– Давай спросим почем? – опуская жену на землю, неожиданно для себя предложил Бобров.
– Ой, правда! Я сама об этом подумала, – выдохнула Кира.
Калитка замыкалась на проволочный ободок. Они сняли немудреный запор, открыли калитку, поднялись на высокое волжское крыльцо и постучали. Глуховатая хозяйка преклонных лет открыла не сразу.
Через полчаса, за самоваром, москвичи узнали и цену дома, и причину продажи. Елизавета Федоровна имела под Москвой, в Мытищах, сестру, на три года старше ее самой. Та болела и требовала ухода. Обе женщины доживали одиноко, и Елизавета Федоровна решилась перебраться в Мытищи. Бывать там наездами пенсионерке было дорого да и трудно: старушка разменяла восьмой десяток.
– Ну что, рискнем? – подмигнул Бобров, когда они снова оказались на прибрежной улочке. – Заживем в своем доме. Тут и погреб, и кладовки. Будешь заготовки делать. Ты же у меня мастерица.
– А твоя работа?
– Уйду на пенсию! – заорал Никита Васильевич, схватил Киру в охапку и закружил по булыжной мостовой.
– Отпусти, люди увидят! – взмолилась женщина. – Мы же с тобой не студенты, стыдно…
Все оставшееся путешествие они говорили только о домике в Калязине. Бобров мечтал приезжать туда в начале весны, чтобы наблюдать ледоход, проводить в городке все лето до поздней осени и возвращаться в Москву с первым снегом. Они вспоминали сад, и Кира уже продумывала, какую ягоду пустит на компоты, а какую на варенья.
– Представляешь, мы будем каждый день просыпаться – и в окне Волга! Закаты, рассветы! Мы же в столице неба не видим, хоть и живем на чердаке. Вокруг башен настроили, что и в гостиной темно стало. А тут мы живую природу на остаток жизни получим. И никаких убийств! Как же мне эта уголовная сволочь осточертела! – восклицал полковник. Кира тихо улыбалась, в ее глазах светился тайный восторг.
На обратном пути они домик купили. В конце августа Никита Васильевич написал заявление. Через десять дней его вызвали к генералу – начальство вовсе не обрадовалось желанию Боброва уйти на покой.
– Кого на твое место ставить, ты подумал? – раздраженно выговаривал подчиненному заместитель начальника Управления генерал Еремин. – Ты вроде наладил раскрываемость, но меня, ядрена Феня, все равно дерут в мэрии каждую неделю. А что будет, если ты уйдешь? О деле думай, Никита, о себе потом. За нами Москва. И на хера тебе пенсия? Ты мужик крепкий, без дела волком взвоешь.
– Я найду замену, – пообещал Бобров.
– Волкова? – Еремин скривился.
– Тимофею еще рановато. Он сможет, но годика через три, пожалуй.
– Тогда кого?
– Пока не знаю.
– Достойную замену не найдешь, будешь сам работать. – Еремин поднялся из-за стола и ткнул пятерню Боброву. – Иди, Никита. Огорчил ты меня, хренов пенсионер. Думал, вместе на отдых пойдем.
Вернувшись в свой кабинет, Бобров вызвал Тимофея Волкова.
– Хочу с тобой, майор, поговорить откровенно.
– Слушаю, Никита Васильевич.
– Ты присаживайся, Тимофей. Чай будешь?
– Только что с ребятами пил. Больше не войдет, – отказался Волков.
– Как там с помощником депутата? Давят? – Никита Васильевич не хотел сразу выкладывать свое решение.
– Давят, но Колесников сидит и до суда будет сидеть.
– До суда будет, а потом оправдают и выпустят. Делаем мы свое дело, а они словно в другой стране живут. Убийц на свободу отпускают. Будто у них близких нет, волноваться не за кого, – проворчал полковник. – Ладно, ты чаю не будешь, я себе заварю.
