— Я старый вашъ знакомый, сказалъ майоръ Доббинъ, съ трудомъ оправляясь отъ своего замѣшательства, — развѣ вы не помните меня, мистриссъ Клеппъ? Вы еще, бывало, подавали къ чаю сладкіе пирожки. Не помните ли вы меня, мистеръ Клеппъ? Я крестный отецъ Джорджа… сейчасъ только изъ Индіи пріѣхалъ.
Послѣдовали привѣтствія, поклоны и великое пожатіе рукъ. Мистриссъ Клеппъ была приведена въ самое восторженное состояніе, но никакъ не могла сосчитать, сколько лѣтъ и зимъ не видала она дорогаго гостя.
Хозяинъ и хозяйка повели майора въ гостиную своихъ жильцовъ. Доббинъ отлично помнилъ свою гостиную мёбель, отъ старой мѣдной дощечки, украшавшей фортепьяно — замѣчательный музыкальный инструментъ работы Стотгарда — до ширмъ и алебастроваго миньятюрнаго камня, въ центрѣ котораго тиликали, бывало, золотые часики мистера Седли. И когда нашъ заморскій путешественникъ усѣлся въ креслахъ передъ столомъ, мать, отецъ и дочь, перестрѣливаясь мелкою дробью краснорѣчиваго повѣствованія, увѣдомили майора Доббина о многихъ, извѣстныхъ читателю, событіяхъ, случившихся въ послѣднее время. Они разсказали съ удовлетворительною подробностію, какъ умерла старушка Седли, и какъ ее похоронили; какъ юный Джорджъ переселился на Россель-Скверъ, и пріобрѣлъ благосклонность дѣдушки Осборна, какъ бѣдная вдова грустила и тосковала по разлукѣ съ сыномъ, и въ какомъ состояніи находится мистеръ Седли, Два или три раза майоръ собирался навести справку относительно вторичнаго вступленія въ бракъ мистриссъ Эмми, но языкъ его какъ-то невольно прилипалъ къ гортани. Ему и не хотѣлось быть совершенно откровеннымъ съ этими добрыми людьми. Наконецъ, было ему донесено, что мистриссъ Осборнъ пошла гулять съ своимъ отцомъ въ кенсингтонскіе сады. Они обыкновенно гуляютъ послѣ обѣда, если позволяетъ погода. Старикъ теперь очень слабъ, угрюмъ, и ведетъ вообще печальную жизнь. Единственное утѣшеніе и отраду находитъ онъ только въ своей дочери, и надобно сказать по совѣстя, что мистриссъ Осборнъ для него — настоящій ангелъ.
— Какъ это жаль, сказалъ майоръ, что у меня сегодня вечеромъ множество дѣлъ, нетерпящихъ отлагательства, и я принужденъ слишкомъ дорожить временемъ. Мнѣ бы, однакожь, хотѣлось повидаться съ мистриссъ Осборнъ. Не можете ли вы, миссъ Мери, проводить меня въ кенсингтонскіе сады, или по крайней мѣрѣ, указать дорогу?
Это предложеніе пришлось какъ-нельзя лучше по вкусу обязательной миссъ Мери.
«Она знала дорогу, какъ свои пять пальцевъ. Очень рада проводить майора Доббина. Она часто сама ходила гулять съ мистеромъ Седли, когда мистриссъ Осборнъ отправлялась на Россель-Скверъ. Она знаетъ и скамейку, гдѣ обыкновенно любитъ сидѣть мистеръ Седли».
