пашка врезалась в сердцевину семьи, прыгнула на колени к отцу, головкой бодала мамку, щипала и тыркала Огромную Большуху.
Неожиданно подрулил грузовичок СМИ. На открытой платформе работала камера Шестого канала и несколько фотографов из «Фигаро», «Лё Монд» и «Юго-Запада». В тот же день снимки воссоединившейся семьи российских миллиардеров обошли весь мир и сравнились по своей изобразительной силе, ну не знаю уж с чем, разве что с прыжком балетного гения Рудольфа Нуриева. Пожилые мальчики и девочки еще помнят тот снимок, он назывался «Прыжок к свободе». Драматизм стратовского момента потряс западную публику. Пресса писала: «Организованный мадам Стратовой невероятный побег ее мужа, короля редкоземельных элементов Гена Стратова из мрачной московской твердыни, тюрьмы „Фортеция“, становится вдвойне или втройне более значительным событием благодаря тому, что на сцене как раз к прибытию самолета появились их очаровательные дети, 19-летняя Парасковиа и 13-летний Никодим. Дети выросли практически без родителей, поскольку в течение ряда лет их приходилось прятать в неустановленных местах, чтобы избежать их захвата в качестве заложников могущественной теневой структурой, поставившей своей задачей уничтожение стратовской корпорации „Таблица-М“. Вот в таких непростых условиях приходится существовать предпринимателям новой России. За развитием этой темы следите в наших следующих выпусках».
Представители официальных кругов старались избегать слова «побег». Ни для кого не было секретом, что франко-российские отношения претерпевали в этот период весьма суровые испытания. Стратовская корпорация была основным поставщиком очищенных редкоземельных металлов и элементов для военной и космической технологии Пятой республики. Новые сплавы к тому же сулили колоссальный толчок в развитии потребительской индустрии. Используя все возможные открытые и закрытые каналы, правительство старалось воздействовать на Кремль, чтобы добиться освобождения Стратова. Увы, аристократы из администрации российского президента, прибегая к всевозможным эвфемизмам, давали понять, что на данный момент они ничего не могут поделать с МИО, этой опутавшей все общество псевдопатриотической паутиной. Французское правительство тогда отстранилось от этого скандального дела, однако по каким-то неясным каналам — мы можем здесь вообразить, что по некоторым финансовым, а может быть, и по литературным каналам, — довело до сведения Леди Эшки, что в каких-нибудь форс-мажорных обстоятельствах оно не будет возражать против прибытия в страну семьи Стратовых; напротив, предоставит им надежное политическое убежище.
Между тем, пока мы уточняли для себя политику Франции, официальные лица образовали возле трапа полукруг, внутри которого оказался штатив с микрофоном. Стратовы, а вслед за ними господа Бразилевич, Алмазов, Окселотл, Мастер Сук и Мастер Шок и все присутствующие Самые Надежные, похожие на богатых спортивных грандов Европы, образовали второй полукруг, и таким образом, стало быть, возник полный круг, расцветший сдержанными, но вполне приязненными улыбками. В центр круга вышел супрефект Густав Тарталь и предоставил слово представителю спортивной комиссии при мэрии города Биаррица Винсенту Лярокку. Великий старче был краток:
«Госпожа и господин Стратовы, члены семьи, друзья семьи и сотрудники всемирно известной корпорации „Таблица-М“, от имени собравшихся здесь представителей общественности я хочу вам сказать: „Добро пожаловать!“ Желаю вам на скалах Биаррица благополучно отдохнуть от политических бурь и набраться сил от бурь океанских. Тамарисковые парки Земли Басков к вашим услугам. Спортивная комиссия при мэрии от всей души желает вам приобщиться к нашим усилиям по развитию излюбленных в нашем краю видов спорта, а именно к гольфу, теннису — прежде всего это касается великолепной мадемуазель Элен Стомескин, финалистки прошлогоднего турнира Ролан Гаросс, — а также к регби, в котором наша команда стяжала немало национальных и международных призов — надеюсь, это привлечет внимание ваших молодых атлетов, — и особенно к нашему главному виду спорта, ставшему в последние годы поистине массовым, к сёрфингу, тем более что одной из самых заметных фигур на волне является юный англичанин Ник Оризон, оказавшийся на поверку русским мальчиком Никодимом Стратовым. Иными словами, allez-y donс!»