Волков терпеливо ждал, пока шеф поколдует с заваркой, зальет заварник кипятком и накроет шляпой. Эта фетровая шляпа, неизвестно кем забытая, прижилась в кабинете, исполняя роль «чайной бабы».
– Собрался я, Тимофей, на пенсию, – наконец прервал молчание Бобров.
– Вы?!
– Да, я. А почему это тебя так удивляет?
– Вы же еще молодой. И потом, как же мы?
– Вот я и думаю, как… – Замечание о собственной молодости Бобров решил не комментировать. – Руководство требует замену. Я о тебе подумал, но если честно, тебе еще года два-три надо на оперативной работе оставаться. Сейчас ты на месте. Начальник может и дураком быть, а следователю дураком быть негоже…
– Меня не надо, – испуганно попросил Волков.
– Пока не надо, а там все равно придется. Вот я и думаю, кого на свое место рекомендовать. С кем бы ты, Тимофей, работать хотел?
Волков задумался, уставившись на свои ботинки. Бобров налил в стакан крепкого чаю, отхлебнул, вернул подстаканник на стол и выразительно покашлял.
– Я, кроме вас, с Петром Григорьевичем бы поработал, – наконец высказался Волков.
– С Ерожиным? Так он же частник. У него своя фирма. Я, грешным делом, о нем сразу вспомнил. Тебе бы хорошо под его началом пару лет походить. Ерожин мастер, но начальство вряд ли на это пойдет, да и Петр тоже.
– Почему? Сейчас людей странно на должности ставят. Взяли же на наркоту ученого-химика, он и вовсе не из нашей конторы, – убежденно возразил Волков.
– Чудеса, конечно, и у нас случаются. Можно попробовать, – согласился Бобров и отпустил подчиненного.
«Ну, теперь весь отдел начнет кругами ходить», – предположил Никита Васильевич и не ошибся. Под разными предлогами в начальственный кабинет поперли сотрудники. Задав для порядка пару вопросов по работе, топтались и, жалостно поглядывая на шефа, упрашивали остаться. Уход на пенсию начальника взволновал всех.
Выдержав осаду, Никита Васильевич поглядел на часы: начало пятого. Полковник встал, надел пиджак и медленно вышел из кабинета. На улице он вздохнул всей грудью. Осеннее солнышко святило мягко и нежно. Бобров побрел по саду «Эрмитаж», размышляя о своем решении. С одной стороны, жизнь в тихом городке вдвоем с любимой уютной Кирой полковника радовала. О чем-то подобном он уже несколько лет подумывал. Но оставлять ребят, работу, которую хоть он и клял, но без которой себя не мыслил, было грустно. Эта грусть разозлила полковника.
– Все равно рано или поздно придется. Сколько можно заниматься говном?! – вслух громко воскликнул он в сердцах, чем напугал проходящую мимо молодую женщину с коляской.
– Вы мне? – оглядевшись по сторонам и не обнаружив упомянутого вещества, удивленно спросила мамочка.
– Нет, милая. Я по-стариковски, сам с собой. Прости, если напутал, – смутился Никита Васильевич.
– Ничего, ничего… – протараторила молодуха и быстро покатила малыша прочь от странного дядьки. Бобров сменил прогулочный шаг на деловой, вернулся на работу и, не садясь в кресло, позвонил в Самару Ерожину.
– Я вас узнала, Никита Васильевич, – обрадовалась Надя знакомому голосу.
– Значит, нищим и помру, – шутливо огорчился Бобров. – Мне, Наденька, с Петром очень надо поговорить.
– А Петя утром улетел в Москву. Его дядя Ваня вызвал.
– Грыжин? – уточнил Бобров.
– Да. У него что-то там приключилось.
– А ты вместе с мужем почему не полетела?
– Мы, Никита Васильевич, здесь еще недельку поживем. Уж очень Волга осенью хороша. Да и мама со мной.
– Что Волга осенью хороша – верю. Может сдаться, что я на берегу Волги окажусь, – признался полковник. – Значит, супруг уже в Москве?