Миссъ Мери прошмыгнула въ свою комнату, и черезъ нѣсколько минутъ явилась опять въ гостиной, совсѣмъ готовая къ путешествію съ майоромъ. На ней была теперь чудесная шляпка и желтая шаль ея маменьки, со включеніемъ огромной брошки на груди. Всѣми этими украшеніями миссъ Мери позаимствовалась у своей матери съ тою единственною цѣлію, чтобы явиться достойною спутницею майора,
Мистеръ Доббинъ, щеголявшій въ голубомъ фракѣ, подалъ руку молодой дѣвушкѣ, и они весело отправились въ путь. Приготовляясь къ торжественному свиданью, майоръ былъ очень радъ, что идетъ не одинъ. Дорогой онъ продолжалъ разспрашивать свою прекрасную спутницу о дальнѣйшихъ подробностяхъ относительно мистриссъ Эмми. Чувствительное его сердце обливалась кровію при мысли, что Амелія принуждена была разстаться съ своимъ сыномъ. Какъ она перенесла эту разлуку? Часто ли она видитъ маленькаго Джорджа? Чѣмъ и какъ обезпечено состояніе мистера Седли? Не терпитъ ли онъ слишкомъ большихъ нуждъ? На всѣ эти вопрасы миссъ Мери отвѣчала, какъ умѣла.
На половинѣ этой дороги повстрѣчалось событіе, весьма простое въ сущности, однакожь такое, которое доставило майору Доббину величайшую усладу. На Бромптонскомъ проспектѣ гулялъ блѣдный молодой человѣкъ степенной наружности, съ рѣденькими усами и въ туго-накрахмаленномъ галстухѣ, и гулялъ онъ съ двумя леди, ведя подъ руки и ту и другую. Одна изъ нихъ была высокая пожилая дама повелительнаго вида, похожая нѣсколько на своего кавалера; другая — смуглолицая, приземистая женщина весьма невзрачной наружности, украшенная превосходной новой шляпкой и золотыми часами, блиставшими на ея груди. Поддерживаемый съ обѣихъ сторонъ этими спутницами джентльменъ, кромѣ того, несъ еще дамскій зонтикъ, шаль и корзинку, такъ-что обѣ руки его были совершенію спутаны, и разумѣется, не было ему физической возможности прикоснуться къ полямъ своей шляпы въ отвѣтъ на учтивое привѣтствіе миссъ Маріи Клеппъ. Это однакожь не мѣшало ему кивнуть слегка головой, когда миссъ Мери сдѣлала реверансъ. Дамы салютовали ее съ покровительственнымъ видомъ, и въ то же время, кавалеръ ихъ устремилъ чрезвычайно суровый и строгій взглядъ на джентльмена въ голубомъ фракѣ и съ бамбуковой тростью, который былъ спутникомъ миссъ Мери Клеппъ.
— Что это за человѣкъ? спросилъ майоръ, когда группа удалилась отъ нихъ на нѣкоторое разстояніе.
Въ глазахъ миссъ Мери заискрилось довольно лукавое выраженіе.
— Это нашъ приходскій викарій, достопочтенный мистеръ Бинни (майоръ Доббинъ вздрогнулъ) и сестрица его, миссъ Бинни. О, еслибъ вы знали, какъ она надоѣдаетъ своимъ бѣднымъ ученицамъ въ приходской школѣ! А другая маленькая леди съ бѣльмомъ на глазу и хорошенькими часами на груди — сама мистриссъ Бинни, урожденная миссъ Гритсъ. Отецъ ея — мелкій торговецъ, и у него между-прочимъ есть лавочка въ Кенсингтонѣ, гдѣ онъ торгуетъ чайниками своего собственнаго изобрѣтенія. Хорошіе чайники. Мистеръ Бинни и миссъ Гритсъ обвѣнчались мѣсяцъ назадъ, и теперь они кажется возвращаются изъ Маргета. Она принесла въ приданое пять тысячь фунтовъ, и бракъ этотъ устроила миссъ Бинни. Впрочемъ она кажется уже поссорилась съ своей невѣсткой.