Краткая речь великана произвела весьма благоприятное впечатление на членов администрации: двусмысленное политическое событие превращалось в спортивное мероприятие. Строгие лица разулыбались. Начались рукопожатия, переходящие временами в полуобъятия, а Леди Эшки и Ленка Стомескина получили немало французских двойных поцелуйчиков. Еще до начала церемонии приземлился второй самолет корпорации, и к ее завершению подошла еще одна толпа русских, среди которой было немало дополнительных молодцов, похожих на профессионалов регби. Хорошо подготовленные к встрече, они пели «Марсельезу» на языке, напоминающем смесь французского с нижегородским. Словом, триумф!
Далее началось выполнение формальностей. В зале таможни был сервирован пти-дежоне, после чего пошло заполнение десятков, если не сотен всевозможных анкет и составление различных заявлений, связанных с временным размещением и последующей покупкой намеченных заранее домов и земельных участков.
Семья Стратовых сидела за отдельным столом. Изо всех сил они старались преодолеть огромнейшую эйфорию и не разразиться рыданиями. Обменивались шутками, вообще юмором, как будто разлучены были ненадолго лишь в связи со школьными каникулами. Пашка, например, рассказывала о ежедневных обязательных велосипедных прогулках, которые практикуются в ее колледже, в кантоне Гельвеция. Если, например, какая-нибудь девочка старается от этой процедуры увильнуть, тут же сбегаются бонны, грозят ей пальцами и говорят: «тю-тю-тю». Зато потом, когда удается отправить всех девиц на колесную променаду, бонны аплодируют и звонкими от счастья голосами поют что-то вроде: «Едут леди на велосипеде, клетчатые юбочки, белые чулки». Папочка, мамочка и ты, огромное чудовище, признаюсь, после выхода из колледжа не могу смотреть на велики, мутит.
А вот у нас, тут же подхватывал Никодимчик и начинал, как водится у подростков, рассказывать совершенно не связанную с предыдущей историю о своем друге, бразильском юнце, которого зовут Вальехо Наган. У него очень короткие ноги, но зато очень длинные мускулистые до жути руки. Крокодилы в дельте Амазонки тут же прячутся, когда видят, как Наган скользит на доске, стоя на руках. Любопытно, что в их племени, которое в условиях Интернета стало называть себя йаху, существует древняя традиция ненавидящего взгляда. Таким взглядом обладает и Вальехо Наган. Всем мужчинам полагается владеть ненавидящим прожигающим взглядом, что они и делают, а вот женщины там милы. Иной раз даже становится не по себе под такой концентрацией ненависти, однако всем нашим, то есть сёрферам, известно, что для друга этот парень готов на все. Однажды он на моих глазах перехватил атакующего крокодила и порвал его вдоль на две части.
Мама Ашка тут довольно смешно, немного как-то по-волчьи взвыла, уронила личико на поверхность стола, чуть не попав носиком в вазочку с джемом, и застучала по столу кулачками; прошу прощения за избыток уменьшительных. Она сказала, что руки у человека теперь бывают разные, и стала рассказывать о кисти левой руки общего любимого друга Гурама Ясношвили. Очень ловко показывала эту кисть — как прихватывает то одно, то другое. Скажем, вилку. Скажем, салфетку. Скажем, нос собутыльника. Скажем, нос Бутылконоса. Может ласкательно, может терзательно. Все пять пальцев плюс дополнительные, самые неожиданные, сделаны из уникальных сплавов титана с редкоземельными элементами. Как по силе, так и по чувствительности они превосходят наши. Какие наши? Что, разве непонятно — человеческие!