– Он в час дня отзвонил, что долетел нормально. Ищите его или в бюро, или дома.
Никита Васильевич попрощался, положил трубку и тут же набрал номер частного сыскного бюро.
– Ерожин слушает, – ответили в трубке.
– Вот, Петька, обычно я тебе нужен, а сегодня ты мпс. Можешь приехать?
– Я только из Самары, но если нужен высокому начальству, приеду. Деваться некуда.
– Вот и хорошо. Только на работе я бы тебя принимать не хотел. Пойдем поужинаем в садике «Эрмитаж». С того ресторанчика, если помнишь, наше знакомство началось. Я угощаю, так что не разоришься. Люблю символические места, – загадочно добавил Бобров.
Ерожин ресторанчик помнил и не возражал. Они договорились встретиться через час и распрощались.
«Не знает, шельма, что его ждет», – усмехнулся Никита Васильевич, позвонил Кире, чтобы не ждала с ужином, и направился на второй этаж. В приемной секретарша генерала Еремина Лиза улыбнулась полковнику и сообщила, что у начальника небольшое совещание, но о приходе Боброва доложила.
– Скажи пенсионеру хренову, пусть минут десять подождет, – удивил Еремин Лизу своим ответом.
– Он вас почему-то пенсионером назвал, – покраснела Лиза, умолчав о ботанической добавке генерала, – и просил десять минут подождать.
– Шутит, – прикинулся дурачком Никита Васильевич и устроился в кресле.
Еремин освободился через пятнадцать.
– Ну с чем опять пожаловал?
– Я хочу предложить на свою должность подполковника Ерожина. Он по ранению на пенсии. Но здоровье у него восстановилось. Уверен, что медкомиссию он пройдет без проблем и несколько лет мог бы с успехом поработать, – выложил Никита Васильевич.
– Постой, это тот самый частный сыщик?
– Тот самый, – подтвердил полковник, понимая, что генерал намекает на дело с фальшивомонетчиками, в котором Ерожин отличился и получил известность в Управлении.
– Помню, помню. Стриженный бобриком пожилой мальчик. Это будет непросто… – покачал головой генерал.
– Почему? – наивно удивился Никита Васильевич.
– Я уж не говорю, что офицера, ушедшего в отставку, вернуть на работу – головная боль, но Ерожин имеет свое сыскное бюро. Там, ядрена Феня, бабки, а у нас зарплата.
– Да, у него частное сыскное бюро, – не отрицал полковник. – Но это делу не мешает.
– Ни хера себе не мешает?! Он будет вести расследования за казенный счет, используя всю техническую базу Управления, и класть гроши себе в карман?! Этот номер у нас не пройдет. Пусть откажется от частного сыска, тогда и поговорим. А он согласен?
– Пока не спрашивал. У меня с подполковником через сорок пять минут встреча.
– Прямо ему, ядрена Феня, и скажи. Хочет на государеву службу, никаких частных бюро. Пусть выбирает.
– Так точно, – ответил Никита Васильевич.
Покинув высокий кабинет, он спустился вниз, вышел на улицу и побрел по аллее «Эрмитажа» в сторону ресторана. Еще раз возвращаться сегодня на службу полковник Бобров намерений не имел.
Оставив у отца в сыскном бюро злополучный конверт, Николай Грыжин отправился вовсе не на фирму, а в правление ЖСКА собственного дома. Учреждение находилось в подвале соседнего корпуса. Бухгалтерша Зина кушала шоколад, полученный в качестве взятки от одного из жильцов, и смотрела журнал мод. Перед работой Зина взвесилась на домашних весах и тем испортила себе настроение. Женщина прибавила полтора килограмма и шоколад ела от отчаяния. Но при виде молодого предпринимателя сменила гнев на милость и выдавила улыбочку:
– Здравствуйте, Николай Иванович. Вот уж кого не ожидала лицезреть в нашем подземелье. Ваша жена говорит, что у вас и свободной минутки нет. Все работаете…
– Да, Зина, обычно я очень занят. Скажите, если я уеду в длительную командировку, смогу оплатить все расходы по своему жилью на несколько лет вперед?
