Она поморщилась:
– Вит, не глупи…
Ее голос был устало-безнадежным. Она давно уже привыкла к тому, что переубедить в чем-либо брата невозможно.
– Он же кот, пойми! Это совсем другая психология. Забота о ком-то, кроме себя самого, им свойственна не больше, чем нам – измена сворке! Что он хотел от тебя? Он ведь наверняка что-то требовал взамен! Ты – мне, я – тебе, они же только такое понимают!..
Переубедить – невозможно. Это да. Но вполне возможно отвлечь. Переключить на другое. Остается только придумать – на что?..
Впрочем, не надо врать. Ты прекрасно знаешь, на что. Только – не будет ли это предательством?.. Но, с другой стороны, иначе Вит не заткнется, так и будет нудеть, а у нее уже просто нет сил… Ладно, пусть получит свою сахарную косточку.
Она пожала плечами. Постаралась сделать голос как можно более ровным:
– Может, не успел – ты налетел слишком быстро. А теперь, если ты не устал, стайернем. Хотя бы до второй крейсерской.
– Зачем?
– У нас – важная информация. Нужно доложить как можно быстрее.
– Какая еще информация? – Он фыркнул презрительно. – О чем?
– О том, что не все коты не умеют плавать.
Она легко вырвалась вперед и полетела над тропой длинными скользящими прыжками. Через некоторое время услышала слева сопение и скосила глаза. Вит нагнал и теперь бежал рядом. Был он хмур и сосредоточен. И – слава Лорантам-Следователям! – больше не пытался читать нравоучений.
* * *Ксант потеребил ногтями кору. Фыркнул задумчиво. В жилах все еще подрагивали остатки пережитого возбуждения, расслабленно валяться на широкой теплой ветке больше не хотелось. Столько интересного за одно утро!
Патрульный поселок на берегу…
Интересно, а Леди-Матери знают? Хотя это, скорее, дело Комитета. Вот уж эти старухи развопятся!
Щенок, умеющий лазать по деревьям…
Хм-м. А ведь это, пожалуй, и посерьезнее будет. Вся правобережная оборона построена на том, что собаки не любят деревьев. И не умеют по ним лазать. Точно так же, как кошки не любят воды и не умеют плавать. Хм… Точно так же, да? Наводит на размышления…
Да нет, там же не просто в нелюбви дело. У них лапы иначе устроены, с такими не полазаешь. Только если совсем сквот не задействовать, но ведь это же глупо…
Так же глупо, наверное, как и коту – нырять в водопад для собственного удовольствия. Совершенно – кстати! – при этом не задействуя сквот…
Хм-м…
А ведь есть и третье – причина, из-за которой несчастная сучка с обрыва бросилась. Она проболталась. Девчонки в этом похожи, что Леди, что сучки, они всегда болтают лишнее, независимо от породы. Держатель поводка ищет виновных в отмене Испытаний и равнодушии Лорантов-Следователей. Что характерно – ищет среди своих.
Ксант фыркнул. Губы сами собой растянулись в ехидной улыбке. Он еще не решил, сообщит ли про неожиданное умение полного благородного негодования щенка и про наличие на самой границе скрытого сторожевого поселения левых. Но вот об этом – сообщит обязательно. Хотя бы ради удовольствия посмотреть на кислую рожу Бетрикс. Угрожать ей вздумалось. Ха! А вот накося выкушай, не подавившись да не обляпавшись!
Последние испытания были последними для всех. Вот это новость так новость!
И собаки ищут виновных.
Среди своих…
* * *– Да я вообще сомневаюсь, что они имеют право называть себя людьми! Если станцию прикроют – Федерация колоний их все равно не признает, зуб даю! В лучшем случае объявят зону в бессрочный карантин. Военные наверняка тотальной зачистки потребуют, они же параноики! Вспомни, как плотоядно на нас посматривал тот боров в погонах на последней комиссии!
– Не говори глупостей. У нас гражданское начальство.
– Милтонс работал на военных – об этом знают все. А военные всегда уничтожают результаты неудачных экспериментов. Еще и нас зачистят – за то, что слишком много знаем, но так ничего и не добились. А чего мы можем добиться, когда они сами уничтожили все носители?! И всех носителей, кстати, тоже. Узнаю наших милых армейских чинуш – сначала устраивают ксеноцид, уничтожают модификантов до последнего, а потом требуют результаты. Спохватились! Что ж вы их прежде выжигали плазмой, герои? А ведь любому придурку понятно, что человека под планету перестроить куда проще, чем планету под человека. И выгоднее! Но разве наши вояки считать умеют? Если бы не твой Милтонс – так бы до сих пор и носились с идеей повсеместного терраформирования, хотя любому придурку… А теперь вынь и положь им модификантов-полиморфов, вот так прямо сразу вынь и положь! А их нету, полиморфов этих! Есть только одичавшие оборотни, песики-котики эти, и непонятно, что с ними делать. А если что вдруг не так – крайними окажемся мы, а вовсе не твой любимый Милтонс! Тоже мне, святоша… Ах, извините, я тут немножко нагадил, но вы же уберете, да?! Ах, я и тут нагадил? И там тоже?! О, какой я плохой, пока-пока!