Майоръ Доббинъ затрепеталъ теперь всѣми членами, и ударилъ своею бамбуковою тростью по землѣ съ такимъ эффектомъ, что спутница его вскрикнула «ахъ!» и захохотала. Съ минуту простоялъ онъ молча съ открытымъ ртомъ, глазѣя на удаляющуюся молодую чету, между-тѣмъ, какъ миссъ Мери разсказывала свою исторію. Но Доббинъ уже ничего не хотѣлъ слышать, послѣ извѣстія о супружескихъ узахъ достопочтеннаго джентльмена. Голова его закружилась отъ напора восторженныхъ идей. Послѣ этой встрѣчи, онъ пошелъ вдвое скорѣе къ мѣсту своего назначенія, и черезъ нѣсколько минутъ они были у воротъ кенсингтонскихъ садовъ.
— Вотъ они! вотъ они! вскричала миссъ Мери, и почувствовала въ ту же минуту, что рука ея спутника сильно задрожала.
Здѣсь мы должны замѣтить, что миссъ Мери, вѣрнѣйшій и постоянный другъ Амеліи, знала всѣ ея тайны. Исторія сношеній ея съ майоромъ была ей столько же извѣстна, какъ интересные эпизоды въ любимыхъ ею повѣстяхъ и романахъ, каковы напрпмѣру. «.Сиротка Фанни», или. «Шотландскіе вожди»,
— Вамъ бы, я иолагаю, не мѣшало забѣжать впередъ, и предварить ихъ о моемъ визитѣ, сказалъ майоръ.
Миссъ Мери бросилась со всѣхъ ногъ, и желтая шаль ея заколыхалась отъ дуновенія вѣтра.
Старикъ Седли сидѣлъ на скамьѣ, придерживая между колѣнами носовой платокъ. Онъ разсказывалъ чуть-ли не въ сотый разъ какую-то диковинную повѣсть о старыхъ временахъ. Амелія слушала съ напряженнымъ вниманіемъ, исподоволь бросая на отца одобрительную и ласковую улыбку. Можно, впрочемъ съ достовѣрностію полагать, что она размышляла о своихъ собственныхъ дѣлахъ, и старинная повѣсть едва-ли производила какое-нибудь впечатлѣніе на ея душу. Завидѣвъ издали бѣгушую миссъ Мери, Амелія съ испугомъ отпрянула отъ своего мѣста. не случилось ли чего-нибудь съ Джорджинькой, подумала она, но веселое лицо и нетерпѣливыя движенія молодой дѣвушки мгновенно разсѣяли этотъ страхъ изъ робкой материнской груди.
— Новости вамъ, новости! закричала посланница майора Доббина. — Онъ пріѣхалъ, пріѣхалъ!
— Кто пріѣхалъ? спросила Эмми, все еще продолжая думать о своемъ сынѣ.
— Посмотрите сюда! отвѣчала миссъ Клеппъ, оборачиваясь назадъ.
Мистриссъ Осборнъ устремила слаза по указанному направленію, и увидѣла тощую фигуру и длинную тѣнь майора. Въ одно мгновеніе лицо ея покрылось розовой краской, и затрепетавъ въ свою очередь всѣми членами, она принялась плакать, горько плакать. Мы уже имѣли случай докладывать внимательному читателю, что это простодушное созданіе совершенно одинаковымъ способомъ выражало и радость свою и горе.
Мы не беремся описывать, съ какою нѣжностію и любовію взглянулъ на нее мистеръ Добоимъ, когда она подбѣжала къ нему съ распростертыми руками. Амелія не перемѣнилась. Станъ ея немножко округлился, и щеки ея немножко поблѣднѣли: вотъ и всѣ видоизмѣненія, совершившіяся въ ея фигурѣ впродолженіе десяти лѣтъ. Глаза ея блистали такою же неизмѣнною вѣрностію и добротой, какъ въ бывалое время. Въ каштановыхъ волосахъ ея едва можно было замѣтить двѣ, три линіи серебристаго цвѣта. Она подала ему свои обѣ руки, и улыбаясь смотрѣла сквозь слезы на его добродушное и честное лицо. Доббинъ взялъ эти миньятюрныя ручки, и съ минуту оставался безмолвнымъ. Зачѣмъ онъ не заключилъ ее въ свои объятія, и зачѣмъ не поклялся, что онъ уже не разстанется съ нею до могилы? Амелія была бы не въ силахъ оказать ему сопротивленія, и подчинилась бы безпрекословно его волѣ.