В этот момент в зале запели сигналы не менее дюжины мобильников: у кого «Хабанера» Бизе, у кого «Рэгтайм» Джоплина, у кого «Шествие» Прокофьева, ну и так далее. Послышался голос Ясно:
«Извините, ребята, подслушал ваш треп. Вношу небольшую поправку. Моя левая — это кисть будущего, а ваши пока что влачатся в прошлом. Теперь по делу. В Москве сущая паника. Публика вся перемешалась. Бросаются друг к другу с сумасшедшими гипотезами. „Эхо“ утверждает, что получает какие-то странные сигналы из космоса. Будто бы приблизился НЛО из зазведности. Есть, однако, и достоверные неожиданности. Звонил Белосельский-Белозерский из президентской администрации. Надеюсь, говорит, что хоть вы нас не бросите, Гурам Ушангович. Убедительно просим сохранять спокойствие, не ломать графика. Большой привет семье Стратовых. Уверены, что в близком будущем…» Тут, пардон, связь была прервана каким-то воем юрского периода. Только что пронесся слух, что по всей стране восстанавливаются сталинские глушилки. Голос исчез, послышалось у-у-у-у-у. Что это было: Ясно дурачился или действительно машины взвыли? Так или иначе стратовские дети, а заодно с ними Ленка Стомескина прям-таки грохнулись со стульев от смеха. Ген Стратов, все еще исполненный некоторой деревянности, взял своей правой левую благоверной и постучал ее косточками по столу.
Те, кто думает, что в крытке не смешно, уверяю — ошибаются. У нас там главный был громила по части юмора, майор Блажной, комендант долгосрочного блока. У него там такая была «комната смеха» с кольцом в стене. Бывало, заходил к нам в камеру, вроде бы оттянуться на интеллигентские темы — ну там шорт-лист Русского Букера или итоги Московского кинофестиваля. Часами сидит и бубнит и на каждого по очереди смотрит: дескать, я с вами, у меня, мол, такие же вкусы, как у вас, даже в смысле женского пола, я такой же узник, как и вы, хоть и комендант. А потом начинал кого-нибудь прихватывать, чаще всего Игоря Велосипедова. Ох, Игорек, нравится мне твоя Фенька Огарышева, ты даже одной ягодицы ее не стоишь…
«Ну что ты такое несешь, Ген?! – вскричала тут Ашка. — Ну что за бред?»
Муж строго ее пресек. Помолчи, Ашка, ты тюремного юмора не понимаешь. В общем, Игорь тут нервно вскакивал, пытался там бегать, но места для бега не хватало, тогда он отсаживался от компании на стульчак. Ну разве это не смешно? Блажной интересовался, что бы тот сделал, если бы он с Фенькой Огарышевой побаловался. Я бы вас задушил, товарищ майор, ответствовал тот. А за такую диссидентщину, товарищ Велосипедов, придется вам на цепи посидеть в «комнате смеха», а вы, товарищ интеллигенция, следуйте за нами, чтобы полюбоваться на товарища. Все отправлялись тогда за майором, но по дороге Фил Фофанофф притирал его своим пузом к стене, а Сашка Корбах хохотал, как бешеный. Он эту цепь, ребята, для себя самого придумал, а ведь в советских тюрьмах такие цепи вроде бы не предполагаются. Майор хихикал, как будто к чему-то сокровенному приближался, а мне все время шепотком: мы, мол, пацаны с одного двора. Не знаю уж, как я удержался, чтобы не…
«Замолчи, Ген! Прекрати! Я знаю этого майора, он сумасшедший, но не гад!» Ашка с досадой отвернулась от освобожденного мужа.
Тут к их столу подошли Вадим Бразилевич и Макс Алмазов. За ними помощники несли немалые стопки французских деловых бумаг. Известно, что французская бюрократия по числу и по сложности таких бумаг занимает неоспоримое первое место в мире.