– Не смешно. И неубедительно. Милтонсу почти удалось. Непонятно только, зачем могла понадобиться столь жесткая фиксация вторичных форм…
– Ну да. Почти. В том-то все и дело, что почти. Как с предразумными Земли Анники. Сколько они там топчутся на пороге разума? Два или три тысячелетия? И протопчутся еще столько же, зуб даю! Так и с нашими туземцам будет, помяни мое слово! Генетически они, конечно, почти что настоящие моди-полиморфы, да только вот в том-то и дело, что почти! Вояки увидели, что Милтонс сумел обойти закон сохранения массы, вот губешки-то и пораскатывали! Да только как раскатали – так и закатают, потому что местные – не моди. Моди! Ха! Настоящие модификанты могли становиться кем и чем угодно! Зеленым камнем, синим цветом, музыкой, электромагнитными колебаниями, даже пьезо-волной! А эти… только и умеют, что по деревьям скакать, или носиться за палками, языки повысунув… Они, конечно, не люди уже, но и до моди им срать да срать!
– Не хами. Тебе не идет.
– Да и кому она вообще нужна, наша работа?! Нет, ну ты просто представь – допустим, случится чудо, и мы доделаем эту милтонсовскую хрень. Пусть все это бесперспективно совершенно и у нас нет на то ни малейших шансов, но… Допустим! Доделали. И – что? Нет, ты подумай немножко! Ведь тогда окажется, что моди – тоже люди! Думаешь, кому-то будет приятно узнать, что полвека назад мы уничтожили не жутких монстров, а всего лишь слишком продвинутых двоюродных братишек, заглянувших на огонек? Или что – это кого-то ужаснет? Да люди всю свою историю уничтожали себе подобных! Что молчишь? Впрочем, ты прав – никто и не узнает. Эти, в погонах, они же параноики. Они не позволят. Они же помешаны на контроле! А как можно проконтролировать того, кто может стать пьезо-волной или синим цветом? Засекретят так, чтоб никому не раскопать… И нас тоже – в лучшем случае засекретят!
– Мешаешь работать.
– Ой, не надо, а?! Всё уже тысячу раз проверено. Мною лично проверено! Ближайшая перспективная пара в подходящий возраст войдет года через три, не раньше, да и перспективка там так себе. Охота гонять порожняк? Ну, так порадуй туземцев, возобнови испытания. Хотя при нынешнем финансировании…
– Я перепроверяю начальные расчеты. Если ошибка где и допущена, то в самой основе.
– В основе был Милтонс! А у него – никаких расчетов, только заметки на полях и эта сволочная поэма! Как ты надеешься проверить стихи? Подсчитаешь количество букв?! Сравнишь рифмы? Смоделируешь ритм?!
– Проанализирую изначальную коррекцию генофонда. Сложно, но определимо.
– А на фига? И так понятно, что он сделал – нашпиговал одичавших разведчиков по уши всякой адаптивной дрянью! Он ведь не мыслил мелочами, наш Милтонс, ему вселенский размах подавай! Непонятно другое – зачем ему понадобилось загонять их в поведенческие стереотипы? Да еще и в столь жесткие! Зачем ему нужны были все эти дикарские ритуалы, в которых только эти дикари и способны разобраться? Я так даже не надеюсь, я же не гений. Гением у нас был Милтонс…
– Сарказм неуместен. Милтонс действительно был гением. Это неоспоримо.
– Сволочью был твой Милтонс! Как и Ферма! Полей ему не хватило, скотине! А мы – расхлебывай! Совести ему не хватило, а не полей! Эта его «Поэма о крыльях» – это же издевательство форменное! Почему он не мог написать просто отчет, как все приличные люди? Почему не мог просто вести, допустим, тот же рабочий дневник, как любой нормальный лаборант-исследователь?! Зачем потребовалась эта рифмованная занудная хрень?!
– «Поэма о крыльях» удостоена двадцати четырех межсистемных литературных премий. В том числе – шести пангалактических. И – «личного одобрения» Сеарха.
– Во-во! Литератор, твою мать. Оставил след. Может, он просто пошутить хотел, а? А что, вполне в его духе! Этакая изысканная посмертная издевка, хохот за крышкой гроба! Прикололся, а мы головы ломаем над глубинным смыслом. Нет, подумай, а? Чем не версия? Тогда понятно, почему оба этих местных вида на «поэму» так молятся! Нет, ты подумай! Чтобы два настолько различных мировоззрения признавали священным один и тот же текст и одно и то же место?! Это же нонсенс!!!