– Конечно, сможете. Но вы же человек деловой и должны понимать, цены быстро меняются.
– Вы хотите сказать, растут, – уточнил Грыжин.
– Вот именно, – кивнула Зина.
– Я могу приблизительно рассчитать динамику роста и сделать выплаты с учетом этого.
– А угадаете?
– Бизнесмен должен уметь предвидеть такие вещи.
– Мне бы ваши способности. – Зина вздохнула.
– Я бы хотел составить с вами договор, по которому внесу плату вперед, скажем, за пять лет, – предложил Николай и открыл бумажник. Зина как зачарованная смотрела на толстую пачку зеленых купюр и молчала. Николай извлек из пачки стодолларовую бумажку и выложил ее на стол перед бухгалтершей: – Это ваш гонорар за работу. Сможете подготовить документ к завтрашнему утру?
– Подготовить смогу, но как быть с ростом цен? – улыбнулась Зина, убирая гонорар в ящик стола. Настроение, испорченное лишним весом, сразу пришло в норму.
– Оставляйте пробелы. Цифры я впишу сам.
– А вы далеко? В Америку? – В глазах Зины возникло живое любопытство. – И я в ноябре в Нью-Йорк собираюсь. Может, встретимся?
– В конце концов все встретимся, – пообещал Николай и, распрощавшись с бухгалтершей, поехал на телефонную станцию.
Там он тоже добился согласия внести абонементную плату за пять лет вперед, оговорив отдельной суммой возможность будущих междугородних и международных звонков. Затем отправился в банк и сделал распоряжения по работе с его счетом. На фирму заместитель генерального директора заскочил в конце дня и пробыл в кабинете не больше часа.
В шесть часов вечера Петрович отвез его домой. Грыжин поужинал и предложил жене взять сынишку и погулять по вечернему городу.
Маша не узнавала мужа. Обычно вымотанный до предела, он появлялся дома после десяти и, приняв душ, валился в койку. Пока Маша раздевалась, Николай успевал уснуть мертвым сном. А в последние дни она первая засыпала в его объятиях. Вот и сегодня он не давал ей уснуть до глубокой ночи.
– У нас словно медовый месяц, – прошептала женщина, прижалась к мужу и заплакала. Грыжин причины слез не понял. Только что им было так хорошо вместе.
– Что ты, милая? Я тебя обидел?
– Ты вдруг меня заметил. А сколько лет мы жили параллельно? Ты рядом, но на самом деле – пустота.
– Почему пустота?
– Ты в своих делах днем и ночью. Смотришь сквозь меня, словно я стеклянная. Я же живая! У меня молодость проходит, а ты не замечаешь. Думаешь, что твои деньги могут заменить любовь? Заменить нормальные отношения? Да, мы с Никиткой сыты, одеты и обуты. За это тебе большое спасибо. Но это же не все! Как ты не понимаешь?!
– Чего же ты раньше молчала?
Маша, продолжая всхлипывать, уселась на постели.
– Видно, привыкла к такой параллельной жизни и забыла, что бывает по-другому… В последние несколько дней ты меня заметил и приласкал. Понимаешь, как бабу заметил? И я поняла, чего была лишена многие годы. Ты спал со мной и в это время думал о своих контрактах. Я не чурбан, чувствую. А сегодня ты мой. Ты настоящий.
Николай хотел сказать, что теперь все изменится, но прикусил язык. Перемены, ожидавшие молодую женщину, вряд ли могли ее порадовать…
На следующее утро, по обыкновению ровно в восемь, Петрович позвонил в дверь. К его огромному удивлению, шеф пребывал в халате.
– У меня дома есть дела. Езжай на фирму, я доберусь сам, – потягиваясь, попросил Грыжин.