«Ну вот, пока все идет как по маслу, — сказал горделиво Вадим. — Скажите спасибо вашему Высоколобому Бутылконосу!»
Юный Никодимчик ахнул и уставился на него. «Так это были вы, сэр? Вот уж никак не предполагал, что мой виртуальный Хранитель в жизни так похож на Высоколобого Бутылконоса!»
Все переглянулись, а матушка потянула детище за ухо. «Ты, Димка, кажется, растерял свои прежние манеры среди кукурузных полей?»
ВБ похлопал мальчика по могучему плечу. «На самом деле я был всего лишь помощником твоего настоящего Хранителя, мой мальчик. Вот кто твой настоящий наставник и организатор оптимального пространства», — и с этими словами он показал на Макса Алмазова.
Никодимчик снова ахнул. Перед ним сидел длинноволосый, в стиле аргентинского футболиста, вполне еще молодой, то есть слегка нестарый красавец в серебристом свитере, оттенявшем кирпичного цвета будку лица, то ли атлантического яхтсмена, то ли сибирского землепроходца. Он улыбнулся юнцу. «Hi, Nik! It’s me, your Guardy, Max Almazov, at your service». И протянул мальчугану свою тяжелую руку, чтобы «потрясти» в прямом переводе с английского тоже не легкую руку опекуемого. Получился своего рода космический захват, своеобразная стыковка. Оба сияли друг на друга своей сигнализацией, то есть глазами, которые помогли им не разойтись в пространстве, чреватом полным и навсегда исчезновением; без дальнейших встреч. Теперь сияли, чувствуя какую-то удивительную, хоть и неизреченную близость.
Макс Алмазов! До ареста отца тайными большевиками Земли мальчик не раз слышал это имя во время законспирированных встреч с родителями. Как-то мало вязались с этим именем электронная почта и английский язык. Речь вроде бы шла о каком-то таежном старателе с особым нюхом на редкоземельные элементы. Будто бы ходит там с группой таких же, как он, косолапых-бородатых в регионе всех трех Тунгусок, равном по площади десятку Франций с весомым довеском Англии. И вдруг сидит перед ним эдакий плейбой из секции Fashion какого-нибудь самого гламуристого гламура! Но как — скажите, джентльмены, и вы, гламурные леди, включая юную мамочку, — как мог этот сибиряк так быстро приближаться к своему подопечному во всевозможных регионах мира, будь это родная Англия или Южная Африка, не говоря уже об устье Амазонки, где обитают мужички с ненавидящими взглядами? Конечно, электронная паутина обеспечивает мгновенный контакт по всему миру, однако Хранителю удавалось возникать не только в виртуальном мире, а вроде бы как бы в мире непосредственной близости, создавать эффект непосредственного присутствия. Впрочем, если этому человеку удавалось годами ускользать от скрытно-большевизма, то ему ничего не стоило в третьем тысячелетии появляться там, где надо, особенно с помощью могущественной «Таблицы-М» с ее высокомудрым, хотя и не лишенным британского юмора Высоколобым Бутылконосом.
Тем временем вновь обретенная дочь Парасковия Стратова тоже не без интереса поглядывала на Максима Алмазова, также известного в корпорации под именем Пришелец. Ее вовсе не удивила ударная внешность этого молодца, поскольку, в отличие от братца, она немало о нем знала от Стомескиной. Теннисистка до того плотно слилась с людьми «Таблицы» и особенно с семьей Стратовых, что никогда не отказывалась от предложения совершить связное путешествие к запрятанной в горной Швейцарии Пэрасси Стрейт. Больше того, она с удовольствием общалась с милой девочкой, которая была всего на четыре года ее моложе и души в ней не чаяла. Девушки помоложе довольно часто ищут общения с девушками постарше, чтобы стать лицом посвященным, ну и, наоборот, девушки постарше любят посвящать тех, что помоложе; короче говоря, они стали закадычными подругами. Странное выражение, не правда ли? Можно ли так сказать о персонах, не снабженных мужиковатыми кадыками?