– Почему? В человеческой истории такое уже было. И не раз. А с островом мы им сами помогли.
– Ладно, пусть! Но – поэма?! Что скажешь? Они же чтят один и тот же текст!?! Дословно! Добуквенно! Тютелька в тютельку! О чем это говорит?
– О наличии у них вкуса. Не забывай – двадцать четыре премии. И – «личное одобрение»…
* * *Настроение было таким же безоблачным, как и вступающее в свои права утро. Ксант не удержался и даже совершил короткую пробежку вдоль знакомой поляны, а потом долго кувыркался в высокой траве. Трава была влажной, одежда моментально промокла, но это тоже было приятно. На обкатанной гальке берега или мягкой травке Общей площадки он предпочел бы кувыркаться голышом, но тутошняя поляна была дикой, в траве попадались сучки и даже камни, а легкая ткань майки и шорт была прочна и защищала неплохо. Никаких тебе царапин! Порядочный кот всегда должен беречь свою шкурку, он же не собака, чтобы было ему наплевать на внешний вид.
К берегу Ксант вышел, изрядно подустав. Прыжки и кувырки – это все ерунда, это только в радость, и никакой усталости, а вот бег – совсем другое дело. У тех, кто ведет преимущественно лазательный образ жизни, суставы вывернуты несколько иначе и для пробежек не предназначены. Да и вообще – не кошачье это дело! Так рассуждали все ксантовские соплеменники.
И, возможно, именно потому Ксант бегать любил. И умел – по кошачьим меркам, конечно. Во всяком случае, на правом берегу не было никого, кто бы смог от него убежать. Или – догнать, что иногда бывает куда важнее…
Нет, не то чтобы он скрывался – упаси Пилот и Лоранты-Следователи, конечно же нет! Он просто пережидал, давая этим дурам из Комитета возможность перебеситься и осознать, какую же глупость они готовы совершить. Не его вина, что они так долго успокоиться не могут, – Базилий вчера сказал, что в ближайшие дни на это рассчитывать не приходится. Даже раздобытая Ксантом информация их не успокоила. Ну что ж, это всего лишь значит, что драным кошкам тоже не стоит рассчитывать в ближайшие дни увидеть перед собой светлый лик Ксанта. Не дурак же он, чтобы добровольно отдать свое тело на расправу их отравленным когтям?
Ничего, вот подумают пару дней – и сообразят, что в своем требовании искупительной жертвы до смешного повторяют глупые претензии левобережных Вожаков. Виляют хвостами перед Лорантами-Следователями. Вот когда дойдет до них это наконец – тогда они и пойдут на попятный, моментально потеряв к Ксанту интерес. Еще бы! Кому же охота хоть в чем-то быть похожим на собак?! Да над ними же тогда даже самые дальние лукошки смеяться будут! Базилий – кот ученый, он тоже считает, что торопиться следует лишь при отлове блох или расстройстве желудка. Значит, пусть бесятся. А мы подождем. По берегу погуляем. Искупаемся. Может быть…
На берегу его ждал сюрприз.
На том берегу, что за рекой. Забавный такой сюрприз. В черных шортах и желтой майке…
* * *Пришел-таки.
Мвау!
Какая приятная неожиданность. Красавчик Вит собственной неотразимой персоной. Ну кто бы мог подумать!..
Ксант потянулся и широко зевнул, чтобы скрыть улыбку. Неторопливо стянул через голову майку, уронил на камни. Снова потянулся – картинно, всем телом. Смотрел он при этом в сторону водопада, делая вид, что совершенно не замечает сидящего в сотне прыжков щенка. Пришел посмотреть? Ну так смотри. Может, и расхочется тебе тявкать и лапу задирать на порядочных котов.
Ксант приоткрыл сквот чуть ли не наполовину и выбрал для показухи «драку без правил с шестью противниками». Руки-ноги-лапы слились в полупрозрачную стремительную тень, жалобно пискнул исполосованный острыми когтями воздух, где-то высоко над головой мелькнул водопад, близкая галька и далекая фигурка в желтой майке – и все кончилось. Драка с шестью противниками тем и хороша, что кончается быстро. Если не сумел справиться с ними за один-два вдоха, можешь уже и не трепыхаться – поздно. Кончать с ними надо первым же ударом.