Закрыв за изумленным водителем дверь, он прошелся по квартире. Жена, утомленная ночным разговором, еще спала, а из комнаты сына доносился звук телевизора. Никитка смотрел мультики по каналу «Фокс Кидс». Увидев в дверях отца, мальчик пружиной взвился с ковра и бросился Николаю на шею:
– Папочка, как хорошо, что ты дома! Давай пойдем куда-нибудь.
– А куда бы ты хотел?
– Петька Шпанов вчера с родителями в Уголке Дурова от кайфа тащился. Он такое рассказывал…
– Что значит «от кайфа тащился»? – поморщился отец. – Где ты набрался этой дряни?! Чтоб я больше ублюдочного жаргона в доме не слышал.
– А что? Разве так говорить нельзя? – удивился отпрыск.
– Если хочешь превратиться в одноклеточного таракана, пожалуйста. Но ты умный парень. Зачем тебе эта мерзость?
– Папа, так и Саша Вориков, и Дима Курлянский говорят, а они уже школьники.
– Вот они пускай говорят. Но от тебя я подобного словесного мусора слышать не желаю. А в Уголок Дурова пойти согласен. Мама проснется, позавтракаете и ждите меня. Приеду, заберу.
– Ура! – закричал Никитка и повис на халате Николая.
Грыжину выходить было рано, бухгалтерия в ЖСК начинала работать с девяти, но глава семьи понимал, что, оставшись дома, своим необычным поведением напугает жену, поэтому оделся и вышел на улицу, купил в киоске газету и уселся на лавочку. Если раньше Николай газетные новости проглядывал за минуту, и лишь деловые сводки читал очень внимательно, то сейчас понял, что курсы валют и котировки акций его вовсе не занимают. Как резко изменились за несколько дней интересы заместителя генерального директора Николая Ивановича Грыжина! Мелкой и ненужной теперь казалась вся финансовая суета. Вместо биржевых сводок молодой предприниматель изучил статью о беспризорных детях, посочувствовал ветеранам, которым по ошибке не достался праздничный презент мэра, и отложил газету.
– Вы уже ждете? – забеспокоилась Зина, отпирая контору. – Мы в девять начинаем. Я вовремя…
– Все в порядке, Зиночка. Это я пораньше вышел. Хотел воздухом подышать.
Бухгалтерша, получив сто долларов, на работу не опоздала и поручение жильца выполнила. Грыжин вписал цифры в оставленные пробелы, поблагодарил и зашагал в сберкассу. Он отвык пользоваться шариковой самопиской и полчаса возился с квитанциями. Наконец операция была завершена, и клиент облегченно вздохнул. Все, что можно было сделать для будущего семьи, он сделал. Жизнь свою застраховал и страховой полис вложил в конверт, который и оставил в сыскном бюро отцу. После его смерти Маша получит около четырехсот тысяч долларов. Этого хватит и на образование сына, и на их вполне обеспеченную жизнь. Николай был уверен, что отец вместе с Ерожиным сумеют вынуть из страховой компании все точно по договору.
Он уже внес страховщикам двадцать пять тысяч долларов и сделал распоряжение в банке, что ровно через месяц на счет их фирмы переведут еще пятнадцать. Через месяц, по словам доктора, Грыжин еще будет жить, но сможет ли сам распорядиться деньгами, врач не поручился. Кроме страховки молодой предприниматель написал завещание, где оставлял жене свой пай в фирме Аксенова. Это тоже не маленькие деньга. Квартиру он и так купил на Машу, поэтому с жильем у жены осложнении не возникнет.
Николай все продумал, все что мог, оплатил на несколько лет вперед, и теперь, когда бытовые хлопоты закончились, растерялся. Он брел по Большой Никитской и ощущал тоску и неловкость от своей праздности. Слоняться без дела по улицам молодому предпринимателю казалось дикостью. Неожиданно Грыжин остановился перед маленькой церковью. Постоял немного и нерешительно вошел. В полумраке храма молилось несколько старушек. Бизнесмен неумело перекрестился и застыл возле иконы. Строгий Бог смотрел на него с темной доски, и казалось, что Бог сердится.