Мы не беремся описывать, съ какою нѣжностію и любовію взглянулъ на нее мистеръ Добоимъ, когда она подбѣжала къ нему съ распростертыми руками. Амелія не перемѣнилась. Станъ ея немножко округлился, и щеки ея немножко поблѣднѣли: вотъ и всѣ видоизмѣненія, совершившіяся въ ея фигурѣ впродолженіе десяти лѣтъ. Глаза ея блистали такою же неизмѣнною вѣрностію и добротой, какъ въ бывалое время. Въ каштановыхъ волосахъ ея едва можно было замѣтить двѣ, три линіи серебристаго цвѣта. Она подала ему свои обѣ руки, и улыбаясь смотрѣла сквозь слезы на его добродушное и честное лицо. Доббинъ взялъ эти миньятюрныя ручки, и съ минуту оставался безмолвнымъ. Зачѣмъ онъ не заключилъ ее въ свои объятія, и зачѣмъ не поклялся, что онъ уже не разстанется съ нею до могилы? Амелія была бы не въ силахъ оказать ему сопротивленія, и подчинилась бы безпрекословно его волѣ.
— Скоро вы увидите еще другую особу, воротившуюся также изъ Индіи, сказалъ майоръ послѣ кратковременной паузу.
— Какую? мистриссъ Доббинъ? спросила Амелія, дѣлая невольное движеніе имадъ. «Зачѣмъ же онъ не сказалъ этого прежде?» подумала она.
— Нѣтъ, отвѣчалъ Доббинъ, опуская ея руки. — Кто сообщилъ вамъ эту ложную вѣсть? Я хотѣлъ сказать, что на одномъ со мною кораблѣ прибылъ братъ вашъ, Джозефъ Седли, и прибылъ затѣмъ, чтобъ осчастливить своихъ добрыхъ родственниковъ.
— Папепька, папенька! вскричала мистриссъ Эмвіи;— радостная новость для васъ! Братъ мой въ Англіи. Онъ пріѣхалъ затѣмъ, чтобъ осчастливить васъ. Вотъ майоръ Доббинъ.
Мистеръ Седли, перекачиваясь съ боку на бокъ, поднялся на ноги, и старался собраться съ мыслями. Затѣмъ, выступая впередъ, онъ сдѣлалъ майору старомодный поклонъ, назвалъ его господиномъ Доббиномъ, и выразилъ лестную увѣренность, что почтенный его родитель, сэръ Вилльямъ, здоровъ слава Богу.
— А я вотъ все собираюсь навѣстить сэра Вилльяма, продолжалъ мистеръ Седли, — господинъ альдерменъ недавно удостоилъ меня своимъ визитомъ.
Мистеръ Седли разумѣлъ визитъ, сдѣланный ему лѣтъ за восемь предъ этимъ.
— Папенька очень слабъ и разстроенъ, шепнула Эмми, когда Доббинъ подошелъ къ старику, и радушно пожалъ ему руку.