Сейчас, например, Ксант не был собой особо доволен – второго своего предполагаемого противника он убить явно не смог, так, по касательной зацепил. А пятого вообще даже и не задел – на какой-то момент его слегка занесло, и когти ушли в сторону, свистнув по воздуху весьма эффектно, но совершенно бессмысленно. Но со стороны эти ошибки заметить не смог бы даже профессионал – не то что щенок-недотепа с противоположного берега. Ну что ж, с зарядкой покончено. Теперь очередь водных процедур…
Развалистой кошачьей походочкой направляясь к своему любимому какбыдубу, Ксант почти полностью закрыл сквот. Оставил так, самую малость для облегчения подъема по стволу – при нырянии естественные реакции сквота могли существенно помешать. И в итоге испортить все впечатление. А это никуда не годится – если уж собрался показушничать, то делать это надо красиво…
Он взлетел по дереву буквально одним движением, едва касаясь ствола когтями. Двумя слегка растянутыми картинными прыжками преодолел толстую ветку, служившую трамплином. На четверть вдоха замер на краю – и прыгнул. Красиво так прыгнул, прогнувшись рыбкой, и в воду вошел идеально, без всплесков. У самого дна развернулся и, отчаянно работая всем телом, вынырнуть сумел тоже красиво – набранной скоростью его буквально вышвырнуло в воздух. Тут главное – успеть перевернуться, чтобы и второй раз уйти под воду вниз головой.
Он успел.
Второй раз вынырнул уже неспешно, с ленивой грацией перевернулся на спину. И завис, распластавшись по поверхности и позволяя течению себя нести. Он давно уже изучил это озеро, как в сквоте – собственный хвост. И отлично знал, в каком именно месте нужно вынырнуть, чтобы течение принесло тебя именно туда, куда надо. Ксант еле слышно фыркнул и расслабился, очень довольный собой…
– Ты здорово плаваешь.
Сердце, кажется, пропустило удар. А потом неприятно дернулось где-то в желудке. От хорошего настроения не осталось и следа. Когда уши твои под водой, голоса с поверхности доносятся искаженно. Но все же не настолько, чтобы была возможность ошибиться.
Ксант открыл глаза, перевернулся и сел на колени в позе ученика. Вообще-то он встать собирался, но дно оказалось неожиданно близко.
– И прыгаешь тоже здорово…
Ксант встал, чувствуя себя донельзя глупо. И какого милтонса ей потребовалось цеплять эту желтую майку? Развязной улыбкой прикрыл то ли раздражение, то ли растерянность:
– Да, я такой!
Отряхнулся, передернув всем телом и решительно выходя из воды.
– Пошли наверх, там солнышко.
* * *– А нас тогда сразу же в поселок перевели. Меня даже за вещами не пустили, Вит позже все сам принес. На заставе в сторожевую будку загнали, там и продержали почти полдня, расспрашивали – как, да что, да почему… А потом сразу и отправили. Прямо в поселок…
Забавно все-таки иметь дело с собачкой. Там, внизу, он ведь почти нарывался. Любая уважающая себя юная Леди, услышав подобный нагло-повелительный тон и такую усмешку увидав, моментально бы фыркнула, хвостом вильнула – и только бы ее саму и видели. А этой – хоть бы что. Разулыбалась, следом чуть ли не вприпрыжку побежала, довольная – как же! Позвали! Теперь вот рядом сидит. Болтает, постоянно норовя заглянуть в глаза. Словно ищет взглядом одобрения каждому сказанному слову. Ксант не мог сказать, чтобы ему это нравилось. Но и активной неприязни тоже не было. Так просто – забавно.
И непривычно.
– Наверное, это правильно. Мы ведь действительно виноваты. Очень сильно виноваты… Нет, не в том, что сбежали, это так, глупость детская, за это даже почти и не ругают, так, накажут слегка, и все, сразу же прощают. Все хотя бы раз срываются с поводка, это нормальная болезнь роста, нам вожак-наставник объяснял. Мы провинились гораздо сильнее. И раньше…
Ксант фыркнул, закусив тонкую травинку. Спросил сквозь зубы:
– Испытания, что ли?
– Да. – Теперь она смотрела на собственные исцарапанные коленки и выглядела несчастной. – Мы ведь их провалили.
Ксант фыркнул громче. Сплюнул изжеванную травинку.
– Подумаешь, новость! Их все проваливают.
Она упрямо покачала головой, по-прежнему не отрывая взгляда от коленок. Словно хотела рассмотреть там что-то важное.
– Ты не понимаешь. Мы были последними. Бобби, Пит, Сьюсси, Большой Рекс, Хинки. И – мы с Витом. Пит был из прошлогоднего помета, но проболел тогда. Я была самой младшей и очень мелкой, меня даже сперва хотели на следующий год оставить. Но у меня были хорошие показатели. У нас у всех были просто невероятно хорошие данные. Но у меня – самые лучшие. Лучше даже, чем у Вита, хоть он и куда крупнее был. Нами так гордились, так готовили… Мы должны были пройти Испытания, понимаешь?! Если не мы – то вообще никто! Мы ведь лучшими были… И все-таки мы не смогли. Мы последними были. Мы все виноваты. А я… я была самой последней. Значит, и виновата больше всех.