Хотя у майора были въ этотъ вечеръ дѣла, нетерпѣвшія никакого отлагательства, однакожь онъ весьма охотно согласился на предложеніе мистера Седли откушать у него чаю. Амелія взяла подъ руку свою молодую подругу съ желтой шалью, и пошла съ нею впереди этого маленькаго общества на возвратномъ пути домой. Старикъ Седли достался во владѣніе майора. Онъ шелъ весьма медленно, едва переступая съ ноги на ногу, и разсказывалъ дорогой старинныя исторіи о себѣ самомъ, о бѣдной мистриссъ Бесси, покойной своей супругѣ, о своемъ первоначальномъ процвѣтаніи и постепенномъ упадкѣ. Его мысли, какъ обыкновенно водится съ старыми людьми, принадлежали исключительно временамъ давно минувшимъ. Впрочемъ онъ плохо зналъ прошедшія событія, за исключеніемъ одной только катастрофы, постоянно тяготѣвшей надъ. его головой. Майоръ былъ очень радъ, что спутникъ его говорилъ безъ умолку. Глаза его были неподвижно устремлены на фигуру, рисовавшуюся впереди — прелестную, очарователъную фигуру; о которой привыкъ мечтать онъ съ давнихъ лѣтъ, и во снѣ и на яву.
Весь этотъ вечеръ Амелія была очень дѣятельна и очень счастлива. Она исполняла свои маленькія хозяйственныя обязанности съ необыкновенной граціей, какъ думалъ мистеръ Доббинъ, неспускавшій съ нея глазъ, когда они сидѣливъ сумерки за чайнымъ столомъ. О, съ какимъ нетерпѣніемъ дожидался онъ этой минуты, мечтая денно и нощно о всесильной владычицѣ своего сердца подъ вліяніемъ жгучихъ лучей индійскаго солнца! Оказалось теперь, что идеалъ, имъ составленный, вполнѣ соотвѣтствовалъ счастливой дѣятельности. Я вовсе не хочу сказать, что этотъ идеалъ черезъ-чуръ высокъ, и мнѣ даже кажется, что истинный геній не способенъ чувствовать особеннаго наслажденія при взглядѣ на смачные буттерброды, хотя бы они были приготовлены рукою мистриссъ Эмми, но таковъ именно былъ вкусъ почтеннаго моего друга, и уже давнымъ-давно доказано, что о вкусахъ спорить не должно. Въ присутствіи Амеліи, мистеръ Доббинъ былъ счастливъ до такой степени, что готовъ былъ, какъ новый докторъ Джонсонъ, выпить въ одинъ вечеръ около дюжины чашекъ чаю.
Замѣтивъ эту наклонность въ своемъ заморскомъ другѣ, Амелія съ лукавой улыбкой наливала ему чашку за чашкой. Въ миньятюрную ея головку никакъ не западала мысль, что майоръ Доббинъ не вкушалъ еще ни хлѣба, ни вина во весь этотъ день. Въ гостниницѣ Пестраго Быка приготовили для него обѣдъ, и столъ накрытъ былъ въ той самой комнатѣ, гдѣ нѣкогда майоръ и мистеръ Джорджъ разсуждали о разныхъ розностяхъ, между-тѣмъ какъ малютка Эмми поучалась уму-разуму въ благородной для дѣвицъ Академіи миссъ Пинкертонъ на Чизвиккскомъ проспектѣ.
Первою вещицей, которую мистриссъ Эзмми показала своему дорогому гостю, былъ миньятюрній портретъ малннькаго Джорджа. Она сбѣгала за нимъ въ свою комнату, тотчасъ же по прибытіи домой. Портретъ былъ, конечно, далеко не такъ хорошъ какъ оригиналъ, но какъ это великодушно и благородно со стороны мальчика, что онъ вздумалъ предложить своей матери этотъ истнно-драгодѣнный подарокъ! Впрочемъ Амелія не слишкомъ много распространялась о своемъ Джорджинькѣ, когда отецъ ея сидѣлъ въ креслахъ съ открытыми глазами. Старикъ вообще не любилъ слушать о Россель-Скверскихъ дѣлахъ, и особенно объ этомъ гордецѣ, мистерѣ Осборнѣ; онъ не зналъ, по всей вѣроятности, и не подозрѣвалъ, что уже нѣсколько мѣсяцевъ существуетъ щедротами этого гордеца. Догадка въ этомъ родѣ могла бы окончательно разрушить его старческій покой.
Доббинъ разсказалъ ему все, даже нѣсколько болѣе того, что на самомъ дѣлѣ происходило на кораблѣ «Рамчондеръ»; онъ возвысилъ до необъятной величины филантропическія расположенія Джоя, и великодушную его готовность усладить послѣдніе дни старика-отца. Дѣло въ строгомъ смыслѣ, происходило такимъ-образомъ, что майоръ, впродолженіе своего путешествія, всячески старался внушить своему товарищу чувство родственнаго долга, и вынудилъ наконецъ у него обѣщаніе взять подъ свое покровительство сестру съ ея сыномъ. Джой былъ очень недоволенъ послѣдними распоряженіями стараго джентльмена, и особенно денежными счетами, которые мистеръ Седли вздумалъ отправить въ Индію на его имя, но майоръ искусно умѣлъ обратить все это въ смѣшную сторону, разсказавъ о собственныхъ своихъ убыткахъ по этому предмету, когда старый джентльменъ угостилъ его цѣлыми бочками негоднаго вина. Такимъ-образомъ мистеръ Джой, джентльменъ вовсе не злой по своей природѣ, быть мало-по-малу доведенъ до великодушнаго расположенія къ своей европейской роднѣ.
Давая полный разгулъ своему воображенію, лицемѣрный другъ нашъ представилъ эту исторію въ такомъ свѣтѣ, что будто мистеръ Джой собственно и воротился въ Европу, чтобъ облаженствовать своего престарѣлаго отца.
Въ урочный часъ мистеръ Седли началъ, по обыкновенію, дремать въ своихъ креслахъ, и Амелія воспользовалась этимъ случаемъ для начатія бесѣды, имѣвшей исключительное отношеніе къ Джорджу. Она даже не заикнулась о своихъ собственныхъ страданіяхъ, испытанныхъ ею въ послѣднее время; достойная женщина бый почти убита разлукою съ сыномъ, но тѣмъ не менѣе, она считала, безсовѣстнымъ и даже преступнымъ жаловаться на свою судьбу. О нравственныхъ свойствахъ Джорджиньки, о его умственныхъ и эстетическихъ талантахъ, и блистательной перспективѣ, ожидавшей его впереди на широкомъ поприщѣ жизни, мистриссъ Эмми распространилась съ величайшею подробностію. Въ сильныхъ и чрезвычайно живописныхъ выраженіяхъ она описала его чудную, неземную красоту, и представила сотню примѣровъ въ подтвержденіе необыкновенной возвышенности его духа. Оказалось, что на него заглядывались даже нѣкоторыя особы изъ фамиліи милорда Бумбумбума, когда мистриссъ Эмми гуляла съ нимъ въ кенсингтонскихъ садахъ. Она изобразила живѣйшими красками, какимъ джентльменомъ онъ сдѣлался въ настоящую эпоху, какой у него грумъ, и какая чудесная лошадка. Учитель Джорджиньки, достопочтенный Лоренсъ Виль, представленъ былъ ею образцомъ изящнаго вкуса, идеаломъ всѣхъ ученыхъ мужей.
— Все знаетъ онъ, говорила мистриссъ Эмми, — и нѣтъ для него тайнъ въ искусствахъ и наукахъ. Какое у него общество, какіе вечера! Вы сами человѣкъ образованный: многому учились, многое читали, вы такъ умны, Вилльямъ, такъ проницательны— не запирайтесь: покойникъ всегда отзывался о васъ съ самой лестной стороны — вы, говорю я, непремѣнно придете въ восторгъ отъ вечеровъ мистера Виля, профессора моего Джорджиньки. У него собираются въ послѣдній вечеръ каждаго мѣсяца. Онъ говоритъ, что Джорджинька можетъ добиваться какого угодно мѣста въ Парламентѣ, или въ университетѣ по ученой части. Вы не можете представить, какъ онъ уменъ. Да вотъ не хотите ли удостовѣриться собственными глазами.